Часть 3. Когда боль спасает (2/2)

— Рад за тебя.— Классно, да?— Я уже понял.— Она такая потрясная, мы с ней вчера «Человека-паука» смотрели! — Казалось, улыбка Влада стала ещё шире. Он, казалось, говорил бы и говорил о Свете, если бы не прозвенел звонок.Остаток дня Ян невольно наблюдал за Владом и Светой. Они сидели рядом запартой, о чём-то шептались и постоянно улыбались.

А ведь если подумать, у Яна и Насти такого никогда не было. Как-то всё у них было слишком не нежно, слишком по-взрослому, что ли. У них были свидания, прогулки под руку, поцелуи при встрече и прощании, ласки и обжимания в её квартире, пока соседка ушла по делам. А ещё были Настины разговоры о том, на что Яну было наплевать, и его поддакивания. Влюблённость?А чёрт знает, была ли она вообще.Ян вздохнул, чем больше он размышлял о том, правильно ли поступил, расставшись с Настей, тем больше понимал, что это было единственным верным решением. Но всё равно было обидно и грустно. Не будет больше её теплого тела рядом, совместных прогулок. А ещё все его размышления последних месяцев о том, что надо перестать притворяться, оказались бессмысленными. С Настей говорить по душам смысла не было. Влад мало заморачивался на образ Яна и относился бы к нему по-дружески, каким бы он ни был. Беседовать с ним всегда было одно удовольствие — очень легко. Матвей сам же предложил пообщаться не как обычно, обмениваясь в классе ехидными репликами, а дома, просто разговаривая. И это при том, что с ним Ян ничего из себя строить не пытался.Всё было куда проще, чем казалось Яну. И от этого становилось только хуже: выходило, что смысла себя резать нет. Трудности рано или поздно решаются, иногда сами, иногда для этого приходится что-то делать. Но причинением себе боли с ними точно не возможно было разобраться. Ян знал это, но ничего не мог с собой поделать. Слишком гадко было на душе, слишком он привязался к боли.После уроков Ян немного покатался на качелях, выкурил две сигареты, зашёл в магазин за двухлитровым пакетом апельсинового сока, решив, что будет его пить вместе с Матвеем, а не покупать себе что-то другое, и пошёл домой. В ожидании он проверял почту каждые пятнадцать минут, с той же периодичностью обновлял новостную ленту и вяло лазил по знакомым сайтам.***

Матвей пришёл в шесть часов. За окном ещё светило солнце. И вообще на вечер это время было похоже мало.— Привет, — произнёс он, войдя в квартиру и закрыв за собой дверь.Ян поздоровался с ним в ответ. Матвей был одет в чёрные джинсы и бледно-синюю футболку с серым рисунком граффити. Что именно было на ней написано, Ян, как ни старался, расшифровать не смог.— А я вот принёс чипсы. — Матвей протянул Яну три большие пачки: с беконом, сыром и сметаной с зеленью. — Не знал, какие ты любишь. И ещё у меня есть шоколадка! — Он продемонстрировал плитку в зелёной обёртке и тут же всучил её Яну. — С орешками.Ян сжал шоколад, он еле слышно хрустнул, ломаясь под пальцами.— Разувайся, проходи в гостиную, — предложил он.Матвей бодро расшнуровал кеды и осмотрелся вокруг. Прошёлся по квартире, заглянув во все двери.— Вообще-то, это невежливо, — вздохнул Ян, понимая, что совершенно не злится на друга за его бесцеремонность.— Любопытно же, — оправдался Матвей. — Классная у тебя комната. — Он, наконец, направился в гостиную, где удобно устроился на диване.Ян кинул ему пачки чипсов и шоколадку, а сам ушёл в кухню за соком.— У вас журнального столика нет! Как вы живёте? — услышал он крик из комнаты, а потом звук включаемого телевизора.— На кухне едим. — Ян вошёл в гостиную, неся в одной руке пакет с соком, а в другой две кружки: одну жёлтую, с красным логотипом «Липтона», вторую полосатую, бело-зелёную. — А пожевать что-нибудь легко можно и без стола. Выбирай, какую тебе. — Он кивнул на кружки.Матвей взял себе жёлтую.

