Нечто цельное (1/1)

Но в сердце у меня все равно была зима, и я искал Дверь в Лето.От холода или от резкого пробуждения, он вздрагивает и глаза трет яростно?— то ли тающие образы окончательно уничтожить пытаясь, то ли, наоборот, впечатать поглубже в мозг. Да уж, нормальным парням обычно кое-что другое снится рядом с привлекательной девушкой.Что там, даже очередная зомби-ночь казалась бы… не такой, корни в голову пустившей мгновенно, не вырубишь вовремя?— обречен будешь закономерные плоды собирать. А уж какими они будут, кто знает?Клэр не спрашивает оскомину набившее ?ты в порядке?, лишь глядит обеспокоено, а тени на ее лице тревогу подчеркивают только. Рыжие волосы, бардовая одежда?— она единственное яркое пятно в сгустившемся сумраке, и продрогшему во сне Леону хочется к ней податься в надежде снова найти тепло. Слишком драматичными стали вдруг декорации, и в затянувшейся (дурная мысль, что так только про петли говорят) тишине мысли слишком громко разрозненным хором звучат. Странный сон и так ему содержимое головы разбередил, в блендере рефлексии тщательно смешав.—?В следующий раз надо будет захватить плед,?— он не знает, что большим облегчением внутри отзывается: мягкая улыбка, по ее лицу скользнувшая, или это обнадеживающее ?в следующий раз?. Он скрупулезно отыскивает эти словечки, как булавки в полотне нащупывает, в коротких ?мы? и глаголах будущего времени видя надежду для них.—?Извини, я что-то… —?он неподдельно смущается и не знает, что сказать. Что предавался грезам о том, чему не суждено случиться, вместо того, чтобы наслаждаться присутствием настоящей Клэр.Или о том, что он, черт возьми, прекрасно знает, они все не могли бы поступить иначе, не смогли бы сбежать в маленькую солнечную утопию с домиком под яблонями; Редфилд не сумела бы отказаться от поисков брата ради копа-новичка и чужой девочки, которых она едва ли несколько часов знала?— даже если и правда прикипела к ним (обоим?) всем сердцем. А сам Леон… Что ж, пожалуй, просто предпочел плыть по течению, в которое его жизнь столкнула. Наверное, что-то стоило сделать иначе, лучше, но по большому счету?— по большому счету он начинает понимать Клэр с ее ?я не стала бы ничего менять?.Пусть дом под яблонями остается макетом где-то в кладовке несбывшемся, у них все еще есть шанс построить что-то свое.И все же им стоит поговорить еще о решениях и последствиях. Черт, в такой формулировке это звучит, как разговор родителей с подростком, впервые завязавшем серьезные отношения.Леон хмыкает мысленно. В каком-то смысле, так оно и есть. По крайней мере, ему хочется верить в такое положение дел, в то, что между ними что-то кроме остывающего страха (а обычно люди так о страсти говорят, знаете, мистер Кеннеди?) и пункта ?выживший? в личном деле.—?Поехали домой? Не все, знаешь ли, предавались жарким снам,?— Клэр зябко плечами поводит, не забывая усмехнуться украдкой. Леон кивает только, благодарный и за возможность отложить беседу, и за не просто слово?— ощущение дома, мягко обволакивающее.И, конечно, за шанс еще немного насладиться теплом Клэр, прижимающейся к нему на мотоцикле. Они будто повисают в вакууме, стеклянном кольце, за стенками которого?— фонари зажигающиеся мелькают, неон вывесок, запоздалые прохожие. И сейчас они прикасаться друг к другу могут без вымученных размышлений о том, что случится завтра.Любые выходные имеют свойство заканчиваться, мистер Кеннеди. Вы можете попытаться их продлить, даже отпуск получить, но в конечном итоге разве вы не вернетесь к тому, с чего начали?Леон надеется, что дорога под ними волшебным образом замкнется в ленту Мебиуса. Но, увы, в списке безумной фантастики, какую им жизнь подбрасывает, временных петель не найти.Хотя, тот факт, что Клэр все еще не спешит выкинуть его за порог и даже не начинает намекать, что у агента Кеннеди вообще-то собственное жилье имеется?— можно считать вполне себе чудом. Нет, она все еще гостеприимно не захлопывает дверь у него под носом, она даже тянется к нему с легким, невинным каким-то поцелуем, прежде чем зажечь свет. Таким касанием губ бы закреплять отпущение грехов, разумеется, лишь чтобы лимит для новых освободить?— даже на вкус оно пьяняще-сладкое, винное.Ее шумный выдох обжигает кадык, и Леону вспомнить бы, что перед индульгенцией неплохо бы в тех самых грехах покаяться, но… Но они замирают в темноте и тесноте, что даже звучат так похоже, из которых тревожность всю и напряжение хирургически точно вырезали, оставляя только поводы касаться, раз смотреть не выходит, прижиматься ближе, раз места так мало.Он вдруг со всей возможной ясностью (в голове выключателем щелкают) понимает: вот оно, вот то, как он хочет провести сегодня, завтра и все дни, которые случатся после. Чтобы Клэр рядом, чтобы беспечно тратить время на еду быстрого приготовления и глупые фильмы, которые нон-стопом по вечерам крутят, чтобы желать доброго утра, не опасаясь сглазить, не одергивая себя перед каждой фразой?— мол, последней может стать.И неважно, что за снаружи будет ждать?— хоть те же бесконечные смертоубийственные миссии?— лишь бы знать, что есть место, куда можно вернуться. Куда нужно возвращаться.Развернувшаяся в полный рост игольчатая совесть напоминает, что такую роскошь еще предстоит заслужить. Счастье перед взглядом мелькает маятником, кулоном с законсервированным светом; гипнотическое мерцание искрами падает на дно зрачков.Даже в густой темноте, Леон знает, у них с Клэр лицо сейчас светятся мягко, и дыхание перехватывает, потому что этот свет внутри?— неизбежно болезненный.—?Знаешь, я совсем не хочу сегодня возиться с ужином… —?улыбается она ему в губы, чтобы не видеть?— кожей ощущать аккуратное подтрунивание.—?Боюсь, мои кулинарные навыки тебя разочаруют. Но я чертовски хорош в том, чтобы брать еду навынос,?— он подыгрывает ее тону почти с легким сердцем, позволяя еще немного продлить то, что они из мотоциклетной гонки с собой привозят звездной пылью, осевшей на волосах.Распишитесь вот тут и не забудьте о штрафах. Задержанные откровения порой дорого обходятся, мистер Кеннеди.Еще один поцелуй?— по щеке, уголку губ, подбородку скользнувший?— в кредит, и плевать он хотел на проценты, что потом могут выставить. Сказать бы ?отпусти?, понадеявшись, что перестанет что-то на живую рваться от необходимости уйти сейчас, но язык не поворачивается. Да еще и Клэр припечатывает легчайшим:—?Буду ждать,?