Вещие сны (1/1)

Хори просыпается от удара посохом по голове. Вскакивает на ноги, готовый разорвать обидчика на части, а затем слышит задорное блеяние и отправляется в полет от мощного толчка в грудь, испытывая острое чувство дежавю. —?О духи, чем же так я перед вами грешен? —?с тоской вопрошает он, глядя на рассвет. —?Действительно,?— ехидный голос и перезвон пастушьих колокольчиков,?— малявка векша, не ставший мужчиной, сбегает из Термитника незнамо куда, а потом появляется в стаде под утро, побитый и пахнущий чужими землями. Хм-м-м, не имею ни малейшего понятия, почему мне не стоит огреть тебя палкой еще пару раз. —?Шео,?— пастуха, дожившего до седых волос, в племени не знали только совсем маленькие дети. —?Если хочешь добить?— добей. —?Он расставляет руки, готовый отправиться в мир духов следом за ближайшей медузой. В лицо Баулая прилетает бурдюк с таном. —?Не нужна мне твоя смерть,?— старик спрыгивает на землю, и Хори против воли косится на деревяшку, надежно привязанную к огрызку, оставшемуся вместо его правой ноги. —?Лучше иди помойся, воняешь чем-то странным. Хори, уже успевший приложиться к напитку, чтобы промочить горло, удивленно принюхивается к себе и шумно чихает. Действительно. Пока Хори отмывается у берега бурной реки, в которой молодых охотников тренируют справляться с силой течения, пастух брезгливо цепляет всю его одежду двумя пальцами и жгет в костре. —?Дай хоть что-нибудь взамен, я ткал и шил не один день, а ты взял да разом сжег,?— Хори становится нагишом перед старшим, тяжело вздыхает, уперев руки в бедра и стараясь выглядеть внушительно, несмотря на дрожь озноба. —?Твоя одежда так воняла, что охотники или стражи вполне могли бы избить тебя за нарушение табу. —?Шео лениво точит желтыми зубами курут. —?Сбегай к ткачам и стащи, что по размеру. —?Я не вор,?— Хори уже стучит зубами от холода, но на своем стоит. —?Ну да, ты просто глупый векша,?— пастух переглядывается со своим бараном, словно советуясь, что же делать с глупым ребенком. —?Эх. Ладно. У Нади на спине тюк с вещами на обмен, поди поройся, вдруг найдешь чего. —?Спасибо,?— Хори направляется в сторону стада, тех овец, которым предстояло отправиться в путь, найти было легко. —?Когда отправится караван? —?В другое племя, идиот,?— коротко и емко отвечает Шео. —?А еще ты перепутал Нади с Брун, но ладно?— ткачи и мясники нынче постарались, много вещей будет для обмена. —?Но разве можно нести на обмен еду? —?Хори знает, что только отбросы не могут обеспечить себя пищей, поэтому предлагать ее даже другу было большим оскорблением. В затылок юноши прилетает то, что служит Шео ступней. —?Кто же мясо будет таскать в тюках, дурак? Хори со стыдом вспоминает, что мясники занимаются еще и обработкой костей, которые можно пустить почти на все?— от оружия до украшений. И ему становится очень, очень стыдно из-за своего невежества. —?К слову, о мясниках,?— Шео трогает усеянный шрамами подбородок. —?В Тумор принесли добычу от наших охотников, будут заготавливать припасы на сезон дождей. От твоих тоже что-то должно быть. Поди проверь, не зли мясников. Хори бросается было в сторону шпиля Тумора, но замирает. —?Мне в Термитник надо,?— говорит он, опустив взгляд. —?Брат скоро проснется, один будет. —?И что? —?искреннее непонимание. —?В ямах с молодью же саби ходят, смотрят, воспитывают, охраняют. —?Не могу я его одного оставлять. Даже с саби. —?Хори жует губу, но от слов своих отказываться не намерен. Шео смотрит на него, склонив голову к плечу. —?Странный ты,?— старик дергает углом рта. —?