Часть III. Совет да любовь (1/2)

</b>— А если все-таки предположить… — начинает Нейтан.— Нет, — говорю я. Я твердо держусь на этом последнем бастионе здравого смысла, потому что если сдать его, меня ничто уже не спасет.— Если тебе все-таки стерли память, — продолжает Нейтан, — и мне заодно, и Грейс, и всем остальным, то из-за чего? Твоего учителя все-таки прилетело проверять начальство?— Нет, его подруга Шоу и была начальством с проверкой, — против воли втянувшись, напоминаю я. Я перепечатал свои записи с купюрами — то есть без откровенных сцен — и дал это все прочитать Нейтану, так что теперь он знает о моих таинственных снах почти столько же, сколько я сам. Или знал бы столько же, если бы у него была память получше, чем у золотой рыбки.— Ну, может быть, это было еще более высокое начальство? — спрашивает Нейтан. — Или… может, ты полетел-таки в тот космический университет и что-то там натворил, что тебя в результате вернули?— Не полетел.— А может, вы поссорились?— Мы не ссорились, — отвечаю я и ложусь на зеленую траву около пруда.Снова весна, и трава холодит мою спину. Ровно год назад, согласно моим грезам, я видел здесь прилет космического корабля.Невозможно представить, чтобы мы с Джоном ссорились. Он ведь — идеал, плод моего воспаленного воображения…***Учеба заканчивалась в конце июня, а в начале июня мистер Риз с желающими из своих групп старшеклассников по литературе отправились в поход на гору Томсон, в национальный парк.Никого из третьего класса, разумеется, не было, — им нужно было поступать в колледжи или устраиваться на работу — но присутствовали люди на год старше, которых Гарольд не знал. Их компания собралась почти в полном составе. Не хватало только Тони. Даже странно было видеть Карла без привычной тени. Гарольд поймал себя на том, что все время отводит от него глаза, хотя тот вел себя как ни в чем не бывало, а про Тони просто сказал, что он отправился проводить выходные с отцом.Отправлялись на двух восьмиместных фургончиках, взятых напрокат в компании, где работал отец Грейс. Один вел мистер Риз, другой — мистер Ингрэм-старший, который как представитель родительского комитета вызвался быть вторым руководителем похода.Гарольд ехал в его машине. С Джоном они поссорились. Почти.— Не понимаю, какой смысл устраивать дополнительную школу на каникулах? Кто хочет сходить в походы, записывается в скауты, — довольно брюзгливо сказал Гарольд.— А на моей родине это принято, — пожал плечами Риз, пакуя рюкзак. — И я никого не заставлял силком. Просто предложил. Люди могли бы не ехать.— Как будто ты не знаешь, что к тебе в школе такое… восторженное отношение, — пробормотал Гарольд. Он даже себе не мог признаться, что, похоже, ревнует Джона. И, что еще более глупо, ревнует его к другим ученикам — всем вместе и каждому в отдельности.— Не замечал, — повел широкими плечами Джон.А Гарольд подумал кисло, что для инопланетного агента Джон на удивление не наблюдателен.— И если уж на то пошло, зачем тащить их на наше место?— Так мы ведь туда ездили весной, чтобы разведать место для общего выезда, — не понял его Джон. — Не волнуйся, Гарольд, я не поведу их далеко от кемпинга. Эта поездка убьет двух птиц одним камнем.— Ты знаешь, что я не одобряю насилие, особенно по отношению к пернатым. И какие же у тебя две цели?— Во-первых, анализ групповой динамики для анализа культурного фона. Это один из пунктов моей программы как наблюдателя, — охотно пояснил Риз. — Во-вторых, надо же дать твоему другу и той девочке возможность объясниться. А то на него жалко смотреть.Гарольд с легким чувством вины осознал, что Нейтан действительно с мая стал каким-то вялым. Это было почти не заметно: он шутил и зубоскалил как всегда, только шутки сделались более напряженными. А еще он совершенно перестал трясти с Гарольда подробности их с Джоном совместной жизни.Так значит, дело в девчонке! Удивительно: Джон заметил, а сам Гарольд нет. Интересно, о ком речь?— С Зои ты ему ничем не поможешь, — отмел Гарольд. — Она, похоже, твердо намерена уехать после школы покорять Нью-Йорк. Серьезные отношения в ее планы не входят.

— Кто говорит о Морган? — чуть удивился Джон. — Я о Хендрикс.— Грейс? Ты не путаешь? По-моему, все наоборот: это она в него безуспешно влюблена.Джон посмотрел на Гарольда почти снисходительно, и Гарольду еще сильнее захотелось с ним поругаться. Но он был умным, рациональным и совершеннолетним человеком. Поэтому просто сказал, что в поход поедет в машине Ингрэма — ради конспирации.

