Часть 6. Когда боль сжимает сердце (2/2)

— О да, ты просто экстрасенс, — Ян хохотнул, — раз смог предугадать такое.— Не экстрасенс, а экстрасекс, — поправил его Матвей, прижимаясь к боку и выдыхая ему в подбородок: — И сейчас я тебе это докажу.***

Всю неделю Ян был сам не свой. При Матвее делал вид, что всё прекрасно, а иногда взаправду забывал все свои проблемы, увлечённый общением или кое-чем поинтереснее.Но вечером на него наваливались размышления. Он пытался разобраться в себе, решить, хочет ли он вновь встречаться с Настей. Ян понимал, что, если начнёт отношения с ней, от встреч с Матвеем придётся отказаться. Иначе это будет предательством по отношению к ним обоим. К Матвею Ян привязался за последнее время и предполагал, что, если попытает отмотать их отношения до стадии «просто друзья», лишится всего. И хотя всё, что завязалось между ними, несколько пугало Яна, хотя он плохо вообще понимал, что это такое, но тем не менее он не хотел что-то менять и тем более терять.В четверг он сдался и вечером в ванной порезал себе левую ладонь. Ян долго стоял под душем, думая, что опять оказался в какой-то странной ситуации, из которой не может найти выход. Он ненавидел себя за неуверенность и трусость, но ничего не мог с собой поделать.От тёплой воды кожа на руках размякла и стали видны тоненькие белёсые полоски старых порезов. Оставляя лезвием новые следы, Ян путался, какие из них были свежими, а какие старыми, потому, думая, что не дорезал, как позже выяснилось, сделал целых восемь неровных царапин. Боль принесла немного спокойствия. Правда, Ян надеялся на большее: хотел, чтобы она принесла ему ещё и решения всех проблем, хоть и знал, что такого никогда не случится. Ни боль, ни сигареты, ни кофе, ни качели не сделают вмиг его жизнь простой и лёгкой. К сожалению.К субботе Ян уверился, что единственное, чего он хочет, — это чтобы на дом, в котором он живёт, упал метеорит.***

— Это рыбка. — Матвей протянул Яну маленькую бумажную фигурку. — Пять минут — и готово. Оригами для детей — это просто офигенно.— Пять минут? А ты не завалишь мне всю комнату этими рыбами? С твоей-то производительностью.— Не волнуйся. Мне быстро надоедает делать одно и то же.— Это обнадёживает, — заверил Ян, разглядывая ровную белую рыбку.— Ян, что происходит?— Ты о чём?— Я не о чём-то конкретном, а вообще... — Матвей замолк, вытащил из кармана листок и сложил навесу пополам по диагонали, после этого продолжил, не поднимая глаз: —Ты какой-то... загруженный в последнее время. Что-то случилось?— Всё хорошо, — отмахнулся Ян. — Не волнуйся. Чего ты как девчонка?— Да ты больше меня обычно волнуешься, — хмыкнул Матвей, ещё несколько раз складывая бумагу. — Если я при этом девчонка, то ты кто тогда? Принцесса?— Что-то ты сегодня плоско шутишь. — Ян улыбнулся, хотя весело ему не было. Он и подумать не мог, что Матвей так хорошо изучил его, что он всё хорошо подмечает: и нервозность, и волнение.— Встал, наверное, не с той ноги, — проворчал Матвей. — Я, наверное, скоро пойду уже... Завтра встретимся?— Извини, не могу.— Понятно.

Ян смотрел, как Матвей ногтями проглаживает сгибы бумаги.— Может, разве что ближе к вечеру, — предложил Ян.— Хорошо. Позвонишь, когда освободишься, ладно? — Матвей протянул ему вторую рыбку.— Конечно.Когда Матвей ушёл, Ян долго стоял на балконе и курил. Отец должен был скоро вернуться: он сегодня водил Таню в ресторан.

На следующий день Яна ждало испытание для нервов.***

Десятое июня выпало на воскресенье, чему Ян был несказанно рад: в рабочий день папа с работы бы отпрашиваться не стал и Яну пришлось бы идти на кладбище одному.Не то чтобы он был обязан, но чувствовал, что по-другому не может.