Иди, забери своего векшу, что уж там, я подожду. Хори улыбается ему с благодарностью. Прорытый братьями по племени лаз, по которому он и сбежал вечером, юный Баулай находит быстро. Как и пещеру с Анокином, который мирно спит на плотном, искусно сотканном покрывале вместе с десятком сверстников. Свет, который давал мох, растущий вдоль стен, был рассеяным, мягким, но в тоже время достаточным, чтобы малыши не врезались в стены и не травмировали себя во время игр. Хори слышит размеренное дыхание, запах родной земли и трав, спокойствия, которое можно достичь лишь здесь, и едва не падает на колени от порыва проспать в этой иллюзии беззаботности всю оставшуюся ему вечность. С трудом пересилив желание улечься рядом с молодняком, Хори наклоняется, щекоча отросшими волосами скулу Анокина. —?Просыпайся, гордый охотник, пора в путь. —?М-м-м,?— младший отворачивается, смешно морщась. —?Сау… —?бормочет. —?Потом… Хори вздыхает и берет брата на руки, Анокин сейчас разморенный, тёплый ото сна. Трогать его жалко, но он сам же потом будет ругать Хори, что тот не взял его с собой. —?Рано ты нынче,?— юноша вздрагивает от неожиданности, оборачивается, прижав к себе Анокина, готовый защищаться. —?Сурт,?— на выдохе и с облегчением. Сурт, высокий мощный саби без левой руки и глаза, бывший охотник. —?Ты ожидал кого-то другого? —?Сурт моложе Шео, но на висках у него уже пробивается седина, а между бровей лежит глубокая складка. Хори знает, что охотник не сможет загнать добычу без руки или ноги, знают это и хищники. Мало кому удается выжить в битвах с великими хищниками, грозящими племени, и остаться живыми. Но есть исключения. Одинокий пастух, который в одиночку защищает стадо и некогда великий воин, совершивший свой подвиг, были тому доказательством. Увы, они были скорее исключением из правил, чудом, сумевшим пережить свое ранение и смириться с тем, чем они стали сейчас. Увы, принять себя удавалось не всем. —?Н-нет,?— Хори и сам дивится своей реакции?— неужели что-то страшное случилось с ним в лесу? Саби наклоняется?— для этого ему приходится согнуться почти вдвое, принюхивается. —?Где ты был? —?спрашивает он, сощурив единственный глаз. Хори чувствует ступор, смешанный почти с первобытным ужасом. Страх хватает его за руки и ноги, дегтем заливает глотку, мешая даже выдохнуть. Вдруг, что-то шлепает его по щеке. —?Я не ящерокролик. —?Серьёзно говорит Анокин, глядя ему в глаза. —?А? —?Хори цепляется за его слова, но никак не может понять их смысл. —?Ты так сильно прижал его к себе, что начал душить,?— Сурт отводит взгляд. —?Просто помни, что табу созданы для вашей же безопасности. —?И подает сплетенную из можжевеловых веток корзину. —?Возьми, эта новая, покрепче прошлой будет. Хори становится дико стыдно и за побег, и за корзину, которую он все никак не мог починить, и Анокину приходилось дремать на чем попадётся, пока старший брат был занят. —?Смотри за братом,?— Сурт идет в сторону малышей и укладывается на набитый соломой лежак. Хори знает, что охотники могут спокойно отдыхать и на каменных плитах, но малыши, любящие повторять за взрослыми, могут перенять такую привычку и просто-напросто простыть из-за неспособности себя толком обогреть. Молодой Баулай тихо благодарит старшего, открывает корзину, уже застеленную старым, им же сотканным пледом, усаживает туда брата, который мигом устраивается поудобнее и засыпает. Немного завидуя ему, Хори направляется в сторону выхода из термитника.*** Каменные дома взрослых небольшие, отдельные, не похожие на общину молодняка, где все ходят группами под присмотром бдительных саби, пока шахтеры с охранниками зарываются глубже в плоть матери-земли. Хори вспоминает, как пару весен назад чудище из незаконченного тоннеля поймало и сожрало пару любопытных малышей, еще совсем крошек, которые повелись на обманку монстра. Потом, когда разъяренные охранники выволокли его безволосую тушу прямо в яму молодняка и показали, какие твари обитают внизу и почему туда соваться не стоит, несчастных случаев с участием детей стало намного меньше. Хори зевает и направляется в Тумор, выдолбленную в древнем дереве башню, внутри которой разделывают добычу и приносят жертву духам. Это было странное, исписанное древними знаками место, но самыми странными в понимании Баулая были именно мясники. Татуированные, с черепами на головах, они отказывались от своего статуса в пользу искусства познания мира через плоть. Мясники разделывают добычу, мясники отдают кровь обратно в землю. Мясники знают, правильно ли была убита добыча и найдет ли потом покой ее дух. Мясники почитают Медуз и вырезают ее силуэт из кости, ибо смерть?