И слава богу, потому что Карл Элаис поехал в Джоновой машине. Нет худа без добра.А мистер Ингрэм всю дорогу хорошо поставленным голосом пел кантри.***Сперва все вместе ставили палатки — не современные, на которых достаточно нажать кнопку, а старинные, с кольями и тентами. На сей раз остановились в кемпинге, где были мангалы, но Джон показал несколько вариантов складывания костерка. Потом мистер Ингрэм повел желающих выше в горы к реке, а Джон остался в лагере с теми, кому не хотелось шляться по лесу.В прежнее время Гарольд наверняка бы остался. Он признавал ценность природы как важной окружающей среды, а звездное небо просто любил, но муравьев в ботинках и хвои за шиворотом ему хватило и в прошлый раз. А в этот даже секса не светило в компенсацию за перенесенное.Но Гарольд все еще был на Джона сердит, поэтому сказал, что пойдет с мистером Ингрэмом. Его крайне удивило, что Грейс, которая твердо надумала остаться в лагере, после этого вызвалась идти. Тут же изменил решение и Нейтан, ранее заявивший, что останется.?Неужели Джон был прав? — размышлял Гарольд, поднимаясь вслед за мистером Ингрэмом по узкой тропке. — Да нет, не может быть… но почему Грейс вообще поехала? Она же городская домоседка вроде меня...?Грейс тяжело дышала, спотыкалась на шишках и корнях сосен так, что Гарольду даже становилось ее жалко, но упорно шла в гору.— Скоро будет ручей, — сказал мистер Ингрэм. — Слышите?— Слышим, — сказал Пол, один из парней на год старше, Гарольд его едва знал. — А рыбу ловить там можно?— Ну, если поймаешь голыми руками, — фыркнул мистер Ингрэм. — Это медведям-то не всем удается.— Здесь есть медведи?! — охнула Грейс.— Только не так близко к кемпингу и не в это время года, — успокоил ее мистер Ингрэм.Около реки мистер Ингрэм устроил привал и начал рассказывать о хрупкой горной экосистеме и о том, почему для посещений открыта только небольшая часть национального парка. Гарольд был знаком с Ингрэмами уже год, но понятия не имел, что отец Нейтана такой эксперт в этом деле. Вообще не знал о его хайкерском хобби. ?Может быть, я живу в тумане, — подумал Гарольд с горечью. — Вот и насчет Грейс с Нейтаном… Понятия не имел?.Ему иногда казалось, будто после знакомства с Джоном с глаз поднялась какая-то темная вуаль, которая мешала смотреть на мир. Эту вуаль набросили на него, когда он проснулся и выяснил, что проспал все на свете, и отец его уже три года как мертв, а все школьные приятели выросли и разъехались в колледжи.Кстати говоря…Небольшая группка школьников сгрудилась на берегу мелкого галечного ручья, на покрытой папоротниками поляне, причем бдительный мистер Ингрэм следил, чтобы никто не дай бог не потерялся.

Гарольд заметил вдруг, что Грейс этак ненавязчиво отходит в сторону, словно бы разглядывая деревья и травы. На ярком солнце ее рыжие волосы казались одного оттенка со стволами сосен.

Поймав взгляд Гарольда, она сделала какое-то нерешительное движение рукой, словно бы хотела пригласить его к себе, но в последний момент раздумала.

?Ты меня?? — переспросил Гарольд одними губами.Грейс как-то обреченно, но вместе с тем решительно кивнула.Стараясь не спешить и держаться непринужденно, Гарольд направился к ней. Отец Нейтана бросил на них беглый взгляд и, видимо, решил не дергать; больше никто в группе не обратил внимания.— Ты хотела что-то? — спросил Гарольд.Почему-то он вновь ощутил, как вспотели ладони.Грейс смотрела на него, закусив губу. Гарольд и раньше знал, что она красива, но сейчас она выглядела как-то особенно хорошо. Романист девятнадцатого века написал бы, что ее прекрасная душа проглядывала сквозь правильные черты, дополнительно облагораживая их в моменты душевного волнения.

— Да, вроде хотела, — она помялась. — Или… не знаю, хочу ли.

