Глава 7 (1/2)

Коту и Выдре из моей команды дают миссию S-класса. Тензо приходит ко мне накануне. Ему нельзя говорить о миссии, понятное дело, да я и не хочу знать, что там у него, но он явно хочет что-то спросить.— Смешно, это моя первая подобного уровня, — наконец, тупит глаза напарник, а потом чешет затылок, явно смущенный, когда я действительно смеюсь.— Ты это говоришь, как будто на свадьбу готовишься.— Семпааай, — тянет тот, заметно краснея.В конце-концов я рассказываю ему несколько баек со своих миссий подобного уровня, опуская подробности и секреты, а потом укладываю спать у себя на кровати, а себе стелю рядом, на полу. Тензо хочет возразить, но я грожу ему, что вообще выгоню спать домой, и он покорно укладывается, только шепчет «Спокойной ночи, семпай», когда я выключаю лампу.

Я сплю сном младенца.Я выпроваживаю напарника за порог утром, за час до того, как ему следует уходить.На прощание я не выдерживаю и ерошу ему волосы. Он тепло улыбается, стоя на пороге моей квартирки, сжимая в руках свиток с заданием.

— У тебя все получится, — говорю я, и он, кивнув, исчезает в хлопке, как будто только и ждал моего благословения.Еще до их возвращения меня и Слона из моей группы определяют в помощь команде Итачи на одном из заданий. Миссия проходит со скрипом, Слона ранят отравленным кунаем, и нам приходится буквально нести его на себе.Мы останавливаемся в небольшой гостинице где-то на окраине небольшого городка. Было решено передохнуть до утра и быстро уйти на следующий день. Мы с Итачи берем большой номер на двоих, остальные проникают в комнату под покровом ночи.

Глубокой ночью я просыпаюсь от звуков возни. Открываю глаза.

Мне тут же хочется связать по рукам и ногам и самому выебать всех троих уродов, когда я выхватываю из темноты мазки развернувшейся передо мной картины.Слон до сих пор в отключке, спит в углу комнаты. Сокол стоит возле дверей, на стреме, то и дело поглядывая на действо в центре комнаты. Крот держит Ворона за плечи и прижимают к полу руки, чтобы тот не сложил печати. Учиха не может смотреть им в глаза из такой позиции, разве что вывернув шею, и они не удосуживаются завязать ему глаза.

Похотливые глаза Крота поблескивают в темноте единственной зажженной свечи и я вижу Тигра, который трахает полураздетого Итачи. Хриплый вдохи, заполняющие комнату, говорят мне, что я снова попал в этот театр абсурда.

Крот замечает, что я проснулся и тут же предлагает:-Капитан, мы тут решили поразвлечься с нашим главным капитаном, может, присоединитесь? Вы же были в одной команде, насколько я помню, наверное, соскучились?

Я знаю, на что он намекает.Меня всегда удивляло, как могут натуралы вытворять такое с другими парнями, одновременно понося гомосексуалистов. Ни для кого в АНБУ не секрет, что ситуации бывают разные, но почти всегда — вынужденные. В нормальной, безмасочной жизни трахаться с представителем своего пола — дурной тон. Но у меня никогда не было нормального вкуса.

Итачи вскидывает голову в моем направлении. Крот тут же перемещает руку на плече на голову Итачи, опуская ее вниз.-Шаринганом вздумал капитана достать? Лежи тихо. Капитан, вы как? Успел?Итачи лежит тихо. Я не заметил в его глазах красного. Похоже, он не успел уйти ни заменой, ни подсунуть клона. Наверняка они застали его спросонья врасплох и сразу же скрутили. К тому же, в одной комнате выскользнуть от четырёх опытных шиноби невозможно. Итачи гений, но не бог. Пока еще не бог.Я знаю, что эти ребята были дружны с Рики и Тенмой. Возможно, они считают Итачи виноватым в их гибели, хотя должны бы меня, ведь я капитан. Возможно, они ненавидят его вдвойне за то, что подросток в два раза младше них теперь капитан их команды. Возможно, это не первый раз, когда они вытворяют такое с Итачи.