— неотъемлемая часть жизни. Как пастух встречает новорожденного ягненка, так мясники провожают тело в последний путь. И не дают ему пропасть зря. Хори оглядывается на каменные, грубо вытесанные статуи, украшенные черепами и костями зверей, на потеки янтаря, навеки застывшие в трещинах дерева, на крючья для туш. Мотает головой и говорит себе, что никогда никому из близких не позволит стать мясником. Уж больно таинства, которые они проводят на вершине полой башни, пугают молодого Баулая. Когда он ступает на территорию близ башни, то чувствует, насколько густо она пропитана кровью. Здесь нельзя вырыть колодец, сюда нельзя привести овец. Земля здесь отравлена и на ней ничего не растет. Она даже ощущается под ступнями не как земля, а как плоть, теплая и живая. И пахнет как открытая рана. Хори косится на идолов и искусно выточенных из кварца Медуз, неуютно поводит плечами. —?Мы ждали тебя,?— словно из-под земли вырастает послушник. Послушники не носят черепов, а имитируют их дубленой кожей, скрывающей лицо, и пучками веток. И выглядят не менее жутко. —?Я пришел за добычей,?— Хори старается говорить ровно, спокойно. Не выдавая своего волнения. —?Следуй за мной,?— они поднимаются внутрь по ступеням, и Хори кажется, что ступни погружаются в какую-то гадость, от прикосновения к которой кровь стынет в жилах. —?Утренняя. Остыла. Долго ты шел. —?Послушник заводит его в одну из множества тесных полостей, и Хори едва сдерживается, чтобы не зажмуриться. —?Ее убил Орлей. Отдал вам с братом. —?Послушник смотрит на тушу ветрика, тяжелую и изуродованную, подвешеную на костяных крюках, не знающих разницу между хищником и жертвой. —?Держи,?— он подает ему коготь, которым мясники раскрывают тело. —?Исправь ошибки брата. —?И уходит. Хори чувствует, как по вискам катится пот, а к горлу подкатывает комок желчи. Это сделал Орлей? Так жестоко, что ребра проткнули шкуру и теперь торчат снаружи обломанными клыками? Орлей, который выломал зверю нижнюю челюсть и одним ударом в живот сместил жизненно важные органы? Откуда в Орлее столько ненависти? Хори не может в это поверить, поэтому на негнущихся ногах подходит к ветрику, с трудом преодолев подъем по ступеням. Подготовленная для разделки туша пахнет кровью и страхом. Злобой. Хори прячет лицо в ладони. —?Зачем так, за что так… Лишать жизни нужно быстро, без глумления и жестокости. Лучше всего, чтобы не увидел дух разницы между мирами, да последовал за медузой в цветущие сады к собратьям и вечному счастью. А то не найдет он покой, отяжелеет от страха и ненависти, будет метаться по миру неукротимой бурей, забирая жизни невинных. Поступая так, как поступили с ним. Хори касается окровавленной морды, а затем прижимает голову ко лбу зверя, шепчет ему тихо: —?Прости нас,?— на лице остается глянцевый след. И пусть. Он первым делом раскрывает тело от паха до горла, чтобы вышла кровь, и делает желоба в пустотах меж ребер. Перебирает руками внутренности, шепча молитву вперемешку с просьбами простить брата. Вырезает сердце, долго копается со шкурой. Кто бы мог подумать, что Орлей способен на такое. Анокин в корзине ворочается, ему не нравится запах крови и мяса, который здесь разлит абсолютно везде. Даже аромат можжевельника не спасает от сладковатой дымки сырого мяса, которая накрывает тебя при входе в стены Тумора. Хори надеется, что успеет разобраться с телом до того, как проснется младший брат. Когда он тянется когтем к позвоночнику, чтобы отделить голову от тела, его бьют по рукам. —?Дальше мы сами,?— ветки-рога послушника сухие и мертвые. —?