1 глава (1/1)

Пост дозора, в народе именуемом Серые Камни, образовался сразу же после Большой войны, двадцать два года назад, когда Дутичу исполнилось восемнадцать. Некогда цветущий край, а в частности, торговый город Аннилот, за несколько лет превратился в руины, укрытые толстым покрывалом снега и обнесённые высокими горами и еловыми лесами. Каменные дворцы и стены, украшенные когда-то красивыми цветными рисунками и лентами, теперь представляли собой бледное подобие ушедшей эпохи. Штаб дозора располагался в огромном замке князя Булька, распятого на теперь уже полуразрушенной стене варварами из горного племени. На высокой крыше вместо яркого флага независимого торгового города сейчас вилось выцветшее и рваное знамя Ушаньского Королевства и смешанных войск трёх государств, заключивших перемирие. Теперь Аннилот был точкой схода трёх границ и являлся постом, где делили территорию пограничные дружинники из великого Ушаня, малого Драба и большого клана альвитов, ввязавшихся в войну за территории.По пустынным улицам гулял ветер, занося развалины снегом и укрывая собой некогда широкие и просторные улицы-площади.Впрочем, Аннелот погиб не из-за войны. Цветущий и прекрасный край, когда-то являвшийся перекрёстком сорока восьми торговых путей и двенадцати границ, утратил величие после Великого Взрыва. Книги по истории в каждом королевстве выдвигают свои версии произошедшего, выдавая их за правду, но не одна не говорит этой правды. Дутич, когда учился в школе, сам верил в то, что в мир пытались вторгнуться захватчики извне и это повредило материю вселенной, отчего случился Великий Взрыв, а затем миром стала править Великая Зима. Но попав в пятнадцать лет в армию, а потом на войну, Дутич услышал иную версию произошедшего и до сих пор верил в неё. Захватчиков не было, был неудавшийся эксперимент магов, после которого на мир опустились холода. В тот год столбик термометра первый раз упал до минус ста. Половина населения мира погибла, замёрзнув и так и не осознав, что же на самом деле случилось. Впрочем, это было, по мнению Дутича, не важно. Потому что сам факт смерти никакой правдой не исправишь.Дутичу тогда было два с половиной года. Мать, выросшая в северных районах королевства в семье охотника, но вышедшая замуж за южанина и переехавшая к морю в дивные края, сумела спасти и себя, и маленького сынишку. А вот отец замёрз, как и девяносто процентов жителей портового города, в котором они проживали. Жизнь после этого началась самая что ни на есть чудовищная. Каждый дрался за право дышать и жить, пусть и в таком мире. Сначала это была попытка выжить, потом, когда остатки человечества сплотились в некое подобие государств, начались войны за оставшиеся ресурсы и лучшие территории. Тогда-то и альвиты очнулись, решив отказаться от нейтралитета, и гномиты вышли из подземелий. Появились новые виды дракоров, изо льдов начали выбираться странные существа, позже названные демонитами.Порядок и мир воцарились, когда Дутичу исполнилось семнадцать. Он успел повоевать лишь год, правда, в тот год случились две самые жуткие за пять лет мировой войны битвы: на океане Синем и при Граде Орлином. Однако домой Дутич вернулся живым и невредимым, хотя шрамы от пуль и рубцы от мечей доказывали факт того, что Петро Дутич воевал, а не отсиживался в учебном корпусе и не в штабе писюльки перебирал. Дутич собой гордился, а мамка тайком молилась богам, отдавая дань почтения и благодаря их за то, что единственный и любимый сын вернулся живым.Через четыре месяца Дутича женили на прелестнице Елене, которая родила ему двух сыновей, но по прошествии пяти лет подала на развод и ушла к Гримонию. Мамка ругалась на Петро, мол, не сберёг семью, а Дутичу было насрать: Елену он не любил, да и тянуло его больше к мужикам, нежели к бабам, о чем он, естественно, мамке не говорил, иначе была бы беда.Ещё через год Дутич вернулся в армию. Шесть лет, пока был в родном крае, он пробовал себя в разных делах: рубил лес, охотничал, латал и строил дома, возводил огромные парники на плантациях у фермеров, даже доил коз. И вроде руки из того места росли, но деревенское житьё-бытьё было не для него. То ли люди мешали, каждый норовил сунуть нос в его жизнь, то ли топор не так, как меч, лежал в руке, то ли коза смотрела на него косо, когда он дёргал её за дойки. А может, всё из-за Усмияна, который крутил перед ним жопой, а давать не давал, потом женился на толстой Исладе, после чего растрындел по всей округе о том, что Петро одуван, то есть мужиков любит. Дутич, конечно же, ему морду начистил, потом под суд попал. Чтобы статью не пришили и не отправили на снежные рудники, написал прошение в армию.В общем, таким образом он и попал в дозорные. Нет, сначала демонитов рубил, потом стражем на стенах Ушань-Уланя был, после охранял князя Бугучинцева, а после написал рапорт с просьбой перевести его в Серые Камни. Аннилот встретил его тишиной и таинственностью, в которых проживали суровые вояки, но Дутич их не боялся, сам таковым был. Единственное, что напрягало, это соседство альвитов. Вот уж кого он сторонился, так это высоких и стройных, вечно закутанных в одежды, быстрых и гибких, убивающих точно в сердце и сносящих голову с плеч одним ударом клановцев. И не то чтобы боялся, просто ему до сих пор казалось, что встреченная им на поле боя при Граде Орлином горстка воинов вот-вот оживёт и перережет добрую тысячу солдат противника, особо не напрягаясь.