Часть 9 (2/2)

- Но это же совсем не то, что ударная установка! - обиженно надув губы, Катрина останавливается на шаг позади, но Паула тащит подругу вперёд, подбадривая:- С твоим умением извлекать звук из любой поверхности - самое то!

Барабанщица поворачивается к Пауле и улыбается, пытаясь держать брови нахмуренными. Согласна.

- А я? - Кристина робко трогает Паулу за руку, не решаясь подходить к погруженной в раздумья Тильде.- Будешь играть на рояле, а синтезатор мы тебе в городе купим, - обнадеживает Флакнелию Ландерс, похлопывая тонкое плечико.

- Значит, я с вами? - Кристина боится верить, что в её жизни появился другой способ стать свободной, кроме работы ветеринаром. Она не думала, что придётся уговаривать родителей. Ей хотелось любой ценой остаться с этими девушками, одну из которых Кристина уже полюбила, сама того не зная.

- Конечно! - Паула прижимает её к себе от избытка радости, треплет аккуратный хвостик с пылающей пунцовой лентой. - Мы тебя никуда теперь не отпустим.

- Мне кажется, лучшим исходом этого вечера будет репетиция на свежем воздухе, - Ульрика нагоняет Тильду, которая ещё не догадывается, во что вляпалась. - В доме мы не поместимся.

- Соседей разбудим, - Олив ревниво оттаскивает Ульрику к себе.

- И поделом им, - голос Паулы звучит необычайно бодро в одиннадцать вечера, и подруги с удивлением смотрят на её искрящиеся шаловливыми огоньками глаза.

- Не думаю, что рояль мы потащим на улицу, - осторожно замечает Кристина, боясь, что увлечённые идеей девушки не станут её слушать. Но Катрина кивает в знак ободрения и предлагает оставить рояль в покое. А Кристину оставить понаблюдать - ведь она ещё никогда не видела игры настоящих рокеров.

Не переодеваясь, девушки забегают в дом за инструментами (Тильда на всякий случай заглянула в гостиную, боясь, что родители уже вернулись). И, выкатившись на площадку перед домом, готовые играть девушки видят Катрину, которая идёт из павильона в глубине сада с эмалированным тазом под мышкой. Тильда знает, что таз этот очень тяжёлый, но Катрина несёт его с таким видом, как будто это лёгкий поднос. Паула бежит к возлюбленной, пытаясь помочь - ведь посудина побывала неизвестно где, а платье у Катрин такое красное, новое - настоящее вечернее! Но Шнайдер, похоже, нет дела до своего наряда. И когда Олив подаёт ей заранее сорванные палки, Катрина грациозно усаживается на траву, устроив таз на коленях. Гитаристки расположились впереди, на одинаковом расстоянии, чтобы слышать друг друга и не мешать. Тильда встала спиной к Ульрике, постепенно трезвея и чувствуя щекочущий поджилки мандраж. А Кристину, как почётнуюгостью, усадили на потрепанный садовый диван.Припозднившиеся кузнечики и рано проснувшиеся ночные насекомые стрекотали так громко, что заглушали все мысли. Кристина вцепилась в плетеную ручку, не отводя взгляда от Тильды. Неизвестно почему, но Флакнелия так волновалась, как будто сама стояла на импровизированной сцене.

- "Сердечную скорбь"? - решается первой подать голос Ульрика, пощипывая струны. Паула бренчит рядом, срывая настрой. Шнайдер замерла в ожидании, держа палки в миллиметре от звонкого дна. Но Тильда ничего не ответила, а запела без предупреждения, глядя мимо публики:- Привет, привет.

Из семени - к свету.

Нечто меня заставляет идти.

