Часть 1 (1/1)

…Я люблю и всегда буду любить тебя, мой дорогой Лёня.

Какую же бредятину сочиняет эта грузиночка. Ну и дура. По-моему, даже такого маленького наивного дурачка как Лёньку не впечатляет эта глупая писанина. Нет, правда, неужели он ведётся на этот бред??— Хватит с чужими бумажками прелюбодействовать, Бобриков,?— недовольным от отсутствия самогона тоном бросил командир, и я уже собирался проигнорировать его, но он как нельзя кстати добавил:?— Герой-любовник с пробежки возвращается.?— Спасибо, Григорий Иванович. —?Ну дает мужик. Вот так с виду лежит да в потолок плюёт, а сам и Лёньку в окошко увидеть успел, и меня за просмотром чужих писем застукать. Настоящий разведчик.Не сказать, чтобы в моих действиях была какая-то подлость по отношению к Лёньке и его любовным игрищам. Письма приходили ему с завидной регулярнстью, мне было интересно. Интересно, почему вроде каждый раз похожие по содержанию письма вызывают такую разную, непредсказуемую реакцию. Иногда он читает их с лёгкой улыбкой, излучающей приятное тепло и умиротворение. От такой и мою душонку заливает теплом: словно бы на морозе опрокинул сто пятьдесят самогона, так же разливается; и при том же сосёт под ложечкой такой мерзкой горечью. А иногда Лёнька не подавал, конечно, виду, что что-то не так, но я настолько свыкся с ним, его повадками и поведением, что улавливал?— что-то тревожит его. А вот что именно?— это я и искал прямо сейчас в мятых бумажках, израненных ровными полосами аккуратно выведеных букв.Ну, а кроме того, мне было просто интересно, что чувствует человек, получая письмо из дома. Мы с Калтыгиным конвертов за всю войну в руках не держали. Собственно говоря, в моем случае война тут не при чём.?— Не ищи, нет в этом ничего хорошего. Только отвлекает и нервирует. Домой, должно быть, тянет, от дела отвлекает,?— протянул Григорий Иванович отстраненно.Его тон явно давал понять, что ответа он не ждёт. Да и отвечать времени не было, в избу зашёл Лёнька. Его молодое тонкое тело было усыпано каплями пота, а глаза излучали какой-то неяркий, но очень одухотворяющий свет. В такие моменты он был как-то по особенному красив. В такие моменты меня тянуло к нему даже больше, чем обычно.Не стану врать сам себе. Помимо всего прочего я всеми клетками тела чувствовал, что был должен узнать, что у него с этой девицей. Как я и думал?— либо она простая глупая девчонка, которая очень скоро ему наскучит, либо… либо я в дерьме, и мой ненаглядный (сейчас и впрямь было не наглядеться) Леонид от неё недалеко ушёл.Сказать честно, я не в первый раз таскал его письма. А если совсем положить руку нá сердце, то делал это чуть ли не с первого месяца совместной службы. Мне было интересно, где была та скверная девица?— в мятых, отколотых полуулыбках, или в едва дергавшейся нахмуреной брови. Пока что судьба не торопилась в очередной раз дать мне под дых.Недавно я заходил к механикам дабы стрельнуть пару папирос. По воле случая, расположились они в соседней от нашего командного состава избе, и довелось мне подслушать вот какой разговор: Лукашин и Костенецкий обсуждали какого-то летнаба. С их слов, этот хрен должен был обучать нашу группу не пойми чему, но смысл был в другом: все операции, проводящиеся под его эгидой, были строго засекречены. И даже не это было важнее всего, а тот маленький, вскользь упомянутый факт, что почту для нас должны были запретить. Это не могло не радовать. Наконец отделается от своей бестолковой девки, и тогда я смогу соблазнять его с чистой совестью. На радостях я даже забыл уточнить у Калтыгина, что это за зверь такой?— летнаб.?— Доброе утро, Григорий Иванович,?— радостно и громко заявил ворвавшийся Филатов, чем вызвал незамедлительную реакцию Калтыгина в виде очередной скрабезной шуточки.?— Марафонец, тебе письмо,?— с видом крайнего недовольства жизнью протянул я, ликуя в душе о том, что, судя по всему, это было последнее письмо его девицы, которое дойдёт до адресата.Лёня сказал, что прочитает его позже и удалился начищать сапоги. Будь он неладен, я не хочу больше ждать. Захотелось ещё раз перечитать письмо, дабы убедиться в его глупости и сопливости, но Филатов его забрал с собой. Ну и чёрт.Стоило ему выйти за порог, Калтыгин вдруг снова включился.?— Вырастет, поумнеет и думать забудет об этой ?вечной любви?. Твоё дело не помирать раньше времени да направлять в нужное русло. Чтоб не тосковал,?— на этих словах Калтыгин удалился из избы, а через некоторое время зашёл сразу за Лёнькой, но уже с литрушкой первака.