В Серых Камнях Дутич торчал уже четыре года. Мамка слала письма, всё просила вернуться, сыновья его и знать не хотели, иногда напоминала о себе Елена, укоряя его за то, что он, неблагодарный, старуху мать бросил. Дутич и так знал, что он последнее мурло, как когда-то говаривал капитан их отряда, но идти на поводу у старушки не спешил. Зачем возвращаться в деревню, когда точно знаешь, что сбежишь оттуда уже через полгода?Жить здесь Петро нравилось. Тишина и относительный покой. Суровая зима, развалины, напоминающие о прошлой эпохе, высоченные ёлки и кедры, частые бураны и красивое полярное сияние, которое может расстелиться и по снежному покрову, играя разными цветами. Одиночество. Здесь никто не лез в твою жизнь, не учил, как надо существовать, не пытался женить тебя на очередной бабе — к слову, женщин тут было не так уж и много, да и те по большей части проститутки, — не искал повода для драк. Последних и без повода хватало. Мародёров и любителей порыться в руинах и найти что-нибудь стоящее было предостаточно, а желающих перейти границу в обоих направлениях в поисках лучшей доли — и того больше. Жизнь здесь протекала по своим правилам, вдали от цивилизации и пышных городов она шла своим чередом, и Дутичу это казалось прекрасным.***Как любой из дней, этот начался обычно. Раннее утро огласил крик Кудахта, Дутич подскочил на кровати, подхватил тапок и, подлетев к окну, раскрыл его, замахнулся и кинул обувь в темноту. Как всегда, до Кудахта тапок не долетел, но Дутич вернулся к кровати и проспал ещё полчаса, после чего всё же встал, когда Кудахт заорал ещё громче. Зубы Петро чистил засыпая, умывался снегом, обтирался им тоже, фыркая и порыкивая, а ещё покрикивая и ругаясь на чём свет стоит, особенно когда оттягивал резинку подштанников и намывал холодным рассыпчатым снегом член и яйца. Потом пил чай и травяной настой, чтобы не заболеть и чтобы ничего не отмёрзло. Настои помогали, Горин частенько клал их в аптечку, хотя мог этого и не делать, потому что Дутич — житель Ушаня, а Горин — чёртов альвит, и потому что они дорогие. После быстро жарил яичницу с колбасой, завтракал ещё быстрее, откусывая от большого ломтя хлеба приличный кусок и чуть ли не целиком проглатывая его. Далее облачался в форму: тёплые штаны, майка, свитер, кафтан с меховой оторочкой. Две шапки: одна — тонкая шерстяная гондонка, вторая — ушанка на меху. Две пары тёплых носков и унты. Перед тем как выйти из башни, Дутич обычно смотрел на градусник. Если тот показывал выше минус двадцати, значит, жди потепления, если ниже двадцати — крепкий мороз. А если ноль — снегопад. А за снегопадом часто приходили бураны. Однако бураны были самым странным явлением в этих землях: с точностью их формирование не мог предсказать ни один маг. Даже Кудахт, чувствительный к погодным переменам, предупреждал о них минут за двадцать, не раньше.Пост Петро был на западе, в десяти километрах от Аннилота, между Большим Ущельем и Острой Долиной. В этой башне он проживал один. Подписался на одиночество два года назад, когда старик Куля отдал богу душу, нажравшись бормотухи и замёрзнув в сарае. Вопрос был тогда серьёзным, ведь в этой части служить никто не хотел. Не то чтобы Дутич прям горел желанием, нет, просто ему показалось, что это интересно. А оно и правда так и было. Эта башня была не только сторожевой, но ещё и маяковой. На крыше, под куполом, стоял большой фонарь. Когда наступали сумерки, Дутич врубал рубильник, и его яркий свет одиноким, но мощным лучом пробивал чудовищную темноту, и даже в буран его можно было увидеть. Впрочем, наличие здесь маяка, для Дутича до сих пор оставалось загадкой, но порой, когда на Острую Долину опускалось северное сияние, свет от маяка, сталкиваясь с ним, отображал целые картины, играя и проматывая их, как магическую плёнку.Основной работой Дутича было вовсе не включать и выключать свет, а обходить данную ему территорию, выискивая отпечатки на снегу, если таковые были. Перебежчики попадались всякие: кто умный — с помощью магии заметал следы, кто глупый — вообще их не заметал, а кто использовал летающих дракоров. Те тоже следы оставляли, воздушные. Оборудование у Дутича было современное и лучшее, да и Петро, что удивляло его самого, следопытом стал отменным. Делая заметки, он составлял рапорты, переправлял их в штаб в Аннилоте, а там уже отряды дозорных выдвигались на поиски преступников.Градусник показывал минус девять, и Петро понял, что сегодня будет потепление и, вполне вероятно, вечером начнётся снег. Покривившись, Дутич цокнул языком. Снегопад, а уж тем более буран были нежелательны — сегодня у него запланирован после обеда поход в Серые Камни, нужно пополнить закрома, доставить рапорты и жахнуть с мужиками бормотухи, ну а к ночи обязательно вернуться домой, чтобы хорошо выспаться и к обеду снова взяться за работу. Снег, а потом и буран — Дутич даже не сомневался, что он будет, — портили все карты. Однако, если буран начнётся утром, то не сильно помешает.