Тепло, боль. Мне тепло, а тебе, выходит, больно? Или… наоборот? (1/1)
Наконец-то.Ну, наконец-то, мучавшая меня неполных три месяца жуткая жарища, приправленная солнечными недоударами и невыносимой духотой, торжественно завершилась под победный аккомпанемент дождя, дохнувшего свежим, совершенно осенним дыханием.Выдох, вырвавший из груди, оказался на редкость легким и свободным, я достал потрепанный зонт с провокационной надписью ?London + Paris = ?? - хи, я назло родителям не выкидываю этот замечательный раритет – и подумал, что сейчас даже восемьдесят восемь дней абсолютного сумасшествия не казались уже ничем таким криминальным и словно бы подернулись бесцветной дымкой давно минувших лет.Я подошел к зеркалу, одним движением поправив топорщившуюся джинсовую куртку, и интригующе сверкнул самому себе стеклами новеньких очков.То ли еще будет.??????????Я никогда не пытался разобраться в таком понятии как ?романтика?, да и зачем?Для меня это синоним к слову ?притворство? - делать предсказуемые подарки, создавать ожидаемые образы - и все для того, чтобы пройти все нужные ритуалы и получить от девушки то, собственно, ради чего это все было затеяно с самого начала, а на следующее утро уйти, не попрощавшись – не ради свободы, не ради ?новых горизонтов?, а просто, чтобы в сердце что-то не дрогнуло – не дай бог к человеку привязаться…Со временем я переключился на парней – благо природа страны позволяет одинаково интересоваться как женщинами, так и мужчинами – и тогда эта мишура стала не нужна.С другими же государствами намного сложней – от них всегда веет неподражаемой мощью, иногда такой, что даже теряешься, а все то, что без усилий удается с людьми, с ними не выходит совершенно. Посему единственные действительно серьезные и близкие – в этом смысле – отношения у меня были только с Холлом, отогревшим меня своей благодарностью за освобождение во Второй Мировой, но незаметно, со временем, сошедшие на нет.
Вообще Нидерланды – это песня отдельная, полная крайне странных куплетов.Например, я до сих пор так и не узнал, как его зовут на самом деле – да, он всем без исключения представляется именно как Холл, объясняя это тем, что изначально у него вообще не было принято носить фамилии, а настоящее имя он уже давным-давно забыл – но все это бред полный, мы никогда и ничего не забываем.Разве что…
Он хотел его забыть, но почему?Впрочем, это явно не мое дело.Ну, так вот… Пусть я и овладел многими приемами, методиками - легко играя с жизнями, которые внутри меня самого, да и какая к черту стеснительность, когда ты остаешься фактически наедине с собой - я по-прежнему свято верил в то, что романтика – это чушь собачья, которой, однако, я неплохо овладел – в свое время уж очень хороший учитель у меня был.Но…Что тогда такое лежать сейчас на мокрой от прохладной росы траве, вслушиваясь в несмелое пение только что проснувшихся птиц, и ожидать рассвета в какой-то богом забытой российской деревушке?Я, правда, понятия не имею где мы, можно, конечно, спросить у Вани – я лежу, прижавшись к нему, в последние минуты перед восходом всегда особенно холодно – но… не хочется.Он никогда не говорит, куда повезет меня – с тех самых пор, как все изменилось – я просто прихожу к его порогу, он берет меня за руку, и мы идем к порядком запылившейся машине.В итоге оказываемся в каком-то невероятном месте – дух захватывает каждый раз – особенно долго я отмирал, когда очутился на берегу пронзительно глубокого озера, в котором отражается не просто небо, а весь космос, наверно – Россия шепнул только: ?Байкал?, а я даже не сразу понял – голова кругом шла от всего, что он мне показал – так похоже и непохоже на мой собственный дом…- Обычно ждут заката где-нибудь на лазурном берегу, - негромко проговорил Ваня, и голос приятной вибрацией разошелся по моему телу.