— и он понятия не имеет, как невесомое слово может так в грудь врезаться, что ни вдохнуть, ни ответить, разве что качнуть окостеневшей шеей выходит. И сбежать поспешно, пока желание остаться не становится непреодолимым.Город уже лишился романтично-размытого флера, теперь он графитно-резкий, давящий на голову, как воспрянувшая мигрень, последняя таблетка от которой из дрогнувших пальцев выпала. Все суетится вокруг, наплевав на поздний час, напоминая язвительной пантомимой, как мало времени у Леона остается, как много времени впустую потрачено.Он мобильный стискивает так, что суставы хрустят.Кто бы сказал ему?— кто-то должен ведь?— чтоб перестал из-за мелочи себя в тупик загонять. Счет прошедших лет в его пользу, у него достаточно мотивов и оправданий, чтобы не возвращаться к одному-единственному сомнительному решению не себя даже?— паренька, который думал, что одну доверившуюся ему женщину потерял уже, который в кусках развалившегося мира отчаянно пытался найти что-то, не превратившееся в кошмар.Что ж, если это и правда мелочь, крошечный шип, застрявший внутри?— пора его вытащить, наконец, и вдохнуть спокойно.А если нет… Он не знает, как воспримет рассказанное Клэр, которая только и делала, что училась за свою жизнь отвечать самостоятельно. Которая всем пытается помогать и никому?— не открываться. И если у него кусок льда, в сердце вмерзающий, то у нее живое солнце за пуленепробиваемым стеклом.Вероятно, придется постараться, чтобы Клэр все концы не обрубила, чтобы разозлилась?— пускай?— но оставила ему шанс. Благородные попытки исчезнуть из чьей-либо жизни уже показали себя как дерьмо полнейшее, так что Леон не собираться возвращаться к такой тактике.Он отыскивает нужный контакт в телефонной книге, пока ждет свой заказ в уютной кафешке с цветными драконами, вьющимися по стенам. С сомнением смотрит на часы, прежде чем сделать вызов?— но с поправкой на часовые пояса звонок будет в рамках приличия.—?Кеннеди,?— трубку взяли почти сразу, не успев измучить Леона чередой гудков.—?МакГиверн.Он не то чтобы хорош знал куратора Шерри и никогда не стремился с ним подружиться, но, по крайней мере, и серьезных стычек между ними не мог припомнить. Хорошо бы, этого хватило, чтобы просить о дружеской услуге. Общаться же с Симмонсом, начальством и официальным опекуном девочки лишний раз не хотелось. Не то чтобы он успел себя чем-либо скомпрометировать, просто едва ли видел в юной Биркин что-то кроме функциональной единицы.Может, стоило позвонить самой Шерри, но Леон с трудом мог вспомнить, когда они общались в последний раз, и если все пойдет не по плану, станет всего лишь на одного расстроенного человека больше.Он бегло обрисовывает ситуацию, ограничившись по сути фразой ?хочу устроить сюрприз?.—?Девочка не пленница, и у тебя есть возможность с ней увидеться почти в любой момент. Если речь о моем разрешении… То, во-первых, оно тебе нахрен не сдалось.—?А если мне нужна встреча с ?плюс один?? Не агентом,?— перебивает Лнон.МакГиверн хмыкает несколько удивленно.—?Заниматься сводничеством на гособъекте не дам.—?Я думал скорее о… воссоединении семьи,?— это признание требует от него таких усилий, словно слова нужно из камня побуквенно вытесать. Леон напряженно вслушивается в молчание, отдающее помехами. Но на удивление ожидаемого допроса не следует, и, пожалуй, это… можно считать хорошим знаком?Леон торопливо записывает место и время на обратной стороне рекламного буклета, опасаясь, что везение иссякнет прежде, чем он успеет повесить трубку.Возвращается к Клэр приходится с тяжелыми пакетами в обеих руках, но полегчавшим сердцем. Надежда, что все для них?— не кончится?— окажется хорошо, делается чуточку ярче, сквозь слепящий неон города пробивается упрямо. А упрямство всегда было, если не достоинством Леона, то отличительной чертой. Да и Клэр в подобном не откажешь.Разве что ее светлая, чуть с хитрецой, улыбка заставляет забыть о любых сложностях характера, да и не только о них. Помогая расставлять посуду, Леон снова и снова на Клэр поглядывает?— не украдкой, но так, чтоб их взгляды не пересекались. Будто если заглянет ей сейчас в глаза?— окончательно пропадет, забудет, растворится в ласковом спокойствии. Глупость, возможно. Попытка собственную слабость оправдать.Так легко сделать вид, что не существует ничего ?до?, ничего за пределами круга теплого света, что они просто парень и девушка, которые поужинать собираются, обсуждая самый обыкновенный день, оставленный позади?— один из многих в длинной череде.Но хочется верить, что они заслуживают чего-то настоящего, не мыльного пузыря, в котором разве что замереть, вдохнуть боясь.Он не садится за накрытый стол, почти робко касается плеча Клэр и тут же делает шаг назад, искусственно создавая необходимую сейчас дистанцию. Расстояние нужно вам, чтобы воздуха хватило все необходимое сказать или надеетесь так боли избежать?С внутренним голосом легко поспорить: у Клэр во взгляде что-то уязвимое пробивается, словно она скорее удара ждет, чем готова сама ударить. Стеклянная скульптура ?о хрупкости доверия?, что вот-вот изнутри трескаться начнет.Слова сухие, их говорить торопливо приходится, пока в горле не застряли, пока движением руки не раскрошили их, заставляя замолчать. Он зачем-то Аду приплетает, ее фальшивую смерть?— иглу в сердце, кость в горле. Не извинения получаются за то, что он когда-то важное решение за нее принимает?— а сожаление глухое, в ладони вложи, сдайся на милость, твердя ?делай со мной, что хочешь теперь?.Клэр руки скрестить пытается, но передумывает, не отгораживается, не собирается драму изображать и дальше. В ней ни проблеска злости, только задумчивость какая-то и уголки рта вздрагивающие?— нервно ли, в попытке улыбнуться.—?Все опять к Раккун-сити возвращается, да? Сколько ни убегай… Проклятие какое-то,?— он хочет сказать ?не судьба разве??, но это слово радостней не кажется, так что пускай остается в молчании. —?Ладно. Давай поужинаем, а после мне нужно будет… —?Клэр лоб трет остервенело, жестом обрисовывая что-то среднее между ?подумать?, ?решить, что делать? и ?клубок тревоги из черепа извлечь аккуратно?.Пора уже объявить, что спектакль заканчивается, опустить занавес и оставить за ним безумие, зомби и, да, недомолвки, пожалуй туда же?— и просто начать жить. Леон опускает разве что голову, изучая пол и смешные полосатые носки Клэр, оранжево-лаймовые, яркие и настолько нелепо-домашние, что только их можно считать доказательством подлинной близости.