Я поднимаюсь и подхожу к ним. Жизнь опять подсовывает мне искореженные варианты – справедливость или миссия и напарники? Один напарник или трое? Совесть или верность?Волосы у меня под рукой приятные на ощупь, когда я сжимаю их в левой руке и слегка дергаю по направлению к себе. Итачи не сопротивляется, и я не могу решить сам, что мне делать. Если бы он только сопротивлялся, если бы вырывался и кричал, если бы на его руках были синяки от того, что его насильно удерживали, а лицо было бы разбито… Но я проснулся не от звуков борьбы, а от простой возни и шепота.

Мне не хочется думать, что он хочет этого, поэтому я тяну за волосы еще раз, заставляя Итачи смотреть на меня. Тигр до сих пор не двигается, а Крот дергается вперед, наверное, чтобы опять предупредить меня о Шарингане, но замечает, что глаза Итачи полностью черные.В меня упирается спокойный взгляд. Итачи не зол ни на меня, ни на них, он просто терпит, и я все еще не знаю, что делать.

Но потом я замечаю, что у него дрожат ресницы, и мне чудятся на них прозрачные капли дождя. Я внезапно понимаю, что не хочу оставлять его им одного. Правой рукой стягиваю с себя штаны и слегка подталкиваю его голову.— Капитан, а может, не надо, — тянет Тигр. – А то мало ли, зубы-то…— Делай, что делал, — обрываю я его, запуская вторую руку в черные волосы.Тигр слегка толкается вперед, а потом возобновляет движение. В черной копне волос мои руки слегка надавливают, массируя, кожу головы. Я чуть повожу бедрами, показывая, как мне больше нравится. Ресницы Итачи все еще подрагивают, а на скулах выступает румянец, и я вспоминаю тот единственный вечер, который мы провели вместе и улыбку Итачи.

Я чувствую себя дерьмом. Я чувствую себя богом.Когда все заканчивается, Итачи глубоко дышит, слегка откашливаясь, а у меня кружится голова. Крот подползает ближе, по-моему, хочет продолжить. Преграждаю ему путь.— Помоги отвести его в ванную. Потом всем спать. Завтра подъем на час раньше.Крот недоверчиво щурится, Тигр пытается возразить:— Какого хрена, ты нам не…«Капитан» хочет закончить он, но замолкает, глядя на Итачи. Я четко вижу, как лицо Тигра бледнеет в темноте, когда до него то ли наконец доходит, что они сделали, то ли он замечает, что Итачи никто не держит и у него свободны руки. Руки, которые вполне могут свернуть ему шею. Руки, которыми он вполне может сломать ему ногу и оставить здесь, пока его не найдет кто-то из местных.— Капитан? – все-таки кое-как выдавливает из себя Тигр.— Делайте, как он говорит, — отвечает Итачи, все еще склонив голову.Мы поднимаем его под руки и ведем в ванную. Мы оставляем его там одного и уходим назад.— Я проверю периметр, а когда вернусь, вы все должны видеть десятый сон. Все ясно?— Да, семпай, — Тигр кивает и уходит. Он все еще бледен и не удосуживается ни возражать, ни намекать на то, что, я, возможно, делаю это специально, чтобы вернуться к Итачи в ванную и продолжить.

Я действительно возвращаюсь и слышу, как внутри льется вода. Решаю заглянуть еще раз, когда обойду все вокруг.Я обхожу дом два раза, потому что неожиданно не могу успокоиться. Меня что-то гнетет изнутри, и я не знаю, причина тому кроющаяся где-то опасность или то, что только что случилось, или все вместе взятое.Из-за этого я иду сразу в комнату, но обнаруживаю всех своих товарищей спящими. Даже Итачи лежит на своем футоне в самом дальнем углу, как и накануне этого вечера. Когда это было, год назад?Я думаю о том, как жизнь любит повторять все подряд.Я лавирую между раскинутых на полу тел, пробираясь к своему футону. Мне не хочется спать, хотя я знаю, что нужно. Я лежу некоторое время, пока не замечаю, что чье-то дыхание не очень ровное, и прислушиваюсь.