Кудахт — огромная птица с ярким длинным хохолком — глянул на Петро так, как если бы тот был мошкой, раскрыл слегка крылья и что-то возмущённо клёкнул, выпучив глаза.— Заткнись, курица, — буркнул на него Дутич, потом накинул сбрую, вышитую серебряными нитями и украшенную стеклянными камешками, пристроил сани. Кудахт, получивший такое имя в пылу пьяного угара и долгого размышления, кто вылупился из яйца — баба али мужик, раскрыл крылья и, выкрикнув что-то, встрепенулся. — Да стой ты смирно, индюк!Кудахт возмущённо заорал. Ну да, как можно было красивого и благородного птерона — птица была исключительно разноцветная, что бывает крайне редко, а значит, стоит она очень дорого, — назвать курицей и индюком?! Но Дутичу было всё равно, он, конечно, трепетно любил своего питомца, но зачастую относился к этой благородно-дорогой пернатой твари, как к простому петуху, что явно шло вразрез с мнением Кудахта. Птероны были не так глупы и тупы, как куры, и человеческую речь понимали.— Ну, что ты разорался? — бухтел Дутич, забираясь в сани, пристраивая рядом нужные приборы и беря вожжи. — Чего тебе надобно, жирная свинья?— Куд-кудах-та! — Кудахт заорал громче прежнего, а потом дёрнулся и побежал.— Ах ты, ёклмн! — выкрикнул Дутич, дёргаясь назад, переваливаясь через небольшую спинку и падая на мягкие шкуры. — Твоё яйцо мать! Потише можно?!Кудахт заорал снова, но останавливаться не пожелал. Матюкнувшись и обозвав Кудахта в очередной раз глупой птицей, Дутич вернулся на место, взялся за вожжи и сменил курс, озвучив его для полного понимания ситуации. Кудахт клёкнул и свернул, сани плавно поскользили по белоснежному покрывалу прямо в ту часть долины, вдоль которой тянулась полоса границы.***Дутичу было сорок. Сегодня исполнилось. Рубеж так себе. О возрасте напоминало многое: всё более часто отзывались ноющей болью старые раны, начало подводить зрение, раз в месяц мучили отиты, память-дура желала долго здравствовать. Дутич переживал, что и конец скоро обвиснет. Впрочем, о суровой старости было рано думать. Магия творила чудеса, и то, что ранее Дутич отвергал, сейчас казалось не таким уж и чуждым. Отдаться магу в руки, заплатить деньги — и уже через двадцать дней выйдешь из башни новым человеком. И всё же Петро не спешил к магам, да и альвийскими мазями и лекарствами тоже не торопился пользоваться, хоть и были они чудотворными. Потому что стоили они баснословных денег, эффект имели более долгий, нежели магия… Но Петро доставались бесплатно. Горин подкладывал их всё в ту же аптечку, а Дутич, не зная, что с ними делать — дорогие же! — составлял коробочки на полку и пользовался только согревающими и поддерживающими тонус и иммунитет отварами.В общем, день рождения был той самой причиной, чтобы отправиться в Аннилот и выпить с мужиками бормотухи. Дутич, вернувшись в башню после обхода, настрочил рапорт. Радоваться было нечему: он нашёл три следа, что говорило о незаконном переходе сразу трёх групп. Сложив писюльку, сунул в карман, закинув в сани верёвки и коробки, сел на мягкую седушку и цокнул, чуть колыхнув вожжами. Кудахт оторвался от корыта, в которое было насыпано зерно, возмущённо клёкнул, быстро дожрал остатки и тут же бросился в путь, чуть не опрокинув на спину Дутича. Петро рыкнул ругательство, на что Кудахт решил не отвечать, а ускорился, и теперь Дутичу пришлось натягивать шерстяной шарф на рожу, чтобы морозный воздух не так сильно щипал щёки и нос.Дутич не был красавчиком. Морда так себе. Нос, губы, глаза были на месте. Ресницы длинные. Брови, правда, широкие. В драке с демонитами получил небольшой шрам на скуле и из-за этого перестал тщательно бриться, прикрывая его щетиной. Когда приехал в Аннилот, попробовал отрастить бороду. Не понравилось. Иногда лень было бриться, так щетина отрастала. Глядя в зеркало и видя почти старика, нахрен всё сбривал. И под мышками тоже, будто от этого зависел возраст. Волосы на башке не трогал, хотя с годами они тускнели, редели, утончались и белели. Седина лезла и на лобке. И на груди тоже. На груди как всё выглядело, Дутичу нравилось, остальное — нет. По телосложению Петро был мужиком что надо: втянутый живот, грудь колесом, руки сильные, мускулистые. Не здоровый и не маленький. Чуть выше среднего роста. Ровно сто восемьдесят.Пареньки на Дутича редко обращали внимание, только шалавы если. В больших городах их было предостаточно, здесь — нет. Бабу-проститутку Дутич тискал от безысходности, когда Валек или Ибрагим воротили носами и посылали в долгий путь. Хурана он не трогал, тот вроде как был Наташика, а у Наташика мозги набекрень, ещё прирежет — он из альвитов. Короче говоря, секса у Дутича было слишком мало. Раз в полгода. Поэтому привык конец держать на привязи или долбиться в кулак одинокими ночами или суровыми вечерами. Сидя на лавке и крепко держа вожжи, Дутич смотрел на обрыв, что был по правую руку, и размышлял о том, будет ли у него в этот раз перепих или нет. И, как ни странно, перед глазами маячила маска Горина и его миндалевидные зелёные глаза, от которых яйца скукоживались в сухой изюм.