Часть 1 (1/1)
Вопли Джорджа разносились по всему замку. Гай предпочитал в такие минуты не спорить с чокнутым кузеном, а молча выполнить его приказ. К счастью, слуги не успели расседлать Темпеста, и Гай одним прыжком взлетел в седло, подгоняемый ревом Джорджа.С неба упали первые капли, но Гай любил дождь и вторящий ему стук копыт по наезженной дороге. Плащ и одежда почти сразу отсырели, но к холоду ему было не привыкать. Гай попытался вспомнить, где они останавливались, на какой именно поляне в этом проклятом всеми богами Шервуде Джордж Ноттингемский умудрился оставить свой нож. Угрюмо хмыкнув, Гай покачал головой. Кузен с детства был больным на голову, даже ребенком ему доставляло удовольствие терзать и мучить, будь то животные или люди. И Гаю, жившему в замке из милости, доставалось, пожалуй, чаще, чем другим. Сколько он себя помнил, синяки и царапины на теле и лице не проходили. Впрочем, его матери, невестке проклятого Джорджа-старшего, приходилось куда хуже. Бедняжка и двух лет не протянула, умерла родами, произведя на свет ублюдка от свекра. Гай не плакал, когда ему сообщили о смерти матери. Он испытал лишь облегчение: больше ему не придется слышать ее рыдания и видеть покрасневшие глаза. В ее страданиях Гай винил себя. Не будь его, она бы спокойно приняла постриг.Мокрая ветка, низко склонившаяся под тяжестью капель, хлестнула по лицу, Гай вздрогнул и поежился. Кожа покрылась мурашками, но физический холод ничего не значил по сравнению с холодом душевным. Внезапно навалилась смертельная усталость. Он часто спрашивал себя, есть ли другая жизнь? Жизнь, в которой не бывает постоянных издевок и воплей, затрещин и побудок среди ночи, потому что кузену приспичило поиграть в шахматы или отточить на нем свое красноречие? Редкими радостями были выезды в дальние деревни, в Йорк или в аббатство, в основном с поручениями от Джорджа.Лес становился все гуще, дорога давно превратилась в узкую петляющую тропу. Кутаясь в плащ, Гай всматривался в зябкую мглу, расчерченную сполохами молний. Вдруг ветер донес отчаянный призыв о помощи. Гай мгновенно подобрался, пришпорил коня и вскоре вылетел на поляну, посреди которой раскинул ветви могучий дуб. Он сразу узнал это место: именно здесь они сделали привал, и здесь Джордж выронил свой нож.Однако сейчас поляна вовсе не была мирной. К дереву прижался спиной парень лет шестнадцати или чуть старше. В правой руке он сжимал злополучный нож шерифа, а в левой — длинную тяжелую дубинку с окованным навершием. А перед ним, утробно рыча, скалились четыре волка. Один, самый матерый, носил на себе отметины встречи с охотниками и псами — левый бок покрывала сетка старых шрамов от копья, клыков и ожогов. Обычные волки не стали бы нападать на человека, когда в лесу вдоволь дичи. Но зверь, которому посчастливилось уйти от облавы, будет ненавидеть людей и выслеживать не ради пищи, а чтобы убить. Остальные же волки следовали за вожаком, им было неважно, кто станет добычей — заяц, косуля или человек. Но парень явно не собирался сдаваться без боя.Волки снова зарычали. Темпест заржал, взвился на дыбы, потом забил задом, не помня себя от ужаса. Гай не удержался в седле и рухнул в траву, а Темпест с диким ржанием исчез в зарослях орешника и бересклета. Оглушенный падением, Гай не сразу нашел в себе силы подняться. Помотав головой, он выпрямился, и тут два волка, заметив новую жертву, развернулись и кинулись на него. Гай сорвал плащ, швырнул его, словно сеть. Тяжелая мокрая ткань накрыла обоих зверей.Парень тем временем огрел сунувшегося к нему вожака дубинкой по хребту и резко выбросил вперед руку с ножом. Зверь с рычанием отскочил и припал к земле, снова готовясь прыгнуть. Гай выхватил меч, бросился было на помощь, но тут лес наполнился многоголосым воем, а между стволов замелькали серые тени.— На дерево! — рявкнул он парню, пинком отшвырнул одного волка и ударил вожака мечом плашмя, на краткое время отогнав его.Парень бросил нож, дубинку и попытался вскарабкаться наверх, но руки скользили по мокрой коре. Гай подхватил его за бедра и поднял, чтобы можно было дотянуться до нижней ветки. Парень вцепился в нее и на этот раз белкой взлетел наверх. Гай вонзил меч между корней и протянул руку, не слишком-то уверенный, что тощий сопляк сумеет удержать его. К его удивлению, запястье крепко сжали сильные пальцы. Парень помог ему забраться на сук, и вовремя — на поляну выскочило еще десятка полтора волков.