Мы свернем позвоночник спиралью не отделяя его от черепа, дух потеряется, не сможет найти его. И отомстить. Дай сердце. Хори покорно передает ему тяжелое крупное сердце ветрика. Послушник разглядывает его, Хори видит, как колышется кожаная вуаль-маска на его лице. Затем отбрасывает, цокнув языком: —?Не подойдет. Надо выбросить. —?Молодой Баулай покорно кивает и передает ему коготь. —?И скажи брату на будущее,?— пара изумрудно-зеленых глаз в упор смотрит на него. —?Что ненависть очерняет сердце не только у добычи. Хори чувствует, как желудок подкатывает к горлу, а тело словно стынет, леденеет. Послушник же скрывается в лабиринтах тесных коридоров. Анокин за спиной начинает возиться активнее, и Хори, понимая, что он скоро полезет осматриваться и искать приключений, спешит покинуть давящие стены Тумора. —?Горратоа! —?низкий раскатистый голос, шитый, закрытый наряд и тяжелый бычий череп-маска на голове. —?Сколько зим прошло с твоего рождения, ты так вырос! Рикка, старший мясник и негласный глава Тумора, носит одежду и странную высокую обувь, нетипичную для племени. Говорит и двигается по-другому. Думает?— иначе. Кто-то даже шептался, что не Баулай он, а чужак, приведенный однажды женщиной и нареченный помогать при смерти и рождении. Но ведь этого не может быть. Так?.. —?М-м-м,?— он подходит к нему четким ровным шагом, берет лицо ошарашенного Хори в ладони, рассматривает. —?Здоров, здоров. Хотя,?— пальцы задерживаются на трепещущих веках,?— изможден. Хори ощущает, как завязывается тугим узлом внутри паника, а Рикка наблюдает за его расширенными от страха зрачками и улыбается, надежно скрытый маской. —?Впрочем, сейчас сезон сбора припасов и цветет цикута, сколько нам уже отравившихся приносили,?— вздох. —?А как там Анокин? —?он открывает корзину за спиной Хори, пользуясь своим статусом. —?Приве-е-е-ет! —?Анокин смотрит на мужчину с сонным любопытством и абсолютнейшим спокойствием. —?Ох и возились мы с тобой во время родов, вспоминать страшно,?— резной череп прижимается ко лбу ребенка. —?Но оно того стоило. —?И возвращает Анокина назад в корзину, оставив открытой крышку, и обращается к Хори:?— Послушник, который не помог тебе омыть руки, будет наказан. Пойдем, я отведу тебя к ключу. —?Н-н-е стоит. —?Хори представить себе не может, чтобы кто-то настолько выше по иерархии, помогал ему с омовением рук. —?Стоит, стоит,?— мягко, не терпя возражений. Хори сдается и плетется к ключу?— очень странному, явно искусственному. Анокин с любопытством выглядывает из корзины, оглядывает окружение не по годам умным взглядом и подводит лаконичный итог: —?Воняет. Хори хочется провалиться сквозь землю. Рикка, впрочем, реагирует абсолютно спокойно. —?Ничего не поделать, векша, мы работаем с Телом, все тела,?— живые и мертвые?— хоть и являются сыновьями земли, но отличаются от нее во многом. —?Хори не чувствует, что вода ледяная, потому что со стыда горят, кажется, даже ладони. Анокин из этой длинной фразы понимает явно не все, но молчаливо соглашается. —?Мяснику положено касаться и не бояться крови при разделке туши,?— Рикка снимает перчатки и демонстрирует изуродованную шрамами ладони,?— но Охотник не должен зазря пачкать руки, иначе она въестся в его кожу неизнечтожимым клеймом. И тогда вам будет закрыта дорога в Лес. Помните это, юные Охотники. Когда Хори на негнущихся ногах ступает на привычную, не липкую землю, то хочет первым делом рвануть куда подальше и кричать. Просто кричать, чтобы со звуком вышли из горла и лишние эмоции. —?М? —?он чувствует обвившие шею руки Анокина. —?Есть хочешь? Анокин утыкается лицом ему в затылок и мотает головой. —?Я… —?пауза, выдох. —?Рад, что брат Хори есть. —!.. —?Хори открывает и закрывает рот, пытается ответить, но забывает даже как дышать. —?Спасибо… —?только и выдыхает он, пытаясь вложить в одно слово все, что чувствует. И кажется, ему это удается. В животе у младшего звонко урчит. —?