Горин был выше Дутича на полголовы. Всегда затянутый в чёрные одежды, на вид слишком тонкие для суровой вечной зимы. На голове шапка из тонкой шерсти, лицо закрывала сшитая из лоскутков ткани маска с нарисованным жутким оскалом. Окровавленные клыки наводили ужас и заставляли задуматься, а стоит ли переходить этому альвиту дорогу. На левой стороне бедра висел прикреплённый к широкому поясу короткий меч, справа — револьвер с большим барабаном, за спиной — короткоствольное ружьё. На пояснице — короб с лекарственными настоями и порошками. На ногах — сапоги из толстой кожи, с высокой подошвой. Казалось, эта обувь весила килограммов десять, но ходили альвиты в ней так, будто передвигались босиком. А ещё был капюшон на пальто: большой, с меховой подкладкой, тонким кончиком спадающий почти до задницы.Когда Дутич въезжал в широкие ворота дворца, он всегда сталкивался с капитаном альвитов Горином Эдиной. По какой причине — не знал. Но тот вечно торчал у ворот, то ли выслушивая доклады, то ли раздавая приказы своим парням. Дутич сначала рассматривал Горина — красивый в своих тряпках тот был, и пальто классное, — потом, когда подъезжал ближе, кивал в знак приветствия сначала парням, потом ему, как дурак, раз десять подряд, пока Кудахт лениво пересекал границу ворот и топал в сторону склада и сарая.Во дворец Дутич входил в центральные двери, поднимаясь по высокому крыльцу. Кабинет начальника располагался на пятом этаже. Хорошо, тут был лифт, работающий от электроэнергии и на магических кристаллах.Такого же телосложения, как Дутич, только мордой постарше да бородатый, начальник гарнизона встречал его одной фразой, которую Петро пропускал мимо ушей, здоровался с боевым товарищем за руку, отдавал рапорты, присаживался на стул, выкуривал дорогую сигарету, от которой балдел начальник, а ему срать было, какой дым пускать, пропускал кружку бормотухи и сваливал обратно к сараю, чтобы заскочить в расположенный рядом склад. Вот там-то, у дверей в высокую конюшню, Дутич сталкивался снова с Горином.И в этот раз всё прошло по привычному сценарию. И как всегда, и сам Горин, и три альвита, сопровождавшие его, прожигали Петро холодными взглядами.***— Здрасте. — Дутич снова, как дурак, закивал головой, потом, будто невзначай, поправил лямку винтовки, закинутой за спину, и ремень меча. Он старался смотреть так же сурово и твёрдо, как альвиты, но осознавал, что у него это выходит смешно и тупо.— Добрый день. — От голоса Горина мурашки разлетелись по телу хаотично со страшной скоростью, достигнув и сердца, и почек, и лёгких, и печени, и даже кишок, и от этого Дутич задохнулся. Мурашки выбили из него дух. Петро не понимал, почему так происходит, но не уставал задаваться этим вопросом и искать на него ответ. Ему каждый раз казалось, что он вот-вот найдёт его.— Рапорт, — после недолгой паузы добавил Горин, и Дутич, как полный кретин, сбросив свою сраную крутизну, пробормотал:— А, да, конечно. Сейчас. — Захлопал себя по карманам, а потом достал эту чёртову, сложенную, как всегда, вчетверо бумажку из большого внутреннего кармана кафтана. Протягивая её Эдину, в этот раз тоже спрашивал себя: сколько, Дутич, тебе лет, что ведёшь себя, как пацан. Хотя когда он был пацаном — вёл себя по-другому. Он же бился на поле брани с альвитами, отстаивал чёртов Град Орлиный, смотрел, как гибли его товарищи, рычал и кричал, замахиваясь мечом на очередного клановца, и желал лишь одного: чтобы эта бойня закончилась поскорее. И уже тогда было всё равно, будет жить или сдохнет, затопчут ли его, как цветы, которые укрыло покрывало снега, покрасневшее от крови и ставшее кашей под тяжёлыми сапогами воинов, или же похоронят с честью… Он тогда боялся, но шёл вперёд. А сейчас вот-вот отступит.Ага, уже отступил…— Зачем тебе бинты? В прошлый раз я добавил к твоей аптечке ?Вольбинтон?. Он хорошо заживляет неглубокие раны и обезболивает, а также является противовирусным и противогрибковым средством, — ещё через некоторое время произнёс Горин. Окунувшись в воспоминания, Дутич совсем потерял связь с реальностью и поэтому слова капитана подействовали на него, как ушат ледяной воды. Сделал вдох, потом выпучил глаза, растеряв свою крутизну вконец.— Ам-м… Мазь дорогая. Тратить ещё на какие-то ранки, — буркнул он. Стыдно было сказать, что она стоит на полочке, как икона какая-то, и он чуть ли на неё не молится. Как и на остальные баночки.— Она для этого и создана, — проговорил с лёгким презрением один из спутников Горина. Он был тоньше и ниже остальных, и голос у него был почти девчачий, но это был паренёк, юноша.Горин лишь слегка дёрнул в его сторону головой, а сопровождение тут же отступило на шаг назад вместе с пареньком. Шагнул назад и Дутич. Горин глянул на него, Петро сглотнул и на всякий случай отступил ещё.— Ты не пользуешься мазями? — спросил капитан Эдина. Дутич набрал в рот воздуха, а потом, выдыхая его, проговорил:— Знаете, они очень дорогие. Я боюсь, что не смогу оплатить их стоимость…— Они бесплатные, — тут же парировал Горин.— Но в моём контракте не прописаны эти лекарственные средства как бесплатное оснащение. Поэтому…— Они бесплатные, — повторил Горин, и Дутичу показалось, что голос его стал холоднее, чем льды. — Пользуйся ими. Иначе у них срок годности закончится.— Да, конечно, — без раздумий согласился Петро и понял, что теперь придётся ими пользоваться. Не понимал он такой благосклонности Горина.