Остывает еда, из контейнеров вытащенная, но запахи специй и кисло-сладкого соуса не могут Леона заставить ком в горле проглотить?— даже если бы он согласился остаться. Еще раз. Возможно, последний, ведь даже приговоренным к казни полагается прощальный ужин.Но он еще надеется полюбоваться рассветом.Клэр снова поступает не так, как от нее ждут, она снова почти дает ему шанс. Только взгляд у нее серо-туманный, нечитаемый. Даже солнцу нужно немного времени, чтобы этот туман рассеять, и сейчас будет правильнее уйти, дать ей самой воспоминания прокрутить в голове, разложить по папкам, полочкам, алфавиту или уровню вызванной печали.Кажется, для Клэр та осенняя ночь, и правда, гораздо дальше во времени оказывается, чем для Леона. Или у кого-то из них попросту лучше получается идти дальше.Хотя, говоря откровенно, по-настоящему тут ни один из них не преуспел.—?Мне лучше уйти. И если ты решишь, что… В общем, вот. Я буду ждать там, завтра.Звучать твердо получается разве что в самом начале реплики; каждое следующее слово новой глубиной жидкого цемента ощущается, неумолимо застывающим вокруг. Буклет с размашисто написанным адресом и временем на стол почти падает?— хоть такая попытка поставить точку.Впрочем, нет. Это не должно стать точкой, Леон согласен на любой другой знак препинание или даже его отсутствие. Просто, черт, нет?— так все у них не закончится.Он отчасти блефует, не с желанием дать ей немного времени, но с тем, что готов будет молча смириться с нежелательным развитием событий?— определенно. А вот страх, вьющийся внутри ребер, паразитом, колючей лианой, он настоящий, изображать не приходится.И где-то в глубине мелькает любопытство: знает ли Клэр, всегда так тонко перепады настроения считывающая, о чем Леон сейчас думает?Что ж, если знала, что незнакомцу, наставившему на нее пистолет, можно доверять?— не стоит удивляться ничему. Можно отрицать, что они общими травмами сроднились, можно задаться вопросом: что вышло бы, встреться они в мирное время, не пропитанное страхом потери? Превратиться в историю, из сахарной ваты и романтических комедий слепленную, уже не получится, да и черт с ним. Между ними что-то другое получается с первой секунды встречи?— без вспыхнувших звезд в глазах и путанного кружева словес. Что-то горьковато-крепкое, что-то, напоминающее о надежде.Не подозревая еще о масштабах ужаса, который их ждет, Клэр с Леоном все равно шаг навстречу сделали, не спасения ради?— так с облегчением встречают старого друга в незнаком городе.И на этот раз уходить ему легко, из печали свинцовое наполнение извлекли, оставив смешно-тряпичное что-то, невесомое почти. Наверное, потому что с этим ?уйти? в связке идет ?вернуться?. Нет ощущения двери, за спиной захлопнувшейся; обернись?— увидишь полоску оранжево-золотистого света, все еще приглашающую, все еще готовую впустить.Или просто вся неизрасходованная за годы надежда сейчас концентрированно в крови плещется.Он ждет, что ночь окажется длинной, наполненной до краев терзаниями и сутолокой мыслей, пытается припомнить даже, не завалялось ли где-нибудь в закромах квартиры бутылки виски?— хотя б и початой. Но незаметно отключается, не снимая джинсов, на нерасправленной постели, чтобы проснуться прямо на рассвете?— согревшимся и отдохнувшим.Ощущение, что Клэр рядом, что она присутствует и всегда присутствовала в его жизни, настолько реальное, что затылок щекочет ее дыханием. Леон позволяет себе еще несколько минут пролежать, зажмурившись, не оборачиваясь?— иллюзия или остатки забытого сна слишком сладкими кажутся, и даже запах такой же, о тропических фруктах напоминающий… Которому тут, конечно же, неоткуда взяться. Он комкает край покрывала в кулаке, пытается задержать дыхание, но поздно. Фантомы ускользают, втыкая напоследок иглы мурашек в основание шеи, и пахнет теперь ванилью, мятой и металлом, холодом… Адой. Ничего удивительного, она в этой квартире бывала, на этой кровати, простыни еще помнят ее тело, да и Леон тоже помнит.Разумеется, Ада не стоит в дверном проеме, обжигая его насмешливым взглядом?— так на мальчишку смотрят, наивного, влюбленного, может. Ни грамма нежности в привычном ее понимании?— зато самой привычки хватает.Ему еще предстоит окончательно разобраться с этой женщиной, и это не пугает, но непониманием каким-то отдается в мыслях. Так долго он Аду носит в сердце ли, голове, привыкнув считать ее частью своей жизни.Как и Клэр, но… иначе. Отточенный осколок льда и недостающий фрагмент пазла?— бесконечно непохожие, необъяснимо одинаковые.Снежной королеве останется лишь алеющие кроваво губы скривить?— мальчик все-таки собирает какое-то слов из острых, руки режущих граней, не вечность, теплее, ближе что-то.Мандраж и непривычная легкость заставляют Леона подняться все же с постели. Секрет, который он полжизни (снова обобщаете, мистер Кенеди) с собой таскает, не свинцом, не чугуном оказывается?— пустотелой звонкой жестью. Значит, и с Адой он сможет все решить, прийти к тому закономерному итогу, что давно поджидает их странные отношения (от слова ?относительность??), едва ли роман. Это сделать нужно не только ради Клэр?— ради воспоминаний, скальпелями из новичка с мягким сердцем выкроивших того Леона, что существует сейчас, и парой дополнительных шрамов одаривших в довесок.Ради того, чем они с Адой были?— и чем никогда не стали бы рядом друг с другом.Королева, прости, но твой Кай в другом замке. А этому… этому пора домой.И он только-только понимать начинает, что дом?— вовсе не место, не кучка кирпичей, цементом скрепленных. Хотя, да, ?скрепленное??— это все же правильное слово. Их связь с Клэр почему-то именно сейчас ощущается каждой клеточкой, как никогда сильно, хотя они и не рядом даже. Живая нить до предела натягивается, оборвется ли, окрепнет…У него все еще в голове вьется добрый десяток ?а если?, закрой глаза, и в темноте под веками они головы поднимут, многоголосьем зазвучат. Леон машет головой, отгоняя их. Его тянет подойти к окну и раздвинуть жалюзи, чтоб хоть кусочек неба из-за соседних домов разглядеть, осколком солнца выжечь внутренние сомнения.Они все равно бессильны практически, Леон слишком хочет верить, что все не зря, что облажался он сильно, не не фатально. И у него даже получается?