Проба крыльев (1/1)
- Но… как это?..
С тех пор, как Артур оформил надо мной официальное опекунство, прошло уже немало времени –наступил тот возраст икс, когда вовсю ощущаешь себя взрослым, хотя, в сущности, что мы с Фредом тогда знали об истинном раскладе вещей? Можно было только о чем-то догадываться, ориентируясь на ярко прорезающиеся политические инстинкты и бунтующие социально-экономические гормоны.А в остальном…- Я не понимаю… - едва слышно бормотал Фред, то крепко зажмуриваясь, то вглядываясь в поисках ответа куда-то в потолок. – Как они… так?.. Мэтти, ты…- Я ничего не успел разглядеть, - чуть растерянно отозвался я.- Это хорошо… - с облегчением выдохнул Ал и вновь принялся задаваться мучающим его вопросом. – Но… как?Надо сказать, что наш вечер, плавно перетекший в самое темное время суток, был вполне обычен – мы снова остались ночевать вместе, и Англия, сильно устающий от внезапно увеличившихся государственных поручений, больше не пытался отправить нас спать в разные комнаты.Почти до полуночи мы бесились, как несмышленые дети – бегали во дворе, лазили на чердак, тайком подбираясь к огромному телескопу – и вспоминали, как нас сюда еще в детстве иногда брал Артур, в обычное время отправлявшийся домой один.Вымотавшись вконец, мы буквально рухнули на кровать и отключились. Первым проснулся Ал, захотевший, очевидно, попить воды, и в своих попытках осторожно перелезть через меня ощутимо пнул коленкой в бок. Я моментально распахнул глаза, но прежде, чем спросонья сумел издать какие-либо внятные звуки, Фред вдруг насторожился и приложил ладонь к моим губам. Я часто заморгал, силясь понять, что происходит, а потом уловил в коридоре тихие звуки поцелуев и чье-то тяжелое дыхание.- Что ты делаешь?.. – голос, несомненно, принадлежал Артуру, но был странным, чуть охрипшим, почти взволнованным. – Дети услышат… В комнату.Америка бесшумно спустил ноги на пол, на цыпочках подобрался к выходу из комнаты и осторожно-осторожно высунул голову в коридор. Я невольно последовал его примеру – от внезапно резанувшей догадки в горле пересохло, а сердце застучало куда быстрее – я хотел остановить Фреда, но вместо этого крался вместе с ним к неплотно закрытой двери, ведущей в спальню Артура, что-то внутри невыносимо щекотало, ощутимо ударив по обострившемуся, предвкушающему любопытству приглушенным, но весьма откровенным стоном.Мы заглянули одновременно – мои глаза округлились так, что где-то за границей сознания я смутно решил, что они сейчас просто-напросто выпадут, связки онемели, все тело будто бы парализовало - не менее шокированный Фред неожиданно быстро пришел в себя и мужественно закрыл мне обзор.И пока он, не проронив ни единого звука, вел меня по все такому же бесконечному коридору обратно, перед глазами стояла изумительно детализированная картина, отразившаяся в воспоминаниях ослепительной вспышкой – каскад поразительно знакомых волос, игриво скользнувший по лишенной привычной бледности щеке, крепко стискивающий зубы Артур, побелевшие пальцы, мертвой хваткой сжавшие простынь, и полный блаженства французский шепот.
Что-то ломалось, переставляя с места на место пазл восприятия в голове, дробя его и складывая острыми краями - папа всегда утверждавший, что без импульса любви невозможно ровным счетом ничего, что порой ее высшее проявление переходит в физическую плоскость, ласкает того, о ком всегда отзывался презрительно и иронично, с опаской и ненавистью, а другой отец, недрогнувшей рукой направляющий на него оружие и не подпускающий и к порогу своего дома, горячо ловит поцелуи, жадно вплетая свою ладонь в длинные пряди.Как выяснилось чуть позже, Ал в тот момент был потрясен несколько иным аспектом увиденного.Что ж, если Франция просветил меня в подобных вопросах довольно рано – сначала невольно продемонстрировав практику, а после очень старательно и доходчиво пояснив теорию, основанную на ?нежных чувствах?, то Англия как можно дольше желал сохранить у своего воспитанника незатуманенную ?развратом? невинность мышления. Самое удивительное, что я в чем-то нахожу правильными оба метода.Вот только применены они совсем не к тем детям – возможно, если бы в свое время Фред знал больше меня, то сейчас мы оба не имели бы никаких сексуальных комплексов, которые я до сих пор пытаюсь компенсировать качеством, а брат - количеством.
