Глава 1. (1/1)
— А теперь не открывай глаза, братик!Ваш дернул правым ухом, таким образом показывая, что все понял, и томное дыхание иждивенки на отоларингологический орган его ничуть не возбуждает. Ют Цвингли, судя по всему, убралась куда-то там за бугор дивана, на котором устроился "водящий" Ваш, всея Швейцария. Досчитав до десяти, он резко обернулся и, обежав взглядом комнату, заметил Лихтенштейн за шторами. Тяжело вздохнув, он пожал плечами и, сделав вид, что не заметил плохо спрятавшуюся сестренку, удалился в другую комнату. Ют подставы не заметила и осталась на месте.Об умственных способностях девушки Ваш уже задумывался не раз. Девке уже семнадцать, а она, зараза такая, до сих пор играет в прятки и прячется в видных местах. Самец Цвингли уже было направился на подвиги в город, как раздался телефонный звонок. Ваш не любил телефоны и едва не расстрелял несчастный аппарат Белла невесть откуда взявшимся автоматом.
Звонил Родерих.— Доброго дня, Цвингли!— На улице, бля, девять утра, какой нафиг день?! Что надо? – не то чтобы Ваш недолюбливал Родериха, но последний стал невыносим, когда Эржебета переехала к нему жить. То есть за малейшее рукоприкладство, слововредительство и косой взгляд в сторону ВЕЛИКОЛЕПНОГО РОДИ, КОТОРЫЙ ОБЛАДАЕТ ОТЛИЧНЫМ ЧУВСТВОМ ВКУСА, НОСИТ СТИЛЬНУЮ ПРИЧЕСКУ И ОТЛИЧНО, НЕТ, НЕ ТАК, ОПУПЕННО ИГРАЕТ НА ПИАНИНЕ!, любой рисковал получить по мордасам, даже нейтральный ко всему Ваш.— Чего ты раскричался-то? Бабу тебе надо, бабу... — на другом конце телефонного провода вздохнули. — Сегодня 4 июля.— Мне и так хорошо, баба мне для укрепления собственной самооценки не нужна, — процедил сквозь зубы Цвингли, прикидывая, долго ли будет печалиться Венгрия, если на поминках он пристрелит Родериха, у которого испортился характер. — Встречаемся в Кенигсберге?
— В Калининграде, уже 50 лет как.
Людвиг нервно мерил номер гостиницы шагами, то и дело натыкаясь на скучающего Франциска, стоящего возле окна. Последний был необычайно тих и смотрел куда-то далеко на улицу.— А ты-то что тут делаешь?— спросил у Бонфуа Эдельштайн, поправляя галстук и наблюдая, как в комнате повисает напряжение.— Роди, успокойся, Гилберт был его другом. А где, кстати, Тони?— спросила Эржебета, накручивая прядь волос на изящные пальцы.
— Молчи! – неожиданно тактично рявкнул Людвиг, увидев, что обычно болтливый Франция даже не глянул в их сторону.— Так, мужчины, мы приехали сюда разводить нюни и впадать в депрессию?— Венгрия, старалась угодить всем, суетилась по номеру и пыталась растормошить народ.
Лихтенштейн нервно рассмеялась и спряталась за братца.— Гилберт был бы недоволен, увидев наши постные рожи... — сказал тихо Франциск и всхлипнул.— Этот дебил бы нашел способ поржать и на собственных поминках... — согласился Людвиг.
На секунду все замерли, представляя ржущего прусса. Все хором поежились, ужасаясь представленной картине.— Этот козел был слишком громким! — неожиданно взорвался Цвингли и присосался к бутылке пива.И тут всех просто прорвало. Ну, кроме Ют, она "брата" Гилберта не видела ни разу. Да и пива она не пила.
— Он отбирал у меня игрушки… Думаете, я всегда был таким серьезным? — Людвига накрыло как-то слишком резко. Родерих, как самый подозрительный из всех, заметил, как Франц, довольно потирая ручки, что-то прячет за пазуху, и ведь в костюме-тройке мужик! Что он там прятал, Эдельштайн выяснить не успел: Эржебета, когда напьется, становится неуправляемой, и в ней просыпается самое страшное – то, чего Родерих боялся больше всего на свете…— РОДИ, Я ХОЧУ МАЛЕНЬКОГО!— Ну вот... — засетовал Австрия, прячась за Ваша и надеясь на якобы тонкий расчет, что жена одумается и уйдет истерить в другой угол. — Нажралась!Цвингли, махом словив тему, тут же с гаденькой улыбочкой ретировался к Людвигу, который, забыв про все на свете, размазывал сопли по лицу и жаловался на каторгу, которой являлось его "счастливое" детство, эксцентричному французу. Последний давно уже сидел в другом углу комнаты на бежевом кресле и рассказывал Ют о молодости, то и дело тыкая ей в лицо фотографии другана. Меткий глаз Швейцарии углядел пьяные рожи "плохого трио" или, как про себя их называли прочие, "трех танкистов-долбоебов". Хрен с ними. Пожав плечами, блондин отошел к бару и вытащил себе виски.