Альвиты отвечали за снабжение, они могли достать всё, что угодно, и зачастую у него не только аптечка пополнялась странными тюбиками, баночками и пакетиками, а и ещё кое-какие вещи появлялись. Например, Горин отписал ему крутейшую винтовку последней модели. И меч с гномьими рунами — надо сказать, дорогое оружие. Поменял ему оборудование: бинокль, ?следопыты? и так далее. А ещё раздобыл где-то три шкуры демонитов алых. И яйцо этой курицы подсунул. Сказал, что птерон будет хорошим средством передвижения. Да и оперение у него тёплое, а шкура толстая. И сани тоже поменял. Старьё выбросил, а взамен подсунул эти, современные. Они ещё на магических кристаллах работают, без Кудахта на них ездить можно. Дутич стеснялся спросить, отчего такое внимание. Он был уверен, что это внимание ему мерещится — не было никакой симпатии со стороны Горина, просто тот выполнял свою работу. Хорошо выполнял. Как-никак, Горин Эдина — второй сын князя Лютова, главы клана альвитов, не подобает ему вести себя, как те мажоры, работу за которых выполняет кто-то другой.— …скалорезные резаки, снегоступы, линзы для ?следопыта?… Бинты вычёркиваем, — говорил Горин. — Три полотенца, четыре пары носков тёплых, две пары носков лёгких, тёплые тапочки… Ведро. Железное или деревянное?Дутич почувствовал, как резко покраснел. После тапочек шли трусы. А после трусов — ведро. Горин пропустил это, на секунду замолчав.— Деревянное, — выдохнул Дутич.— Ещё что-нибудь? — будто ничего странного не произошло, спросил Горин.Петро принял задумчивый вид, глянув в сторону, почесал подбородок, а потом рискнул:— Десять лампочек для настольной лампы и шкуру медвоеда.— А не слишком ли… — заговорил один из сопровождающих Эдины. — Хорошо, — оборвал юношу Горин.— Можно без… — поспешил отказаться от шкуры медвоеда Дутич, но Горин будто его и не слышал.— Ты когда собираешься назад?— Ночью.— Будет буран.— Я думаю, он начнётся к утру. Я в это время буду уже дома. — И снова закивал, будто соглашаясь сам с собой.— Хорошо, — повторил Горин.— Тогда… всего хорошего, — буркнул Дутич и быстро поспешил к торцовой части дворца, там был вход в кабачок, где он собирался хорошенько пожрать и выпить с мужиками бормотухи.***Кабак ?У Лисандра? был довольно просторным. Он размещался на территории бывшего зала благородия, того места, где толстожопый князь Булька некогда принимал подношения от торговцев и путешественников. Теперь здесь стояла широкая и длинная стойка, камин был переделан в печь, за тонкой ширмой пряталась кухня. Остальная площадь зала была заставлена столиками и магическими печами. Лисандр Бруг был сухой, болезненный, но суровый солдат, давно вышедший в отставку и принявший приглашение перебраться в Аннилот для руководства кабачным делом. В общем, он вроде как продолжал служить Ушаню, но в тот же момент занимался и своим бизнесом. Половина дела принадлежала ему. Цены в кабаке были доступные, порой даже скидочно-низкие, и жрачку Лисандр со своей супругой и сыном готовили вкуснючую. Да и бормотуху матушка жены варила знатную.Зависать ?У Лисандра? было одним наслаждением. Дутич любил отогреться в этом пьяном угаре, вылезти из скорлупы одиночества, пообщаться с людьми. Позыркать на сына Лисандра — красив тот, сука, был, но недоступен. Дырка запечатана была наглухо, и хер в жопы пихать отказывался — воротило его от этого знатно. Баб любил. Он-то и притаскивал в гарнизон девиц лёгкого поведения. Сам трахал их и с другими делился. Жениться пока не собирался, но, как слыхивал Дутич, вроде как краля на той стороне у него нарисовалась.Посетители в кабаке были всегда. Петро было всё равно с кем пить: он мог и со стариком Лисандом тяпнуть, и с бабулей. Лишний раз послушать её истории, задаться вопросом, то ли это бабкины выдумки, то ли и правда было это с ней. Цапнуть, будто невзначай, жинку Лисандра за пышную попку. Та позволяла это делать только избранным, Дутич был в их числе. Херакнуть с ней по стакану пива. В общем, бухать Петро любил с кем угодно, даже в одного, чего ни капельки не стыдился.В этот час зал оказался наполовину пуст. Оно и понятно — день ещё не закончился. Дутич подвалил к третьему дозору. Встретили его, как всегда, на ура. К тому же в компании был Ибрагим, и по настроению мужика Дутич понял, что тот сегодня даст. Первый час разговоры велись всегда о том, что да как, стоит ли башня, кто проходил, пролетал, пробегал… Потом сплетни общие, из-за бугра и границы, из больших городов и деревень. Второй час — сплетни местные. На третьей бутылке эти сплетни обрастали тонкой шубкой, на четвёртой — уже толстой. После десятого стакана Дутич валил в туалет, маякуя Ибрагиму или Валеку.Сегодня всё было как всегда, однако, стоило Дутичу встать из-за стола, как он наткнулся на Горина. Лишь повернулся, собираясь сделать шаг, как остановился.— Твои сани загружены, — холодно сказал Эдина. По телу скаканул табун мурашек, кишки свернулись в тугой узел. — Много не пей, — уже мягче добавил он и направился дальше, перед этим глянув так, что Дутичу Ибрагима расхотелось враз. С другой стороны, и до этого не сильно-то хотелось, просто пар нужно было выпустить. Член об этом напоминал, а к чему призывала нижняя часть, к тому Дутич всегда прислушивался…— Если бы я столкнулся с капитаном Эдиной лицом к лицу, я бы обосрался, — сказал Ибрагим, затягиваясь сигаретным дымом.