Она вдруг взяла Гарольда за руку — у нее была очень маленькая, нежная ручка, и это показалось страшно непривычным после огромной руки Риза, в которой ладонь Гарольда тонула, — приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала Гарольда в щеку.?Идиот!? — подумал Гарольд. А больше ничего не подумал.— Ты мог бы меня поцеловать? — спросила Грейс едва слышным шепотом.Гарольд сглотнул и не сразу нашел голос.— Прости, — сказал он. — Я… у меня уже есть другой человек.— А я знаю, — сказала она сипло, опустив глаза. — Где-то с конца апреля. Только верить не хотела.— Ты очень красивая, — начал Гарольд в панике. — И очень мне нравишься. Я бы с удовольствием…— Все-все, — сказала Грейс, вновь поднимая лицо и улыбаясь. — Давай не будем банальничать, ладно? Я знаю, что нравлюсь тебе, поэтому и надеялась… Ну, не важно. Ты меня прости, что смутила.Вновь улыбнувшись, — уже почти убедительно — Грейс пошла обратно к группе. А Гарольд остался под сосной в густых папоротниках один.Тут он заметил, что Нейтана среди людей, стоящих у воды, нет.***Палатка была рассчитана на двоих, но места в ней хватило бы и четверым. Между спальниками Нейтана и Гарольда оставалось место с Большой Каньон. Ну или так Гарольду казалось.Нейтан вообще с ним не говорил весь вечер, как и Карл, и от этого у Гарольда уже зубы начали ныть. Учитывая, что с Грейс общаться его тоже не тянуло, а больше никого Гарольд не знал, это оставляло для общения только Зои. А любой разговор с ней носил привкус флирта. Обычно это Гарольду даже нравилось, потому что он был уверен, что ничего серьезного ни с кем Зои в жизни себе не позволит. Но сегодня он был колоссально не в настроении.Поэтому Гарольд молчал, когда остальные жарили на веточках маршмеллоу (чаще роняя их в костер, чем дожаривая до нужной кондиции), пели песни в стиле кантри и старую добрую классику, рассказывали страшные байки (даже Грейс внесла свою лепту) и в целом прекрасно проводили время. Никто даже не возмущался, что на планшетах не ловится интернет, и не сидел, уткнувшись в сотовые, хотя Гарольд уверен был, что так случится.В общем, вопреки предостережениям Гарольда поездка вроде бы удалась. Вроде бы. Если бы не разговор с Грейс. Если бы не поведение Нейтана и Карла. Если бы он сейчас спал в одной палатке с Джоном, уютно прижавшись спиной к его груди, а не молчал бы через провал пустого пространства с Нейтаном.И главное, Гарольд знал, что винить некого. Сам, все сам.Кажется, до Гарольда начало доходить, кого Нейтан имел в виду, давным-давно, в апреле, когда сказал ?она моя?. Гарольду и в голову бы не пришло, что Нейтану могла нравиться изящная, милая Грейс с ее мелкими нервными чертами, а не роскошная Зои или, скажем, красавица Анжела, которая сидела напротив Нейтана на математике.Но почему он тогда ушел, когда увидел, что Гарольд Грейс отказал? Он же знал, что так будет! Он же знал, что у Гарольда есть Джон!Люди — это так сложно. И даже с Джоном непросто. Не врал насчет своей генетической близости, сразу видно. А вот сестре его, наверное, повезло; из ее кратких обмолвок во время той памятной прогулки по магазинам Гарольд определил, что отличия ее собственной супруги от человека были заметнее....Снаружи все еще горел костер, и кто-то там все еще болтал. Время от времени можно было расслышать глубокий рокочущий баритон мистера Ингрэма, звенящий смех Зои. Каким-то шестым чувством Гарольд знал, что Джон тоже там, хотя его слышно не было.— Нейтан, — наконец решился заговорить Гарольд. — Извини, если я тебя чем-то обидел, но я не понимаю причин твоей враждебности. Может быть, ты думаешь, что я обидел Грейс? Я знаю, что она огорчена, но я постарался выразиться как можно мягче и…— Не в этом дело, — резко перебил Нейтан.

И снова замолчал.— А в чем? — осторожно сказал Гарольд. — Прости, я не слишком хорошо разбираюсь в межличностных отношениях, ты знаешь…— Да я знаю, что для этого твоя гениальная голова не годится, — голос Нейтана звучал странно, как будто он готов был заплакать. — Но сейчас ты не виноват. Это для кого угодно сложно. Даже мама бы, наверное, запуталась.— При чем тут твоя мама? — не понял Гарольд.Нейтан часто приводил в пример мнение отца, но Гарольд впервые слышал, чтобы он сослался на свою мать в качестве авторитета. Миссис Ингрэм была милой женщиной и сын ее любил, но мальчики-подростки редко очень уж уважают матерей (такой Гарольд сделал вывод из книг, так как обладал только академическими знаниями в данном вопросе — его мать умерла рано, и Гарольд ее не помнил).— При том, что это мама… — Нейтан запнулся. — Послушай, я не знаю, стоит ли тебе это говорить… это не мой секрет, и вообще…

— Если не твой секрет, не говори, — сказал Гарольд.— Все дело в Грейс, — Нейтан его, как будто, не слышал, разве что на шепот перешел. — Я рад был, что ты ей отказал, но все-таки ужасно злился. Если бы ты знал, чего ей стоило тебе сказать, ты бы так не поступил! Ну встретился бы с ней пару раз, мороженое поел, что, сложно что ли? Вообще, — продолжал Нейтан, — я думаю, тебе стоит так сделать. И вести себя как-нибудь поужаснее. Пусть она тебя сама разлюбит, а не ты ее отверг!— С ума сошел! — так же шепотом возмутился Гарольд. — Во-первых, я замужем! Во-вторых, мне есть восемнадцать, а ей нет! Она для меня — подсудное дело!— Слушай, тебя никто даже целоваться не заставляет! Это же Грейс, она правильная, вроде тебя. Ну за руку немного подержитесь…Гарольд вздрогнул, вспомнив, что переспал с Ризом в первый же день после знакомства. Нейтан об этом уже, видимо, забыл. Если Грейс такая же ?правильная?, на первом свидании Гарольду пришлось бы отбиваться от нее стаканчиком с мороженым.— Объясни толком, почему я не должен был ей отказывать?