Мир сновидений – чуть ли не единственный, в котором шиноби может быть не властен над собой и будить кого-то от кошмаров мне не впервой. Я поднимаю вверх хитай и осматриваю комнату Шаринганом. Меня почти не удивляет, что источник неправильных звуков это Итачи. Он лежит на спине, обнимая себя руками и закусывает губы, явно сдерживаясь.Я вздыхаю и встаю. Два красных глаза смазывают темноту и он открывает рот, собираясь что-то спросить, но я прикладываю к губам палец раньше, узнав его движение благодаря Шарингану.Он сжимает мои руки, когда я сгребаю его в охапку и мне кажется, будто в них стоит ужас.

Я не обращаю внимание, когда перед глазами начинает все плыть от его гендзюцу и мне даже кажется, что рисунок его Шарингана меняется.

— На выход, — шепчу я ему и поднимаю легкое тело на плечо, пробираюсь между спящими, на улицу.За порогом я тут же опускаю его, когда он больно сжимает мое бедро, будто приказывая мне отпустить его.Мы вместе выходим во двор, и садимся возле сложенных штабелями дров на два пенька, поставленные здесь. Я почти не удивляюсь, когда Итачи начинает кашлять. Я сижу рядом и смотрю на то и дело скрывающуюся за облаками луну, когда полузадушенные хрипы сменяются влажным хлюпаньем. Когда я оборачиваюсь, то с ужасом вижу на руках Итачи кровь. В желтом свете выглянувшей щербатой луны она кажется почти черной, а не красной, как Шаринган.Я смотрю на Учиху и как будто впервые вижу. Вижу, что он бледнее, чем обычно и что линии у него под глазами стали глубже. Вижу, что в глазах у него нет Шарингана, а белки глаз все равно красные, в полопавшихся от напряжения сосудах. Как будто он очень долго, на пределе, использовал Шаринган.Мне вспоминаются события этой ночи и то, как напарники предостерегали меня от его глаз, и какие бледные лица у них были после всего этого.

Итачи снова кашляет, а потом отворачивается и его рвет.

Он заставил их сделать это. Словил в гендзюцу и заставил сделать то, что в нормальной жизни, даже пьяные вдрызг, они вряд ли сделали бы. Да, они явно его ненавидели за то, что в тринадцать лет он добился того, чего им было до сих пор не дано. Черная зависть и нежелание признавать себя слабее мальчишки. Желание унизить и показать, кто старше и главнее. Мне это знакомо, но, пожалуй, для Итачи это еще сложнее из-за его внешности и потому что он – Учиха.Я пододвигаюсь и убираю волосы с его лица, чтобы не мешали. Я смотрю на острые лопатки, ходящие ходуном под черной тканью футболки, и спрашиваю себя «Зачем?».Он останавливается на миг, переводит дыхание, сплевывает и осторожно откидывается назад, прислоняясь к холодной стене дома спиной. Руки плетьми свисают между колен, и все его тело говорит об истощении. Он хрипло дышит с закрытыми глазами, а потом неопределенно поводит плечами, мол, вы не поймете, Какаши-сан. Я что, задал вопрос вслух или у него есть Шаринган на затылке?Я внезапно понимаю, что разозлен. Очень разозлен на этого пацана, который делает с кучей народу подобные вещи по какой-то Шукаку понятной прихоти. Он что, свихнулся еще тогда, вместе с Рысью и Пантерой? И тут же приходит понимание, что Рики с Тенмой тоже…— Оно хоть того стоило? – слова выходят из меня неожиданно зло. Он устало приоткрывает воспаленные глаза и встречается со мной взглядом.

-Конечно, — улыбка на его лице слабая, ему трудно даже говорить, но он продолжает: — Теперь ваш Шаринган еще сильнее, Какаши-сан.Это как удар поддых.