— перенял, наверное, немного жизнелюбия Клэр, ее умения не пелену туч видеть, а свет в прорехах.Он жадно втягивает прохладный воздух, непривычно свежий, бодрящий. Еще слишком рано, чтобы рвануть на место встречи и потом еще несколько часов потратить в тоскливом ожидании.На возню с растворимым кофе (единственной почти едой, которая находится в его квартире) Леон тратит столько времени, как будто варит в джезве по уникальному рецепту?— горсть молотого зерна, чистая вода, чайная ложка коричневого сахара, пара крупинок соли и щепоть мыслей, теплых и холодных поровну. Он отпивает из кружки, и эта обжигающая горечь почему-то кажется невообразимо вкусной.Это не пресловутые розовые очки?— нет, подобный аксессуар ни Леону, ни прочим выжившим не светит. Иногда достаточно глаза открыть и увидеть, что ночь, наконец, закончилась. В мягком утреннем свете все иначе немного выглядит: мягче, а драматичные густые тени становятся полутонами, глубиной картины.Он думает о всех тех мелочах, которые упускал из-за работы ли, банального страха остановиться, замереть, позволить себе оглядеться. Тех самых мелочах, что и составляют жизнь.Со всей ясностью Леон осознает, насколько Клэр сильнее. Она на себе и хорошее, и плохое тащит, упорная, убежденная, что оно того стоит. А он… Пальцы сжимаются-разжимаются безвольно.…а он так боялся потерять, что и не держался ни за что толком.Если бы Ада в один момент исчезла бы из его жизни, растворилась, осела привкусом неслучившегося?— вряд ли бы Леон стал искать, хотя, вероятно, завяз в своей пепельной тоске еще глубже. Но отпустить (упустить, мистер Кеннеди) Клэр теперь невозможным кажется. Будто это она была рядом все эти годы, сигнальным огнем, огневой поддержкой, той самой искрой, что до конца выгореть не давала.А разве не была?Особое место в памяти (красно-оранжевый листок, который засохнуть должен был между страниц, но распахни книгу много лет спустя?— и он все такой же, замерший момент, золотыми прожилками оплетенный) не вся ночь в Раккун-Сити занимает, вовсе не химеры Амбреллы, разбежавшаяся кунсткамера, потайные туннели и даже не женщина в красном, таком ярком и таком холодном, словно кровь прямо в венах заморозили. Нет, он бережет первый взгляд: сверкающий, испуганный и необъяснимо знакомый, потому что чужакам не доверяют так, не улыбаются так?— вспышкой света в темноте. Он держится за взгляд, которым Клэр его встречает в вагоне спасительного поезда; взгляд, в котором приветствие и прощание перемешано, в котором усталое облегчение и спасительное пламя, к которому Леон тянется, тянется…Чтобы догореть окончательно, подчистую, в нервных объятиях. У Леона руки дрожат запоздало, не могут лечь ровно ей на талию, Клэр на цыпочки привстает, чтоб голову ему на плечо положить?— кажется, услышать можно, как оглушительно колотится жилка на ее горле.И слова ?все закончилось?, оброненные серебряным долларом?— к неудаче? чтоб вернуться однажды? —?не радостно звучат, не о том, что они за спинами оставляют, а о перекрестке впереди, на котором разойтись придется.Но какой хорошей приметы хватило, чтоб теперь они снова сумели встретиться?Клэр, пожалуй, бы сказала, что не в приметах дело, в принятых решениях, нащупанной золотой нити в хитросплетениях вероятностей. Что ж, в их тандеме она за романтику отвечает, а он?— за безнадежность. Не самое плохое разделение ролей. И пускай все, что Леону остается сейчас?— ждать и надеяться, что не оттолкнут, его выборы не повторят, издевательски их жизни в кольцо замыкая.На этот раз они найдут выход вместе.Он собирается нарочито неторопливо, будто с временем нужно обходиться, как с опасным хищником, главное?— не показывать своего страха и не смотреть на него слишком пристально. Не считать секунды напряженно, не пытаться догнать ускользнувшее, голову поднять. Смазанное каплями воды отражение смотрит серьезно, и сложно сказать: действительно ли оно иначе как-то выглядит или Леону просто впервые за долгое время отвернуться не хочется поспешно.О том, что нужно еще заехать в офис, он почти умудряется забыть, а избыток времени ловким движением руки превращается в привычный цейтнот. Натягивать куртку и пытаться пригладить волосы приходится уже в лифте, и очередное зеркало, не такое мутное уже, ловит кривоватую, но чертовски искреннюю улыбку. Должно быть какое-то слово, чтобы вместить и это беспокойство, лихорадочным сердцебиением о себе напоминающее, и то, что опасливо оглядевшись, чтобы не подслушал никто, хочется назвать счастьем.?Не усложняй только все, Редфилд. Бегать от чего-то у меня выходит лучше, чем за чем-то?,?— хмыкает он про себя. Мысленный обмен колкостями с собственной надеждой, которая прежде не слишком-то часто о себе напоминала, неплохо приободряет. В конце концов, несмотря на хроническое чувство вины, неумение правильно, по-человечески сближаться с кем-то, не превращая отношения в травмоопасные?— он в одном уверен: на этот раз попытки того стоят.И совсем не удивляет, что песня из автомобильного радио, которое он включает бездумно, мягко увещевает ждать солнца, чтобы все правильно сделать. Словно мир, наконец, удостоил права в диалоге поучаствовать, кивает снисходительно в сторону нужного поворота. Это чертова сентиментальность, наверное, но сейчас в нее рухнуть хочется, как после мышцы скрутившей усталости?— на мягкую постель.Готовы выслушивать замечания о том, насколько размякли из-за женщины, мистер Кеннеди? Скорее всего, от той самой женщины.Леон отстукивает пальцами по рулю в такт с музыкой, в такт с тем, что принято сердцем называть, когда говорят вовсе не об органе, смиренно качающем кровь по организме. И собственные мысли не заглушить хочется, привычно голову в песок засунув, а разобраться с ними, нужные слова-ключи подобрать.Вот так, стоит только попробовать разговоры кем-нибудь по душам, и уже не сможешь вернуться к прежней жизни, где топ собеседников состоял из телевизора, голоса оператора в наушнике и стонущего зомби, не успевшего еще упокоиться с миром. Желание прямо сейчас позвонить Клэр или Шерри хотя бы, приходится в себе подавить. Пока все еще есть шанс на будущее для их трио, да и в свою способность физически не дать кому-то уйти Леон верит больше, чем в умение убеждать собеседника не бросать трубку.Двадцать минут в пути, несколько неплохих песен и еще одну поездку в лифте спустя, он уже кладет на стол Ханниган подписанное заявление, не удосужившись прочитать кипу сопутствующих бумажек. Она осуждающе цокает языком в ответ на такое наплевательское отношение к документам, но говорит почему-то совсем не об этом.