— Я не испугался, — буркнул Петро, бессмысленно уставившись в разукрашенную каракулями стену туалета.— Ни хрена не испугался, — хмыкнул Ибрагим, сидя на грязном унитазе. — А кто вялый, как селёдка в бочке?— На себя посмотри, — огрызнулся Петро.— Так я ж из-за тебя. Я даю — ты берёшь. Должен поднять и себе, и мене…— Мне.— Да я же шуткую.Дутич выдохнул и выдернул изо рта Ибрагима сигарету. Затянулся. Да, не вышло ничего. После этой грёбаной встречи пенис не то чтобы опал, он не захотел подняться даже после того, как увидел сладкую дырку. Ибрагим, сука, отказавшись брать в рот, натянул штаны и уселся на унитаз, будто срать собрался.— Слышал, Кури сошёлся с Харитоном? — как ни в чём не бывало продолжил Ибрагим, прикуривая новую сигарету.— Кури с Харитоном? — удивился Дутич. Такой сплетни за третей и четвёртой бутылками он не слышал.— Ага. По мне, это жуть. Дать альвиту?! Ну уж нет! От одной мысли меня всего скручивает. Ну, у них типа любовь. Хотя хрен знает, какая там, в сраку, любовь. С другой стороны у Хурана и Наташика уже два года эта любовь, жесть, искры летят. Тот его метит на каждом повороте. Бедняжка Хуран. Хотя он шкаф такой. Никогда бы не подумал, что этот здоровяк — давалка. Наташик-то чуть выше капитана Эдины, но по комплекции такой же почти. Но в одежде не разберёшь. Однако, погляди, любят. Я точно знаю. Хуран мне трепался как-то. Я просто спросил, как оно, а он мне — типа люблю-немогу-хочу-и-он-меня. Поэтому не удивлюсь, если откроется ещё какая-нибудь парочка. Альвит и человек. Ты и…— Заткнись!— А что! — Ибрагим нагнул голову набок. — Капитан Эдина вон какие тебе подарки делает. Цветной птерон, современная винтовка, гномий меч. Твои сани всегда полны…— Это просто замена старья на новый товар, — настаивал Дутич, злясь и одновременно ощущая что-то странное. Ему хотелось, чтобы в словах Ибрагима была хотя бы малая толика истины. Горин волновал Дутича. Почему-то только Горин Эдина.— Ну, не знаю, — хмыкнул Ибрагим.— Я знаю, — злобно выплюнул Дутич.— Иногда дальше собственного носа не видать. — Ибрагим встал, кинул окурок в очко, хлопнул крышкой. Взял длинный кристаллический освежитель, начал ломать его. Запахло смесью цветов. — А другим, кстати, виднее. И встречает тебя капитан Эдина постоянно, бегает к воротам. Как только узнаёт, что ты идёшь?Петро сделал шаг к очку, поднял крышку, выкинул туда окурок. Потом развернулся, открыл дверь и на выходе из кабинки сказал:— Да пошёл ты.— Ах, Дутич, я не иду, я даю. Идёшь ты, и сегодня случился облом, — вздохнул Ибрагим, стряхнул осколки кристалла на пол, отряхнул руку и вышел, обгоняя Петро, который, остановившись, обернулся.Когда Дутич вышел следом за Ибрагимом в зал, сразу же наткнулся на Горина. Снова. Правда не лицом к лицу, а глаза в глаза. Эдина сидел за столиком у окна, рядом с ним его сопровождение и ещё двое альвитов. Он смотрел на Дутича так, будто знал, что тот выйдет из туалетной комнаты. Сразу же поймал его взгляд и теперь уничтожал своим холодом, заставляя нервничать ещё сильнее.***Настроение скатилось в жопу, градус не грел и не пьянил. Лишь в подмышках потело да между ног. Доев куриную ножку, скинув в сумку сухари с приправой, загрузив в рюкзак три литра бормотухи и распрощавшись с мужиками, Петро вынужден был уехать раньше намеченного срока. Но, может, оно и к лучшему. Снег повалил с наступлением сумерек, сначала небольшими снежинками, потом целыми хлопьями. Кудахту было всё равно, но спать птица любила не меньше человека. Впрочем, дорога была недолгая — минут тридцать-сорок.Кудахт шёл медленно, сани были полные. Дутич, ещё когда запрыгивал на мягкую седушку, заметил, что коробок чуть больше обычного. Как только выехали за пределы города, тормознул Кудахта, слез с насеста и подошёл к саням. Некоторое время осматривал коробки, показавшиеся ему странными, потом открыл одну из них и насупился. В мягкой вате лежали магические кристаллы, скрепленные тонкой прочной металлической ниткой. Магическая сетка. Открыл другую коробку, что была рядом. Магическая защитная стена. Дорогое оборудование. Время действия — сутки. От этого ещё дороже.Дутич пораскинул мозгами, понял, что ничего хорошего и толкового из этой мозгоработы не выйдет, закрыл коробки, сплюнул на снег, выкурил быстро сигарету и взгромоздился на сани. Кудахт потащился дальше, тихонько урча.Когда до башни оставалось километров шесть, птерон остановился, задрал голову и, пытаясь посмотреть на Дутича, начал громко кудахтать. Хохолок при этом чуть приподнялся, и длинные усики завибрировали, будто готовые исполнить странный танец змей.— Да не кричи ты. Понял я, — буркнул Петро, доставая кристаллический фонарь. Сдвинувшись на лавке к самому краю, Дутич посветил вниз. Кудахт остановился у самого обрыва.— Ох ты. Вон как, — буркнул Дутич и хмыкнул. Яркий столб магического света пробил плотную завесу снегопада и врезался прямо в лица двух подростков. Они стояли на скальном выступе, и каким ветром их туда занесло, Дутич мог лишь догадываться.