За то же самое дело, и старая больМои слезы ловит со смехом, - она не поёт, а декламирует, с пренебрежением выплевывая слова. Голос её делает странные, дугообразные переходы, уходя в напряжённые басы на концах строчек. Катрина первой откликается на странные строчки, неторопливо, вразвалку отбивая ритм. Ульрика, не сводя взгляда с певицы, срывает со струн завывающий тоскливый звук. Уши Кристины, привыкшие к правильным, строгим звукам классической музыки, поначалу едва ли не сворачиваются в трубочку, но голос Тильды увлекает её, заставляя забыть о неуклюжей мелодии:- А на поле гниёт юное тело,

Там, где судьба управляет своими куклами

Ради того же дела и старой боли.

Наконец-то я знаю - здесь ничего не даётся даром.

Катрина неторопливо ударяет одной палкой, извлекая несколько приглушенных ударов. Кажется, дальше не может быть ничего особенного - в воздухе повисла томительная пауза, но Тильда, помявшись мгновение, заполнила её отчаянным криком, направленным в небо:- Я хочу трахаться!

Все невольно вздрагивают, когда слышат этот вопль голодной самки, но тут же подхватывают, вскрикивая по очереди, пока Тильда поёт следующие строчки почти нежно:- Не быть большеНе быть больше старой боли....

Сопровождение кажется какофонией, но спустя какое-то время у Кристины получается выявить смутную, но единую мелодичную линию. Музыка преображается, когда к игре присоединяются Олив и Паула. Но едва проигрыш достигает кульминации, Кристина чувствует, как сладкое молоко заливает ей глаза, вынуждая прикрыть их.Кристина рада бы слушать ещё, но сон упорно давит на уставшие от впечатлений глаза. Голоса поющих подруг временами начинают казаться голосами ангелов, и, убаюканная, Флакнелия засыпает, уронив голову на изогнутую спинку дивана. Хотя то, что поёт Тильда, совсем не похоже на колыбельную: - А на поле гниёт юное тело,Там, где судьба управляет своими кукламиРади того же дела и старой болиНаконец я знаю..Не быть большеНе быть больше старой боли.- Смотрите, она заснула,- внезапно обрывая слова, шепчет Тильда, указывая на застывшее в нелепой, но трогательной позе тело. - Не разбуди, - Паула усмехается, подходя, и уже склоняет белобрысую голову, чтобы щекоткой вернуть Кристину на землю. Но Тильда опережает её, подбегая как можно бесшумней, и Паула теряется, когда широкая спина оказывается у неё перед носом. - Тсс, - Ульрика приобнимает гитару, на цыпочках крадясь в дом вместе с недоумевающей Олив. Катрина умиляется, глядя в крепко сомкнутое сном лицо, и ахает тихо, когда Тильда осторожно берёт Фланелию на руки.- Да в ней и веса нет почти, - певица улыбается нежнее, чем если бы в её руках был ребенок. Тильда шепчет, боясь разбудить, но Лоренц не просыпается,всё же находя удобное положение. Тонкие ручки обвиваются вокруг шеи, и когда певица чувствует возлюбленную совсем рядом, жар заливает её, сладкой тяжестью скапливаясь между дрожащих от возбуждения ног. - Может и нам всем тоже того? - неуклюже намекает Катрина, притягивая к себе Паулу, которая могла бы куролесить всю ночь. - Конечно,- Тильда осторожно ступает вперед, боясь выронить спящую красавицу, - только придержите мне дверь.

Глухо стуча высокими каблуками, Катрина бежит к двери и терпеливо стоит, пока Тильда с риском для Кристины подолгу стоит на каждой ступеньке, не решаясь идти вверх. Паула промелькнула мимо желтой молнией, хлопнула дверью, что дом вздрогнул, протопала наверх по скрипучей лестнице, и в прозрачной ночной тишине Катрина услышала, как шумно Ландерс разбирает разворошенную Ульрикой кровать. - Спокойной ночи, - барабанщица улыбается, тихо притворяя дверь, когда выдохшаяся Тильда ступает на веранду. - И тебе, - Линдеманн отвечает уставшей, но счастливой улыбкой. немного стоит у порога в гостиную, провожая взглядом изящный силуэт в красном, и толкает ногой дверь, втайне радуясь, что не закрыла её, уходя.Последние шаги до кровати самые трудные - Кристина вот-вот упадёт, и Тильда прижимает её к груди со всей силой, едва ли не до хруста стискивая изящные плечи.

