Глава 5. Ива на ветру (1/2)
Кагеру Чиба обожал чайные церемонии. Он, видимо, специально зарезервировал в этом совершенно европейском отеле просторную комнату, которую уже оформила его личный декоратор Кика Симабокуру, хрупкая утонченная женщина в очках-половинках и вечным узлом смоляных волос на затылке. Мамору через носки отметил шероховатость и неровность досок. Возможно, что так и было задумано – это замедляет шаг. Беглый взгляд в нишу-токонома*: "Ива на ветру. Соловей в ветвях запел, как её душа". Мацуо Басе. Ветка ивы в глиняной вазе навевала странную тоску, вкручивающуюся в сердце винтом. Мамору, нехотя, устроился на месте рядом с нишей – он единственный гость дяди, как тот и подчеркнул получасом ранее, настояв, чтобы юноша сидел именно здесь. Мамору же это малость раздражало – он не чувствовал себя "главным" или "высоким" гостем. Он всего лишь племянник, приехавший на беседу к родному дяде. К чему все эти сложности? "Гармония", "почитание", "чистота", "покой"**. А ещё и традиционная одежда – шелк кимоно, скользящий по коже, казавшиеся безразмерными хакама, пояс белого цвета и хаори темно-серого цвета со знаком его фамилии – хорошо хоть не черное нацепили. И не заставили укладывать волосы. Если честно, то Мамору опасался чрезмерной любви к традициям своего дяди – вдруг он как-нибудь затребует самурайский хвост? Отращивать волосы юноша не планировал.
Под низким потолком помещения стоял Кагеру, облаченный в белое шелковое кимоно и просторные хакама. Смуглое, обветренное лицо с выступающим носом, резко очерченным подбородком, кустистые брови и усы, строгие серо-голубые глаза, похожие на заледеневшие озера, тонкие губы. Дядя низко поклонился и сел прямо напротив юноши рядом с небольшим очагом, на котором уже побулькивал котелок с водой. Мужчина поочередно коснулся, будто бы поправляя, хотя они итак были расположены с точностью до миллиметра, резной шкатулки с чаем, на крышке которой красовалась гравюра с горным пейзажем, простой керамической чашки, медного чайника и бамбуковой мешалки.
Вода закипела, и Кагеру размеренными четкими и абсолютно спокойными движениями стал готовить чай. Мамору с почтением наблюдал за ним, хотя мысли его были далеки от действий дяди: зачем он все-таки здесь? Что Кагеру от него понадобилось? И почему он не смог приехать в Японию? А ещё... Усако. Он звонил ей до церемонии, и она сказала, что они с Макото в гостях у ?Трех Звезд?, делают домашнее задание и собираются есть самодельную пиццу от Кино, и чтобы он не беспокоился – её подвезут до дома. Она не уточняла кто. Мамору и так знал, что Воин воспользуется возможностью побыть с Усаги. Ревность, глупая ревность. Не то, чтобы возлюбленная давала ему повод, но почему-то относиться безразлично к действиям Сейи он не мог. Словно было что-то ускользающее в тех дальних-дальних днях, когда он ещё неловко ухаживал за Серенити.
Дядя протянул ему чашку, выжидающе глядя в глаза племянника. Мамору плавно выскользнул из своих мыслей, принимая её в руки и медленно делая глоток терпкого густого чая. Пряный запах ввинчивался в ноздри, кружа голову.
– До дна, Мамору, – низкий хрипловатый голос дяди прозвучал неожиданно громко. – До дна.
Мамору послушно поднес чашку к губам, маленькими глотками допивая напиток, а затем встретил взгляд дяди. Все плыло вокруг, и только глаза дяди горели жутковатым фанатичным пламенем. – Зачем, дядя? – собственный голос подвел его, чашка выскользнула из ослабевших рук. – Ты должен помнить. Ты должен знать. "Ива на ветру. Соловей в ветвях запел, как её душа".
Пол помчался к нему с жуткой скоростью, заныл висок, но горящие глаза никуда не исчезли. В ушах нарастал гул, но сквозь шум прорывался отчаянный шепот Усаги: "Мамо-чан! Мамо-чан! Где ты? Где ты?! Ты нужен мне! Мамо-чан!" И чужой, вызывающий жгучую ненависть голос: "Гелика! Моя серебряная Гелика!" – Ге-ли-ка... – болезненный шепот, взрывающий яркими букетами фейерверка сознание. И Мамору соскользнул в жгучую темноту. Рай в любых представлениях – это очень красиво и светло: божественное воздаяние для тех, кто любил и повиновался. Нефрит пытался воспринимать так и то место, где ему довелось оказаться. Правда, он не помнил за собой ни любви, ни повиновения. С другой стороны, ему и не было приятно это место. Слишком пустынно. В Элизионе красиво, но очень уж тихо – всего четыре лорда на километры полей, садов, заброшенных и полуразрушенных дворцов, не считая полупризрачных наяд, с которыми и словом не перекинешься. При всем желании нужного шороху не наведешь. Нефрит опять вздохнул. Конечно, он благодарен мессиру за интуитивно проявленную заботу, но тут с тоски помереть второй раз можно. Золотой свет, окрасивший небо, напоминал солнечный, но источника ему не было. Элизион не даром находится в глубинах Земли – небо тонкий вогнутый купол, происхождение которого не описать парой слов. Свет был рассеян под ним и гас на кратковременные промежутки длительностью часа четыре, а потом медленно разгорался под куполом, имитируя рассвет.
