Часть 7 (1/2)
Тильда в одиночестве коротает время в беседке с видом на пруд. Где-то за толщей листвы раздаются голоса веселящихся подруг, но идти к ним девушке совсем не хочется. Ей нужна только Кристина, никто больше, но фроляйн Лоренц убежала с Ульрикой и до сих пор не вернулась. "Конечно, с Круспе гораздо интереснее проводить время, чем со мной", - окончательно расстроившись, Тильда наливает себе неизвестный по счёту бокал - бутылка, уже наполовину пустая, стоит рядом, и закатное солнце, проходя через красную жидкость, бросает на уныло-жестокое лицо девушки малиновые отблески. Прохладное стекло касается тонких губ, а пышная грудь вздымается, выпуская полный меланхолии вздох.Тильда ревнует, уже который раз в своей жизни, молча переживает всё в себе, не желая грузить кого-то своими проблемами. Она влюблена, и видеть Кристину рядом с кем-то, кроме себя, для Тильды невыносимо. И глядя в глубину бокала, девушка ругает себя, чувствуя, что никогда не решится признаться. Хотя, о чём она вообще думает - ведь они с Кристиной знакомы совсем недавно, да и какая любовь у них может быть? А если это и не любовь вовсе, а очень сильная дружеская привязанность - друзей ведь тоже можно ревновать?"Всё можно", - громко вздыхает Тильда, и морщится, залпом глотая вяжущую красную жидкость. "Нельзя так, - вздох, ещё более жалобный, раздаётся в кустах, - я должна признаться. Кристина не отвергнет, она не такая. Она побоится отвергнуть - зашуганная маленькая птичка", - пьяная Тильда становится сентиментальной, и в таком состоянии девушка может творить вещи, которые совершенно не в её характере. Вот и сейчас она роняет растрепанную голову на доски стола и громко поёт, обратив взгляд на пруд, такой же малиновый в свете заката, как и вино:- Утренняя звезда взойди.Утренняя звезда, осветиМою любимую,Брось теплый лучНа ее уродство,Скажи ей, что она не одна, - она немного фальшивит, передавая складывающейся на ходу мелодии то, что её мучит. Поёт громко, так, что кажется - всё вокруг затихает, обратившись в слух, и Кристина, стоявшая совсем неподалеку, замирает, пытаясь понять, откуда раздаются раскаты этого прекрасного, звучного голоса.
Тильда не слушает себя и почти кричит в просветы купола беседки - она не может держать это в себе дольше, ей нужно провопиться, чтобы потом ещё долго не говорить. И она поёт с упоением, не замечая, что срывает голос и не слыша робких шагов по скрипучему полу.
Кристина стоит на пороге беседки, осторожно разглядывая лежащий на столе силуэт. Подходить и вырывать Тильду из певческого запоя ей неловко и боязно, но голос манит и притягивает, заставляя делать шажок за шажком. Он так хорош, что Кристине кажется - никакая оперная певица не может поравняться с Тильдой. Потому что в классическом пении только техника, а в этом голосе, непоставленном, неправильном - настоящее чувство. Только к кому оно было обращено, Кристина ещё не понимала.
- И звезда хочетОсветить мою любимую.Моя грудь согревается и дрожитТам, где бьется жизнь.Мое сердце видит,Как же она прекрасна, - Тильда, уже вся во власти своего голоса, садится и сморит вперёд пустыми глазами, а Кристина настораживается, понимая, что эта песня обращена к ней. Флакнелия едва не визжит, заливаясь нежным румянцем, который мягко просвечивает через слой пудры, и только сейчас Тильда чувствует чужое присутствие.
Линдеманн резко обрывает лишённую начала песню и в недоумении смотрит на гостью, как будто Кристина ей мерещится. Певице представляется, что она сейчас бросится навстречу Лоренц, хватая её и признаваясь в том, что так и не отпустило сердце. А потом они поцелуются, а что будет дальше, Тильде и думать не хочется, потому что она знает - ничего этого не будет.
- Ты так красиво поёшь, - наконец говорит Кристина первое, что приходит в голову, и Линдеманн не огрызается на неё, как обычно делала, когда слышала поощряющие слова. Только улыбается смущённо и отводит взгляд, понимая, что ради Кристины готова сделать всё - петь, стоять на ушах, да мало ли что.
- Правда? - певица рдеет, и румянец этот необычайно красит её простое лицо.
Флакнелия кивает, решившись сесть рядом, и чувствует, как незнакомое доселе вожделение сковывает её мысли, а внутри всё сладко сжимается. Тильда сидит, чуть отвернувшись, и Кристина видит её мягкие щёки и пышную шею под завесой чёрных волос. Взгляд скользит ниже, по плавной линии широких плеч, обтянутых вязаной кофтой, и желание положить руки на эти плечи почти непреодолимо.