—?Не отводи своих виновато-радостных глаз, Кеннеди. Ты уже успел сделать что-то не так или заранее предвкушаешь такую возможность?—?Понемногу и того, и другого,?— признает он до странного легко. Даже удивительно, насколько Ханниган попадает в точку. То ли навострилась по полутонам голоса выводы делать, то ли Леон просто-напросто не пытается что-то отыгрывать сейчас.—?Что ж, если твое умение убалтывать женщин дало сбой, всегда можно положиться на старый-добрый подкуп. Ювелирный через дорогу,?— поясняет Ханниган свою мысль. Стоит отшутиться или одернуть ее, но отчего-то хочется согласиться.Поворотных моментов на безумных трассах их жизней хватает с лихвой. Покопаться в мозгах?— и можно будет набрать материала для целой серии хорроров средней степени паршивости, с раздражающе-живучими героями и зацикленными сюжетами. А вот выскрести что-то хорошее из того же серого вещества…И Леону хочется оставить Клэр что-то кроме досады и попорченных нервов. Не для того, чтобы, как Ханниген выразилась, ?откупиться?, а чтобы хоть кусочек их светлых мгновений можно было в руке сжать, чем-то вещественным зафиксировать.Он не знает, что Клэр для себя решит. Не знает, насколько они смогут растянуть драгоценное спокойствие, и как оно завершится, оборвется, обрушится. Но даже тогда, что-то все равно останется, пускай и всего лишь безделушка на память.—?Спасибо,?— от искренности непривычно горячо, и образ самоуверенного хмурого парня, у которого одинаково острыми кажутся и язык, и то, что в груди накрепко застряло?— сползти пытается расколотым панцирем, держится едва ли на честном слове даже.Ханниген то ли удивленной выглядит, то ли разжалобленной?— есть что-то эдакое в том, как она губы поджимает, словно опасается лишнего сболтнуть. Выражение лица, которое, определенно, протоколом не должно быть одобрено. И даже такая тень эмоции выглядит ярким пятном, причудой авангардиста, среди резкий линий и сдержанных цветов (бесцветности, скорее), до тошноты напоминающих и любой другой офис агентства, и любую из штатных квартир. Ничего удивительного, что Леон предпочитает кидаться из одной передряги в другую; он всерьез подозревает, что это хайтековое остроугольное чудовище выгрызет из нутра человеческое куда быстрее компании зомби.Он ждет вопроса на подобие ?она того точно стоит???— о таком ведь положено спрашивать тех, кто, казалось, только одиночество в качестве постоянного партнера воспринимает. И готов уже выпалить, не раздумывая, что вопрос лишь в том, стоит ли он сам хоть чего-то. Но Ханниган тянется к кофейной кружке и, если подобное у нее на языке вертелось, то она это успешно проглатывает.—?Хорошо отдохнуть, агент Кеннеди,?— у нее цепкий взгляд из-под очков, как сигнал, как призыв прислушаться повнимательнее. —?Не забывай, что несмотря на все твои выходки, начальство высоко тебя ценит.—?Не забуду,?— короткий кивок. Может, просто профессиональная паранойя голову поднимает, может, не заложено в этих словах никаких предупреждений. Но не получается избавиться от ощущения, что ему тонко напоминают, как крепко он связан с этой работой, с такой жизнью?— и что так легко его не отпустят.И до недавнего времени Леона положение дел устраивало. Теперь же мысль о том, что все останется неизменным, день за днем, месяц за месяцем, пока какое-нибудь задание не поставит в этой истории смазанную точку?— вызывает тревогу и тошноту.Дело не в работе даже. Дело в том, что он так пытался в ней утопить своих демонов, что чуть не утонул сам. Совершенно по-идиотски, как могла бы отметить Клэр.Теперь Леон на мелководье будто бы, глотает воздух с водой вперемешку, но и того хватает, чтобы никогда не захотеть вернуться к горящим легким и невозможности сказать хоть что-то.?Буквально через дорогу? оказывается десятью минутами блужданий по кварталу и даже одним ?не подскажете дорогу??— магазин с украшениями и правда недалеко, но притаился между домов так, будто бы не желает быть найденным. Леон заходит туда, подгоняемый собственными мыслями, сравнивающими… хм, желаемое с действительным? его представления о жизнях нормальных людей с реальным положением дел для него самого. Вспомнить, когда он дарил что-нибудь кому-нибудь в последний раз, получается с трудом. Их отношения с Адой не когда не переходили в такую плоскость?— как ни пытайся натянуть желаемое на действительное?— совместные праздники, приготовления завтраков, выбор клички будущему питомцу и все прочие мелочи существовали в какой-то параллельной вселенной, не с ними, не для них.Мисс Вонг всегда осознавала реальнее приложение дел лучше, чем вы.Походы по магазинам, шуршание подарочной бумаги?— все это напоминает об утерянных семейных ритуалах и, как ни символично, об одном из дней рождения Шерри. Сколько ей исполнялось? Четырнадцать? Пятнадцать? Тогда он еще старался быть частью ее жизни, а девочка только решила, что хочет не на свободу рвануть, как только шанс предоставится, а пройти обучение в агенты, использовать пережитое, а не постараться забыть как можно скорее. Удивительно храбрый и взрослый выбор, хотя Леона и подмывало горько рассмеяться в ответ на ее ?хочу быть как вы с Клэр?. Достойным примером для подражания он себя не чувствовал и в то время.Он подарил ей нож, отлично сбалансированный, удобно ложащийся в руку. У Клэр нож тоже был подарочным, доставшимся ей от Криса, и почему-то это казалось важной параллелью?— еще одной ниточкой связи в их странной семье.И теперь Леон в растерянности застывает посередине ювелирного, понимая запоздало, что отбиться от десятка противников голыми руками куда ближе к его пониманию зоны комфорта, чем вот это.Здесь полумрак, много тканей, шелковых, бархатных и еще черт знает каких: все они мягко мерцают, улавливая отблески ярко освещенных витрин?— к которым вольно-невольно взгляд устремляется. Нестандартный маркетинговый ход, насколько Леон может судить, но действенный.Девушка-консультант подходит ближе, как только беспомощность в глазах Леона достигает пика. У нее волосы выкрашены в розовый и на бейджике цветная бабочка нарисована вместо имени.—?Ищите что-то особенное?—?Я… уже нашел, кажется.—?Что ж, кажется, понимаю,?— кивает девушка. —?У вас взгляд такой?