— Потому что ее мать морила ее голодом и издевалась над ней. Если бы не моя мама, все это продолжалось бы до сих пор!— Что? — Гарольду показалось, что он ослышался.Конечно, не может такого быть. Улыбка матери Грейс всегда казалась ему немного искусственной, но — морить голодом и унижать свою дочь? Да и Грейс ведь никогда не боялась идти домой после школы… Вроде бы.

Память услужливо подсказала Гарольду: вот Грейс настаивает на поездке в Клируотер, вот соглашается с какой-то эскападой Нейтана на выходные, вот она сидит в полупустой школьной библиотеке после занятий… Нет, дурак, все-таки какой дурак!— Что слышал, — сердито сказал Нейтан. — Никто не знает. Мама не собиралась мне рассказывать. Но я пару лет назад нашел у нее диктофон…Нейтан довольно сбивчиво, переходя на эвфемизмы и околичности, рассказал Гарольду, что нашел диктофон у матери в спальне, когда по ее просьбе искал укатившуюся сережку. На диктофоне был записан разговор женщины и девочки лет десяти; судя по всему, его мать хранила диктофон довольно долго. В записи женщина называла девочку дрянью, извергом, говорила, что она вырастет шлюхой и будет спать с собственным отцом, но она, мать, этого не допустит и как следует выбьет эту дурь у нее из головы.В полном ужасе Нейтан потребовал у матери объяснений. Та спокойно рассказала ему историю, от которой веяло ароматом ЦРУ и шпионских игр.

Несколько лет назад миссис Ингрэм заметила, что миссис Хендрикс стала какой-то очень уж нервной, а маленькая Грейс — какой-то очень уж тихой. Осторожные расспросы, не начал ли мистер Хендрикс выпивать и не нужна ли с чем-то помощь, ни к чему не привели. Обращаться в социальные службы без веского на то основания миссис Ингрэм не хотелось, да она и боялась, что от этого выйдет больше вреда, чем пользы: с одной стороны, на Грейс не было видимых синяков, так что в случае проблем родители могли отовраться, а с другой стороны, беспочвенные подозрения могли бросить тень на вполне нормальную семью…Отношения между семьями складывались добрососедские, и никто не увидел бы ничего странного, что, зайдя как-то за рецептом пирога, миссис Ингрэм осталась на чашечку чая. То, что, улучив момент, она воткнула между подушечками дивана диктофон, автоматически включавшийся, когда люди в комнате разговаривали, и выключавшийся, когда они замолкали, никто не заметил.Неделю спустя ей удалось так же незаметно диктофон забрать.От услышанного волосы у миссис Ингрэм встали дыбом.Она явилась к миссис Хендриксон для откровенного разговора, пообещала рассказать все мужу, социальным службам и в целом всему городку и взяла с нее обещание Грейс больше не трепать.Вроде бы мегера дочь действительно больше не мучила: трюка с диктофоном миссис Ингрэм не повторяла, но наблюдала за девочкой, как коршун.Разговор с матерью состоялся два года назад, и после него Нейтан и сам стал приглядываться к Грейс. Ему хотелось понять, как это соседская девочка, такая тихая и скромная, которая рисовала себе свои акварельки в саду и ничем больше не выделялась, могла оказаться главной героиней такой увлекательно-трагической истории. Так он и не понял, зато заметил, что Грейс сказочно хороша.— Она как сухой осенний листок, Гарольд, — говорил Нейтан с несвойственным ему жаром. — Только не сухой и не осенний… посмотришь — вроде ничего особенного, а поближе подойдешь — такая красота!На взгляд Гарольда, красота Грейс была более чем очевидна, но он прекрасно понимал, что Нейтана привлекают более броские образы.— Так ты в нее влюблен, потому что хочешь видеть себя ее рыцарем? — спросил Гарольд.

— Ты так говоришь, как будто это плохо, — ощетинился Нейтан.

— Само по себе неплохо, — вздохнул Гарольд. — Но ты делаешь вывод, что ее надо от всего спасать. А ее не надо. Твоя мама уже ее спасла. Грейс хорошо владеет собой и вообще сильная молодая женщина. Она прекрасно справится с тем, что я ее не люблю. Хочешь ей помочь — не заставляй меня ходить с ней на свидания, лучше дай ей понять, что ты рядом.— Легче сказать, чем сделать, — огрызнулся Нейтан. — Как будто я не пробовал! Похоже, она меня побаивается. И неудивительно, если ей мать так голову намыливала насчет парней. С тобой-то понятно, ты безобидный.— Вот значит, как? — спросил Гарольд, с удивившим его самого звоном в голосе. — Может, еще скажешь, по мне видно, что я гей?— По тебе видно, что ты идиот, — буркнул Нейтан. — Вот зачем ты со своим поссорился? Он на тебя смотрит как побитый пес.— Ничего не… — начал Гарольд и осекся.

