Феху. (1/1)

— Смотри, Гиа, вот это — человек, — пальцы торопливо бегают по запотевшему стеклу, выводя неведомые узоры среди мельчайших капелек воды, — а это...Безразлично-мягкий смешок. Облачко дыма разбивается о стекло, растворяясь в темноте мелкими белесыми клочками. Линии на стекле тают, лишь мимолетные очертания поблескивают, играя в лучах последних фонарей.— Зефи, какой же это человек? Это же просто две палки, — ледяные серые глаза смотрят чуть насмешливо и издалека, будто из-за тонкой, но непреодолимой алмазной стены. Самый твердый в мире камень, что природа, решив пошутить, сотворила из того же, из чего делают самые мягкие карандаши. Прозрачный и серый, непоколебимый кристалл и пластичная, вырисовывающая все, что угодно крошка графита — такие разные и такие похожие, им суждено вечно продолжать свой спор на дне этих глаз.

Холодный влажный палец отрывается от стекла, в нерешительности замерев на пару мгновений, тянется к тонким бледно-аметистовым губам. Невесомое прикосновение чертит влажную дорожку от одного вздернутого уголка к другому, замирает на середине. Лохматая темная макушка решительно вскидывается, обиженно задранный нос снова отворачивается к окну, и вот уже новые письмена расходятся по мерзлой поверхности стекла из-под легко взлетающих пальцев.

愛してる

Опаловые глаза лихорадочно блестят, отражая прозрачно-матовый холст, испещеренный неведомыми полосами и завитками. Безразличная холодная поверхность стекла отражает пару таких же заинтересованно блестящих бусин густого серебряного цвета.

— Что это? — Прямой тонкий нос тянется вперед, чуть всколыхнув дыханием непослушные вьющиеся пряди. Зефи вздрагивает, зажмуривается, напрягшись, застывает — как кролик в объятьях удава. Тонкие бледные губы все так же холодно-завораживающе шепчут прямо над ухом:— Красивые. Прочитай, — бархатно-медовый голос крепче всех льдов сковывает страх на дне синей бездны изумленно расширившихся глаз. Властные нотки, настойчивое пыхтение — сразу видно, что хищник привык получать свое и без добычи не уйдет.— Ничего, забудь, — вялый, блёклый шёпот теряется, исчезает, запутавшись в паутине этих покрытых инеем локонов. Хищник недовольно фырчит, с шумом выдыхая воздух в ухо, выглядывающее из-под спутанных смольных прядей. Дым и пар назойливым пологом застилают мысли, Зефи морщится, жмурясь, пытаясь отогнать это белоснежное наваждение.Гиа вдруг отстраняется, легко рассмеявшись. Выдыхает с улыбкой последнюю порцию дыма прямо в удивленно обернувшееся детское личико, заговорщически шепчет:— Пора, Зефи! — Светлая фигура тает где-то за занавеской, оставив за собой тонкий, прозрачный шлейф какого-то терпкого, но сладкого восточного аромата.

Укрытый черными кудрями лоб трется о стекло, пытаясь отогнать это ощущение. Голая поверхность лишь безразлично звенит, вторя давно отзвучавшему смеху.Пора, Зефи...

"В давние времена жил на свете прекрасный юноша по имени Гиацинт. Своей красотой он мог сравниться с Олимпийцами, однако, ему не было до того дела: жизнь свою Гиацинт посвятил битвам и скитаниям. Наследника суровых и жестоких воинов Спарты не интересовало ничего кроме стрельбы из лука, сражений и соревнований. Но однажды на склонах гор родился теплый западный ветер, и тогда..."