— как у того, кто нашел. Но подобрать что-то хотите не себе ведь? Назовите что-нибудь, что напоминает об этом человеке: ощущения, детали внешности, запахи, ассоциации?— и я постараюсь вам помочь выбрать подходящую вещицу.Как там говорится: если агент не идет к психотерапевту, психотерапевт устраивается работать в ювелирный? Только перед ни в чем не виноватой девушкой характер не начинайте демонстрировать, мистер Кеннеди.Он медлит немного, но быстро приходит к выводу, что капелька откровенности тут не сможет навредить. Это просто дурная привычка?— отмалчиваться о важном, то ли потому что страшновато открываться, то ли потому что подходящих слов вечно не находится. А с дурными привычками, известно, надо бороться.Ему не нужно жмуриться, чтобы образ Клэр в памяти вызвать, но теперь вместе с ним горечь вины к горлу не подступает. Рано, наверное, считать себя полностью оправданным, пока эшафот все еще под ногами досками поскрипывает. Но он чувствует ладонь в ладони, а не лезвие, хищно в шею вдавленное. И от этого…—?Тепло,?— говорит он осторожно, как по льду шагает. Пытается ощущения короткими словами ухватить?— это всегда ему с трудом давалось. —?Рыжие волосы. Летнее утро. Спасение.Последнее?— и сажа сгоревшего города у них на лицах, и надежность живых объятий.—?Ладно, думаю, этого может хватить. Мне не доплачивают за мучения влюбленных молодых людей,?— он по инерции поспорить хочет, но утыкается в дружелюбную понимающую улыбку, как в непреодолимую преграду и все ?я вовсе не…? разлетаются не на осколки?— на колючую снежную пыль.Надо же, а вы действительно превратили это в сеанс у психолога.Девушка уверенно шагает к одной из витрин, и Леону ничего не остается, кроме как последовать за ней. Его извечное ?женщины!? отправляется в копилку непроизнесенных сегодня слов.—?Поглядите,?— ему протягивают бархатную подушечку, на которой лежит некрупная подвеска. Изогнутое крыло из светлого металла в ярко вспыхнувшее солнце переходит. Смотрится… необычно и этим завораживает. Леон вспоминает, что в их первую встречу у Клэр на шее кулон в виде перьев висел?— и еще одна цепочка замыкается, прошлое с настоящим скрепляя.—?Оно чуть больше для осеннего типажа, чем летнего, но рыжим и теплым должно подойти. Серебро и янтарь. Считается, он символизирует духовную связь, спасает от пожаров и злых намерений. И солнце тут рассветное?— вы же говорили про утро.—?Как вы определили, что оно именно рассветное? —?интересуется Леон, хотя он уже согласен с тем, что подарок выбран подходящий.—?Никак. Просто точка зрения, которой захотелось поделиться. К тому же, знаете,?— она заговорщицки понижает голос,?— мне не стоит такое говорить на работе, но… любые украшения всего лишь побрякушки, пока вы не захотите вложить в них что-то большее.И эту метафору Леон неплохо понимает. Может, потому что сам себя ощущал вещью?— функциональной, бесспорно, но работающей на износ, на пределе возможностей?— пока в него не вложили немного надежды, немного сожалений, немного от того огня, который не дает мертвецки остыть.Забавно (или печально немного), что они с Клэр друг друга живыми в окружении неживого видят.Он отправляется к месту встречи с упакованным крылом, теплым пледом в багажнике (не зеленым, но все же) и чем-то вроде подтаявшего по весне снега в груди?— равно грязного и красивого в дробящемся, безжалостно-прекрасном свете.Добираться приходится за черту города, и время снова играет по ему одному понятным правилам: только-только его было удушающе много, а теперь уже поджимает, загоняет в рамки принудительной спешки. Потому что сейчас, семь лет спустя, Леон боится опоздать.Но встречает его только одиночество, отдающееся непониманием и тревогой?— его, вживленная в виски, готовность к худшему не допускает и мысли, что Клэр передумала, не в ее это духе?— убегать. И что бы она ни собиралась высказать, она сделала бы это глаза в глаза, и не хватило бы и кучки зомби, чтобы помешать этому намерению.Беспокойство подает голос из динамиков телефона, и Леон вздрагивает, как будто в тишине не стандартный рингтон звучит, а знакомый до дрожи хлопок выстрела.—?Алло,?— он не может откашляться, что-то будто бы застревает в горле.—?Скажи, ты, правда, настолько сильно не хотел брать меня в напарники? —?по ее звенящему голосу и не поймешь, то ли в нем обиды до краев, то ли наоборот?— шанс на одобрительную улыбку. Найди верный ответ, и мы все обратим в шутку, которую рассказывать на дружеских посиделках, попивая что-то горячее, наслаждаясь всепоглощающей безопасностью, которой никакие подколки из прошлого навредить не могут.Леон знает, что ?верный? не всегда означает ?честный?. Тошно и дальше давиться недомолвками.—?Я думаю, что нам не стоило разлучаться в ту ночь в Раккун-Сити. Это должна была быть наша первая и последняя совместная вылазка, которую мы бы вспоминать потом смогли, не вздрагивая, посмеиваясь над тем, как хорошо сработались, хотя и видели друг друга первый раз.Ему хочется верить, что негромкое дыхание в трубке звучит одобрительно. По крайней мере, оно лучше череды безжизненных гудков?— значит, Клэр все еще слушает.—?Я думаю, что не смог бы спасать чужого человека?— будь это хоть трижды президентская дочь?— если б рядом была ты. И думаю, что эта работа… она, убивала бы в тебе что-то важное понемногу. Ты не заслужила такого, Клэр. Мир охрененно несправедливое место, но я, знаешь…—?Но ты решил сделать этот выбор за меня.—?Да, и я… —?он пытается нащупать что-то?— то, что в себе обнаруживает рядом с Клэр, что из-под корки льда выковыривать приходится, чувствуя, как анестезия спадает, оставляя нечто другое вместо себя. И голос его звучит неожиданно твердо. —?Я не жалею о том, что сделал. Но мне чертовски жаль, что я ничего тебе не объяснил. Я чертовски жалею, что бросил все и всех и повел себя так, как будто это дерьмо случилась со мной одним. Как будто это меня оправдывает.Секунды ее молчания он перед мысленным взором черточками кардиограммы отсчитывает. Доктор-доктор, мы его теряем? Или еще есть шанс?— тот самый, последний, почти невозможный.—?Вообще я собиралась позвонить и сказать, что немного опоздаю. Но мне даже нравится, ка сложился этот диалог. Твой приступ откровенности стоит сорока минут торчания в пробке.На этот раз сдержать возмущенное ?женщины!..? у Леона не выходит. Хотя в этом недовольстве пульсирует почти забытое удовольствие от игр?— не тех, до крови, до зубов на горле, до ?считай меня мертвой несколько лет??