Глава 31. (1/1)

— В определенный период жизни мы встречаемся с определенным человеком, необходимым именно в этот период. Такой странный закон притяжения, такое взаимовыгодное спасение. Проводим определенное время вместе, потом обязательно расстаемся. Потому что каждому из нас надо идти дальше, входить в новый, следующий период своей судьбы. Брак придуман для ленивых, которым легче остановиться на полпути, чем идти дальше.— Думаю, это правда — про определенных людей в определенное время. Но, знаешь, почему часто происходит расставание? Потому что даже в паре развитие людей неизбежно. Мы открываем для себя что-то новое, и это новое идет вразрез с новым того человека, что привел нас к этому новому. Если это развитие неравномерно или имеет различную направленность, то будет расставание. А что, если попытаться принять новых друг друга? Тогда путь двоих может продолжиться.Эльчин Сафарли "Мне тебя обещали"Обжегшись на молоке, люди начинают дуть на воду. Я понятия не имею, кто придумал эту поговорку, из каких стран она родом и из каких веков зародилась, знаю одно – она точна, как снайпер с 30-летним опытом. Бьет один раз – и навылет. По крайней мере, меня. Я положила кисть на стол и откинулась на спинку неудобного офисного стула, перебирая рукой волосы. Ничего не получалось. Ничего. Я мучилась уже несколько часов, за окном птички щебетали что-то невнятное, утренне-сумрачное, несколько наставленных на столе кружек создавали видимость баррикад защитного оцепления, столешница справа была залита засохшим кофе, а слева была заляпана масляными красками непонятных оттенков. Передо мной же живописным мусором валялся добрый десяток разрисованных листков. С эскизами того, что бы я представила на конкурс для последнего тура. Именно поэтому за работу я взялась сразу после звонка Гон Чжу. Точнее, сразу после того, как прочистила желудок и уложила спать своего упоротого знакомого, накурившегося в тот вечер в дрова. Села за стол, убрала волосы в пучок, налила кофе – и принялась сочинять свою личную коллекцию дурных иллюзий. Как ни странно, мое полумертвое состояние в тот вечер мне не помешало – как не помешало и в следующий за ним день, и в следующий… Звонок офисной селедки словно вывел меня из транса – работа горела у меня в руках, хотелось творить, хотелось снова чувствовать себя живой и человечной, а не тем манекеном с потухшими желаниями, какой я была целых полмесяца. Но найти стезю, которая станет победной на последнем туре, мне все не удавалось. Гора изрисованной бумаги росла, карандаши сменялись ручками, фломастерами и красками, дни пролетали, незамеченными мной так же, как и ночи, но я все еще не могла нашарить нужное направление в эскизах. Я перебрала все. Образы людей, фоны возможных снимков, целые представления, которые я могла бы устроить для строгих глаз жюри… Но уверенности в том, что я иду в правильном направлении и смогу победить Ала и остальных, не прибавлялось. Оставалась, как всегда, призрачная надежда на чудо и свою сомнительную удачу, но сейчас я не могла быть спокойна, опираясь только на них. В прошлый раз они спасли меня – и чего? Я потеряла Су Ан. Ошибка стоила мне слишком дорого – больше я не могу полагаться только на случай. Нужна практика и подготовка….И я практиковалась. И готовилась. Исписывая и изрисовывая десятки, сотни листов, прогоняя в мыслях миллионы образов и примеров. Ища то, что станет моим спасением и моей визитной карточкой на долгие, долгие годы. Искала – и не находила. Ничего. ***Признаться, я и не задумывалась, почему мне так нужна эта победа. Спроси меня кто-нибудь со стороны, зачем я надрываю пупок для этого конкурса, я бы посмотрела на него бараньими глазами и не смогла бы ответить в первые 10 минут даже как меня зовут. Но где-то в глубине души я, скорее всего, знала ответ своего упорства. Это был вызов моей гордости. Тот вызов, который я не могла не принять. Всю свою жизнь я кому-то что-то доказываю. Учителям в школе и в колледже – что я не дура. Однокашникам – что я личность, которую следует уважать. Друзьям (хотя, какие из них друзья, если и им нужны доказательства) – что я достойна человеческого тепла и доверия. Позже – работодателям, что я ценное вложение средств, которое окупится сто крат. Даже после 20, когда жизнь для меня перестала быть легкой прогулкой, а сама я стала тем загнанным в угол хорьком, кем и являюсь по сей день, я все еще что-то доказываю. Даже своим мужчинам, которые мне, по сути, не нужны – что я та, кто заслуживает права притягивать их взгляды. Та, кто станет яркой искрой в их пустой жизни, та, что станет важной главой написанной ими книги. И не суть важно, видели ли они меня случайно в клубе, спали ли со мной или же встречались – это ничего не меняет. Я все равно всем что-то доказываю.