Почувствовав взволнованное дыхание возлюбленной на своей шее, Тильда начинает дышать чаще, и грудь, стиснутая строгим вырезом, глубоко вздымается, заставляя Кристину краснеть. Линдеманн совсем рядом, но Лоренц не верит - разве можно просто так прикоснуться к столь соблазнительным формам?
Флакнелия нащупывает руку подруги на деревянном сиденье, и тонкий мизинец ложится на жёсткие пальцы Линдеманн, отчего та вздрагивает, не веря, что они наконец-то так близко.
Кристина заглядывает Тильде в лицо и старается не морщиться, когда чувствует, что от певицы пахнет вином. Тильда икает сдержанно и полыхает, как мак - кажется, об её щёки можно греться. Хмель слетает, не придавая раскованности, и Линдеманн жалеет, что не выпила больше - на пьяную голову признание было бы не таким мучительным.
Кристина даже не знает, что сказать, когда видит это полное сознания вины лицо. Упрекнуть? Ободрить? Откуда ей знать? Куда лучше сидеть рядом и просто молчать - с Тильдой это получается лучше всего.
Она невольно жмётся к Тильде, наслаждаясь податливой мягкостью её тела и рук, которые довольно скоро обвиваются вокруг тонкой, как былинка, талии. Лоренц пытается до краев насытиться этой близостью, но мысли об Ульрике и её словах сами лезут в память, пробуждая тяжёлые думы. Флакнелия корит себя за нерешительность и хочет вернуть время назад, чтобы сказать Круспе "да", но остаётся ждать, когда Ульрика снова подойдёт к ней. Сама признаться Кристина бы не решилась - она всё ещё была слишком робкой, чтобы первой начинать разговор.
- Будешь? - Тильда икает опять, указывая на бутылку, и хочет добавить что-то ещё, но приступ икоты глушит её слова, заставляя Кристину разразиться фонтаном бурного смеха, причина которого Лоренц не совсем понятна. Тильда багровеет, стараясь задержать дыхание, но смотрит на смеющуюся Кристину и решает присоединиться.
Ольсен и Арно вытаскивают на улицу магнитофон, примеряя к нему пластинки с разными танцами и песнями. Паула и Катрина торопят их, мешают, начиная танцевать под обрывки мелодий - им всегда хорошо, и они не беспокоются о тех, кто сейчас мучается в беседке. Они просто живут, впитывая каждую минуту, которую проводят наедине, и Катрина ничуть не жалеет о том, что так внезапно решила сменить ориентацию. Рядом с Паулой она может громко смеяться, говорить то, что вертится на языке - Ландерс мало что воспринимает всерьёз. Катрине не надо себя сдерживать - когда напротив карие глаза Паулы, в которых неистово пляшут озорные чертики, привычная серьёзность улетучивается, уступая место желанию беспрестанно дурачиться.
Шнайдер кладёт руки Кнопке на талию, и та задорно встряхивает жёлтыми прядями, увлекая Катрину в новый танец, неподвластный законам хореографии. Неуклюже вальсируя, они кружатся по булыжной площадке, беззастенчиво трогают и целуют друг друга, не волнуясь, что их кто-то увидит.
Круспе пытается руководить процессом, но Оливия ходит за ней бледной тенью, прячется у неё за спиной, и двигается бесшумно, словно плывёт над землёй. В очередной раз почувствовав ровное дыхание на своей шее, Ульрика дёргается, сердито поворачивается и уже хочет прогнать подругу, забыв о том, что утром занималась с ней любовью. Оливия прекрасно видит все негативные выбросы окружающих, и с высоты своего роста сморит спокойно, зная, что Ульрика ничего не сможет ей сделать. И правда - Круспе тушуется, встретив почти равнодушный взгляд карих глаз. Закатное солнце нежно очерчивает тонкие линии лица Оливии, заставляя Ульрику усомниться в собственной красоте. Лицо у Ридель очень правильное, отчего меняет выражение чрезвычайно редко и может выражать только самые яркие эмоции, но снежной королевой она не выглядит. В ней нет ни одного изъяна, и глядя на это воплощение золотого сечения, Ульрика особенно болезненно ощущает неправильность своих форм, которые и делают её такой красивой.
Бледное лицо под белым облаком тюрбана не выражает ни одного чувства, но Оливия едва сдерживает желание броситься на Ульрику и докончить то, что они бросили утром. Каждый изгиб тела Круспе вызывает в тихой душе Ридель настоящий шторм, вот и сейчас - она не может просто смотреть, когда желание невозможно контролировать.
Ульрика далеко не всё понимает, но не противится, когда Оливия тащит её в беседку на другой стороне пруда и жадно тискает, не говоря ни слова.