— Угадай, кто бухой?! — в номер-люкс с пинка в дверь ввалился пьянющий испанец. Нордически настроенные немцы попрятались под мебель. Как-никак, на чужой территории, лучше не нарываться. Брагинский не то чтобы был против их присутствия на своей – теперь своей – земле. Этот мужичок уже не помнил того, что Калининград некогда принадлежал немцам и что жил такой человек как Гилберт. — Ребят, вы чего?— Уууу! Рожу б твою глаза мои не видели, — выдал Людвиг и запустил в третьего танкиста почти пустой бутылкой. Орлиный глаз пьяную германскую морду не подвел. Отключившегося Тони занесли в номер и положили на пол в качестве коврика. Франциск хотел было возмутиться, но махнул рукой, испанцу же было пофигу. Даже когда Родерих, у которого испортился характер, встал на него.
— Эржебет! Ну Эржабеточка! Успокойся! — Родерих так и не смог сбежать/спрятаться/привести в себя возлюбленную женщину, да и Тони, на котором он стоял, его не спасал. Венгрия уверено раздевала мужчину, забив на присутствующих.— О! Сколько экспрессии-то! — оживился Людвиг и даже перестал сопливить, втянув обратно последнюю струйку. Черт знает откуда он вытащил камеру и начал снимать.— Братик, это и называется немецкое классическое кино? — приглушенно запищал Франциск, всплескивая руками. Видимо, изображал Ют, которая побледнела, покраснела, позеленела и упала за диван, потеряв сознание. Ваш, не обращая на лягушатника внимание, пытаясь привести в чувство иждивенку.
— Das ist fantastisch!!! — орал, брызгая слюной, Людвиг, и снимая то, как Венгрия ловко связывает Родериха в исподнем. Несчастный австриец уже не мог сопротивляться, и, судя по хитрожопому выражению лица, ему это даже нравилось.— Mehr Expression! Мehr Gefuhle!!! А ты будешь третьим!
Последнее замечание главный немец бросил приходящему в себя Тони.В дверь тихонечко постучали. Все замерли. Венгрия, балансирующая на одной ноге — другой она удерживала Родериха — таки повалилась на мужа и больно стукнулась головой об угол стола.— Ну все, пришел Ваня... — побледнел Франциск, уже предвидя анальную кару волшебным газовым краном.— Лежать-бояться! — в помещение ворвалась голова Артура. Того, что Керкленд.— Какого хера, блядь! — а это был Цвингли. Тот, что мужик.
— Вот именно, вот именно, — захихикал в кулачок Бонфуа. — Ты что здесь забыл, Керкленд? — уже более серьезным голосом спросил француз.— Я тут слышал, вы брата поминаете? — англичанин просочился в помещение, культурно закрыл за собой дверь и театрально запахнулся в плащ.— Бровастый дяденька очень странный, братик... — Ют пришла в себя и сделала попытку зацепиться за брата, но промахнулась... да ладно, что уж скрывать, тактичный и чуткий Ваш просто встал, не заметив порыва девушки.— Так-то оно так, поминаем, — подтвердил Швейцария, незаметно отпинывая опустевшие бутылки под кровати и кресла, лишь бы чопорный англичанин их не заметил, — но ты-то не наших кровей. И уж явно не водился с Гилбертом. Что тебе тут делать?— Забавно, однако, поминаете. Он, наверное, это любил, — аккуратненький пальчик указал на раздетого Родериха, полуголую Эржебету и уже начавшего мацать женщину Антонио. — А как же рояль?— Вот же ж сука! — выругался нервный мужчина Ваш.— У меня к вам деловое предложение, — Артур сделал страшное лицо. Эржебета всхлипнула и убежала в ванну. — Я могу устроить вам сеанс встречи с хером Байльшмидтом.— Что он только что сказал? Сеанс встречи с трупом?— оживилась доселе тихая фройляйн Цвингли. В тихом омуте…— Во дебил!!— громко заржали Ваш, Тони и Роди.Остальные страны молча помрачнели. Людвиг, не раз подвергавшийся пыткам черной магией от одного из своих бывших господ, даже вспотел. Франциск тоже был в курсе увлечения Артура, которое порой доходило до фанатизма. Ют, она просто внезапно оказалась извращенкой, которую интересовал "неизвестный и сказочно таинственный прекрасный брат Гилберт", да и трупы ей были приятны.