Ян терпеть не мог этот день, потому что именно десятого июня умерла его мама.

На кладбище они с отцом отправились с утра пораньше. До него можно было дойти пешком. По дороге они ни о чём не говорили.Ян давно полагал, что смирился со смертью мамы, что уже толком не вспоминает её, не жалеет, что она его оставила. Да, это грустно и обидно, но нужно двигаться дальше. Однако в годовщину смерти ему всё равно становилось плохо. Он ненавидел солнце, в лучах которого, как правило, нежился, катаясь на качелях. Любимый кофе с молоком, но без сахара не лез в горло. Сигареты курить не было никакого желания, потому что Ян точно знал, что матери бы это не понравилось. А желание причинить себе боль вызывало стыд: что бы сказала мама, если бы узнала? Всё у него внутри замирало, где-то в горле вставал ком, и хотелось плакать. Но что бы ни происходило, ни разу со дня маминых похорон Ян не проронил ни слезинки. Ведь слёзы — это слабость. А со своими слабостями надо разбираться самостоятельно. Лучше резать себя, чем доверять проблемы другим. Потому что они могут бросить, умереть, как мама. И тогда будет больно. Куда больнее, чем от острого лезвия.С момента смерти мамы кладбище сильно разрослось. А Ян ещё помнил время, когда могила матери была самой крайней, когда на ней лежали пять венков, невообразимо ярких и противных, когда вокруг был песок, чуть просевший после первого дождя.А теперь к могиле надо было идти по рядам, ориентируясь на другие памятники — большой, принадлежащий молодой девушке, кажется, разбившейся в автомобильной аварии, и светлый, странной овальной формы, около которого был похоронен ребёнок. Так же ориентирами служила одинокая берёза, две туи и пустая ограда, в пределах которой ещё ни одной могилы не было. Кто-то, видимо, заказал себе заранее место.Раньше Ян с папой ходил навещать маму чаще. На девять дней, на сорок, на её день рождения — двадцать шестого августа, — осенью, чтобы посмотреть на только установленный памятник и ограду, весной, чтобы посадить какие-нибудь цветы — мама их очень любила, — летом на годовщину. Но через несколько лет количество походов на кладбище свелось к минимуму — на день рождения и смерти. Иногда папа не ходил вместе с Яном, если эти дни были рабочими. Ян не мог взять в толк, как ему удалось забыть жену так быстро, он не мог понять, действительно ли папе всё равно или он только делает вид, что мама для него больше ничего не значит.Могила сильно заросла травой. Зайдя на участок через открытую калитку, они принялись выдирать её.— Надо было плитку класть, — вздохнул папа, с усилием выдернув полузасохший люпин. — И чего я, дурак, решил, что это лишняя трата. Теперь вот зарастает всё.— Ничего, пап.Куча за оградой становилась всё больше. Когда же с травой было полностью покончено, отец, улыбаясь, сказал:— Вот мы и пришли к тебе, Лен. Убрались даже.С довольно высокого памятника на мужа и сына смотрела улыбающаяся красивая женщина, застывшая на холодном куске камня. Ян громко сглотнул, но ком в горле не пропал.— Ян, тут даже цветы проросли, которые мы с тобой раньше сажали. Маргаритки вроде. А дождя ведь давно не было. Тут бутылка где-то есть. — Папа потянулся за памятник и вытащил её оттуда. — Сходи за водой, пожалуйста.— Хорошо, — согласился Ян и взял бутылку.Он не знал, хочет ли папа остаться наедине с мамой или просто попросил его принести воду. Но надеялся, что тот не хочет показывать свою слабость при сыне и на самом деле не забыл свою любимую Лену.Ян шёл вдоль могил, помахивая бутылкой и старательно улыбаясь. Прошло ведь уже… Ян медленно сосчитал в уме, чтобы не перепутать. Восемь лет. А всё ещё больно. Казалось бы, давно должно было пройти.Целых восемь лет. Подумать только. Столько всего произошло. И всё без неё.Ян опять сглотнул. В прошлом году десятого июня ему не хотелось так сильно плакать, а сейчас внутри тянуло так сильно, так ярко и чётко чувствовалась боль, словно мама умерла совсем недавно, год назад, максимум два, а не целых восемь.Дойдя до раковины у выхода с кладбища, Ян набрал воды и, прежде чем отправиться назад, даже прикупил букет из крупных синих искусственных цветов.Отец всё также стоял рядом с памятником и смотрел на него. Ян попытался разглядеть на его лице признаки того, что он плакал, и не нашёл. Но ведь столько времени прошло, да и сам Ян не плакал, хотя не забыл и грустил.

