Зимняя встреча с дремлющим (1/1)
Снега, вечные, злые снега.
Спокойная история о человеке, отдавшем чувства Дремлющему.Вторая история об Олафе. Листы падали. Красиво так разлетались по лестнице....Договоры, акты, отчеты, постановления, указы... Итог двухмесячного бдения над запутанной документацией...Красивым листопадом разлетались по лестнице. Сзади раздался смешок, и Олаф взбешенно обернулся.Папка, последняя оставшаяся в руках, полетела в мерзкую рожу стоящего напротив. Мужчина, опирающийся спиной о стену, лишь хмыкнул. Тогда Олаф, рыча, впечатал его в перила.- Ты! – заорал он. – Сука!Мужчина, сделав недоуменное лицо и тщательно скрывая смех в серых глазах, спросил:- Что?Олаф отскочил от мужчины, прикрыл глаза и выдохнул. Погонял счет с десяти до одного туда-обратно и еще раз выдохнул.Потом, открыв недобро сверкающие глаза, он шагнул вперед, вплотную к мужчине и тихо произнес:- Нет, ничего. Простите, сорвался.- Бывает, - улыбнулся уголками губ мужчина, и Олаф смутно вспомнил запах, исходящий от мужчины.Они определенно ездили в одном лифте по утрам.- Олаф, - протянул он руку мужчине.- Игорь, - ответил на рукопожатие мужчина и недоуменно нахмурился - Олаф, услышав имя, дернулся.- Хммм... Приятно познакомиться, - невинно улыбнулся Олаф, - Но мне, к сожалению, придется покинуть вашу компанию.Бумаги. Надо собрать бумаги и не убить этого... Этого... этого.
- Сергей, как тебя там по отчеству, говори, что хотел и я пошел – у меня дел столько, что тебе и не снилось, - Олаф ворвался в кабинет начальника, швырнул папки с кое-как собранными документами на стол и встал прямо перед стариком.- Олаф? Что-то случилось?- Да! – воскликнул Олаф так, что Сергей подскочил и картинно схватился за сердце, - Иванко запорол дачные участки, макет номера еще не проработан, печать сегодня в шесть. Еще не написаны три статьи, а Марина свалилась с гриппом, оставив незавершенный проект в телевизор. Оксана вообще собирается в декрет. А еще какой-то придурок обнял меня сегодня на лестнице, я разебашил все бумаги и потерял отчет. Сдам номер в печать и улечу... – голос Олафа мечтательно понизился, - В Сибирь, в леса...- Снег на три метра, глушь и холод, - иронично продолжил Сергей.- И никаких людей! – воскликнул Олаф, - Ни одного ублюдка, готового вывести меня из себя...- Светочка, молока, - бросил Сергей в коммуникатор.- И никаких Русланов, - продолжил мечтать вслух Олаф, - И никаких озабоченных барышень от пятнадцати до пятидесяти... И никаких секретарей посреди ночи с объявлением очередного кризиса. И больше никакой инфляции, никаких скачков на бирже и никаких истерик Тора. И больше никаких переговоров, конференций и съездов, - беря стакан с молоком и делая глоток, он переключил внимание на выходящую секретаршу, - Ты что, их на станке печатаешь? Эта – тоже блондинка и тоже Светочка! Хорошо, она хоть с Мишенькой не спит.Спит с Верочкой из отдела безопасности.- С кем? – выпучил глаза Сергей. – Ты сегодня решил довести меня до инфаркта. Сначала врываешься весь на нервах – а я не помню, когда тебя в последний раз видел таким психующим, потом эта твоя ода одиночеству из сплошных «никаких», а теперь это?- Ты не знал, что она лесбиянка? – удивился Олаф, допивая молоко. – Как же твой отдел безопасности работает?- Так и работает, - поворчал Сергей.- А по поводу нервов, что ж, прости, - пожал плечами Олаф. – Я неделю на ногах. Тор, проблемы с вложениями в Германию, съезд, выход журнала, который ты повесил на меня, да еще курсы повышения квалификации по рекламе... А этот мальчишка! Нет, что за наглость! Специально вышел на лестницу, чтобы никто не видел, а тут парень какой-то кааак обнял, да за задницу схватил! Я ж его на рефлексах чуть не убил. Да еще документы растерял. В общем, я беру отгулы, отпуск, загул или увольняюсь.- Ну, думаю, мы решим этот вопрос позже, - мягко заметил Сергей, - а сейчас я хотел бы познакомить тебя со своим внуком. Заместитель финдиректора, мой внук, Игорь Юрьевич, - Сергей указал рукой за спину Олафу и тот с невнятным хмыком развернулся.