— И что ты хочешь за это? — спросила вернувшаяся из ванны взлохмаченная, но теперь одетая Эржебета. Родерих с надеждой посмотрел на нее, надеясь, видимо, на продолжение увлекательного связывания.— Я? Ничего. Это будет, так сказать, разминкой, — Керкленд лучезарно улыбнулся.— А почему бы и нет? Заодно спрошу, куда этот козел дел мои сережки, — Венгрия села на кресло и кивком поблагодарила за протянутый бокал виски Цвингли. Того, что мужик.— С каких пор ты тут решаешь за всю Немецкую Семью? — очнулся от нервного тика Людвиг.— А ты что-то имеешь против? Решает большинство, — лицо якобы прекрасной Хедервари потемнело.— Какое нафиг большинство? — офигел Германия.— РОД!— Да, дорогая, я целиком «за»! — проворковал Эдельштайн, натягивая штаны и даже не особо вслушиваясь, о чем вообще идет речь. В его голове уже давно сочинялся блатной сонет: "Она мне не дала, ну и дрянь".— Я очень хочу увидеть братца Гилберта! — захлопала в ладоши Лихтенштейн.— Ну и я не против, вдруг сработает, — почесал черепушку Антонио, прихлебывая винца.— Ну а вы?— Людвиг с надеждой глянул на Цвингли и Бонфуа.— Я вообще не голосую, я нейтральная сторона! — выдал заезженную пластинку Швейцария.— А я хочу посмотреть, как Артур облажается, — Франциск понюхал хрен знает откуда взявшуюся розу и таинственно улыбнулся сам себе.На том и порешили. Германия нервно сидел на кресле и уничтожал алкоголь в неимоверных количествах. В номере погасили свет и зажгли какие-то странно воняющие свечи. Франциск предположил, что англичанин варил их сам, за что получил тапком по "лягушачьей морде". Ваш сидел в углу и напивался вместе с Тони, который оказался приятным собеседником. Венгрия нервно глядела на то, как Австрия что-то сочиняет, наигрывая на детском синтезаторе. Ют ползала вместе с Артуром по полу, рисуя неясные пентаграммы.Когда Англия закончил все приготовления, трезвой осталась только Ют.
Пьянющие в хлам Франц и Тони сетовали на тему того, что Гилбо был самым крепким из всей Немецкой Семьи, не то что эти... "Эти" были Людвиг и Ваш. Напившиеся негласные братья уже спали под столом. Венгрия всячески пыталась привлечь внимание мужа, но тот уже разве что носом в клавиши не клевал. Ют уперлась ладошками в пол и повторяла за Артуром заклинание, которое великий Берглас накатал ей на салфетке. И тут раздался небольшой взрыв: сказать по секрету, Кекркленд сыпанул щепотку пороха в свечку.— НЕ-НЕ-НЕ! Я не спал! — очнулся Цвингли, тот, который мужик, и зашибил пушкой Тони.— Ну вы и дебилы! Кесесесесе!Воцарилась мертвая тишина. Первым ее нарушил Артур, узрев пред очами своими герра Байльшмидта во плоти и истерично завопив.— Ах ты ж ёб твою мать, сработало!!!— Маму попрошу не трогать, — таинственно улыбнулся Гилберт-мертвяк.Немецкая семья молчала, Францу и Тони не верили глазам своим.— Сдается мне, у этого придурка все получилось, — наконец заметил француз. На мгновение все восхитились Артуром.
— Кесесесесе! У этого придурка не хватило бы сил воскресить МЕНЯ! Прекрасный Я стоял за дверью минут сорок!— ТЫ ЖЕ УМЕР!! — начал вопить Людвиг. Артур, осознав неутешающую истину, состоящую в том, что мертвый прусс воскрес и без его хваленой черной магии… какой там воскрес! он еще и материализовался!.. выхватил из рук обалдевшей Эржебеты бутылку Вайт Хорса и присосался к ней.— Это же прекрасный Я! Загробная жизнь для меня херня! Братишка, ты всегда меня недооценивал!! — Гилберт уставился на Лихтенштейн, которая пряталась за Вашем и всматривалась в прусса. — Цвингли, ты себя клонировал? Кесесесесе! — дурной смех Байльдшмидта резал ухо. Все очередной раз помялись.— Это не клон! Хотя какая на хрен разница? — Ваш редко проявлял такую эмоцию как радость, однако пиво и вискарь дали о себе знать.— БРАТАН!!!— Тони и Франциск набросились на другана. Людвиг, не найдя лучшего варианта, упал в обморок. Венгрия пялилась на Гилберта.— Ну ты и лошара!— заржал над пьянющим Киркландом, Цвингли.— «Курит тетка на пороге, широко расставив ноги», — насиловал синтезатор вдохновленный Родерих, так и не заметив мистификации...