– Тоска, – Нефрит смотрел на золотое зарево, развалившись на лугу, закинув руки за голову. – И звезд никогда не предвидится.
– Хочешь возобновить свои вычисления? – Зойсайт тихо подошел к нему и присел рядом.
– Хочу увидеть, что небо действительно таково, каким я его помню, – спокойно ответил ему Нефрит. Они с Зойсайтом давно примирились с существованием друг друга и даже помирились. Глупо враждовать, когда они оба мертвы, пусть один и стал причиной смерти другого.
– Все течет и меняется. Возможно, что небо уже давно не такое, – Зойсайт упал на траву, и его рыжие кудри спутались со стеблями. Впрочем, каштановая грива Нефрита тоже сплелась с травой.
– Возможно. Увидим ли мы его когда-нибудь? – Вряд ли. Разве что, если наберем достаточно энергетической мощи и сможем странствовать ветром по миру как Кунсайт. – Он опять ушел? – Да, если Джедайт сейчас работает над тем, чтобы сниться своей Фэнхуан, то Кунсайт одержим мыслью достучаться до Эндимиона.
– А ты никому не хочешь сниться? – Нефрит чуть повернул голову, разглядывая меланхоличный профиль Зойсайта. Рыжий всегда отличался отменным жизнелюбием, но даже его безвременье в Элизионе подточило. Сидеть им тут точно до воцарения королевства третьего тысячелетия. – Не знаю, – тихо ответил Зойсайт ему. – Я не обладаю талантом Джедайта. Тот вроде как избранный со своей принцессой Марса. Не даром они даже были обручены с ранних лет.
– Вспомни на минуту, что он же и убил её в том сражении, – Нефрит прикрыл глаза, вспоминая ярко зеленые глаза, смотревшие на него с отчаянной ненавистью и горечью. Несару – запах озона и сверкание. Наверное, это к счастью, что она тогда оказалась удачливее и сильнее его. Ведь страшно подумать, что чувствует в этом случае Джедайт, какая боль и ненависть лежит между ним и Фэнхуан.
– Ты боишься? – Чего? Видений наших шаманов? – Нефрит рассмеялся. – Вовсе нет. Мне нужно увидеть небо, чтобы проверить их. Услышать от них то же, что говорят их сны. Джедайт с Кунсайтом в самом выгодном положении: один выходит через сны принцессы Марса, другой способен хоть бесплотным призраком – западным ветром носиться по всему земному шару.
– Толку нет завидовать, – фыркнул Зойсайт. – Если все получится и зло окажется здесь, что мы будем делать? – Сражаться, – глаза Нефрита полыхнули почти забытым азартом. – Но если мы проиграем, то Элизион падет. И Земля тоже. Это будет просто отсрочкой. – Поэтому нам нужен ещё один союзник – Плутон. Если её привлечь, то получится изменить временное соотношение процессов – здесь протекут секунды, а там века, наступит третье тысячелетие, и Король с Королевой в пике своего могущества уничтожат зло.
– Это звучит крайне фантастически и слишком уж гладко. Ты понимаешь, что вероятности этого слишком малы? – Понимаю. Но можно же помечтать? – Нефрит залихватски улыбнулся, резко садясь. – Это крайне идеалистический путь решения проблемы. При том, что мы очень туманно представляем, с чем нам предстоит столкнуться.
– То есть ты представляешь, что может произойти?
– Представляю. И это будет хотя бы какое-то разнообразие для этого оазиса вечной красоты и безмятежности.
– Класс, – Зойсайт прикрыл глаза рукой, как если бы золотой свет все-таки исходил от солнца. – Давай прогуляемся до беседки. Возможно, что скоро вернется Кунсайт или Джедайт, а мы узнаем что-нибудь новенькое. Сейя отпустил Усаги, отвернулся, сложил руки на руле и оперся на них подбородком, глядя вперед за стекло, где клубилась синяя дымка сумерек: – В принципе, я и не надеялся на другой ответ. Хотя твое поведение давало мне надежду, что ты помнишь меня... хотя бы подсознательно.
– Сейя, мне не очень удобно тебе в этом признаваться, но я помню ужасно мало. Какие-то моменты, которые я себе скорее даже домысливала, когда речь шла о коньках, танцах или манерах. Что-то я видела во сне – это Эндимион. Наш с ним поцелуй на балу, моя музыкальная шкатулка, а также гибель Лунного Королевства. Что-то промелькнуло в моей памяти, когда я потеряла Эндимиона из-за Зойсайта, а подробно о Лунном королевстве мне рассказала моя мать – королева Селена, когда нас попытался заклясть Кунсайт.