— Букет купил? А почему именно синие?— Захотелось. Красивые, по-моему.— Ну да. Лене бы понравились.— Это хорошо, — криво улыбнулся Ян и силой вставил букет в твёрдую, сухую землю.Папа занялся поливкой цветов.— Надо выкинуть траву. Здесь меня подождёшь? — через какое-то время поинтересовался он, вернув бутылку на её место за памятником.— Здесь. — Ян кивнул. На более длинные предложения он способен не был — боялся, что голос задрожит.А он ведь парень, можно сказать, молодой мужчина. Ему восемнадцать. Мама умерла давно. Он не должен плакать. Правда не должен, но почему-то хочет.Наклонившись, папа взял всю траву в охапку и медленно направился к большому контейнеру для мусора, располагавшемся в конце кладбища. Ян на мгновение задумался, почему отец пошёл один. Из-за того, что мог сам донести сорняки без помощи? Или потому что давал время сыну побыть наедине с матерью?Ян подошёл к памятнику, который был ему по ключицы, и положил руку на гладкий гранит.— Ма, всё так странно, — тихо проговорил Ян, когда отец уже был в конце ряда. — Я совсем запутался. Если бы ты была жива, то точно мне подсказала бы, что делать.Он стал медленно поглаживать рукой холодный камень. Ком в горле разрастался. Было тошно.Ян думал, что давно прошёл эту стадию: разговоры с памятником, словно с матерью. Он так делал года четыре назад. Часто бегал втайне от отца на кладбище и рассказывал маме обо всём. Хотел выговориться. Хотел создать для самого себя иллюзию того, что у него есть мать. Эти прогулки на кладбище ему помогали. Проговаривая всё куску с камня с застывшим на нём портретом, Ян сам разбирался в своих проблемах. И сейчас он пытался сделать то же самое.— Ма, я сам себя не понимаю. Настя хочет со мной встречаться. И я должен этого хотеть. Должен! Она ведь красивая, хорошая, умная, весёлая, да я в неё раньше был влюблён точно-точно... И это можно вернуть, наверное. Мне кажется, можно, хотя я в этом плохо разбираюсь... Так вот, я должен хотеть с ней встречаться, но…Ян провёл рукой по выгравированным волосам матери.— Не хочу. Потому что она ни в какое сравнение не идёт с Матвеем. Он такой… такой интересный, заботливый, смешной. Он волнуется обо мне, подмечает всё. Ведь так не должно быть, правда? Да и что я ему скажу? А Насте что? Я про отца и друзей молчу… А ты бы? Ты бы что сказала?

Ян провёл пальцам по буквам имени, фамилии и отчества. Погладил дату рождения и смерти.— Ма, я по... тебе скучаю. Будь ты... жива, ты бы точно помогла мне. Я... верю в это.Ян прижал ладони к лицу, стирая мокрое со щёк, оглядываясь в сторону контейнера для мусора, чтоб узнать, где отец и не застанет ли он его плачущим. Тот уже двигался обратно.— Что-то я распустил нюни. — Ян через силу улыбнулся. — У меня всё, в принципе, хорошо. Да, хорошо. Наверное.Ян замолчал. Слёзы больше не текли. До прихода отца он стоял, не шевелясь, и смотрел на памятник.***

После посещения кладбища Ян решил покататься на своих любимых зелёных качелях. Больше всего в них ему нравился цвет. Они были точно такого же оттенка, как те, на которых в детстве его раскачивала мама.Ян понимал, что, будь его мать жива, она вполне могла бы не поддержать его, если узнала бы об отношениях с Матвеем, могла бы запретить с ним видеться, могла бы кричать, что он ошибается, могла бы реветь, что он ломает жизнь себе и ей. Скорее всего, она бы не помогла ему, не поддержала.