Достаточно долго Фред не мог успокоиться, расхаживая по комнате и что-то старательно обдумывая, а после твердо решил совершить еще одну вылазку, и хотя я всеми силами пытался отговорить его, вскоре и сам, не выдержав напора крайне любознательной и энергичной натуры Америки, вновь затаился у двери.На сей раз никаких постыдных и будоражащих звуков, к моему мимолетному разочарованию, не было - в коридоре слышался только негромкий диалог.- …каждый раз, как первый, - проворковал папа – интонации знакомые и настолько родные, что я беззвучно всхлипнул. Знаете, что такое не видеть кого-то дорогого много лет, а потом, даже находясь в невероятной близости, осознавать, что ты не можешь встретиться с ним? Нас разделяла одна-единственная дверь, но я прекрасно понимал, что для меня его здесь нет и быть не может.- Первый? – насмешливо переспросил Артур. – Ничего ужасней и глупее в жизни моей не было. Первый раз…- Ну, отчего же, Арти?..- Хватит называть меня этим собачьим именем, - раздраженно, но несколько вяло запротестовал Англия – кажется, Франция тут же подарил ему утешающий поцелуй, и Артур продолжил несколько мягче. – О, я помню, как ты хвастался, что у тебя к тому времени уже четыре девушки было и еще какой-то Жак… А на деле…На деле ты оказался таким же бестолковым девственником, как и я. В ответ донесся задорный смех, и Англия немедленно зашикал на некстати развеселившегося Францию.Потом наступила кратковременная тишина, в которой отчетливо выделялось наше с Алом дыхание – почти синхронное.- Они ведь спят, верно? – неожиданно серьезно уточнил папа, мы вздрогнули. – Можно я…- Это не обсуждается, - бескомпромиссно обрубил Артур, даже не дослушав.- Я только хочу посмотреть на них…- Нет.Ал быстро глянул на меня – моя ладонь впилась в стену, губы поджались – неслышно, как-то невозможно тоскливо вздохнул и, отвернувшись, побрел в комнату.
- Артур… - горько и бессмысленно вздохнул Франция.Я, не выдержав, направился следом за Америкой, не слишком убедительно уверяя себя, что я слишком взрослый, чтобы просто бессильно расплакаться, и уже не слышал, что сказал Англия.??????????- Матерь Василиса… - одними губами выдохнул Россия, и я, улыбнувшись, осторожно прикрыл их ладонью.Я еще раз удовлетворенно изучил свое новое отражение и, набрав телефон Вани, каким-то внезапно интригующим шепотом назначил встречу у себя.