За спиной сидел... он.Серые, наглые глаза. Лет тридцати. Волевое, жесткое и узкое лицо. Прищур, тонкие губы. Аккуратная стрижка, изящный и дорогой костюм.Сам Олаф, одетый в потертые джинсы и растянутый, огромный красный свитер, смотрелся рядом с Игорем весьма... колоритно. «Обнять и плакать» просто.- А ты знаешь, - протянул Олаф, не отводя взгляда от крепкой фигуры Игоря, - мы знакомы. Тесен мир, однако.- В свое оправдание хочу заметить, что не собирался хватать вас за задницу, - заметил заместитель финдиректора.- Так это он? – расхохотался Сергей. – Ну, раз вы уже познакомились, то, хочу тебе сказать, что он немного поможет тебе с рекламой, Олаф.- Пусть завалы разберет, пока меня не будет, - буркнул Олаф и повернулся к Сергею, подавая ему последнюю папку. Тот, невозмутимо показав внуку на дверь, углубился в бумаги. Бумаг было немного – всего три листика, которые подверглись той же процедуре, что ипрошлый раз.- А теперь я бы хотел узнать, зачем тебе понадобился этот спектакль? – спокойно и совсем другим темпом речи спросил Олаф.- Понимаешь, мальчику надо расти дальше... – покаянно начал Сергей, но Олаф криво усмехнулся. - Да-да. Я понял, не стану больше. У меня завелся крот. Мы с Виктором пытались его найти, а он ненаходимый совсем, - грустно опустил усы Сергей.- И всего-то! – хохотнул Олаф, откидываясь на спинку стула и потягиваясь.- Что с людьми делает реклама... – покачал головой Сергей. – Ты совсем растерял свои манеры, Олаф.- Я не растерял манеры, - на секунду сквозь расхлябанность и добродушие проглянул настоящий Олаф – хищный и злой, - Я просто стал тем, кем меня хотят видеть.- Не скажу, что этот человек мне нравится больше, чем ты настоящий.- А кто сказал, что то, что ты знаешь – я настоящий? – мягко улыбнулся Олаф. – Мне так проще.