Он старался не смотреть на Риза в течение вечера, но сам несколько раз ловил на себе его взгляды. И хотя Гарольд не назвал бы их собачьими, счастливого в них ничего не наблюдалось.Тут прямо над пологом палатки маленькой звездой вспыхнул фонарик. Кто-то подошел совсем близко.Гарольд только тут сообразил, что костер, похоже, уже погас, и голосов до них больше не доносилось.— Молодые люди, — тихо произнес голос мистера Ингрэма, — судя по приглушенному шушуканью, вы не спите?— А что, тут комендантский час? — спросил Нейтан.— Нет, но я обижен, что родной сын весь вечер избегал отца. Гарольд, будь хорошим мальчиком, тащи свою задницу к законному супругу и не мешай родичам общаться.Гарольд хмыкнул. Имел место явный сговор. Он мог бы из принципа никуда не ходить, но чувствовал, что соскучился по Джону. Даже сама идея, чтобы просто сходить с Грейс на якобы свидание, как-то нелепо резанула его.Если Джон улетит к себе домой, рано или поздно, наверное, Гарольду придется ходить на свидания с кем-то еще. И дай бог, если этот человек окажется хоть немного похож на Грейс. Но лучше пусть этот миг как можно дольше не настанет.А тратить отведенные им вместе часы и дни на глупую ревность и обиды — глупость и малодушие.Гарольд вылез из теплой палатки в лесную влажную прохладу, пахнущую мокрой землей и, несмотря на середину лета, чем-то морозным с гор. Мистер Ингрэм сунул ему в руку фонарик.— На палатки школьников не свети, чтобы не задумались, кто это там ходит, — проговорил он еле слышно. — Нашу палатку помнишь? Зеленая с сиреневым, самая крайняя.Гарольд кивнул. Палатку он помнил, потому что сам и выбирал ее в Интернете.— Спасибо, — сказал Гарольд.— Не за что, — ответил Ингрэм. И произнес со слегка завистливой интонацией: — Знаешь, сперва я в это не очень-то верил. Я встретил Джудит, когда мне было за тридцать, и я уже раз был женат. В восемнадцать — это все несерьезно. Но если у вас… — он запнулся.— Я сам не знаю, как у нас пока, — сказал Гарольд, почти не покривив душой.

Гарольд заблудился в кромешной темноте и чуть было не ушел в лес мимо палаток. К счастью, Джон вовремя поймал его и увел спать.***Снился кошмар.

Будто бы я вижу себя на лодочной станции. Вокруг яркий солнечный полдень, станция полностью закончена, новенькие с иголочки красные лодочки качаются у причала. По причалу идет юноша, и я узнаю его с первого взгляда. Я знаю — это Джон.