А здесь ставки выше. Доказать свою значимость не одному человеку, не группе людей, а всему миру сразу. Этот конкурс – возможность разорваться фейерверком на весь небосвод. Обо мне узнают все. И я больше должна буду доказывать то, что я не пустое место… Один раз – и только. А это дорогого стоит. Это стоит того, чтобы не спать несколько ночей и стать до неузнаваемости истощенной – как минимум. Как максимум же – я даже не знала, на что бы я пошла ради победы…Шумно выдохнув, я снова взяла в руки кисть, провернула её в пальцах…. и с размаху грохнула голову на кипу разрисованных акварельных листов. Тяжело. Как бы я не умела и не любила работать, все-таки несколько дней впустую потраченных усилий мне действительно дались тяжело. И – что меня возмущало больше всего – сколько бы я не трудилась, свет в конце тоннеля не появлялся. Как и остальные признаки близкого озарения. Невнятно пробормотав, как же меня все задолбало, я съехала со стула, кое-как вытянула из волос то, что когда-то было заколкой и, по-хорошему, должно было держать их наверху, зевнула и поплелась в кухню. Конечно, пока я работала, ремонт стоял. И кухней одно из пустых помещений моей квартиры мог назвать только человек с оооооочень большой фантазией, однако для меня это была самая настоящая кухня. Пусть и голая, без единого приспособления для готовки, пусть и набитая ящиками с обувью и одеждой. Вдруг серые стены засияли и начали таять. Я едва успела прислониться к будущему дверному косяку, чтобы не упасть – так резко закружилась голова. Когда же чуть-чуть пришла в себя, недостроенной кухни, заставленной коробками, не было… передо мной была залитая светом комната с большим столом посередине, с белым окном, в которое стучалась сочная летняя зелень росшего рядом дерева… И высокий мужчина в смешном цветастом переднике, ставящий на стол тарелки. - Пришла? Отправила родственничков в аэропорт? – Спросил он, стараясь не улыбаться. Заморгав, я отшатнулась от косяка, но мираж не развеялся. - Ну ты чего такая дерганая? Что-то случилось? – Продолжил он мягко. Я молчала, как консерва. – Садись давай, я уже все приготовил, поешь. А то опять отправлю в больничку, хватит одним алкоголем организм пичкать. Это было ненормально. Такого не было. Не со мной. Не в моем доме. Не… с ним. Не было - и все тут. - Джесс, ты мне уже надоела, стоит тут, как неродная… давай в темпе. – Парню действительно надоело уговаривать соляную статую, все так же, не снимая фартука, он быстро обошел стол и аккуратно взял меня за плечи обеими руками. – Все хорошо? На тебе лица нет. Точно ничего не случилось?Открывать рот я отказалась, замотав головой. Засохшие в краске волосы остро ударили по уху, но даже это меня не отрезвило. Главное – не говорить. Иначе мираж рассеется и все, я снова окажусь в Аризоне, в своей пустой квартире… в своей и только своей пустой жизни. А я хочу быть здесь… быть с ним. Сын Хен полухохотнул -полувздохнул, приобнимая меня одной рукой и толкая к столу. - Брякай кости. Кормить тебя буду. Повар из меня, конечно, не аховый, но я, честно, старался. Надеюсь, оценишь. – Он с кислой миной поковырялся в кармане передника и, найдя там что-то, разом надулся, как индюк. – Я же тебя так и не поздравил с первым местом! Дарить лично тебе ничего не буду, ты к моим подаркам всегда как-то неправильно относишься…. Так что я решил пойти другим путем. На! Я не очень понимала, что происходит и почему вдруг такое яркое изображение стало немного мутным, но все равно послушно перевела взгляд вниз и подставила руки. В них, с гордым видом победителя всего и вся, Чхве вложил стандартный набор всех