Он встал, забрал папки с наспех собранными на лестнице бумагами и направился на выход. Как обычно, не прощаясь.- Ах, да, - вернулся он назад. – По поводу крота... Присмотрись к заму зама твоего милого зама.- К кому? – обратился уже к пустоте ничего не понявший Сергей.Смешок, такой знакомый Олфовый смешок, раздавшийся в пустом, запертом кабинете Сергей предпочел считать бредом своего невыспавшегося разума.Влад наклонился над непонятными следами. Вытянутые, легкие, человеческие. Его продрала дрожь. Кто может ступать по снегу так? Не проваливаясь в мягкий снег, а лишь оставляя контуры ног, обутых в тонкую обувь.Вот здесь – он бежал, а тут прыгнул, перепрыгивая лыжню так, что не отклонись Влад от курса, он бы и не заметил... их.Сглотнув и попытавшись выбросить из головы следы, Влад направился к дому. Это же лес. Древний, почти разумный лес. Тут немало странностей.Вездеход все так же стоял в сарае, двор был не расчищен, собака выбежала к нему на встречу... Все как обычно. Почему же всего передергивает в предчувствии?На крыльце сидел мужчина. Сидел, положив голову на колени и, кажется, спал.Вот оно.Мужчина поднял голову и улыбнулся. Движение губ было с трудом различимо за мехом капюшона и опускающимися сумерками. Влад спокойно приблизился. Он не боялся. Он был много выше и шире в плечах пришельца. Он был тренирован тайгой. Он был дома.- Давно ждете? – спросил Влад, - Я мог сегодня и не вернуться.- Я уже собирался сломать замок, - честно признался мужчина, вставая и давая Владу пройти. Его голос, бархатный, мягкий, зовущий, от чего-то казался знакомым, словно старая мелодия детства.- Хорошо, что не успели.- Хорошо, - согласился мужчина, а потом спросил: - Впустите?- Я не против гостей, - отозвался Влад, распахивая дверь и пропуская пришельца внутрь. А потом обернулся и, прищурившись, посмотрел на следы, оставленные гостем на снегу, наметенному на крыльцо. Следы были те же.
- Какими судьбами сюда? – спросил он светски, сбрасывая куртку. Как только куртка опустилась на стул, он наткнулся на смеющийся взгляд мужчины. Гость знал.
- Да так... С вертушки меня скинули, а зимовки моей уже и нет. Я туда-сюда подался, а потом решил сюда наведаться. Летом здесь закрыто, но видно, что ухоженный дом.- Вы бываете здесь летом? – удивленно пробормотал Влад, скидывая сапоги и оставаясь в нижних штанах и свитере. Он тут же натянул на себя носки потолще и прошел к чайнику. Тепло за день не успело уйти, и можно было не торопиться с печкой.Тут он заметил, что пришелец не спешит разоблачаться, а все так же стоит слегка сбоку от входа, обтекая оттаявшим снегом.- Да вы раздевайтесь! – воскликнул Влад.- Я... не могу. У меня одежда вся мокрая, - пришельцу словно было стыдно.- Сейчас, - отозвался Влад и вытащил из шкафа футболку, джинсы и свитер. – Вот. Большое вам будет, думаю, но что есть...
- Где я могу переодеться? – спросил чужак холодно. – И спасибо за одежду.- Там, - махнул рукой хозяин, - комната, но она не топленная. А то прямо здесь переодевайтесь. Я отвернусь.- Нет, я все же схожу и переоденусь там.Пришелец исчез за дверью, а у Влада появилась минута на то, чтобы подумать.Одежда гостю была и вправду большой. Он выглядел в ней, словно беженец или мальчишка из приюта. Нормального русского приюта, где вроде бы и кормят, но... Но.А первое, на что обратил внимание Влад, когда гость вышел из комнаты с охапкой сырой одежды, были волосы. Блондин, но какой необычный. Белые, чуть отдающие серебром волосы... Не короткие – распущенные, чуть влажные, они... притягивали.
Потом пришелец поднял голову, и Влад с жадностью уставился на черты лица.Хищные, резкие, гармоничные. Изящный изгиб бровей, чуть капризные губы, капелька тайн в уголках глаз.Глаза! Пришелец щурил глаза, так что цвет было не разобрать.А еще руки. Тонкие кисти, словно созданные для праздной жизни. Влад не мог представить в этих руках... топор, например. А вот руль столь же хищной, как и гость, дорогой и изящной машины, это да...А еще животная притягательность гостя подавляла. Подавляла, заставляла покориться, звала в стаю.