Он подходит к домику, и я начинаю отвязывать ему лодку, потом гляжу на руки и вижу, что они старые и морщинистые. Я — старик, и я не могу заговорить с Джоном, потому что он меня не помнит.Но это было не самое худшее. Самое худшее, что я проснулся и вспомнил, что у озерка, где я люблю лежать и смотреть на горы, действительно есть маленькая станция с прокатом лодок. Построили для гостиницы, но открыть не успели. И там жил старик-нищий, его подкармливали даже, закрывали глаза, что он там обитает. Я с ним перекидывался парой слов по дороге из школы и в школу. Он был нормальный, называл себя Джеком. Однажды мы с Нейтаном нашли его мертвым, в кулаке он сжимал старую, неразборчивую и выцветшую фотографию.Тогда, проснувшись, я понимаю, что этот старик-нищий был Джоном, и на карточке был я или, может быть, мы с ним, и что я его не узнал, потому что мне стерли память, а он ждал, и терпел, и теперь все кончено, кончено…И тут я проснулся второй раз — уже окончательно. Но мне пришлось сходить на озеро и своими глазами убедиться, что лодочной станции там нет и в помине.***Необыкновенной красоты августовский закат словно бы вливался в комнату через открытую дверь балкона, затопляя ее оранжевым светом.Гарольд полулежал на полу, откинув голову на подушки дивана, и писал код. Было тихо, только шелестели деревья на улице и звенела какая-то ленивая муха у окна. На большом экране телевизора бесшумно бегали по белому полю хоккеисты. Джон сидел на диване в наушниках, его рука лежала на плече Гарольда и время от времени он поглаживал мужа по руке.Код тек легко и складно, троянец выходил с затеей; Гарольд уже ехидно предвкушал, как нанявшая его для экспертного аудита компания будет чесать в затылке и удивляться, как это они просмотрели такую очевидную дырку у себя в защите. А деньги можно будет потратить на что-нибудь приятное — может быть, купить мотоцикл? Джон как-то обмолвился, что умеет на них ездить…Вообще-то Гарольд начал зарабатывать через Интернет лет с двенадцати. Тогда же завел брокерский счет с помощью отца. О брокерском счете Ингрэмы знали, о его хакерской деятельности — нет (хотя Нейтан, как выяснилось, догадывался). От Джона Гарольд даже и не пробовал таиться.Тогда, в двенадцать лет, он строил смутные планы, что создаст собственную компанию и когда-нибудь станет миллиардером. Ему казалось, что это самая стоящая игра на свете: построить свою компанию — это как создать программу для реальной жизни. Сейчас быть миллиардером ему как-то незаметно расхотелось. Он даже не знал почему. Хотя пару миллионов долларов было бы неплохо иметь. Ну просто на всякий случай. Интересно, а с яхтой Джон умеет управляться?Но пара миллионов — это не так уж много для развитого и отточенного ума. Их можно, наверное, заработать без отрыва от более приятных занятий — лет за десять-двадцать. Гарольд планировал свой ум оттачивать и развивать. Если бы только знать, что через десять лет Джон будет с ним…Настроение незаметно испортилось. Гарольд решительно отогнал эти мысли. Еще чего. Он не будет портить замечательное ?сейчас? размышлением о неприятном ?потом? — это идиотская ошибка любого книжного персонажа, и Гарольд ее совершать не будет! К тому же, кто знает, может, Джон найдет возможность остаться…Тут он заметил, что рука Джона слегка сжимает его плечо, привлекая внимание.Он поднял взгляд и увидел, что наушники висят у Джона на шее, а сам он смотрит на Гарольда, слегка нахмурясь.— Что? — спросил Гарольд.— Хочу поговорить, — сказал Джон. — Если ты можешь отвлечься.— Да, без проблем, — Гарольд отложил ноутбук в сторону и поднялся, сел на диван между ног Джона, привалившись к его груди. — Нормальная поза? Или надо в глаза смотреть?— Нормальная, — Джон переплел их пальцы. — Это не тот разговор, которых так боятся в сериалах.Гарольд хихикнул.— Но все-таки он может быть тебе неприятен, — серьезно продолжил Джон. — Обычно в таких случаях говорят: не отвечай, если тебе тяжело. Но мне очень нужны ответы, Гарольд. Очень. Поэтому даже если тебе тяжело, постарайся вспомнить.— Ты об аварии моей будешь спрашивать? — по спине Гарольда, хоть он и прижимался к теплой и твердой груди Джона, прошла легкая дрожь. — Я почти ничего о ней не помню. Да я очнулся больше года назад. Врачи говорят, что последствий никаких не осталось, даже удивительно.— Ты что-нибудь помнишь о самой аварии? — мягко спросил Джон.— Да, все до деталей. Мы с отцом поехали в больницу… ему стало нехорошо, он сказал, что боится вести, попросил меня вызвать такси. Я вызвал… мне не слишком-то понравился тот таксист, но отец сказал не спорить, сказал, что я слишком осторожничаю, — Гарольд сглотнул. — Мне следовало настоять. Хотя, может, таксист был не виноват. Я потом читал отчеты полиции… там было написано, что фуру просто понесло на льду, шофер был сонным после двойной смены. Наш таксист не успел отвернуть, но никто бы не успел. Отец сидел на заднем сиденье позади таксиста, я — на переднем рядом… Вроде бы самое опасное пассажирское место, но нет. Их смяло в лепешку, а я отделался травмой головы. Саму фуру я помню плохо, так, какой-то глухой удар.Гарольд спиной почувствовал, что Джон кивнул.— А потом? Ты помнишь, как очнулся?— Мне показалось, я слышал какой-то голос. Он звал меня по имени, — неохотно проговорил Гарольд. — А потом я сразу как будто проснулся. Открыл глаза, вокруг — палата, а только что было такси… Мне казалось, прошло совсем немного времени, а прошло три года. У меня никогда не было особенно близких друзей, но все, с кем я учился, даже просто общался, стали уже взрослыми…