Достать молодняк не составило труда. Попросив Кудахта пройти чуть вперёд, Дутич обмотался верёвкой, а другой конец скинул вниз. Через несколько минут ребята стояли рядом с ним. Паренёк показался чуть меньше девушки и тоньше, скорей всего, был гномитом, а вот девчушка — человеком. Робкие, наивные, с большими глазами. Вот если бы все перебежчики были наглыми и грубыми, то, пожалуй, Дутич в эту невинность поверил бы.— Мы студиозы Академии Исторических Наук, — заговорила девушка. Ей было холодно. Шубка на ней хоть и была тонкая и потрёпанная, но выглядела добротной. Однако поднимался ветер, а снег становился мельче, но гуще и бил по лицу, словно льдинки. — Ехали в Аннилот, чтобы писать курсовую. Там мы должны были встретиться с капитаном Бальгом. Но наш дракор чего-то испугался, понёс и свалился в ущелье вместе с санями. Нам удалось спастись… Вы с Аннилота?— Да. Оттуда.— Пожалуйста, доставьте нас до города.Дутич обернулся, глянул на скрытый за снежной завесой и темнотой Серый дозор, потом вновь глянул на подростков.— Не выйдет. Назад я не поеду. Не сегодня. До башни осталось километров шесть. Садитесь рядом со мной, в сани не поместитесь.— Но…— Скоро начнётся буран. Мы не успеем.Если честно, лучше было бы вернуться в Аннилот, но это опаснее, чем ехать в башню. Темно, снегопад… Их двое, а Дутич один, если не считать Кудахта. С девушкой Петро справится легко, если она не из клана альвитов или же не маг. Если маг, то тяжеловато будет. А вот с гномитом придётся попотеть в любом случае. Скорей всего, это мародёры и наметились они на сани. Тогда что получается — ждали они его здесь? И могут ли они быть теми, чьи следы сегодня Дутич увидел на снегу? Одни из них были дракорскими, хорошо заметёнными с помощью магии. Пришлось потратить последние линзы следопыта, чтобы их разобрать и чётко зафиксировать.Говорить не было возможности. Ветер дул в лица, бросал колючий снег, щипал кожу. Пришлось натянуть шарф на морду, а на глаза — большие очки. Винтовку Дутич снял раньше — когда сходил с саней. Пристроил её рядом, меч заложил за коробками так, чтобы в момент опасности суметь его вынуть. На бедре ещё был револьвер с магическими зарядами. И всё это грело душу, но стоило бы подать сигнал своим. А как это сделать? Получится, лишь добравшись до башни. Есть два варианта: первый — включить маяк, второй — запустить сигнальный магический шар. На то и на другое нужно время, примерно две-три минуты. За эти минуты девушка-маг может его превратить в пепел, а гномит — свернуть шею. Но у Дутича нет иного выхода: сигнал нужно подать, сейчас главное — спланировать, как именно. Если он повернёт к Аннилоту, его жизнь может закончиться намного быстрее. Всё же башня была ближе, мысли о ней грели душу, да и шансов на успех было там больше.Петро рисковал сильно. Возможно, надо было оставить подростков там, на уступе. Добраться до башни и дать сигнал. Такой вариант казался самым логичным, но у Дутича был один пункт, который он старательно выполнял: любая жизнь, даже самая никчёмная и гнилая, должна быть спасена. Пока эти дети не наставили на него оружие, Дутич готов их спасать. Это глупо, но после битвы у стен Орлиного в нём что-то надломилось. Или появилось нечто новое. А может, это старость? Ему исполнилось сорок лет. Какое ж это счастье! Сорок лет... ***Пожалуй, эти шесть километров были самыми длинными в его жизни. В башню он не торопился. Распряг птерона, наступил на педаль ящика, пристроенного к корыту. Открылась дверка, и кормушка наполнилась кормом, ссыпавшимся по желобку. Девушка не наигранно восхитилась и погладила крыло Кудахта, спросила, как его зовут.— Курица, — ответил Дутич и тронулся к крыльцу. Кудахт что-то курлыкнул в ответ и принялся за жратву. Когда корм в корыте — он не обращает внимания на оскорбления.Ключ в большом амбарном замке Петро проворачивал медленно, задумавшись. Делал вид, что не торопится и что гости его не волнуют. Ну гости, ну студенты... В голове никак не хотела складываться картина того, как ему без ущерба забраться на крышу или же открыть крышку ракетницы, вскрыть защитную печать и дёрнуть за нитку. Это только кажется, что нужна всего секунда, но на самом деле — время. За это мгновение гномит переломает ему все руки и ноги. А девка, если маг, превратит Дутича… Об этом он думал уже не раз.— Располагайтесь. Но не забывайте, что вы в гостях, — сказал Дутич, крепко сжимая в руке винтовку. Подойдя к щитку, щёлкнул парочкой выключателей, и по просторной комнате, что являлась и прихожей, и залом, и даже столовой, разделённой лишь парой тонких столбов, разлетелся золотистый электрический свет.— О, как у вас просторно, — протянула восхищённо девушка, а Петро, готовый уже закрыть щиток, обратил внимание на пару других рубильников.— Да, почти королевские покои.— Здорово.Неожиданно возникшее ощущение смертельной опасности заставило Дутича резко обернуться и вскинуть ружьё. Вместе с ним вскинул оружие и гномит, а девушка резко раскрыла руки и перед ней начало закручиваться магическое кольцо. Но магия Петро сейчас волновала чуть меньше остального. Гномит оказался вовсе не гномитом, а Кудахт заголосил так, что Дутич вздрогнул.— Ты… не гномит. Ты человек. Девушка.