- Как вы находите осмотр? – спросил, насмешливо изогнув губы мужчина. Губы, которые так хотелось поцеловать...- Я... я... – Влад себя ругал последними словами – мало того, что засмотрелся на гостя – на мужчину! – как сопливая школьница, так еще и покраснел от своих мыслей. – Знаете, я, пожалуй, схожу за дровами.Влад ретировался из комнаты, слыша за собой тихий, но довольный смех.Складывая дрова в маленькую поленницу, чтобы внести их в дом, он злился. «В конце-концов, как этот чужак смел смеяться надо мной?», - думал он раздраженно. Постояв пару секунд на холоде, он все же вернулся в дом. Его гость сидел в кресле, задумчиво изучая книжную полку.
- Книги старые... – оправдываясь, произнес Влад. Книги и правда оставляли желать лучшего – размякшие страницы, расплывчатый шрифт и запах тлена, едва уловимый, но отчетливый... Влад совсем забыл о тех резких словах, которые он хотел высказать гостю.- Зато очень интересные, - отозвался задумчиво гость. – Ты читал эту? – он мягко провел пальцем по корешку. – Вроде бы ничего серьезного – советский автор, тираж несколько тысяч, но то, как она написана... Мысли автора просто бесценны. Бесценны, завернуты в паутину слов, в слои пропаганды и агитации, в коммунистический бред, в любовь к родине... У меня даже случается ощущение, что он...Гость резко вскинул голову и посмотрел Владу прямо в глаза. Тот, ошарашенный, раскрылся навстречу этим пронзающим, сильным глазам. Черным, как бездна, жадным, как тьма.- Нет, - хрипло отозвался он. – Не читал.- Почитай, - просто ответил гость и отвернулся.Тишина, отравленной змеей вползшая в комнату, давила.- Будешь чай? – спросил Влад, чтобы хоть что-нибудь спросить.- Можно, - наклонил голову гость, а Влад схватился за чайник, как за последнюю надежду.Он начал болтать что-то, рассказывая о своем детстве, о тайге, о собаке, доме, университете... лишь бы не молчать. Лишь бы не тишина, когда кажется, что твой гость распадется на куски, словно дурной сон.Влад вздохнул и оторвался от окна. Снег замел дверь так, что ту было почти не открыть. Окно было залеплено полностью. И, казалось, что мир, накрытый покрывалом снега, перестал существовать.
Раньше Влад как-то не попадал в подобные ситуации. Его всегда успевали предупредить о идущей непогоде, и он перебирался в город.Было еще тепло, но надолго ли хватит этого тепла? Бензина на электричество почти не осталось, а дрова были под снегом в сарае. Влад встал, натянул куртку и отправился на улицу. Добывать дрова и бензин.Пока он разрывал снег, он думал о госте. Тот, спокойно и размеренно дыша, спал в постели. В доме Влада была всего одна кровать, и спали они в ней в прошлую ночь вместе. Это оказалось неожиданно волнительно. Вечером гость, не снимая джинсов и футболки, лег на живот, обняв подушку и замер. А Влад, стесняясь и краснея, вертелся, сбивая простыни, пока гость, вздохнув, не притянул его к себе, крепко обнимая, и не прошептал едва слышно: «Спи». И все. Как отрубило. Утро встретило приятной истомой и осознанием, что спит-то он не один. А потом, вспомнив, с кем он спит, Влад подскочил и в панике заметался по дому – почему-то было стыдно.А вечером его уложила в постель температура. Такая, что реальность, перемешиваясь с порождением больного мозга, кажется такой непривычно-целостной и чужой.Влад метался в бреду. К нему приходили давно умершие родители, маленькая почему-то сестренка, они говорили: говорили много, рассказывали о тайге, о играх, о семье, о долге, о чувствах... Кадры памяти насмешливо мелькали перед внутренним взором Влада, он кричал, метался, просил, звал...Олаф вздохнул, положив ладонь на свой лоб. Мальчишка чувствовал себя плохо – лихорадка съедала его, словно безликая чумные города. Когда-то давно смертный друг Олафа, медведеподобный Эйрик хевдинг, прогонял такую лихорадку хорошим бегом на лыжах по снежной буре. Когда-то. Люди отнюдь не измельчали с тех пор, отпала надобность в столь опасных путях излечения. Положив ладонь уже на лоб гостеприимного мальчишки, Олаф запел. Он пел, прославляя снежных псов, принесших лихорадку, и болезнь отступала в полузабытых напевах древних лесняков. Мальчишка засмеялся, открыл глаза, прошептав что-то непонятное, и заснул крепким сном здорового, но вымотанного борьбой человека.Сестра, смеясь, кружила под забытый напев чуждой мелодии. Такой знакомой мелодии из детства...Детства, когда родители замерзли в снежной буре, сбившись с пути. Он тогда, мальчишка семи лет, выскочил из дома и убежал туда, где в теплой машине ждали они – он не мог себе представить, что они мертвы, не мог в это поверить.Он кричал, что докажет, кричал, что они живы, размазывая злые слезы по щекам.Кричал, продираясь сквозь еловик.
