Часть 2 (1/2)
А вот это было неожиданно. Дело в том, что это имя Эдвард уже неоднократно слышал от своего светлой памяти начальства, - не напрямую, правда, а случайно изредка улавливал в их разговорах. И каждый раз произносилось оно с нескрываемой неприязнью и – да, да! – опасением. Правда, ничего конкретного о нём не говорили, - не считать же за конкретику ёмкое определение ?эта скотина?. Но Сноуден уже привык к тому, что ?скотина? у начальства – прежде всего тот, кто ему очень сильно мешает – чаще всего одним только фактом своего существования. А уж в связи с Россией так и вовсе приходилось величать скотиной каждого третьего. О том, какие слова произносят русские в аналогичной ситуации, лучше не думать.
Запомнил Эдвард имя потому, что, во-первых, обладал хорошей памятью, можно сказать, профессиональной. Во-вторых, Брагинский – непривычная для американского уха фамилия. Да к тому же имя – Иван, - напрямую ассоциировалось с Россией. Да ещё и редчайший случай был, чтобы его прожжённое начальство кого-то опасалось. Но кто он такой, Сноуден так и не понял. Ни должности, ни звания, - ничего, что указывало бы на его деятельность, названо не было. Но, судя по всему, далеко не последний человек у власти, если о нём знают даже в этих кругах, и у него стойкая репутация ?чрезвычайно опасного?. Наверное, российская сторона прислала его вести переговоры, - видимо, адвоката оказалось недостаточно. Ну ещё бы, с таким-то сценарием и размахом дела! Да, нарубили вы дров, Эдвард Джозеф Сноуден…
- Очень приятно. Моё имя вы, думаю, знаете, - осторожно кивнул Эдвард, садясь на кровати. Книга, которую он читал перед тем, как заснуть, свалилась на пол и хлопнулась обложкой вверх прямо у ног Ивана. – Чёрт!.. – в досаде пробормотал Сноуден. Иван наклонился, поднял книгу и подал ему:- Актуальное название, между прочим, - на лице Брагинского появилась усмешка. – Сам-то что об этом думаешь?
Эдвард понял, на что намекает его гость, но отвечать не спешил. Он ведь так до конца и не решил для себя самого, совершил он преступление или нет. Он знал, что среди людей – не только Америки, но и всего мира, - мнения разделились. Одна часть считает его преступником, другая – героем. Но Сноуден не чувствовал себя ни тем, ни другим. Только делая первые разоблачающие шаги, он – как человек, - был уверен, что делает это ради своего народа, который беззастенчиво обманывают уже много лет. И всё же его – как госслужащего, - не отпускали мысли, что он совершает государственное преступление, ведь давал подписку о неразглашении… Когнитивный диссонанс, как сказали бы психологи.
- Ты, наверное, думаешь, что рассказать народу неприглядную правду – не преступление? – почти догадался Иван.- Не совсем так, - Эдвард забрал протянутую книгу, мимоходом заметив, что на руках Ивана были чёрные кожаные перчатки. Впрочем, он уже не удивлялся. – Почему вы об этом спрашиваете?
- Ты не мог не знать, что у любой власти существует изнанка – мягко говоря, дрянная. На такой работе, как твоя, это быстро усваивают. Мне интересны причины твоих действий. Ты идеалист?- Нет, - Эдвард чувствовал, что вызывает у собеседника неприязнь. Конечно, Брагинский никак этого не демонстрировал – и всё же неприязнь ощущалась, она пропитывала воздух в комнате. Причина её была непонятна: возможно, её вызывала сама принадлежность Эдварда к ведомству политического врага? Скорее всего, так и есть. Что ж, имеет полное право, учитывая нешуточную вражду между их государствами. – Я не идеалист. Я знал, что всё имеет свою изнанку, и моя работа в особенности.
- Тогда в чём дело? Не рассчитал своих сил? – Иван внимательно всматривался в его лицо, словно сканировал глазами. Чувство не из приятных, но Эдварду было не привыкать – испытывал уже, и не раз. И интуиция безошибочно подсказывала: этому человеку врать бесполезно, раскусит сразу. Не то чтобы он врать собирался – нет, но даже адвокат не задавал ему такой вопрос. Вернее, так: спрашивал, конечно, почему он, Сноуден, решил вдруг всё рассказать. Но в самую суть не пытался заглянуть – есть ли в этом личные причины, а не только забота о неприкосновенности чужой жизни. А Иван сразу догадался спросить. Без сомнения, умён и проницателен. Но кто же всё-таки он такой?