- Вовсе необязательно, - тихо не согласился я, безмятежно вглядываясь в золотисто-розовые разводы.- Не люблю закаты, - продолжил Россия и неожиданно тяжело вздохнул. - Когда мальцом еще был, всегда так думал: ?Солнце умирает?, и страшно становилось.Я мягко улыбнулся и провел ладонью по его щеке.- Боишься темноты?- Той - да.Он сказал это спокойно, но отчего-то в его глазах плескалась боль – кажется, я слышал от отца, что у него какая-то детская травма, но, к сожалению, я так и не удосужился, как следует, узнать из книг о его прошлом. Хотя на мгновение в моей голове как будто бы мелькнула смутная догадка…- Какой?.. – одними губами спросил я, не слишком-то ожидая услышать ответ.Россия молчал, смотря куда-то высоко-высоко – я проследил за его взглядом – бесконечная, постепенно светлеющая сфера, нежная рябь невесомых облаков – у меня опять все перед глазами поплыло.Я в последнее время – в основном, на сон грядущий – думаю о том, как у нас могло бы все быть… ну, в сексуальном плане, я возбуждаюсь, мне как-то даже не терпится, но вот сейчас…Это все кажется таким глупым, ненужным… бессмысленным.Я полон до краев, он просто лежит рядом, а мне… и не надо больше ничего.
Первый луч вспорол пространство неожиданным теплом и сверкнул в притихшей реке – я затаил дыхание, сердце мечется – да что со мной такое?Или вот это вот не помещающееся в груди ощущение и есть пресловутая романтика?Волнение крупной дрожью прошлось по организму, я на секунду прикрыл глаза – господи, нет…Нет…Я… влюблен?..Влюбился…??????????Дома снова дождь – видимо, погода решила взять реванш, и теперь с неба льет беспрерывно – а внутри меня битва вселенских масштабов – это когда вдруг включается мерзкий циник, который одинаково легко топчет как платоническую одухотворенность, так и безумно сильное желание повалить Брагинского прямо на пороге.Кажется, этого ублюдка зовут ?разумные доводы?…
Я нервно расхаживаю взад-вперед, на диване сидит ушедший в глубокий астрал Кум – меня беспокоит, что он практически перестал есть, друг мой, ты не заболел часом? – медвежонок только вздохнул:?Это ты болеешь?- Почему ты так решил? – я резко остановился, случайно зацепив вазу с полевыми цветами, и кое-как удержав ее от падения. Вода протестующе выплеснулась, а ромашки и васильки выпали на мою ладонь.Россия…Я блаженно улыбнулся, но резко одернул себя, вновь водрузив вазу на столик.?Температура – выше, реакция – хуже. Ты все время отвлекаешься и думаешь о том, как продолжить потомство с тем хорошим человеком. Но детенышей у вас не будет -он тоже самец?- Я и не хочу от него детей… - меня передернуло. – Это редкостное извращение, которое, к счастью, в природе не встречается.
?Просто спаривание??- Ну да… - щеки обдало жаром, я отвел от него глаза. – Но, понимаешь, не только это…Кум кивнул и удобней устроился на диване.?Снова привязанность??А вот в этом я и хочу разобраться.??????????- Матьешка? – из дверного проема высунулась всклоченная голова, и Ваня удивленно хлопнул ресницами.Надо же…
И хотя на улице уже и нетемно – а вообще-то еще жуткая рань, блин, да что ж такое, опять я забыл о разнице в часовых поясах – но все равно он с первого раза - да еще и спросонья! – узнал меня.
Никакой там не Джонс и не Америка.Класс!Я улыбнулся, и в ответ мне незамедлительно пришла совершенно очаровательная, пусть и немного рассеянная улыбка.- Ты уж извини, что так рано, но я много времени не займу…Вранье и ложь бессовестная, я как раз таки очень надеюсь задержаться здесь хотя бы на пару часов.