Кричал и плакал, пока оставались силы.А потом он просто свалился в снег, вспоминая слова папы: «Нельзя спать! Зима не любит, когда спят»Ему снились, как сейчас, смеющиеся лица родителей, кружащаяся в шлейфе мелодии сестра. Снилось, как он забирается в теплую машину, весь в снегу и заледеневший, садится к маме на колени и слушает, как она поет.А пела она всегда в непогоду одно: забытый напев-просьбу, напев-обращение. И просила всегда у Дремлющего в пепле Времени одного – спасения для детей. Счастья. И спасения.
И тогда – в темной остывающей машине – взяв папу за руку, она пела-просила лишь одного – жизни и счастья детям. Никогда себе – всегда им – Владимиру и Светлане. Детям.Бред, сражаясь с реальностью, завлекал его все дальше. Но знакомый голос вырвал его из забытья. Вырвал из приятного сна, где мама гладила его волосы, а папа позволял сидеть у себя на коленях, уткнувшись носом в рубашку, пахнущую машиной и лесом.«Как тогда, - подумалось Владу, - Тогда он тоже пел что-то родное, этот странный Дремлющий»... он пел, положив ладонь на лоб, а я лежал, тихо, глядя на него сквозь ресницы. А потом Дремлющий сказал тихо:- Твоя мама просила за тебя. Она ушла туда, где свет солнца ласкает грани покоя. Больше не зови ее обратно – это больно, возвращаться. Лучше живи так, чтобы она была рада за тебя. Живи, люби, следуй зову сердца.Его дом – огромные хоромы, где тени по углам переползают сами, без единого движения огня в камине. Дом, где потолок теряется в сумраке ночи. Дом, где едва знакомо пахнет летней грозой, где кошка, мурлыча, ложится в ногах. Дом Дремлющего.А потом Дремлющий нес меня на руках – легко, а мимо проносился снег, подгоняемый сносящим с ног ветром. А рядом с Дремлющим было тихо и хорошо – так, что я то засыпал, то просыпался, смотря на багровеющие глаза и не боясь.А сейчас... Сейчас Дремлющий так же прямо смотрел в мои прищуренные глаза, и гранатовая глубина его взгляда была тем, что позволило мне провалиться в сон, едва прошептав:- Я люблю тебя, Дремлющий.Утро встретило Влада счастливой легкостью – болезнь прошла. И пришло ощущение счастья – человек, когда-то давно спасший его из снежных сугробов, человек, принесший его обратно в дом тетки, человек, в которого он влюбился в детстве и любит до сих пор – здесь! Он здесь и Влад сможет...Раскрывая глаза, он ждал встретить взгляд любимых глаз, но... Дом был пуст. Чашка с отваром на столе, аккуратно сложенная стопкой одежда.. да набросок ручкой на куске бумаги – больной мужчина на постели, выгибается в бреду, стонет, распахнув ничего не видящие глаза.
Дом был пуст.Пуст.