В том, что он не сможет отказаться, просто не сумеет найти предлог, я был уверен абсолютно, и трудно сказать, откуда взялась эта твердая убежденность в собственной неотразимости, и, самое главное, почему я так легко в нее поверил.Впрочем, стоило повесить трубку, как голова моментально наполнилась суматошными догадками, бесконечными опасениями – как лучше подготовиться, как его встретить, зачем я это делаю, что со мной происходит?..Кум все это время крайне неприязненно следил за каждым моим шагом, что-то агрессивно выговаривая, но к моему… нет, не удивлению, а откровенному потрясению, я не понимал ровным счетом ничего изтого, что он яростно втолковывал – несколько раз медведь даже угрожающе размахивал своей когтистой лапой, отгоняя от себя, и снова, будто бы, требовал, чтобы я вернул Канаду, а сам убрался отсюда ко всем чертям.Мое тело замерло посреди комнаты, мысли незаметно смолкли, устав внутренне кружиться от вопроса к вопросу – панически и потерянно, как и всегда – я медленно выдохнул и прикрыл глаза.Неожиданно от моей головы отхлынули рисуемые ужасы и неловкости, а еще эта тупая ноющая боль, отдающая в ладонях нервной дрожью и липким потом, я поднял веки, вновь встречаясь со своим зеркальным взглядом.- И в самом деле, это же Ванюша… - чуть пожав плечами, решил я и удивленно глянул на медведя, странно и свирепо прорычавшего неизвестную мне комбинацию отдельных звуков – он вдруг резко развернулся и стремительно направился к специально не закрываемому выходу во двор.Уходит.Доли секунд, не больше, отпечатались в пространстве простым, непроизнесенным вслух словом и моментально рухнули в туго и колюще-часто сокращающиеся сердечные мышцы, чтобы вернуться обратно страшным в отчаянии внутренним воплем, но рассудительное спокойствие мягко погасило его, как взрослая ладонь, успокаивающая испуганного мальчишку, очнувшегося от ночного кошмара.Только теперь этот мальчишка не проснулся, а перешел в еще более глубокий и изощренный сон, и неожиданно легко смирившись с этим положением вещей, замолк, окончательно увязнув в карамельно-нежном ощущении легкости, буквально отрывающем ноги от пола, заставляющем дышать и чувствовать иначе – мне вдруг отчаянно захотелось исполнить одиночный вальс без зрителей и партнера, но я остановил себя тем, что пора подготовить все к ожидаемому гостю.Широко раскрытые глаза России застывали, быстро перемещались от одной моей черты лица к другой и вновь застывали. Я неторопливо убрал ладонь и прижал его к себе.- Что происходит?.. – попытался прояснить ситуацию Ваня, впрочем, в голосе не было напряжения и тревоги. – Это еще наше измерение?Мне вдруг захотелось смеяться, и я в кои-то веки не нашелв этом желании ничего противоестественного – какая-то привычно-непривычная атмосфера волшебства легко-легко опустилась на плечи под чувственную песню о любви и приглушенный свет.- Надеюсь, что нет, - я невольно начал переставлять ноги, попадая в плавный, ничуть не фальшивый такт игривого дуэта саксофона и фортепьяно, затягивая в полутанец-полупрелюдию обомлевшего Россию, неторопливо закрывшего глаза и заметно расслабившегося в моих руках.Воздух сгущался и наполнялся жаром, мы двигались, просто двигались – голова Вани опустилась на мое плечо, я прошелся подушечками пальцев по выступившим шейным позвонкам – я знаю что делать, давно знаю, горячая даже сквозь одежду ладонь крепче обвила меня, кончики стоп чуть соприкоснулись, продолжая смазанным пунктиром вырисовывать лишенное наигранной красоты танго.
Сбитый с толку Ваня чуть колеблется: отдать инициативу мне или оставить ее за собой. Я осознаю, кого он сейчас видит во мне, и он почти прав.Почти.Какая-то призрачная мысль болезненно резанула провалившуюся в далекий туман сущность - куда убежал Кум? Что с ним будет? Он еще вернется? – но я недвусмысленно и тесно прислонился к Ване, вызывая непроизвольный вздох, я закрыл глаза, я в каком-то бреду…- Кто ты?.. – шепчет Россия прямо в левое ухо, нарочно касаясь его – резонные слова пытаются отрезвить меня, но я только еще больше поддаюсь чужим инстинктам и уже не могу дать однозначный ответ.Потом мы целуемся - я оплетаю руками его плечи, и тяну к себе, в себя, старательно изучаю губами пылающее лицо, мои ресницы подрагивают, случайно задевая висок, я приоткрываю глаза - комната сужается, потолок все ниже, а после и вовсе гаснет - мы неуклюже сбиваемся с размеренного ритма и, раскачиваясь, шагаем куда-то в сторону, с трудом обходя углы и мебель. Россия останавливается, упершись спиной в стену, я добираюсь до его шеи, в перерывах шепча совершенно бессвязно, запуская ладони под одежду, чувствуя, как он тянет за ленту – волосы мягко рассыпаются, дразняще прилипая к уже чуть влажной коже.Я неожиданно улыбаюсь как-то коварно и опускаюсь, ловя восторженный полустон, попутно задувая стоящую неподалеку томно догорающую свечу.