корейцев – палочки и ложку. Серебряные, с эмалевыми рукоятками. Синие и красные капли эмали хитро растягивались и переплетались по всей ручке – наборчик явно был эксклюзивным, дорогущим и выбирался самим шеф-поваром сегодняшнего обеда. Я сжала ладонь. Но металл не холодил её… руку жгло прикосновение человека, которого не было. Сначала я перестала слышать шелест листьев за окном. Потом – тик таймера электрической духовки, в которой Сын Хен что-то делал до моего прихода. Затем – свет стал меркнуть. Зелень поблекла, дерево стола выцветало на глазах. Палочки и ложка растаяли из сжатой в кулак ладони. А когда я испуганно перевела взгляд на сидевшего рядом со мной ТОРа, то успела увидеть только его участливую улыбку и гаснущие в проступающей серости стен глаза. Темные… заботливые… добрые… не мои. Уже совсем мне не принадлежащие… ни в какой мере. Спустя 4 секунды, сидя на бетонном полу собственной недостроенной кухни, я поняла, почему тогда так резко у меня помутнело в глазах. Я совершенно разучилась сдерживать слезы.***- Приветствую конкурсантов, гостей и многоуважаемое жюри на третьем … - начала тараторить девушка со сцены. Дернувшись, я закрутила головой – темный зал, мягкая обивка сидений кресел (кажется, это был бархат), шуршание последних рассаживающихся людей за спиной. Отпад. Как я оказалась в зале? Куда делось время до конкурса? Почему я вдруг оказалась впереди времени, которое помнила секунду назад? Ответов не было так же, как и готовности к этому мракобесному последнему туру. Я медленно выдохнула через нос, осторожно, не дергаясь, чтобы не привлекать внимания, вытянула руку к лицу, задумчиво посмотрела на указательный палец, триста лет не видевший ни нормального лака, ни наращивания, ни простого маникюра, еще раз вздохнула…. И сильно кусанула себя за верхнюю фалангу, ближе к ногтю. Больно стало. Это меня успокоило ровно настолько, насколько я и ожидала – плевать на неделю, выпавшую из моей жизни (пусть и не полную, но все-таки неделю!), с ума я еще не сошла – боль была привычной. Плоской, краткой… пульсирующей горячими отголосками где-то в районе ногтя. Ничего сверхъестественного. Осторожно повернув башню влево, затем вправо, я удостоверилась, что мой тест на адекватность никто не пропалил – и перевела взгляд вниз, на одежду. Я даже не сомневалась, что моя крыша может позволить мне все – даже припереться на показ голой или в одном купальнике – но все было не так страшно. Всего лишь вещи, в которых я и ходила дома: футболка, шорты с торчащими карманами, гольфы и какие-то полутапки – полубалетки из мягкой кожи. Все заляпанные красками, как и неделю назад – что шмотки, что обувь. Признав в собственной одежде собственное вопиющее разгильдяйство, я, уже на автомате, провела руками по волосам и нашла там то, что и ожидала – большое и красивое гнездо, заколотое двумя маркерами красного цвета. А что? Я не виновата, что они лучше всего держали волосы, пока меня выворачивало наизнанку в балконное окно… - Итак, жюри представлено! – Радостно громыхнуло со сцены, я собралась. Как бы то ни было, я уже тут. Уже на конкурсе, уже в зале (знать бы, как я сюда добралась – в таком-то виде!). Придется выкарябываться из этого дерьма голыми руками – последние наброски в моей голове датировались позапозапрошлым днем. Для победы маловато, как ни погляди… - И мы переходим к презентации. А пока гости будут наслаждаться предыдущими победителями, мы попросим всех действующих конкурсантов подняться на сцену и пройти в свои комнаты. На автомате поднявшись под аплодисменты зала, я непонимающе заозиралась. Здрасте, а правила? А тема? Они не станут нам ничего объяснять или же уже все рассказали, а я опять выпала из реальности, оценивая свой внешний вид?!Тихо чертыхнувшись, я выбралась из ряда, закусила губу и рванула за кулисы, куда уже прошкандыбала Лиззи на своих пятиметровых каблучищах. Остальных я не видела – но судя по тому, что рассказывал мне Ал после второго тура, в рядах моих соперников фигурировала Такахаши, девочка-бензопила, Саймон Громов, человек-перевертыш, Крэш и, собственно, отрыжка природы Элизабет Роджерс, овца американского разлива, в свое время подпортившая мне не хилое количество крови.