Парень, а за ним Гай переползли выше, в тесную развилку. Было неудобно, они то и дело соскальзывали и вынуждены были в конце концов устроиться в обнимку, тесно прижавшись друг другу.— Как твое имя? — спросил Гай спустя какое-то время, глядя на беснующуюся внизу стаю.— Уилл, — буркнул парень. — Уилл Скарлет.Неожиданно для себя Гай потрепал его по плечу.— Не бойся, Уилл Скарлет, им до нас не добраться. Чей ты серв? — продолжил он расспросы. Дождь барабанил по лиственной крыше над ними, по стволу стекали тонкие струйки воды.— Я не серв, — безразлично отозвался Уилл, — я сын лорда Локсли.— Бастард?Уилл тревожно дернулся, и Гай понял, что это ответ на его вопрос. Почему-то мысль о том, что парень — не жалкий раб, была приятна.— Где ты живешь?— Зачем тебе? — огрызнулся Уилл, впрочем, не пытаясь вырваться из кольца сильных рук. Хотя вряд ли потому, что ему вдруг понравилось сидеть в объятиях мужчины, да еще и норманна — просто выхода не было. Гай усмехнулся.— Мы наверняка проторчим тут до утра, а разговор не даст нам уснуть. Иначе мы или свалимся и нас разорвут, или замерзнем и схватим лихоманку.— Я тебя знаю, — хмуро откликнулся Уилл и мотнул головой. Мокрые светлые волосы хлестнули Гая по щеке. — Ты Гай из Гисборна, родич шерифа. Что ты здесь делаешь?Гай хмыкнул. Не говорить же щенку, что кузен, раздери его дьявол на тысячу частей, отправил его в лес.— Нож потерял. Тот самый, который ты нашел, — соврал он. — Мы охотились днем, а вечером я его хватился.— Из-за простого ножа? — недоверчиво произнес Уилл. Гай пожал плечами.— Он мне дорог как память. А тебя сюда как занесло?Уилл молчал. Гай поежился, вода капала с листьев прямо за шиворот. Внизу подвывали, рычали и царапали кору настырные волки.От холода глаза начали слипаться. Дремота одолевала все сильнее. Гай оперся рукой о мокрый ствол, привстал, чтобы расправить затекшие ноги. Уилл вскинулся и вцепился в его пояс. Сев обратно, Гай ободряюще сжал его плечо.— Не трясись ты так, а то дуб рухнет, — мрачно пошутил он. — Задремал, небось?Уилл нехотя кивнул и слегка разжал пальцы. Гай тоскливо улыбнулся, радуясь, что в темноте не видно его лица. Он снова обнял Уилла, согреваясь теплом его тела и отдавая собственное тепло. Скоро тот обмяк и засопел. Гай вдруг понял, что давно не чувствовал себя таким живым, как сейчас, сидя в развилке дерева, под проливным дождем, в окружении волчьей стаи. Доверчивость, с которой Уилл прижимался к нему во сне, грела душу. Гай не помнил, чтобы кто-то кроме матери обнимал его, и сам себе не признавался, как сильно ему порой не хватало простых человеческих прикосновений.— Мама... мама, не умирай, — внезапно простонал Уилл. Гай вздрогнул и невольно вспомнил собственное одиночество и ощущение невосполнимой утраты, когда гроб с телом его матери увозили на погост.Гай крепче прижал к себе Уилла. Сквозь драную рубаху он чувствовал выпирающие ребра и грубые рубцы, покрывавшие спину. Лорд Локсли явно не слишком баловал незаконного сына, раз тот был таким тощим да еще и плетью получал.— Жалко, что не ты мой отец, — в полусне пробормотал Уилл. — Жалко, что не ты мой брат.Гай потрясенно замер, в груди разлилось тепло. Со дня смерти матери никто не сказал ему доброго слова, никто не приласкал и не обогрел его. Даже дворовые девки, отдавшись ему в темном углу, стремились поскорее сбежать. Гай привык к этому. И вдруг чужой пащенок, которого он видит впервые в жизни, говорит ему такое. И за эти слова он был готов схватиться хоть с волками, хоть с дюжиной разбойников. Воистину неисповедимы пути Господни.Уилл снова заснул, уткнувшись лицом ему в плечо. Гай потерял счет времени. Несколько раз Уилл просыпался и теснее прижимался к нему, но молчал, не отвечая даже на простые вопросы. Уже светало, когда волки ушли, повинуясь вожаку. Немного переждав, Гай встряхнул Уилла.— Просыпайся.Уилл дернулся и открыл мутные глаза. Гай несколько мгновений смотрел на его бледное лицо и посиневшие губы. Затем осторожно помог ему спуститься вниз. Уилл мешком рухнул в траву. Гай последовал за ним и тоже приземлился на задницу.