— а тех безобидных, подначивающих, напоминающих о детстве и полыхающих щеках после очередных салок. Разница так проста, Клэр всего лишь не хочет сделать ему больно по-настоящему.Даже в ответ.Он не решается спросить, когда она будет и будет ли?— только улыбается, как придурок, в трубку, отголоски ее насмешливого тона жадно ловя. Клэр, наверное, чувствует что-то эдакое в молчании (или вы просто тяжело дышите в трубку, как телефонный маньяк) и сама говорит успокаивающе:—?Я уже недалеко на самом деле. Дождешься?—?Куда я денусь? —?только не начинай перечислять все возможные варианты, Клэр. Слишком много окажется тех, из которых к тебе так просто вернуться не выйдет.—?Лучше бы никуда. Не забывай, что не только у тебя есть связи в правительственных кругах, агент Кеннеди.Она так и заканчивает звонок?— мягко выговаривая его фамилию, не прощаясь, потому что даже такой, маленькой, смешной точки ставить сейчас не хочется.Как бы то ни было, теперь черед Леона ждать, и он кожей ощущает, как время вновь густеет, тяжелеет, застывает вокруг. Янтарное, плотное?— и остается верить, что Клэр пробьется, растопит ли его.Опираясь на капот, он поднимает голову в небо, бело-синее, летнее практически, такое, что дыхание перехватывает. Кто-то в силуэтах облаков способен целые картины рассмотреть, но фантазия Леона не рисует ничего, если речь не о продолжении жарких объятий; он в облаках видит молочную пену на утреннем кофе и мечты об отдыхе на побережье, и этого ему достаточно. На душе спокойно и тихо, и шелест ветра не заглушает, а разгоняет тервожную сумятицу в голове.Хочется ждать, но впервые за черт знает сколько лет жизни?— не плохого.Как будто под этим небом, стремительным, изменчивым, получается отпустить какую-то часть себя, привычную и болезненную, сроднившуюся и чужеродную. Так хроническая мигрень отступает внезапно, и собственная голова слишком легкой и пустой (крикни?— и эхо прозвучит) кажется.—?Леон! —?странно, он в задумчивости звуков двигателя не слышит, но как она по имени его зовет?— слышит сразу же. Взглядом тянется с ног до головы оценить, сравнить с чертежами в собственной памяти, изменения отыскать, будто не ночь и еще немного прошла, а куда больше. Клэр разве что усталой немного выглядит, но уголки рта все равно вверх ползут, и хочется молитвой повторять-повторять: только не обнадеживай зазря, не мучай, у тебя же пистолет, наверняка, под рукой, Редфилд. Она подходит ближе и останавливается, себя руками обхватив. Небо-то летнее, но вот ветер, тот самый, что стремительно перерисовывает небесные узоры, вечно недовольный, вечно ищущий?— он пробирает мгновенно, и Леон только сейчас, глядя на Клэр как в зеркало, понимает, насколько сам замерзнуть успевает.—?Всю ночь думала о том, что ты сказал. Представляла, как все могло бы сложиться… Но так и не пришла ни к чему. Может, мы вдвоем смогли бы… —?сослагательное наклонение он чувствует кровью из носа, разбитого одним метким ударом,?— позаботиться о Шерри.—?Тебе нужно было отыскать брата,?— напоминает Леон, потому что это именно то, что ему стоит сказать. Потому что нечестно было тогда ставить Клэр перед выбором, нечестно сейчас о нем напоминать. Иначе все равно быть не могло, но пусть она не сомневается в том, что сделала, пусть не теряет свет своего маяка. Леону хочется верить, что если он будет рядом, то сможет его разглядеть и сам.—?Да, верно,?— Клэр кивает и еще не на полшага, на треть его, ближе встает. —?И спасибо, что не стал убеждать в обратном.…не стал уговаривать остаться, потому что тогда им всем больнее было бы, куда больнее, хотя иногда и кажется?— куда уж больше?—?Хоть на это мне хватило мозгов,?— усмехается он, сил препарировать их прошлое с серьезной миной больше нет. —?И, Клэр… Шерри скоро приехать должна. Если ты хочешь уехать?— сделай это сейчас. Расстраивать девочку?— все же моя прерогатива.—?Как и выдавать временами идиотские мысли. Но это не смертельно.—?В отличие от того, с чем нам работать приходится,?— черт пойми, шутит или нет. Вот Клэр, судя по глазам, внимательным, ответа ищущим, понять не может.—?Знаешь, так сложно было месяцами ждать весточки от Криса, гадать, как он там?— в самом пекле. А потом еще думать, что Шерри к тому же самому готовят… Эта идея?— что все привычное может оборваться в любой момент, она невыносимой почти сделалась в какой-то момент. Но на самом-то деле, Леон, мы в этом ничем от других людей не отличаемся. Разве что вероятностью?— а в таких подсчетах я никогда сильна не была. Так что, может, просто жить попробуем?Она кладет ему руки на плечи, как точку опоры ищет, чтобы приподняться немного, чтобы к солнцу поближе, чтобы от земли оторваться не страшно. И в глаза заглядывает?— вопросительно и решительно разом. Им не двадцать лет, уже не кажется, что в кармане ни много, ни мало вечность между связкой ключей и полупустым бумажником завалялась. Клэр выбрала для себя, даже если кому-то выбор ее безумным кажется, невозможным, вопреки всему случившемуся и тому, что случиться только может. Они сейчас на окраине выжженного мертвого города стоят, хочешь?— сбежим вместе, найдем, что в мире кроме пепелища и распотрошенного кладбища есть; хочешь?— оставайся, перебирай угольки, потому что никого с собой силком не утащишь, даже если всем сердцем хочешь.Все, что можно, так это дверь не запертой оставить и короткое ?возвращайся? на память.Леон прикасается к ней, фиксирует рядом, не дает ни упасть, ни прочь упорхнуть. Хватило одного раза, бесценный опыт, спасибо, нет, добавки не нужно.Они стоят, лбами друг в друга уткнувшись, не говоря ничего, к поцелуям не переходя, просто момент чувствуя и друг друга.Его персональная долгая ночь подходит к концу, образы Раккун-Сити бледнеют, отпускают неохотно, теснятся, чтобы дать место для новых воспоминаний. Янтарно-рыжий хорошо смотрится рядом с пепельно-серым.—?У меня кое-что есть для тебя,?— вспоминает Леон и, хотя отстраняться почти мучительно, идет за подарком. Хочется, наверное, надеть ей кулон на шею, этим жестом из фильмов, находя лишний повод по шее пальцами пробежаться, но вместе с тем, в таком что-то неправильное видится, что-то из чужой истории, не для них. И он просто протягивает ей небольшую коробочку, то ли деревянную, то удачно под дерево оформленную, молча, по-идиотски смущаясь, как парень, впервые что-то девушке решившийся подарить.Что, впрочем, не так уж далеко от правды.