А лучше на весь день…Ладно, в любом случае я выясню то, что желаю узнать еще с тех самых пор, как он обнял меня… а, может, и того раньше.Хотя…Кого я обманываю? Себя?Я уже все понял, но… я хочу услышать это от него.?Что между нами происходит??Только один вопрос и больше ничего.- Проходи, раз такое дело, - Россия всем своим видом излучал гостеприимство, однако меня внутрь он пропустил с какой-то довольно ощутимой неловкостью. Да и вообще чувствовалась определенная скованность – ему, будто бы, было за что-то неудобно.За что именно я понял только, когда зашел в дом – у порога стояли легкие летние туфли, которые мой отец еще совсем недавно демонстрировал, как последнее веяние моды.Ах да…А я как-то и забыл об этом нюансе…Нюансе, да…Мой слух заметно поднапрягся, но вскоре где-то в глубине его жилища стал различим шум воды.- Ты о чем-то хотел поговорить? – стараясь добавить в свой голос как можно больше беспечности, осведомился Ваня и слегка пригладил торчащие пряди.- Да, - утвердительно кивнул я, испытывая крайне странные эмоции от сложившейся ситуации.Я… не ревную?Но почему тогда?..А ведь я догадывался…Но предполагать и воочию убедиться в чем-либо…
Согласитесь, это несколько разные вещи.Совсем разные, если быть точным.- Скажи мне, Ваня, - его глаза одобрительно блеснули. – Что… между нами происходит?Брови России поднялись кверху, а губы дернулись.- Фига себе вопросики с порога… - он качнул головой, повернулся ко мне спиной и, не глядя нащупав мою ладонь, буквально потащил меня куда-то – похоже, что в комнату, которую он именовал как ?место для душевных разговоров?, в обычной интерпретации – кухню.- Садись, - Брагинский показал мне на стул и, не спрашивая, принялся разливать крепкий чай по кружкам, попутно доставая из холодильника какие-то банки, а из подвесного шкафчика конфеты в блестящих фантиках и странного вида печенье с дыркой посередине.Я сделал большой глоток, с почти мазохистским удовольствием чувствуя, как кипяток разъедает стенки горла, и не отводил глаз от заметно посерьезневшего России.- Так, а теперь еще раз и сначала, пожалуйста.- Что между нами происходит? – вкрадчиво повторил я, прикладывая все усилия к тому, чтобы голос звучал испытывающе, а не дрожал от сильнейшего неспокойствия.- Да я понял, - отмахнулся Иван. – Я имею ввиду, с чего это вдруг такие вопросы?- Вдруг? Ваня чуть сильнее сжал чашку, нервно облизнув губы, а я неожиданно к некоторому стыду своему словил себя на мысли, что опять думаю о нашей близости.- Я не совсем понимаю, что ты хочешь услышать от меня… То, что ты мне нравишься, это же… Это же очевидно!Я громко сглотнул, ощущая как застывшее в чем-то вязком время снова пошло, горячей кровью разливаясь по всему напряженно сжавшемуся телу, а в сердце вдруг кольнула маленькая иголка – ох, Уильямс, надежда – это всегда слишком опасно, ты же знаешь… И все равно… все равно…Нет, Россия, это не очевидно.Не очевидно и не ясно, и как же я рад, что ты все-таки решил произнести это вслух.- Спасибо, - тихо выдохнул я, к глазам внезапно подступила влага – боже ж мой, до чего я стал сентиментальным…- За что? – опешил Ваня, едва не выронив из рук кружку.Я уже открыл было рот, чтобы произнести одну из самых бессмысленных вещей в своей жизни, как вдруг все мои спутанные мысли в один короткий и непонятный миг разорвал до боли знакомый в своей бархатистости голос с неуловимой, поразительно мягкой хрипотцой:- Ванюша, родной, почему ты ко мне не идешь? Я же жду тебя, моя нежность…