В другом углу комнаты слышно тихую возню - на кровати, где всегда спала Тильда, устроились Олив с Ульрикой. Занавеска наполовину скрывает их, но Линдеманн видит аппетитные лодыжки Круспе и длинные конечности Олив, стыдливо обрисовывающиеся под ночнушкой.

- Сладких снов! - мурлычет Тильда нараспев, укладывая Кристину на неразобранную кровать.

Из-за занавески отзываются полусонным бурчанием - Ульрика даже не удосужилась поднять головы, а Олив вытянула руку, размахивая ей в прощальном жесте, и следом упала лицом вниз. "Бедняжки", - усмехается Линдеманн, но едва опускается на кровать, как чувствует прилив огромной усталости. Ей с трудом удаётся собрать силы, чтобы стащить платье и нацепить ночное.

"Не буду её раздевать, - она смотрит на Кристину, лежащую поверх одеяла, - разбужу ещё."

Не особо желая укрываться, Тильда приваливается к глубоко дышащему телу. Немного думает, мнется, но кладёт руку ей на плечо, невольно прижимая к себе. Понимание того, что сегодня они поцеловались, проходит слишком поздно - когда Тильда уже спит, уткнувшись носом в красный бант на волосах Кристины.

Оливия просыпается посреди ночи с чувством, что если она прямо сейчас не сделает кое-что важное, то уже никогда не решится на это. Поначалу ей хочется спать дальше, и глаза невольно смыкаются, но возникшее в пять часов утра желание практически непреодолимо. Сон мгновенно слетает с глаз, как только Олив решается и выбирается из-под раскинувшейся поверх одеяла Ульрики. Тильда с Кристиной в другом конце комнаты тоже спят, обнявшись, Паула с Катриной уединились на чердаке... Все спят, и только Олив крадётся по скрипучим доскам, гонимая сумасшедшей идеей.- Ножницы, - шепчет она одними губами, - мать Тильды держала здесь ножницы.Тонкие пальцы шарят по ящику тумбы, не решаясь выдвигать его - тумба рядом с кроватью, где крепко спят певица и клавишница. Можно, конечно, отложить это дело до утра, но тогда будет много вопросов. А лишние вопросы по поводу своей персоны Оливия не любила.Зажмурившись, она медленно-медленно потянула на себя ручку, так, чтобы при трении о рельсы тяжёлый ящик не издал ни звука. Удалось.Олив выдвигает его на самую малость, чтобы только просунуть руку, и едва нащупывает ножницы, то воровато прижимает их к себе, и так же крадучись, идёт к стулу, куда вечером бросила одежду. Набрасывает сарафан поверх ночнушки, только ради приличия - хотя кому оно нужно перед рассветом - и бесшумно покидает дом, чуть слышно ступая плоскими подошвами сандалий.Ночь обдает прохладой разгоряченную голову, и Олив делается холодно - не то страх, не то риск сковывает конечности, заставляя повернуть домой, в тёплую спальню.- Сегодня или никогда, - она раскрывает и закрывает ножницы с громким звяканьем и бежит к павильончику, где, как помнит, есть зеркало и освещение. - Иначе я так и останусь. Просто не решусь. А ночью мозг отключается, и остаётся только действовать, - Олив уже во весь голос разговаривает сама с собой, заходя в помещение, где немного теплее, чем на улице.

Большое окно даёт свет, но его не достаточно, и Олив судорожно шарит по стене, боясь не успеть. Яркая жёлтая лампочка на мгновение ослепляет её, но, привыкнув к свету, Олив тут же заглядывает в зеркало. Оно висит так низко, что приходится нагибаться, и басистка чувствует, что процедура будет мучительной уже из-за зеркала. Да, у высокого роста было много недостатков.