— По телевизору, конечно, ничего нормального не показывают, — вздохнул Ян через несколько минут, уже вскрыв пачку чипсов с беконом и столкнувшись дважды пальцами с Матвеевыми.— Как будто бывает иначе, — фыркнул тот и подлил себе ещё сока. — Давай лучше фильм посмотрим. У тебя на дисках или на компе что-нибудь нормальное есть?— Конечно. Тебе что нравится?— Что угодно, только не хрень.— Ну, я же не знаю, какие фильмы ты любишь: серьёзные или смешные, сложные или простые, яркие со множеством спецэффектов или попроще и спокойней, фантастику или фэнтези, мелодрамы или комедии, ужасы или триллеры?— О, боже мой, — вздохнул Матвей. — Как всё сложно… Хочу что-нибудь весёлое и не напряжное.Ян предложил Дубцову около десяти вариантов, вкратце описав содержание каждого. В конце концов, было решено смотреть малоизвестную американскую комедию, которая очень нравилась Яну. Он вставил в DVD-проигрыватель диск и опять вернулся на диван к Матвею. Пока фильм загружался, тот спросил:— Ты очень любишь смотреть фильмы, да?— Ну, мне нравится, — пожал плечами Ян.— А ты сам какие любишь?— Разные. По настроению.— Надеюсь, сейчас этот фильм подходит под настроение не только мне, но и тебе?— Расслабься, — хмыкнул Ян. — Не стал бы я ради тебя смотреть то, чего мне не хочется.— Это хорошо. Не люблю, когда делают что-то только для того, чтобы не обидеть или из жалости. По мне, не нравится — говори.— Хорошая политика.— У тебя не такая? — поинтересовался Матвей.— Я вполне могу ради кого-нибудь сделать вид, что всё прекрасно, когда мне на самом деле не очень, или притвориться, что мне нравится то же, что и ему, — сообщил Ян, хрустя чипсами.— Надеюсь, ты ради меня не стараешься тут? Если что, я такого не оценю.— И не надейся.— Вот и отлично. — Матвей отпил из своей кружки.Не прошло и десяти минут фильма, когда Ян сказал:— Глупый фильм, да? Тебе, наверное, не нравится.— С чего ты взял? — Матвей перевёл его взгляд, чуть сведя брови к переносице.— Не знаю, просто ты сидишь так тихо, не улыбаешься даже.— Расслабься. У тебя гипертрофированное желание угодить всем вокруг? — вздохнул Матвей и пихнул в рот горсть чипсов, пережевав их, он заверил: — Мне вполне нравится, просто я занят жрачкой, очень важное дело, требующее сосредоточенности, между прочим.Ян промолчал. Действительно, зачастую он старался угодить всем тем, с кем общался: Владу, Насте, отцу. Вот и сейчас Ян по привычке был озабочен тем, хорошо ли Матвею, не скучно ли ему.Матвей всё ещё смотрел на него, а не на экран.— Ты всё ещё не хочешь научиться складывать оригами? — задумчиво спросил он, делая глоток сока.— Оригами у тебя превращается в навязчивую идею, — фыркнул Ян.— Оно мне просто нравится. — Матвей как-то странно улыбнулся, словно вспомнил что-то одновременно и хорошее, и плохое.— И поэтому ты при каждой встрече говоришь мне только про него? — поинтересовался Ян и вытряхнул из пачки крошки в рот.— Может, я тебя отвлечь хочу? — предположил Матвей, уже смотря на экран телевизора, где по-прежнему продолжался фильм. — А то всё время ходишь задумчивый и весь из себя несчастный.— Я? — округлил глаза Ян. Он, конечно, частенько погружался в собственные нерадостные размышления, но не настолько же, что даже одноклассники начинали замечать, что у него не всё в порядке.— Ну да, ты. — Он всё ещё следил за происходящим на экране в то время, как Ян смотрел на него. — Просто мне оригами очень нравится. Оно помогает расслабиться. У всех ведь есть этакий антистресс, чтобы разобраться в собственных мыслях. Для меня это оригами.Ян вздрогнул и инстинктивно погладил себя по левой, замотанной бинтом руке. У него тоже был свой способ успокоения, но ему совершенно не хотелось рассказывать о нём Матвею.— И зачем тебе антистресс? — спросил Ян. — У тебя вроде всё в порядке. Куча друзей, хорошие оценки, насколько я знаю, в семье проблем нет. Ты просто нервный?— Ну, сейчас у меня, в принципе, всё хорошо. — Матвей вздохнул всё так же, казалось, поглощённый фильмом, а не разговором. — Оригами — скорее привычка.