— Были ли какие-нибудь странности? — спросил Джон. — Ну кроме того, что ты очнулся после трехлетней комы?— Какого рода странности?— Ну, больница. Может быть, привозили новое оборудование? Или какой-нибудь профессор с мировым именем испытал на тебе новую процедуру?— Нет, насколько я знаю, ничего такого не было.— Сколько отняла реабилитация? Как долго ты учился опять ходить, говорить?— Может быть, это и была та странность, — медленно произнес Гарольд. — Тогда я был слишком сконфужен, чтобы обратить на это внимание. Но вообще-то особенной реабилитации мне не потребовалось. Тело первый день казалось слегка чужим, ноги и руки легко немели, как после долгого сна… Язык порой не слушался. Но в целом я оправился очень быстро, врачи удивлялись и все время делали какие-то анализы. Ингрэмы приехали на следующий день, а еще через неделю они меня забрали. Мне оставалась пара месяцев до совершеннолетия, и они оформили опеку. Ну и потом настояли, что мне лучше доучиться в школе. Я не стал спорить — не то чтобы мне так уж был нужен этот школьный диплом, но было как-то все равно. Решил, что вовсе незачем привлекать к себе лишнее внимание.— Похвальная осторожность, — с мягким юмором произнес Джон, обдавая ухо Гарольда теплым дыханием. — Я рад, что ты так решил.— Я тоже, — Гарольд подался ему навстречу. — А почему тебе так важны эти ответы?— Пытаюсь понять, что в тебе особенного, — сказал он серьезно.— Мистер Риз, — заметил Гарольд, — не хотелось бы показаться нескромным, но…— Я имею в виду, кроме того, что ты гений и я люблю тебя до безумия, — сказал Джон.— Любишь?.. — Гарольд чуть не вывернул шею, чтобы посмотреть Джону в глаза.Не то чтобы он придавал такое уж значение этому слову — тоже мне, романтическое клише! Но все-таки Джон никогда прежде не говорил ничего такого.— До безумия, — серьезно подтвердил Джон.После этого уж Гарольд не мог его не поцеловать, и не залезть ладонями ему под рубашку, и не расстегнуть ему джинсы, медленно, дыханием и легкими прикосновениями доводя до такого стояка, чтобы стало почти больно. А потом не мог не велеть лечь на спину и раздвинуть ноги — тем резким, повелительным тоном, от которого Джон просто таял. Разумеется, о прошлом они в этот вечер больше не говорили.***Джону очень нравилась миссис Ингрэм. Она совсем не походила на их с Рут властную родительницу, но в ней было что-то настолько неистребимо материнское, что хотелось разговаривать с ней только уважительным тоном.Ему казалось, он ей тоже скорее нравится. Поэтому, выбрав субботу, когда мужская часть семейства Ингрэмов отправилась на рыбалку, Джон заглянул к соседям и просто без предлогов сказал, что хотел бы поговорить о Гарольде.Миссис Ингрэм тотчас предложила ему чай или кофе на выбор, а также домашний кекс и покупные печенья. Джон покорно захрустел печенюшкой, хотя не любил сладкое, но попросил воды: кофе на него действовал сильнее, чем на землян, и Джон предпочитал им не злоупотреблять, а от липтоновского чая Гарольд его давно и прочно отучил.— Так что конкретно вы хотели обсудить, мистер Риз? — спросила миссис Ингрэм, присаживаясь напротив.— Зовите меня Джон, — он достал из кармана крошечное устройство, похожее на флэшку, и протянул ей. — Вот, нашел между диванными подушками. Полагаю, это ваше?Миссис Ингрэм покраснела.

— Боже, как вы догадались, что это мое? Вам… Нейтан рассказал о Грейс? Или Гарольду?— Причем здесь Грейс Хендрикс? — Джон нахмурился. — Она имеет какое-то отношение к этому диктофону?— Нет, это… — румянец уже спал, миссис Ингрэм взяла себя в руки. — Это очень старая история, и она не имеет никакого отношения к происходящему. Нет, правда, как вы догадались, что это мое?— Только вы с мистером Ингрэмом заходили к нам в гости, поздравить Гарольда с днем рождения неделю назад. Устройство я нашел после вашего прихода. Мистер Ингрэм, при всем моем к нему уважении, мне не кажется способным на такие… страховочные меры.— Почему же вы ждали неделю? — спросила миссис Ингрэм с некоторым вызовом. — Разоблачили бы меня сразу.— Ждал, чтобы накопилось достаточно разговоров, которые убедили бы вас в моей добропорядочности. Самое трудное было убедиться, что на диктофоне не будет ничего нескромного — незаметно для Гарольда. Как вы понимаете, обычно нам стесняться некого.Румянец вернулся с удвоенной силой.— Простите, — проговорила миссис Ингрэм сдавленно. — У меня не было повода… и это, конечно, вторжение, но… я даже не столько за вас беспокоилась. Я беспокоюсь за Гарольда.— Я понимаю, — терпеливо сказал Джон. — Я тоже за него беспокоюсь. И поэтому отдаю прибор вам.

— Да, — миссис Ингрэм схватила маленькое устройство тонкими пальцами. — Да, наверное, по-настоящему высокоморальная женщина сейчас раздавила бы эту штучку каблуком, и сказала бы, что слушать она не будет, — она улыбнулась Джону с вызовом. — Но я все-таки прослушаю.