—?Эй, ты же не сбежавший отец. Не нужно откупаться за годы отсутствия подарками.Леон хмыкает в ответ и впервые думает, что Клэр с Ханниган бы поладили, скорее всего, несмотря на всю свою непохожесть. Хотя, чем ему грозил бы такой тандем, он предпочел бы не задумываться. Девушка, которая вызывает в нем слишком много эмоций и девушка, которая по долгу службы знает о нем слишком много?— потенциально пугающее сочетание.—?Воспринимай это скорее как обещание. Я не слишком хорош в символизме, но… —?а в чем вы вообще хороши, мистер Кеннеди, кроме того, за что правительство начисляет вам зарплату? Но умение в голову метко стрелять не особенно ценится в межчеловеческих отношениях, увы.—?Мне самой нужно придумать, какое именно? —?ее глаза поблескивают лукаво. —?Все правительственные агенты так рисковать любят или только ты?Похоже, его пауза с попыткой подобрать верные слова, немного затянулась. Черт, неужели случайная фраза продавщицы так все усложнила в его и без того запутанном содержимом головы? Но отделаться ни к чему не обязывающей фразой или поздравлением с каким-нибудь идиотским праздником?— или одним из тех, что он пропустить успевает?— не получится уже.Ладно, Кеннеди, вдохни-выдохни, загляни в свое сердце?— забудь то, что там увидишь и придумай что-нибудь нормальное.—?Когда мы расходились тогда, семь лет назад, все, чего я хотел, кроме горячего душа и крепкого кофе?— чтобы для тебя второго Раккун-сити не случилось. Мне быстро объяснили, что если соглашусь работать агентом, буду подобное видеть по нескольку раз еще до завтрака. Но ты… Ты казалось такой… Слишком славной, чтобы в таком дерьме оказаться. И я все еще так считаю. Просто больше не буду пытаться силой или хитростью ограничивать твою свободу.Потому что ?защищать? не об этом совсем, он только сейчас понимать по-настоящему?— чувствовать нервами?— начинает.У Клэр лицо светлеет так, как подделать не выйдет: инъекцию концентрированного солнца пустили венам и теперь оно с каждым ударом сердца по телу разливается.—?Значит, все-таки агенты Редфилд и Кеннеди?—?Только если нам не оставят другого выхода. И если ты сама захочешь.—?Или ты захочешь присоединиться к моей организации. Так и быть, выбью нам разрешение называться агентами, если тебе так будет привычнее.Леон снова утыкается ей в волосы, нежности так много, что все датчики к чертям сгорают, искрами рассыпаются, чтобы то ли слезами в уголках глаз, то ли негромким смехом обернуться. Это… Это хороший вариант, то, что Клэр предлагает. Но у него нет сил думать об этом сейчас, не когда их солнце припекает, ветер остужает, когда мир ими в горячо-холодно играть устает, оставляя в тепле и спокойствии хоть ненадолго.Гул еще одного подъезжающего автомобиля заставляет их отстраниться немного. Но все еще остаются улыбки, почти заговорческие, прикосновения кончиками пальцев и ощущение нити между, невидимой, невесомой, неразрывной.—?Клэр! Леон! —?девочка со светлыми волосами куда короче, чем они оба помнят, подлетает к ним, легкая и быстрая, ни тени от того запуганного ребенка, которого они вытащили из мертвого города.—?Шерри,?— Клэр позволяет утянуть себя в объятия, пока Леон отступает, чтобы пожать руку МакГиверну. Но стоит ему закончить с формальными приветствиями, как к объятими заставляют присоединиться самого Кеннеди.Не получается избавиться от мысли ?могло ли для них все сложиться иначе??, но больше она не бьется тревожно, мучительно ноя о несбывшемся. Да, могло, пожалуй. Да, им еще многое предстоит пройти?— наверняка. Но сейчас им можно замереть, не гнаться и не бежать. Чувство цельности связывает их. Как тогда? Совсем иначе?—?Совсем наглостью с моей стороны будет попросить тебя еще машину отвезти отсюда? —?что ж, ладно, он не все продумал, возможно, насчет их маленького побега.—?Должен будешь, Кеннеди,?— благодушно усмехается МакГиверн. Леон плечами только пожимает, мол, все мы кому-нибудь должны, не так уж страшно.Сейчас ему будто бы вообще ничего не страшно. Странно, амулет Клэр достается, но неуязвимым, защищенным чем-то иррациональным, волшебным, себя Леон чувствует.—?Так какой у нас план, агент Кеннеди? —?толкает его в плечо Клэр, а Шерри только молча взглядом стреляет от одного из них к другому.—?Ну, у нас с тобой отпуск. Шерри, у тебя с сегодняшнего дня?— хм, назовем это каникулами, ладно? И есть один хороший домик, где почти не ловит связь, зато есть камин и запас дисков с фильмами на лет десять вперед. Предлагаю отсидеться там, пока нам не надоест, а потом… Что-нибудь решим, верно?Это не маленькая ферма под яблонями, зато в округе нет любопытных соседей, звезды светят низко и по-свечному тепло даже осенью, а свой коммуникатор он удачно сдал Ханниген на перепрошивку, вписывая их троих в ?вне зоны доступа?. Не панацея от всего пережитого, не идеальный побег раз и навсегда, но, может, хотя бы передышка, заслуженная, наполненная спорами о том, чья же очередь готовить обед, а чья?— мыть посуду. И бледная мысль о том, что в это убежище он думал отправиться совсем по другим причинам и с совсем другой женщиной, тает тихо и незаметно.—?А обучение стрельбе с двух рук входит в программу отпуска? —?тут же выпаливает Шерри, перебивая скромное ?звучит здорово? от Клэр.—?А я ведь еще помню, как ты просила щенка… —?демонстративно вздыхает Леон, но по правде, он готов учить Шерри хоть стрелять с двух рук, хоть взламывать загадочные механизмы в какой-нибудь церкви. Хотя последнее все-таки лучше оставить исключительно теоретическим факультативов.Он переглядывается с Клэр, пытаясь добиться от нее поддержки, но читает в ее взгляде только шутливое ?нет уж, давай как-нибудь сам, Кеннеди?. А выражение лица Шерри тем временем делается ну слишком уж понимающим.—?Говоря о воспоминаниях… —?и когда-то в честной мордашке этой юной леди успевает появиться что-то коварное? —?Так вы, ребята, встречаетесь?Невысказанное ?наконец-то? повисает в воздухе.Леон открывает рот, совершенно не зная, что нужно отвечать. Пошутить, что встретились прошлой ночью… Хотя, нет, не рушьте остатки своего авторитета перед девочкой двусмысленностями. Они ведь действительно не обсуждали… Да ничего почти и не обсуждали, кроме своих жизней, пройденного и пережитого.Но Клэр снова его руки касается, напоминая, что груз прошлого чуточку выносимей стал, что настоящее, оно здесь и сейчас.И ничего говорить действительно не нужно.