Я быстро сообразил нам кое-какой завтрак, Калтыгин по привычке поставил на стол бутыль и два стакана, Ромео сел читать своё письмецо. Читал долго, вдумчиво, с невесёлым лицом. Я тем временем удивлялся проницательности Калтыгина. Либо своей безолаберности и неосторожности. Ловко он понял, что письма Филатова я читаю именно из личного интереса, а не от тоски по семье. Но это его, в общем говоря, не особо ебало, что радовало меня безмерно.Пока мы с Калтыгиным уже опустошали по третьему стакану, отчего-то невеселый и мрачный, словно туча, Лёнька, соизволил впервые за несколько месяцев составить нам компанию. Подливая ему самогона, Калтыгин хитро ухмыльнулся мне. Вот дает мужик. Хитрый, гад, что с него взять.По окончании трапезы Калтыгин завалился обратно на койку, горевать об отсутствии бабы по его запросам, мы с Филатовым вышли на улицу: я хотел покурить, а он просто попёрся за мной. Не то что бы я был против, просто калтыгинское пойло неплохо дало мне в голову, а делать лишнего сейчас ой как не стоило.Я медленно затянулся добытой папироской, и стало как будто бы легче дышать. То ли от долгой никотиновой недостаточности, то ли от свежего утреннего воздуха, а может даже и от ленькиной кислой морды.?— Чего грустишь, Филатов? Дома что случилось? —?с максимальной участливостью уточнил я. Очень уж хотелось послушать его душевшые терзания по поводу этой девки, но друг мой сегодня был не слишком разговорчивым.С минуту он будто колебался, думал, стоит ли вообще удостоить мой вопрос вниманием. Ковырял жухлую травку носом свежевымытого сапога, смотрел на кроны деревьев, смешно и мило морщился от струек дыма папиросы, попадавших ему прямо под нос. Я, ещё до того, как покуситься на письма товарища, часто подшучивал над его амурными делами: и про верную будущую зугдидскую жену, и про похождения в часть к радисточкам. В общем, косячил как мог. После этого я не был уверен, что он вообще захочет вести со мной диалог на эту тему с чистым сердцем. Что уж тут попишешь, придётся хитрить.?— С Этери поругались? —?впервые я назвал ее не девкой, грузиночкой, или ещё как-нибудь по лёнькиному мнению неподобающе, а по имени. От таких дел Филатов даже удостоил меня удивленным взглядом и решил, что я достоин пары слов от его величества Ромео.?— Нет, все хорошо. Я просто перестал понимать, что к чему,?— протянул Ленька, устремив взгляд вдаль, к лесу. Не хочет игнорировать (что уже радует, обычно ко всем моим распросам он относился именно так), но и ничего конкретного отвечать не стал. Я и не ждал, что все будет просто.Филатов, он, конечно молодой, неопытный, но не дурак. Вот так спросишь напрямую, в лоб?— в него же и получишь. Я решил прикинуться дурачком и подрубить шарманку, которую Лёня и сам часто заводил по поводу и без.?— Опять терзаешься, за что воюем? Или нашел уже стоящий ответ??— Скорее, за кого… —?задумчиво протянул Филатов и медленно направился в сторону леска.Как же легко было с ним. Весь такой упрямый, принципиальный и непреклонный, а ловился на таких простых вещах. Ну ты же ребёнок еще, Лёня, зачем тебе все эти бабы? Там ведь не разберешься… Тёмный лес, одним словом. Зато я вот, человек простой.Возможно, я перебрал самогона. Возможно, я просто слишком хотел: хотел наконец обнять его и защитить от всех этих терзаний, хотел его. Но мои желания отчего-то не совпадали с действиями. Портить всякое я был мастак. Вроде бы он уже и на вопросы отвечает, глазки в сторону не отводит на каждое моё слово, но я то возьми да ляпни:?— Ну если так выбирать, за кого воевать, я бы точно сказал: за тебя. А тебе пора перестать между девок бегать, уж выбери какую-нибудь,?— крикнул я ему в след, затушивая папиросу. Лёня обернулся, окинул меня удивленным взглядом. Я только подмигнул ему. Филатов состроил недовольную мордашку и ушёл восвояси, не говоря ни слова.Возможно, (абсолютно точно) моё колкое замечание обидело Лёньку. Он и без меня мучался своим желанием усидеть на двух стульях, а я подливал масло в огонь, будто в моих планах было наставить его на путь истинный, а не отвадить от этих тетёх в принципе. Зато, я наконец сказал ему правду, дал понять, что он важен мне. Понял ли он это? Вряд ли. Дальше своего носа не увидит ведь, а если и увидит?— не поверит, еще и за издёвку примет. Стало ли мне легче от того, что я выразил словами хотя бы часть своих чувств? Определённо.Попортил ли я себе всю малину? Абсолютно точно, тут уж мне точно равных не было. Но я, благо, твёрдо понимал, что все в моих руках.Почесав репу, я понял, что папирос опять нет. Черт, вчера же был весь карман набит, неужели опять Калтыгин позаимстовал? Сидеть весь отпуск без курева как-то не хотелось. Ну и ладно, пойду добуду у кого-нибудь. Может Лёньку встречу, а тот и подостынет. Да и вообще, кто знает, что несёт нам день грядущий…