Ночь девятая (1/1)
Чиркаю спичкой и подношу к пламени руку. Горит. Горит. Горят. Подпалил ресницы. Лучше бы случайно. Белые, как у перегидрольной блондинки. Выдрал. Горят.У меня страшные и кривые ногти. Ещё бы им такими не быть — нервничать меньше надо. Привычка с детства осталась. Ненавижу. На фалангах шрамы от ножа. Красиво-смешно. Том всё острое спрятал. Жаль. Провожу ладонями по грязной простыни. Противно. Она липкая вся, в пятнах, и в чистоте не уступает асфальту на улице. Грохочу в ванной в поисках чистого постельного белья. Всё. Теперь и в комнате стало светлее. Она белая. Твари на белом не спят. Пусть теперь Том улыбается. Мне нельзя.Том-том-том-том-том-том — новая музыка в моей резиновой голове. Ты меня понимаешь, прозрачный друг? Мне кажется, что нет.
У меня такое ощущение, что я сдох. Что оглядываю на весь этот бардак чужими глазами. Они не мои. Не твои. Ничьи. Они просто чужие и хочется в них посмотреть. Зеркало врёт. Всегда. Правду о своей внешности мы можем услышать лишь от других. Таких же лжецов и лицемеров. Такой вот замкнутый круг. Хах, а зубная паста на пальцах выглядит аппетитно. Проглатываю. Горит.Том сегодня не придёт.
Я рассматриваю пыльное стекло и пытаюсь сосчитать, сколько бликов в нём отражается. Бл*дь, сбился со счёта. Заново.Том сегодня не придёт.
Телевизор пытается внушить, что курение — опасно для здоровья.
Иди на х*й.
Телевизор пытается показать, что такое любовь.
Иди на х*й.
Телевизор пытается объяснить, что всё будет хорошо.Иди на х*й.
Я превращаюсь в монстра. Ты сука, Том, потому что обещал, что мне им не стать. Я чувствую, как его злость разливается в моей крови. Я чувствую свои биоритмы и его. Сделай мне массаж сердца, друг, а соседнее раздави. Чёрную кровь я выпью сам. Тебе не надо.
Том сегодня не придёт.
Закуриваю сигарету. Закуриваю ещё одну. И ещё. И ещё. И ещё. И ещё. Затягиваюсь. Сигареты падают на пол, а в глазах помехи. Изображение разбилось на тысячу белых точек. Они приняли форму поломанного овала и кружатся рядом. Разгоняю их как назойливых мух. Не улетают.Том сегодня не придёт.
Громко ору от боли. Наконец-то. А то молчать третий день уже неинтересно. Этот голос вообще мой? Ты слышишь, вуайерист? Он похож на скрип вилки по стеклу. Ах, как приятно.Откопал в своей косметичке красную помаду. Если эта память моя, то её оставила лесбиянка. Крашу губы. По контуру. Аккуратно. Том не придёт. Выхожу за края верхней и делаю её больше. Том. Рисую улыбку. Растягиваю линии до самых висков. Не придёт-не придёт-не придёт. Откручиваю помаду до конца и давлю рукой. Кровью бы вышло красивее и вкус приятнее. Ненавижу.
В цирк уродов меня бы взяли с распростёртыми руками. Гротескные костюмы и наигранно-зловещий смех. Я люблю клоунов, потому что они врут. Они придумывают боль и смеются над ней. Они громко хохочут, а в глазах слёзы.
Бросаю помаду на пол.Ты когда-нибудь пробовал рисовать скрепками? У меня неплохо получается. Бледно-серые линии. Малевич бы обзавидовался их ровности. Я даже язык от старания закусываю. Бл*дь, помада явно не Шанель. Говно какое-то. Тыльная сторона руки алая, зато губы белые. Скрепки, кстати, холодные очень и на зубах скрипят.
За окном закат. Облизывается, сука, своим оранжево-алым молоком и утопает в горизонте. Хочу лично помахать ему рукой и послать воздушный поцелуй. Балкон открыть не могу. Стекло не бьётся. Окно забито гвоздями. Том — долб*ёб.
С меня падают джинсы. В шкафу ни одного ремня. Даже резинки от трусов нет. Иду в ванную и выдвигаю шкафчик под раковиной. Верёвки нет. Бл*дь. Мою жопу видит каждая стена в этом доме. Нужно попросить у соседей. Дёргаю ручку входной двери. Не поддаётся. Ключа в замочной скважине не обнаруживаю.Том, ты — труп.
Я тебя ненавижу.Бью кулаком по дереву. Горит.Ору благим матом.Бл*дь. В этом доме звуконепроницаемые стены.Том не придёт.Я тебя люблю.
Ненавижу тебя, ублюдок!