— Какой ты догадливый, старикан, — презрительно фыркнула девчонка с магическим револьвером.— Пожалуйста, — проговорила девушка-маг, — не сопротивляйтесь, господин наблюдатель…— Я дозорный, милочка.— Хорошо, господин дозорный. Мы не причиним вам вреда. — Кажется, она была уверена в своих словах. Говорила быстро, при этом колдуя. Дутичу и к магу ходить не надо было, чтобы понять, что девушка творит переходные врата и сейчас не такая уж и просторная башня наполнится её товарищами. Сколько их, интересно? — Мы хотим лишь исследовать рудники Аннилота. Вы слышали о рудниках…— Хватит трепаться. Колдуй уже. А ты, старикан, кругом и ручки за спину.— Заглохни, малявка, — буркнул Дутич и выстрелил. В девочку не целился, пуля прошла рядом, но девчонка оказалась проворная. То ли поняла, что Дутич спасовал, то ли реакция у неё была отменная, выстрелила в ответ. Стреляла в цель. Ногу прорезала боль, но до того как ощутить её, Петро щёлкнул двумя красными рубильниками и вылетел в открытые двери. Скатившись по ступеням, он рухнул в снег и только тогда почувствовал адскую боль.— Ох… Твою мать!Кудахт закричал снова, затоптался рядом, бешеными глазами уставился куда-то вдаль. В этот момент закричали девушки, одна из них кинулась к выходу, Дутич выстрелил в дверь. Пуля врезалась в косяк, а девушка с револьвером была отброшена назад невидимой стеной. Послышался скрип раскладной решётки — это закрылся вход на второй и третий этажи. Входная дверь захлопнулась сама, и теперь можно было увидеть, как вокруг башни возникла сетка. Магический подарок от Горина, ловушка, но устанавливалась Дутичем как защита. Снять блокаду сможет только Дутич. Или придётся ждать, когда время действия истечёт, а это двенадцать часов.Кудахт снова заорал.— Я тебя слышу, — прохрипел Дутич, слабо постанывая от боли и пытаясь залезть пальцами в рану, чтобы вытащить пулю. — Столько лет… Столько… лет… и схлопотать первый раз за всю службу... магическую пулю…Кудахт продолжал кричать, топтался, закружился, растопырив крылья, потом подлетел к Дутичу и сунул клюв в ногу Петро. Дутич убрал пальцы, пуля медленно протискивалась через ногу, разрывая плоть и достигая кости. Вместе с этим конечность опутывали магические цепи, которые вот-вот окутают вторую ногу. Загнутый клюв птерона проник внутрь, зацепил болтик и потянул его из раны. Дутич закричал. Когда пуля была извлечена и выплюнута на снег, цепи спали, но боль стала такой невыносимой, что Петро на мгновение провалился в темноту, но тут же, постанывая, вернулся назад. Кудахт кричал так, что мёртвый поднялся бы.— Да я не глухой, тупая курица!Дутич сунул морду в снег, остудить жар и хоть немного отвлечься от боли. Помогло мало, но, вынырнув из него, медленно начал подниматься. Кудахт продолжал танцевать, чуть растопырив крылья, и кричать.— Да понял я, что буран идёт. Сани, сани затяни в сарай…Птерон сразу же подлетел к саням и принялся их толкать внутрь сарая. Дутич поднялся и пошёл следом. Кудахт, не переставая кричать, оставил сани и обернулся.— Да я уже здесь, — хрипел Петро, перешагивая порог и закрывая ворота небольшого сарая. — Хватит орать.Кудахт курлыкнул, чуть подтянул сани глубже, слегка пододвинул их.— Погоди, — отодвинул Петро морду птерона, когда тот попытался подхватить клювом его за шарф и утянуть за собой. Кудахт воспротивился такому отторжению. — Погоди, говорю.Дутич раскрыл коробку с магическими кристаллами и вытянул их оттуда. Вернулся к воротам. Кряхтя от сильной боли, Петро вышел наружу и забросил нитку из кристаллов в темноту. Ветер подхватил магические камни, но не унёс. Дутич сломал тот, что остался в руке, и кинул его на снег. Через мгновение сарай окутала розовато-бледная пелена.— Я вернулся. Можешь успокоиться.Но Кудахт продолжал орать и танцевать, зазывать Дутича на сено, где птерон спал. Петро подошёл снова к саням, открыл другую коробку, вытянул оттуда аптечку.— Надо обработать рану, — заговорил он, направляясь к Кудахту. — К утру она загноится, а вечером я сдохну. В меня угодила магическая пуля, глупый ты Кудахт. Это полнейшая жопа. Так что… поглядим, что тут положил капитан Эдина.— Курлык-курлык, — уже намного тише произнёс птерон, но всё равно оставался беспокойным. Когда Дутич дошёл до сеновала, Кудахт удобно уселся, чуть растопырил крыло, приглашая Петро зарыться в его мягкое и тёплое оперение.— Ага, — сказал Петро, присаживаясь. Вскрыв аптечку, он выудил из нутра странного вида баночку, вскрыл её и нанёс содержимое на рану. — Хрен знает, что за хрень, — хрипел Дутич, устраиваясь под мягким и жарким крылом птерона. Кудахт заурчал, подобрался, превратился в пушистый шарик. Повернул голову в сторону, сунул клюв под перья, тыкаясь им в голову Дутича. Но Петро это вовсе не мешало. Клюв был горячим, как печка. Сразу стало жарко. — Может, то от волос на жопе? — продолжал бурчать Дутич, глядя на то, как под напором ветра, проникающего даже через магический барьер, ходят ходуном ворота. Смотрел Петро на большой, подсвеченный кристаллической пылью градусник, который показывал, что температура на улице падала всё ниже и ниже, и вот уже столбик преодолел отметку минус двадцать, потом минус тридцать… — А может, любовное зелье… и моя нога завтра влюбится в капитана Эдина…— Курлык…