— С детского сада? — предположил Ян, открывая вторую пачку чипсов. Со сметаной и зеленью.— Да нет, — спокойно ответил Матвей, внимание которого, казалось, занимал только телевизор. — Года два назад появилась, когда я понял, что гей, и не знал, как мне с этим быть.Сначала Ян подумал, что ему послышалось, потом — что Матвей что-то перепутал, после — что у него слуховые галлюцинации. В общем, он так и не смог самостоятельно понять, что же произошло на самом деле.— Чего застыл? — спросил Матвей, не глядя, запустив руку в только открытую пачку, но на Яна он всё же глазами косил. — Тебе не показалось, я действительно только что признался в своей ориентации.Ян сглотнул и попытался проанализировать происходящее.Итак, его одноклассник, почти друг, казалось бы, обыкновенный общительный парень, увлекающийся чтением и оригами, смотрящий сейчас с ним фильм под чипсы и сок, — гей. Нет, конечно, Ян вполне мог предположить, что среди любителей книг и апельсинового сока есть геи. Да и общительный человек вполне может оказаться нетрадиционной ориентации. И те, кому нравится оригами, тоже могут предпочитать людей своего пола. Но вот тот факт, что Матвей Дубцов — гей, выбивал почву из-под ног.— Противно? — вздохнул Матвей. — Зря я это сказал, да?Ян провёл пальцами по забинтованной ладони, чуть надавил, чтобы почувствовать боль.— Да нет... это просто… неожиданно как-то… ну вроде… я и подумать не мог… да... — выдал он сбивчиво, не совсем понимая, как вести себя с Матвеем. Ян не особо-то об этом думал, ну есть геи и есть, на эстраде их вообще куча, и всё где-то далеко. Это ведь неправильно? Вроде... Но ведь Матвей ничего противозаконного не делает, и вообще по нему не скажешь, что девушки его не привлекают. Наверное, всё равно стоит отодвинуться от Матвея, попытаться бы выпроводить его домой и перестать с ним общаться. А то мало ли что. Но кому от этого станет хорошо? Яну вряд ли: с Матвеем хорошо и он до своего признания уже был таким, так разве что-то изменилось?А Матвею точно будет неприятно: он доверился, а его пинком под зад. Друг называется, нечего сказать. Обижать и расстраивать Матвея не хотелось.

