3 (1/1)

В верхнем городе, в сияющем замке даркниров великая мать не спала. Точно так же, как сейчас в небесном городе не спал ни один дракон и всадник, ощущая, что происходит нечто непредвиденное, незапланированное, чувствуя смятение и отчаяние,рождающееся в сердце мудрой Альвы.

В глубине храмового зала, на золотой и серебряной подушке в обрамленных мрамором нишах возвышались два яйца. Золотое и серебряное. Великая мать Альва родила двух повелителей. Ещё никогда со времён начала и будущего не происходило ничего подобного. И никто из драконов, начиная от самой великой матери, не знал, что делать и как поступить в такой ситуации. Повелитель должен быть только один. Он или она, для драконов это никогда не имело значения, главное было не допустить смуты и двоевластия. Люди придумывают множество легенд и мифов, но во многих отношениях драконы, давшие древнюю клятву и связавшие себя с людьми, были удивительно человечны. И им так же были свойственны желание власти, страх и зависть и многие другие черты узнав о которых, смертные, возможно, не пожелали бы заключать этот союз. Но тогда, во времена смутной войны, на карту было поставлено слишком многое. Они находились на грани уничтожения и вымирания. У древних просто не было выбора. Связать себя с людьми и влить в свои гены свежую кровь, которая была способна спасти, или же навсегда отказаться от жизни, уйти в ворота иномирья вслед за эльфами и другими древними расами. Драконы всегда были мудрее. Желание жить оказалось превыше благородства, желание остаться под этими небесами, вершить свой полёт под солнцем Этиара.

Они пришли на помощь людям и заключили сделку, разрушить условия которой теперь уже не смогло бы ничто, слишком страшные и опасные силы из первичных сфер были задействованы для создания подобной магии, для возможности данного союза.

Но сейчас происходило нечто ужасное, то, что ломало и ставило под угрозу все планы. Серебряный дракон не должен был стать повелителем. Первым Альва исторгнула золотое яйцо и на совете было решено отдать власть именно ему. Поэтому сегодня днём в храме, золотой первым должен был встретить своего всадника, и до той поры пока это не произошло убранное в недра замка, серебряные детёныш будет лежать и ждать своего часа. Дракониха, которой никогда не сужденостать королевой, потому что королём станет её старший брат. Если для того, чтобы пробудить золотого к жизни понадобятся месяцы, Альва готова была подождать. Это было мучительно и больно для неё. Сель умирал, Альва уже приняла решение уйти вместе с ним. Когда умирает всадник, дракон теряет свою душу, это было платой за договор. И даже если дракон оставался жить, рано или поздно кошмар отчаяния, боли и тоски разъедал его изнутри, сводя с ума страшнейшей из человеческих пыток, вечно кровоточить сердцем в осознании дыры от потери любимого человека. Эту рану, дыру, которая возникала после обрыва связи, невозможно было ни излечить, ни затянуть, и поэтому драконы и всадники уходили, почти сразу же, вслед за последним вздохом своей души, что бы в посмертии уже не расставаться никогда, ведь невозможно жить друг без друга. Но, понимая, на что она обрекает себя, великая мать готова была ждать. Прежде чем уйти вслед за своим всадником, она должна была оставить городу повелителя. Иначе случится хаос. Это люди в борьбе за власть уничтожают друг друга и города, драконы обладали такой силой, что могли уничтожить этот мир, ввергнув его в апокалипсис всеобщего разрушения и безумия. Поэтому Альва собиралась ждать, столько сколько понадобиться.

Сегодня в храме золотое яйцо дало трещину. Это обозначало, что будущая всадница была рядом с ним.

Кинсар, она уже знала имя своего сына, отреагировал на неё, он ещё не пробудился, но без сомнения почувствовал и возможно на завтрашней церемонии случиться это долгожданное событие, они, наконец, встретятся и установят связь.Но сейчас, пока Кинсар спал безмятежным сном, второе серебряное яйцо, раскачивалось и резонировало, отвечая на невидимый, слышимый только ему зов. Сестра Кинсара Альвейда, плоть от плоти её, кровь от её крови, серебряная дракониха стремительно пробуждалась к жизни. Так не должно было случиться. Этого не могло произойти.И стоя посреди зала, приложив ладонь к губам, в столь несвойственном матери человеческом жесте, великая дракониха боялась дышать, охваченная страхом и беспокойством. Если Альвейда пробудится первой, Кинсар потеряет свой трон. Но совет великих уже избрал его. Он родился первым, он должен был править.

