ira (1/1)

…Эта история о том, как Сонмин научился справляться с нереализованным сексуальным напряжением. Лет ему было мало, гормоны играли сильно, а девушки по непонятной причине обходили стороной. Поэтому не единожды приходил Сонмину на помощь кулак — пять пальцев, крепко прижатых к ладони. Кулак должен был быть не свой, а чужой, поэтому проблема стояла за тем, как найти жертву. Задачей это было нелегкой, но Сонмин справлялся...— Знаешь, у меня на тебя выработался рефлекс, — Сонмин кинул взгляд на стол. Стоящая перед ним бутылка вводила в заблуждение, ведь ни в каком из актуальных жизненных сценариев места ей не отводилось. Но, тем не менее, бутылка стояла, была материальной, а при прикосновении к себе гладила прохладой пальцы, хоть и казалась сотканной из неземных материй с единственной целью: прийти на помощь жаждущим покоя душам. Все естество Сонмина стояло за — руками, ногами и другими частями тела, лишь бы покой казался не вечным. Со словом "вечность" у Сонмина обстояли сложные отношения. Настолько сложные, что порой было невозможно определить, что является причиной этой нелюбви, а что следствием.В общем, когда терпеть становилось невыносимо, Сонмин решал напиться. Остальное за него делали треки Бёнюна. Сыграй в игру: пей каждый раз, когда Бивай произносит "вечность". На упомянутом слове рука сама тянулась к бутылке Абсолюта, а бутылка тянулась ко рту, у них был славный тандем, самый замечательный, но, увы, недолговечный. А портил его Бёнюн.Опять все портил! Заметили тенденцию, верно?Словам не терпелось сорваться с губ в уничижительном разоблачении, но, обретая форму, они звучали криво, бестолково, жалко:— Хоть я и получал от тебя кулаком в челюсть, ты все равно есть и будешь моим слугой.— И до постели потащу тебя я, — Бёнюн был не только человеком благоразумным, но и тактичным. Всегда давал Сонмину время вдоволь настрадаться, на натянутую ткань промеж его ног принципиально не смотрел, сострадания по поводу давно похеренных отношений не высказывал — хотя мог бы.— Сам дойду, — сказал Сонмин, забыв о том, что гордость не всегда уместна, а встав, тут же упал. Бёнюн не зря носил клеймо лучшего друга, поэтому Сонмина вовремя подхватил под руки — позволив удариться задницей, но не головой. — Ты меня держишь так, будто я кусок говна.Бёнюн неясно из каких соображений не воспользовался милостиво протянутым козырем, усадил Сонмина, сам сел рядом, а на нападки промолчал. Не иначе как из вселенского терпения, подумал тут же Сомин, снова разозлился и позволил своей темной стороне заняться нарциссическим самобичеванием.— Признай, что я говно.— Ты не говно. Ты в говно пьян.— Ну, признай. Скажи, что я тебя в подметки не гожусь. Ты же думал об этом не раз, я точно знаю. Сонмину не хватало тактильного контакта, но он держал руки при себе, а чтобы быть менее очевидным, вместо рук использовал ноги, которые положил на Бёнюна, и, будто завистливая девица, капризно и болезненно пинался. Сменил тактику лишь тогда, когда понял, что эффекта его манипуляции не производят. Чтобы вывести Бёнюна из равновесия, он был готов пойти на все — даже превратить пинки в ласку. Носок его ступни мягко коснулся члена Бёнюна через жесткую ткань.Удар у Бёнюна был хорошо поставлен... спасибо практике и челюсти Сонмина.Сонмина отбросило спиной на диван, но он, инстинктивно вцепившись мертвой хваткой в чужие плечи, повалил Бёнюна на себя — тонуть, так вместе. Тяжелая туша вжала его в мягкий пружинистый матрац. Тяжелая, теплая, твердая и по каким-то неведомым причинам кажущаяся ему жутко притягательной. Он поднял руку и положил Бёнюну на спину, огладил лопатку, провел ладонью по затылку против роста волос и замер. Бёнюн не дышал тоже....У Бёнюна тоже выработался на Сонмина рефлекс. Сонмин говорил: я охуенный, а Бёнюн закатывал глаза. Не в обращении к Богу с просьбой наделить убогих умом, а чтобы скрыть от Сонмина темноту в собственных глазах...