Хотя Ян не мог с уверенностью сказать это, но не подходить же ему было к отцу с прекрасным вопросом: «А как мама относилась к геям?»В одном Ян был уверен точно: в том, что к Матвею он чувствует гораздо больше, чем к Насте. И в этом он признаться себе точно мог.Ян затормозил и вытащил из кармана телефон.— Привет, это я, — проговорил он, когда Настя взяла трубку.— Привет.— Голос у Насти был довольный. — Я уж думала, ты не позвонишь.— Я просто... думал. И решил, что вряд ли в этом есть смысл.Настя ответила настолько не сразу, что Ян успел проверить, не бросила ли она трубку.— Ты так долго размышлял об этом, — сказала она наконец уже холоднее. — Это даже приятно, хотя и жаль, что всё так.— Наверное.Они попрощались, и Ян нажал на отбой. Сунул телефон в карман и, вцепившись в подвесы, принялся раскачиваться.Всё он сделал правильно. Насте точно нужно было отказать. Просто забыть и отпустить. А то потом будет только больнее.Ян ещё не совсем представлял себе, что будет делать с Матвеем, что скажет ему. Он даже толком не мог разобраться в том, что чувствует по отношению к нему. Но он ещё подумает об этом. Позже.

Ведь десятое июня создано совсем не для того, чтобы разбираться в своих чувствах к парню? Оно существует для воспоминаний.О красно-жёлтых санках, на которых мама его возила зимой. О её любимой запечённой в духовке курице. О тёмно-розовой помаде, которой Ян как-то в детстве разрисовал зеркало. О крепком чёрном чае в старой кружке с изображением каких-то фруктов, который мама пила вечерами. О детективных книгах в мягких обложках, заложенных лотерейными билетами. О ярко-жёлтой маленькой машине-такси, которую она подарила ему на семилетие. О малярных кистях, сейчас лежащих в углу на балконе, которыми мама регулярно что-то перекрашивала, обновляла. О её любви к перестановкам. О её широкой улыбке. О телефоне — Сименсе с чёрно-белым экраном, в игры на котором она давала ему поиграть. О запахе её духов, слабом, но сладком. О её тёплых объятьях. О нежном голосе.Ян хранил в памяти всё это. Он перебирал совсем не грустные, не связанные с болезнью воспоминания, стараясь не упустить ни одного.

От катания на качелях голова немного закружилась, Ян затормозил и выкурил сигарету.Он чувствовал себя одиноким.***

— Почему ты не позвонил? — совсем не строго спросил Матвей, впуская Яна в квартиру. — В гостиную пошли. Там сейчас никого нет.— Забыл, — честно признался Ян, садясь рядом на диван. — Что ты сегодня делал?— Спал, ел, складывал рыбок и смотрел телевизор. Даже читать не хотелось. А ты?— К маме ходил на кладбище.Матвей внимательно посмотрел на Яна.— Скучаешь по ней, да?— Да не то что бы, — отмахнулся Ян. Это ведь слабость, прошло ведь восемь лет. — Она давно умерла уже. Всё в порядке.Матвей продолжал внимательно смотреть на Яна, а потом, оглянувшись на дверь, приблизился и коротко чмокнул в губы. Ян опять почувствовал комок в горле и сглотнул. Нежный Матвей был ему практически не знаком. В квартире, наверное, находились его родители и сестра, но он всё равно сидел близко.— Можно, я так посижу чуть-чуть? — прошептал Ян, утыкаясь носом Матвею в плечо. — Прошу.Матвей обнял его за плечи.