Она нерешительно смотрит на себя, понимая, что сейчас мнение о своей внешности должно быть отрицательным. Девушка в зеркале бледна, а длинные тонкие пряди ещё больше подчеркивают эту бледность. Длинные, жидкие, из которых постоянно лезут волосы. Волосы, от которых Олив мечтала избавиться, но не решалась до этого дня. Она не знала, почему решила подстричься именно сегодня, но когда ножницы оказались на опасном расстоянии от волос, поняла - дороги назад уже не будет.

Не зная, как начать, она наматывает на ладонь тоненькую прядь со лба и отрезает, оставив только огрызок, который забавно топорщится. Потом берется за вторую, наоборот, вытягивая её в струнку. Ножницы режут туго, и из огрызков торчат длинные волосины, которые Олив выдирает почти с ненавистью. Звук оторванного волоса похож на звук рвущейся струны, но девушка задерживается здесь не для сравнений.Тёмные прядки лежат на бревенчатом полу - придётся приложить много усилий, чтобы собрать их. И Олив, боясь не успеть, пытается стричь быстро, перепиливая широкие пряди.Вокруг головы волосы уже обрезаны до длины щетины, а вот с макушкой получается гораздо труднее. Олив нервничает, когда ершики получаются не одной длины, но подровнять можно и после, у парикмахера. Кое-где она состригла до кожи, но большей частью пеньки выходили кривые и неровные. И, захваченная стремлением к совершенству, Олив чикала яростно, чувствуя, как микроскопические обрезки сыплются на плечи, болезненно щекоча кожу. Ночью в павильончике холодно, и дрожащая девушка боится порезать пальцы. Но стрижка близится к концу, и чувствуя, как неприятно холодит больше ничем не прикрытую голову, Олив осторожно поднимает взгляд на зеркало.

Увиденное ей нравится, хотя хочется отогнать мысль о появившемся сходстве с парнем. Лучше стало видно правильный овал лица, а роскошные брови и тёмные зелёные глаза ещё ярче выделялись на молочно-белой коже. Правда, со всех ракурсов торчали уши, но к этому можно было привыкнуть.Она осторожно провела по голове, на ощупь похожей на ковёр, и стряхнула волосинки. Шея, ладони и щёки чесались ужасно, но умываться не хотелось."На парня похожа""У девушки должны быть длинные волосы""Хорошие волосы были, зачем ты их обрезала?" - Морщась, Олив перебрала все возможные вопросы, которые возникнут завтра утром, и когда на каждый нашёлся достойный ответ, принялась собирать отрезанные волосы с пола, стараясь не пропустить ни волосинки. Телом овладела непонятная бодрость, хотелось танцевать, прыгать, петь, но Олив сказала себе, что она вернётся тихо и ляжет снова, ничем не обнаруживая своего присутствия.Как только волосы перестали умещаться в руку, Олив бросила их под ближайший куст и пошла от павильончика с чувством убийцы, когда ему удаётся хорошо спрятать труп.Чуть тёплое дыхание утра приятно овевало стриженую голову, и это было даже приятно. Правда, без волос Олив чувствовала себя голой и беззащитной. Рука привычным жестом тянулась заправить волосы за ухо, но натыкалась на неровный коврик у висков. Без волос было почти одиноко, однако Олив пыталась уговорить себя, что привыкнет, а если нет - волосы снова отрастут. Прямые и жидкие, как крысиный хвост. Брр.

Она бесшумно вбегает в спящий дом и тихо забирается под одеяло, к стене, рядом со сладко дремлющей Ульрикой. Волосы больше не елозят по подушке, не путаясь, и это ощущение стоит торчания в холодном павильоне. От тёплого одеяла клонит в сон, и Оливия засыпает, готовая ко всем вопросам, которые завтра просыплются на её стриженую голову.