А говорил, не голоден,?— смеется старший, пока Анокин возмущенно стучит ладонью ему в плечо. —?Пошли к пастуху, выменяем у него тан и курут, а может, даже сластей,?— при последнем слове Анокин мгновенно меняет гнев на милость. *** —?Бездельники,?— Шео возмущается, но больше для виду. —?Еще и объедают старика. —?Ага,?— Анокин уплетает за обе щеки мед диких пчел с постными лепешками, пока Хори отрабатывает трапезу стрижкой овец. —?Ты бездельник. Шео возмущенно давится воздухом, укоризненно смотрит в сторону Хори: —?Ну и порода у вас. —?Что поделать,?— Хори позволяет себе передышку, наклоняет голову одного из ездовых баранов и гладит грубыми ладонями широкий лоб животного. —?И вообще, когда у меня будет свой ездовой баран? —?Осел у тебя будет, в лучшем случае,?— смеется пастух. —?Пока мужчиной не станешь, да зверя не убьешь какого достойного. —?Вот как,?— Хори вспоминает убитого ветрика, жмурится, вжавшись в баранью щеку. Шео это замечает. —?Что. —?Коротко и с обязательным требованием ответа. Хори с мукой смотрит на Анокина. —?Малец,?— пастух манит его к себе, а затем вытирает перепачканное лицо ребенка платком. —?Там овца, Ума, с лентой расшитой на шее, тебя зовет, поговорить хочет. Анокин, теперь относительно чистый, недоуменно косится на овцу, но решает, что даме отказывать невежливо, поэтому семенит в указанном направлении. —?Скажи, Шео,?— начинает Хори, когда младший точно не сможет их услышать. —?Это правда, что ненависть может отравить добычу? Старик прижимает голову к плечу. —?Это так. Тот, кто полон ненависти, отравляет ею все, чего касается. —?Внимательный взгляд из-под кустистых бровей. —?А почему ты это спрашиваешь? Хори кривит рот и стискивает зубы. Не может сказать. Шео понимает это и не настаивает. —?Вечные проблемы с вами, векшами неразумными,?— он вздыхает. —?Иди поспи. Твой малой уже пристроился на Уме, только глаза закрыл, хех. —?Я не устал,?— коротко отвечает Хори. —?Хорошо,?— пожимает плечами,?— тогда бери младшего и иди в деревню, нечего тут честных пастухов объедать. Хори склоняет голову, выражая благодарность, и идет за братом. Анокин спит на боку у старой овцы, а рядом с ним пристроились бесстрашные ягнята. Хори улыбается, становится на колени, чтобы забрать младшего брата и не злоупотреблять добротой пастуха. —?Анокин… —?шерсть овцы мягкая, а сам Анокин спит так сладко и заразительно… —?пора… —?Он сам не замечает, как ложится рядом. —?Идти… —?и засыпает. Дневное солнце на миг застилает льняное покрывало, которым пастух укрывает двух молодых Баулаев. —?Спите спокойно, глупые векши, и пусть духи принесут вам добрые сны,?— говорит он тихо.*** Хори снится, как минует зима за зимой, как руки обрастают шрамами. Хори бежит за расплывчатым силуэтом, который на миг превращается в ветрика, которого он видел когда-то в далеком прошлом. Хори снится, как племена один за одним стирает с земли объятый жаждой мести демон. —?Подожди! —?он продирается через густые ветки, сбивает ноги в кровь, пока не оказывается на поляне близ бездонного зева Разлома, а в небе над ним раскрывает лазурные паруса воздушный корабль. Оглушительно плачут цикады. Перед ним стоит облаченная в железо женщина, и ее белое лицо выглядит гротескно на фоне черных доспехов. —?Ты другой,?— говорит она хором знакомых голосов. —?А значит?— чужой. Племя отсеет тебя, как твоего младшего брата, а затем забудет. —?Ложь! —?Хори видит себя словно бы со стороны, слышит отчаяние в своем же голосе. —?Если бы это было ложью,?— женщина тянет к нему закованную в черноту ладонь. —?То пришел бы ты сюда? Если бы это было ложью. —?Ее слова дробью ритуальных барабанов бьют по черепу. —?То почему тогда никто не спас твоего брата? Хори чувствует на своих руках непривычную холодную тяжесть. Чувствует, как холодом колец оплетает спину Медуза. Опускает глаза. И просыпается от собственного, отчаянного крика. От безумного, вещего сна.