— Прости. — Матвей сильно сжал обеими руками кружку с соком, на Яна он по-прежнему не смотрел.— За что? — удивился тот. Он очень не любил, когда у него просили за что-то прощения: ему не нравилось, когда люди чувствовали свою вину перед ним. Ведь сам Ян притворялся не тем, кем был на самом деле, постоянно лгал и недоговаривал и успокаивался с помощью боли. Он был далеко не идеален, и почему другие люди должны чувствовать, что сделали что-то не так?— Ну как за что? — Матвей усмехнулся. — Я мог ничего не говорить, мы бы стали больше общаться и были бы друзьями, а так ты меня боишься, презираешь или что-то в этом роде и, скорее всего, будешь избегать со мной встреч. Я сам же всё просрал.— Ты обо мне слишком плохого мнения. — Яну всё же было немного не по себе оттого, что рядом с ним сидит гей. Раньше он с ними не сталкивался и как-то особо не думал о таком явлении, как гомосексуализм. Он не совсем представлял, плохо это или хорошо. За это ведь бьют морды? За что? За изнасилования? За гей-парады? За противоестественность? За любовь? Что-то определённо не сходилось.— Неужели? — спросил Матвей.— Ну да, в конце концов, ты был геем и вчера в школе и когда пришёл ко мне домой, и всё было нормально, не думаю, что это так страшно. Только, если что, я люблю большие сиськи.— Понял-понял. — Матвей улыбнулся, наконец повернув голову к Яну.— Давай уже фильм смотреть, а то и так много пропустили.Матвей кивнул. Ян предположил, что за всё время разговора тот тоже на фильм внимания не обращал, только делал вид, что беседа с Яном его мало волнует. К счастью, всё и так было понятно: акцентировать внимание на разговоре и предлагать перемотать Ян не хотел.За следующий час они досмотрели комедию, доели чипсы, допили сок и даже сжевали шоколадку.

Когда Матвей ушёл, Ян взял сигареты с зажигалкой и ушёл на балкон.

Недавно он бросил Настю и понял, что зависим от боли, а сегодня Матвей признался, что он гей. Что ж, мир сходит с ума и, кажется, скоро Апокалипсис. Наверно, завтра Влад скажет, что любит не Свету, а соседскую кошку Мосю. Или, может, отец придёт домой и сообщит, что бросает работу и они вдвоём перебираются в чукотский чум, чтобы разводить оленей и выращивать мох. Или в школе отменят одиннадцатый год обучения и надо будет срочно сдавать ЕГЭ и поступать в институт. Или сигареты перестанут выпускать, а уже сделанные утилизируют.Словом, привычный мир Яна рушился. Но стоя на балконе, зажав между губ сигарету, Ян думал, что, наверное, со всем справится.В конце концов, Настю он рано или поздно забудет, от боли сможет отказаться, для жизни-то она не нужна, а Матвей останется всё тем же любителем оригами и просто хорошим парнем. Какая разница, с кем он проводит личное время?Выдохнув дым, Ян наблюдал, как он рассеивается.

Скоро царапины заживут, в конце концов не такие они и глубокие. А вот с Настей он больше встречаться не будет. Зря всё-таки Ян затеял то испытание собственной воли и не резал себя, даже когда было плохо. Если бы накануне своего последнего свидания или за несколько дней до него он сделал бы себе лезвием штуки три царапины на ладони, был бы куда спокойнее и не порвал бы отношения с Настей так быстро, резко и необдуманно.

Он ухмыльнулся. Кажется, благодаря тому, что Настя по-прежнему занимала все его мысли, он не мог отдаться размышлениям о Матвее. И хорошо, а то Ян сам понятия не имел, к какому выводу мог бы прийти.— Я уже дома. — Ян чуть не подпрыгнул от неожиданности, выронил окурок. — Ты там где?