— Я же сказал, там ничего нет, — кивнул невозмутимо Джон. — Десять или около часов разговоров о том, какого сорта хлеб купить и какого мнения Гарольд о моем увлечении хоккеем. Невысокого, кстати говоря.Миссис Ингрэм кивнула. Она явно ощущала свою позицию проигрышной и не знала, то ли ей оправдываться, то ли лучше держаться с достоинством и не говорить ничего.— Да, но я все-таки послушаю, — пробормотала она. — Просто Гарольд — такой замкнутый мальчик… И ведь ему восемнадцать — ну, теперь девятнадцать, — только на бумаге! Он, конечно, рассудительнее даже многих моих ровесников, но жизненного опыта-то нет совсем. И нам с мужем так и не удалось найти к нему подход. Он так сильно отличается от Нейтана!— Я понимаю, — терпеливо сказал Джон. — Вы оказались в позиции родителя по отношению к человеку умному и сложному, не имея прав его контролировать. Роль родителя вообще непростая, а при таких обстоятельствах — вдвойне.— Да, вы же учитель, — миссис Ингрэм коротко улыбнулась. — Вы понимаете. Тем более, если вы знали Гарольда до катастрофы…— Недостаточно я его знал, к сожалению, — заметил Джон. — О катастрофе-то я и хотел вас расспросить. У вас остались какие-то документы, результаты анализов?— Остались, но… зачем? — удивилась она. — Гарольд ведь выздоровел. Больше года прошло, как он очнулся, никаких проблем со здоровьем.— Физических — может быть, — тут Джон начинал врать и вставал на тонкий лед: ему нужно было одновременно и убедить миссис Ингрэм в серьезности ситуации, и не напугать ее настолько, чтобы она начала вдруг кудахтать над Гарольдом, как наседка. — Но психологически… Он спит как-то неспокойно. Иногда просыпается в холодном поту, а что снилось, — не помнит. А сам говорит, что это пустяки.— Но как вам помогут данные Гарольда?— Вы знаете, что я служил. У меня есть знакомый врач-психотерапевт, она специализируется на посттравматическом стрессовом расстройстве. Мне очень помогла. Я хотел бы посоветоваться с ней насчет Гарольда.— Это ведь неэтично — показывать ей данные без его согласия, — нерешительно заметила миссис Ингрэм.— Так же, как и ваше решение подложить нам диктофон, — заметил Джон. — Скажите, вы часто обыскиваете комнату Нейтана?— Не очень, — она невесело улыбнулась. — Ладно, я поняла вас… Неоднозначное положение опекуна и все такое. Но вам-то он муж.— Я думаю, что вы по крайней мере один раз посылали мистера Ингрэма к врачу насчет его давления.— Даже три, — улыбка миссис Ингрэм стала шире. — Да вы пройдоха, мистер Риз! И хитрец. Почище Гарольда. Кто бы мог подумать.— Зовите меня Джон, — предложил он.— А вы меня — Джудит.***По мере того, как надвигался конец лета, Гарольду становилось все больше и больше не по себе.

Причин тому было две.

Во-первых, он почти ни на секунду не забывал о просьбе Карла Элаиса. И хотел бы забыть, не думать об этом, не трепать себе нервы, но никак не получалось. Логически он понимал, что не обязан был помогать своему однокласснику. Максимум, что он обязан был сделать — так это прийти в полицию и рассказать об их разговоре. Или не в полицию, а в социальные службы.Но Гарольд здорово сомневался, что такой разговор помог бы Тони. Скорее уж, он сделал бы ситуацию еще хуже.

А во-вторых, Гарольду почему-то иррационально начинало казаться, что с наступлением холодов Джон исчезнет из его жизни. Будто холодный ветер унесет. Гарольд говорил себе, что все это глупости. Он никогда не заговаривал с Джоном о сроке и его миссии и предполагаемом отлете; каким-то образом у него сложилась впечатление, что речь идет как минимум о годе или о паре лет.Может быть, причина была в том, что Джон к концу лета сделался более молчаливым, рассеянным. Часто уходил ?на пробежку? — то есть снимать свои чертовы показания. В разговоре с Гарольдом держался как-то немного отстраненно, а любил его каждую ночь так, будто в последний раз. Они не играли больше с поясом верности — это приелось уже через пару недель — но в Джоне проскальзывала иногда та же отчаянность, словно он постоянно был на грани и не мог утолить свой голод.Все это пугало, но Гарольд упрямо не расспрашивал, словно вопрос мог превратить вероятность в неизбежность. Он знал, до чего это глупо, но ничего поделать с собой не мог.Размышлять о проблеме Маркони было проще, потому что Карл и Тони даже не были особенно близкими друзьями. И в итоге Гарольд сказал Карлу так:— Я не против помочь вам с Тони отправить за решетку преступника. Но я против того, чтобы человек получал срок за дела, которые не совершал. Поэтому я хочу доказательств.— На слово ты мне, конечно, не поверишь, — кивнул Карл с таким видом, будто того и ждал. — Отлично, значит, сходим до этого места. Ты можешь уйти из дома с ночевкой?