Несмотря на то, что Брагинскому он явно пришёлся не по душе, Сноудену вдруг захотелось завоевать его расположение. Чёрт его знает, зачем, но возникла такая потребность. Почему-то ему казалось, что Иван ещё должен сыграть большую роль в его жизни – даже не с точки зрения помощи, предоставления защиты и убежища, - ещё и что-то другое.
Сноуден чувствовал интуитивно, что добиться расположения этого странного человека он может лишь одним способом – говорить правду. С чем-с чем, а уж с этим проблем не было. В последнее время Эдвард только этим и занимался. Однако здесь немного другой случай. Здесь от него требуется не только та правда, что он говорил до сих пор. Есть ещё другая правда, которая не даёт ему покоя. И она похлеще, чем уже известная. Может быть, только для него, - но страшнее её нет. Ни с кем и никогда не собирался говорить на эту тему, но, похоже, не обойдётся без этого.
Эдвард перевёл дыхание и заговорил:- Знаете, когда я поступал на эту работу, то был уверен в том, что это всё – даже несмотря на грязную изнанку, - действительно во благо. Что даже таким образом мы добиваемся мира и порядка. Что на земле столько людей, которые понятия не имеют, что можно жить… более правильно, что ли. И наша задача их просветить, научить.
- Добро причинить и пользу нанести, - неожиданно фыркнул Иван себе под нос.
- Что? – не понял Сноуден.
- Да так, ничего. Правильно – это как вы? – уточнил Брагинский.- Да, если угодно, - Эдвард нахмурил брови. – Я тогда верил во всё, во что полагалось верить американцу-патриоту. Но… - он резко замолчал, хотел отвести взгляд, но это оказалось проблематично: русский словно загипнотизировал его.
- Что?
- Всё изменилось.
- Ты перестал быть патриотом?
Эдварду показалось, или Иван насторожился? Нет, не показалось: в фиолетовых глазах русского на какую-то долю секунды появился нехороший жёсткий блеск. Всего на долю секунды – а потом взгляд снова стал спокойным, даже безмятежным. Он хорошо владел собой. И тут в голове у Сноудена мелькнула странная мысль: может быть, причина неприязни именно в этом? Брагинский решил, что он, Эдвард, разочаровался не только в работе, но и в своей стране, и его деятельность направлена именно против родины, - и это вызвало его недовольство. Но почему, интересно, даже если так? Какое ему дело до того, патриот ли сотрудник ЦРУ, которого он знает всего ничего, несколько минут от силы? И даже если предположить, что сотрудник свою страну не любит, - почему его должно это злить? Тем более когда этот самый сотрудник явно играет на руку сейчас именно России, пусть и непреднамеренно, и Ивану это должно быть выгодно? Непонятно… Может быть, сам Иван патриотичен до мозга костей, потому проявления обратного его коробят – даже такие проявления? Вот правду говорят о ?загадочной русской душе? - взять хотя бы этого Ивана – поди знай, что у него на уме!
- Послушай, я ведь не собираюсь тянуть из тебя слова клещами, - заявил Брагинский, видя, что собеседник снова замолчал. – Я не могу залезть в твою голову, прочесть твои мысли, а говорить или нет – сам решаешь. Тебе предоставят убежище, если согласишься не проводить своих разоблачений здесь. Нам это не нужно, чтобы ты сводил счёты или проворачивал какие-то дела под нашим прикрытием.
- Я не свожу счёты, не проворачиваю никаких дел.
- Тебе сложно ответить на простой вопрос. Что я должен думать?
- Я не знаю.
- Сомневаюсь, что незнаешь, - рассуждал Брагинский. – Мы ведь прекрасно знаем, что ты не глуп. Так как версия о том, что ты – шпион, присланный за информацией, а вся эта история – просто хитрый ход, не выдерживает никакой критики, - я думаю, что тебе – или тем, кто тобой управляет, - нужно столкнуть лбами моё начальство и твоё. Учитывая, что наши государства имеют большой вес и влияние практически на все мировые процессы, - нас нужно отвлечь от чего-то с помощью конфликта. Плюс подорвать доверие к американскому правительству. Что, собственно, и произошло. Спрашивается, кому это выгодно? В первую очередь приходит в голову ?Аль-Каида?.
- При чём тут… - начал было Сноуден, но через секунду вынужден был признать, что версия русского обоснована. Умён, ничего не скажешь. Впрочем, это он уже отметил.
- Ты и сам догадываешься, при чём, - отрезал Брагинский. – Слишком уж это гнилая организация, чтобы допускать, что она подконтрольна полностью. Ты же не станешь говорить, что об этом не догадывался?- Не стану, - покачал головой Сноуден. – Вы же знаете, под каким предлогом создавалась программа? Да, частично и для защиты от терроризма. Но основная цель совсем другая: тотальный контроль, и в этой области тоже. А значит, усиление влияния.