Надо же, папа пришёл уже. Он был в курсе, что Ян курит, не ругал его за это, но и не поощрял, конечно же. Но Ян полагал, что отцу это не особо нравится, поэтому при нём не курил.— Я в гостиной. — Он вышел с балкона и принялся собирать мусор, валяющийся на диване.— А я тебе не заметил, — прокричал отец из кухни. — Я буду жарить картошку. Есть будешь?Ян устроил мусор, прижав его к левому боку, а две пустые кружки в правую руку и пошёл к папе.— Нет, не буду. — Он поставил кружки в мойку, а упаковки засунул в и без того переполненное мусорное ведро. — Ко мне друг приходил, мы чипсов наелись, пока кино смотрели.— Влад? — поинтересовался отец, доставая из шкафчика сковороду, а из холодильника подсолнечное масло. — Помоги мне, пожалуйста, почисть картошку.— Ладно, сколько тебе? — кивнул Ян и достал из-под раковины пакет с картошкой. — Нет, Матвей, он раньше в «Б» классе учился.— Пять. Может, селёдку будешь? — Отец вытащил из холодильника продолговатое блюдо, было заметно, что содержимое обильно засыпано луковыми кольцами. — Давно ты с ним дружишь?— Не буду, я наелся. И я не могу тебе помочь, — внезапно понял Ян. — У меня рука забинтована.— Ещё не прошла? — вскинул брови папа.— Нет.— Ну, тогда я сам. — Он поставил блюдо на стол. — Так давно ты с Матвеем дружишь?— Да, в принципе, нет. Только на этой неделе нормально общаться начали, а до этого только парой слов перекидывались. — Ян сел на стул, с некоторым отвращением поглядывая на селёдку, которую сам не любил.— Ясно. — Папа включил воду и принялся намывать картошку. — А как там Настя?— С ней всё в порядке. Правда, мы расстались. — Ян привычно погладил пальцами забинтованную ладонь.— Жалко. Вроде долго встречались.Папа вытянул из подставки нож и, подхватив самую большую картофелину, склонился над раковиной.— Да ладно, — отмахнулся Ян. — Мы с ней были слишком разными.Пока папа расправлялся с клубнями, Ян чуть качался на стуле. Давно они не говорили так много о нём. Было приятно, что отцу интересно.Почистив картошку, он порезал её крупными ломтиками, налил масла на сковороду и принялся жарить. Ян наблюдал за этим, ему не хотелось отправляться в свою комнату и вновь думать про Настю, про Матвея, про боль, про своё притворство. Он сосредоточился на том, как папа переворачивает картошку лопаточкой, как отвлекается от готовки, походит к столу, подцепляет вилкой кусочек селёдки вместе с луком и отправляет в рот, как осторожно пробует поджаристые горячие куски на вкус, как солит и перчит их.— Точно есть не будешь? — поинтересовался папа, выключая огонь.Пахло божественно, но во рту кисловато отдавало чипсами. Уж чего-чего, а картошки ему хватит на сегодня.— Точно-точно. — Ян встал со стула. — Пойду к себе.

— Ага, иди, — услышал он уже в коридоре.Плюхнувшись на кровать, Ян уставился в стену. А ведь совсем недавно, пока однажды ночью ему не приспичило сделать перестановку, здесь всё было по-другому. Ян вздохнул: как показало время, необдуманные поступки для него очень характерны. Только они бываю разными: хорошими и удачными, как перестановка мебели, или плохими и ошибочными, как та ссора с Настей.На мгновение Яну даже показалось, что он готов хоть сейчас идти мириться с бывшей девушкой. Но он быстро взял себя в руки, решив, что сделанного не вернёшь. Тем более он выглядел бы глупо, если бы заявился к ней на ночь глядя и принялся вымаливать прощения и умолять всё начать сначала. Да он дома мог её не застать. Или она не захотела бы его слушать. Да и разве ему самому это действительно нужно?Настю он, может, не любил сильно и пламенно, но так просто забыть не мог.Ян медленно размотал бинт и положил его на тумбочку.Царапины всё ещё были красными и отчётливо виднелись на довольно бледной коже. Он с наслаждением провёл по ним пальцами.Всё ведь будет нормально, правда? В конце концов, можно не думать о Насте. Ведь есть много других поводов для размышления. К примеру, наладившаяся личная жизнь Влада и Светы. Или то, что отец сегодня был необычайно участлив и разговорчив. Или нетрадиционная ориентация Матвея.А ещё у Яна по-прежнему была боль и любимые сигареты.Он вздохнул. От осознания всего этого лучше почему-то не стало.