— Холодно, — прохрипел Уилл, стуча зубами. Гай медленно выпрямился, держась за мокрый ствол. В ногах будто кололи тысячи раскаленных игл, голова была тяжелая. Он выдернул меч, вложил в ножны, затем наклонился и подобрал злосчастный нож, лежавший у самых корней. Сунув нож за пояс, Гай посмотрел на Уилла, который упорно пытался подняться, уставившись перед собой невидящим взглядом, и отвернулся. Ночь ушла, и хотя чувства, испытанные им, никуда не делись, теперь их пути с Уиллом расходились.Уилл, наконец, поднялся, не оглядываясь, сделал несколько шагов, а затем медленно осел на землю, издав звук, похожий на скулеж издыхающего щенка. Гая, привычного ко всему, прошиб холодный пот. Не раздумывая, он поднял Уилла на руки и двинулся через кусты, по едва заметной кабаньей тропе. Неподалеку была старая хижина дровосека — жалкая плетенка с полусгнившими стенами, покрытая торфом и камышом, но все же укрытие, где временами ночевали охотники. И там, насколько помнил Гай, имелся очаг и запас дров.Дрова отсырели и никак не желали загораться. Гай, недолго думая, оторвал полосу от исподней рубахи. Ткань была практически сухая, затлела сразу, и понемногу занялась растопка.Уилл лежал на подстилке из сухотравья и трясся, как заячий хвост. Гай придвинул его вместе с подстилкой к очагу, от которого расходились волны живительного тепла. Хлипкая хижина была, конечно, не лучшим убежищем, но выбирать им было не из чего.Гай с трудом развязал кожаные шнурки и стащил тяжелую от влаги бригандину. Затем снял рубаху и, собрав ткань в комок, принялся растирать закоченевшего Уилла. Тот был в оцепенении, губы казались уже не синими, а лиловыми, как у покойника. Но постепенно усилия Гая принесли свои плоды. Кожа Уилла чуть порозовела. Гай продолжал растирать его, переворачивая с боку на бок. Эти монотонные действия успокаивали, позволяли собраться с мыслями. Гай удивлялся непривычному чувству, которое теснилось в груди. Тем странным желаниям, что пришли в ночи и остались наутро. В конце концов, кто ему этот саксонский ублюдок? Никто. Но что-то не позволяло уйти и оставить его.Гай снова перевернул Уилла так, что теперь тот лежал щекой на его плече, и начал растирать ему спину и поясницу. Его дыхание было горячим, от волос пахло травами, и Гаю нравилось вдыхать этот аромат. Он не сразу понял, что по спине скользнули шершавые ладони. Уилл не то во сне, не то в бреду обнимал и терся об него. Гая бросило в жар, он хотел отстраниться, но Уилл обхватил его за плечи. Прежде чем сообразил, что делает, Гай наклонился и поцеловал его в губы, чуть прихватив нижнюю. Уилл нахмурился, а затем ткнулся приоткрытым ртом в его рот, тронул языком.— Ты что творишь? — пробормотал Гай, не имея сил противиться искушению. Уилл, похоже, не слышал его. Он цеплялся за Гая, шарил губами по его шее, обжигал дыханием кожу, возможно, вообще не понимая, что с ним мужчина, а не девица. Чтобы устоять перед этим искушением, нужно было быть святым. Гай святым не был. Он положил Уилла обратно на подстилку и лег сверху, накрыв своим телом. Уилл смотрел на него пьяным взглядом, от которого у Гая мутилось в голове, и гладил его бока, мягко, ласково. Гай двинул бедрами, вжимаясь вставшим членом в его бедро. Прикосновение жесткой грубой ткани причиняло боль, но еще сильнее было наслаждение. Гай застонал, и Уилл застонал в ответ, приподнимаясь навстречу. От этого движения, бесстыдного и голодного, Гай кончил так бурно, как никогда в жизни. В глазах потемнело от острого, болезненного удовольствия. Какое-то время он лежал неподвижно, а когда повернул голову, Уилл уже спал.От бригандины, подвешенной на распорках над очагом, валил густой тяжелый пар. Гай сидел, обняв колени руками, и смотрел, как длинные языки пламени лижут дрова. Уилл все еще спал, ровно дыша. Ничего так и не придумав, Гай укрыл его своей камизой, морщась, натянул влажный доспех прямо на голое тело. Пора было идти. Ему не хотелось думать о том, что сделает с ним Джордж по возвращении. Закрывая дверь, он услышал, как Уилл тревожно заворочался во сне.В замок Гай вернулся к полудню. Молча воткнул нож в стол перед ошеломленным кузеном и так же молча ушел в свою спальню. Говорить не хотелось. Он не стал звать слуг, сам разжег огонь в камине, стащил проклятую бригандину и бросил ее на стояк в углу. Затем подошел к стрельчатому окну. Вдали темнел Шервудский лес.