Часть 11. (1/1)

"The drugs begin to peakA smile of joy arrives in me

But sedation changes to panic and nausea

And breath starts to shorten

And heartbeats pound softer

You won't try to save me!"(Silverstein - My Heroine)Мы сгораем как свечи. Таем, не пытаясь удержаться на плаву. Обреченные и хрупкие.

Все вышло из под контроля. Дорога пошла под откос. И мы уже не те, кем были.

Я принимаю это с грустью и смирением.

Мои демоны оживают. Обретают размеры и формы. Я больше не знаю, кто я, какой день недели. Смотрю не на, а сквозь, и методично отрезаю тонкие нити, связывающие меня с жизнью.Но героин позволяет забыть горькую правду.Я стала писать картины. Матиас раздобыл для меня кисти и краски. Я пишу прямо на стенах. Бумага - слишком дорогое удовольствие для таких, как мы. Я рисую пляжи, закаты и океан. Иногда, когда я просыпаюсь в холодном липком поту, Шеннон видится мне в каждой из них. Его спина в солнечном свете. Мягкий ершик волос на затылке. И ноги в воде по самые икры.

Мне не хватает тебя – повторяю в пустоту, стоя в сумерках у подъезда, - Хочу быть невидимкой и следовать за тобой. Ведь что есть я, как не твоя тень?А потом приходит Мати, перетягивает мне руку жгутом, в вену поступает ширево, и мне снова хорошо. Как если б мужчина с зелено-карими глазами никогда не существовал. Как если б это был всего лишь полузабытый сон, приснившийся мне когда-то очень давно.Ничего не жаль.За окном валит снег. Кажется, утро. Я потеряла счет времени.

Вчера я отдала Мати свой телефон, чтобы он продал его и купил дозу. Ноутбук ушел за бесценок еще раньше.

Я жду в ознобе, ощущая, как начинает сводить судорогой ноги. Но это ничего. Я еще могу терпеть. Я не сижу на системе так плотно.Торопливые шаги на лестничном пролете, сбивчивые голоса. Дверь распахивается, и из своего угла, в который я забилась от яркого света, я виду двух наших товарищей – Штефана и Рольфа. Они рывком поднимают меня ноги и набрасывают мне на плечи куртку. Я могу разобрать только два слова: «Матиас» и «Передоз».

Мы втроем бежим на точку на железнодорожном вокзале.

Мати лежит на перроне, бледный, почти как этот падающий снег, и ветер треплет его волосы. Клаус пытается привести его в чувство.Падаю на колени рядом, луплю его по щекам что есть мочи. Он дышит прерывисто, зрачки сузились до размеров булавочной головки. Какой-то мужчина неподалёку кричит в телефонную трубку.

Ага. Сейчас приедет скорая, а затем нагрянет полиция.- Мати! Очнись, чёрт тебя дери! –ору ему в ухо и плачу навзрыд. Но его дыхание становится только реже.Сирены. Пора смываться. Если меня увидят здесь, то загребут в участок, после чего департируют. Я целую его в холодный лоб напоследок и растворяюсь в сутолоке вокзала.