На золотой скорлупе появилась ещё одна трещина, затем ещё одна.Ну же, ну же Кинсар, восстань сын мой

Альва молилась, обращаясь к неведомым звёздным богам. Заклиная их всеми силами души, не дать смуте и хаосу охватить этот мир.

Драконы не рождались беспомощными младенцами, они открывали глаза мудрыми и знающими.

Что будет с Альвейдой, когда, открыв глаза, она не увидит своего всадника. Какую боль она испытает ощутив, что у неё нет пары, что это связь неизвестного происхождения существующая где – то вне времени и пространства источала зов, на который Аль не могла не откликнуться, но нет ничего болезненнее для дракона, не найти своего всадника. Запечатление попросту не состоится, а когда состоится, будет слишком поздно. Их восприятие друг друга будет неровным обрывочным, сродни инвалидности. И эта ущербность, эта боль равно или поздно приведёт к безумию.Это было недопустимо. Будущий повелитель не мог родиться таким.

Где же он, тот неведомый странник, что пробуждал его дочь к жизни. Альва готова была встать перед ним на колени, умоляя замолчать. Но это было не в её власти. Судьба стремительно просачивалась в лишённое окон пространство зала, заполняя собой каждую щель, золотое яйцо дало несколько трещин, в то время как серебряное напоминало расчерченный множеством полос двигающийся кокон, и трещин становилось всё больше и больше. И Альва не знала, что делать, что предпринять, как остановить это безумие.

И сотни драконов и всадников собравшиеся вместе, не понимали, что происходит, но чувствовали смятение, страх и отчаяние своей повелительницы, и всеми силами вливали в неё собственную жизнь и поддержку.А затем раздался скрежет, серебряное яйцо, покачнувшись в последний раз, рассыпалось в пыль и среди осколков сияющей скорлупы зашевелилось серебристое дивное чудо, её ребёнок, её маленькая жизнь. И великая мать с улыбкой и состраданием протянула к ней крылья.- Альвейда, дитя моё, приди ко мне.Мама? Я слышу тебя.

Серебристая дракониха, удивительно хрупкая и миниатюрная, повела тонкими прозрачными крылышками, распрямила гибкий хвостик,завертела головой, устремляя ищущие тёмно фиолетовые глаза во все уголки существующего пространства. Она улыбалась и радовалась жизни, ища его, своего единственного, того, кто прямо сейчас наполнит тёплым смыслом существования каждый комочек её души. Он звал её, он был прекрасен, он был самым лучшим, самым дивным, он не мог быть другим. Альвейда ощущала его, видела внутренним взором, умирала и истаивала от желания прикоснуться.

Конечно же, он подождет, когда она вырастет, он ведь самый понимающий на свете её…Но никого не было рядом. Никого не было вокруг в этой безумной, страшной нахлынувшей на неё пустоте зала, и любящие глаза мамы, её милосердно и сострадательно протянутые крылья, бесконечная жалость и понимание, читающиеся в зовущих её глазах, в одну секунду стали ничем, не в силах заполнить образовавшуюся страшную воронку.Альвейда раскинула крылья, из фиолетовых глаз хлынули слёзы, а пасть исторгла огонь.Новорожденные драконы не могли плеваться огнём, но боль Альвейды была так сильна, желчь, горечь, скорбь, осознание своего первого предательства, что пламя моментально собралось и родилось внутри неё. А затем она страшно закричала. И десятки, сотни находившихся в замке драконов содрогнулись одновременно, закрывая ментальными щитами своих падающих на пол всадников, выдерживая этот страшный и чудовищный напор чужой боли и отчаяния, никогда не желая пережить его вновь.

Боль дракона в тот момент,когда он теряет любимого.