Воспоминания. (2/2)

Хозяин. Как холодно… Что это? Озноб?

Два мучительных года. Замок погрузился в уныние. Приезжала родня лорда принести свои соболезнования. По истечении срока траура Его дядя пытался уговорить хозяина жениться вторично и был выгнан из замка. Хозяин совсем отрезал себя от своего бывшего окружения. Все приглашения на балы были отметены. При дворе Он больше не появлялся. Король дал ему время — полгода. А потом призвал своего вассала на войну.

Год мучительных терзаний. Переживаний. Плача по ночам. Молитв. Бессонных ночей. Пусть он вернется, — молишь ты. Пусть вернется живым. Пусть вернется… Вернулся. Молитвы услышаны. Живой… Невредимый… Только вот из серых Его глаз на тебя смотрит пустота. И ты ничего не можешь сделать… Он убивал. Он сражался. Он защищал жизни. Свою и чужие. Он изменился… но ты по-прежнему любишь. Безумно, жарко, пылко, без остатка… И с новым рвением ты служишь своему хозяину, беспрекословно выполняя любое поручение. А сердце обливается кровью, когда ты видишь, как все глубже Он погружается во тьму отчаяния.

Потом, к твоему облегчению, хозяин задался целью овладеть искусством виальдэ. Тот маленький импульс, та небольшая зацепка, что держала его в жизни. Всю свою боль, всю горечь и накопившуюся злость на несправедливость судьбы Он выплескивал в тренировочных боях. С остервенением, с упорством, с прилежанием, но Он проложил себе дорогу к званию Седьмого Мечника Виальдэ.

Хозяин…

Снова жар. Чья-то рука осторожно и как-то неуверенно утерла пот со лба. Не Мирты… Приоткрыть тяжелые веки удается с трудом. Черты лица господина различаются смутно. А рука такая прохладная… Хриплое дыхание.

С трудом приподняв руку, Риэль ухватился пальцами за запястье хозяина, когда тот попытался отстраниться. Не осознавая, что делает, он прижал раскрытую ладонь к своей горячей щеке.

— Хозяин… — Шепот потрескавшихся губ. Ну кто бы мог подумать, что он так слаб и хрупок? Всего лишь вывих лодыжки, а он уже валяется в кровати почти… сколько? День? Неделю? Валяется с лихорадкой. И видит эти сны-воспоминания. — Не… уходите…

Сначала растерянность в его красивых серых глазах, а потом кивок. Он осторожно приподнимает голову своего раба и дает немного отпить из стакана.

Он не обязан… не обязан нянчиться с ним. Не обязан сидеть тут, возле его постели, и ухаживать за ним. Словно нет у него других дел. Однако он тут… И тепло разливается где-то в районе груди. Слова рвутся с губ. И юный раб, привязанный к своему хозяину не оковами Клятвы на верность, но более крепкими и прочными узами, теми узами, которые нерушимее всех связей на свете, не в силах сдержать эти заветные слова под давлением минутной слабости, лихорадки, этой жаркой агонии чувств, таких сильных и крепких, тех чувств, что он устал сдерживать в себе. Будет ли он позже жалеть о них? Или нет?

«Прости, любимый. Я больше так не могу. Пусть лучше ты будешь знать и ненавидеть, чем не знать никогда». — Люблю вас… Мой хозяин…