Глава 9 (1/2)

Я нахожусь на нижнем уровне, когда Макс и двое солдат входят в главные двери. Моё внимание поглощено расчётами, но я кидаю взгляд на одежду заключённого — ещё один Дружелюбный. В моей голове проносится мысль, что они не часто преуспевают во время симуляции, чем, к примеру, представители Искренности. Это наводит меня на мысль — неужели родная фракция может так сильно влиять на людей? Искренние достаточно просто справляются с модулированием Бесстрашия, Эрудиции или Отречения, но им часто не удаётся пройти Дружелюбие. Отречённые же, наоборот, быстро проходят этот этап, но им не удаётся преодолеть Бесстрашие или Искренность. Будто некоторые фракции имеют общие черты. Занимательно и пугающе одновременно.

— Вас просят подойти в лабораторию, — Эрудит заглядывает мне в лицо, чтобы убедиться, что я его слышу. Получив в ответ кивок, он уходит в сторону лифта.

Научный руководитель требует обновить уже существующее оборудование для анализа — возможность высчитывать проценты и соотношения принадлежности к одной фракции, или другой. Корреляционная плеяда высвечивается на экране посреди зала. Все соглашаются, и несколько Эрудитов собираются у одного стола, чтобы прописать нужный код.

Калеб заходит в лабораторию со слегка потерянным взглядом, словно никогда здесь не был. Это объяснимо. Штаб Эрудиции огромен, заполнен многообразием кабинетов и лабораторий.

Юноша поправляет тёмно-синий пиджак и проводит ладонью по волосам, зачёсывая их назад. Он выглядит свежо после душа.

— Я помогу вам, — когда у учёных возникает проблема, Калеб быстро подходит к компьютеру. Он совершает несколько нелепых ошибок, и я прерываю его работу. Ввожу необходимые исправления сама, заставляя последовательность кодов работать. Не выдерживая строгости моего взгляда, Калеб опускает глаза.

Когда всё готово, устройство передаётся в руки Джанин, а затем Макса. Он обещает привести нужного дивергента.

Возвращается поздно ночью, вне себя от гнева. Произошло что-то ужасное. Сразу за ним заходят раненные солдаты, к которым сразу же подбегают доктора. Уцелевшие Бесстрашные заносят мешки с мёртвыми телами, и уносят их на подземные уровни. Они столкнулись с сопротивлением в Искренности. Я внимательно наблюдаю за вернувшимися солдатами, но не вижу Эрика. Лёгкие уколы словно проходятся по моей коже, и я рассматриваю Макса. Он приказывает избавиться от тел.Я не знаю, что делаю здесь, не уверена, что хочу быть тут. В кремационных камерах горит пламя, сжигающее плоть. Из-за голубоватого стекла на дверцах оно кажется синим. Я стою возле одного из тел, что лежит на столе.Лицо Эрика спокойное. Обычно хмурые брови сейчас расслаблены, глаза прикрыты, полные губы плотно стиснуты. На шее виднеется часть татуировки, которую я раньше не замечала. Сейчас, в своём умиротворении, он кажется красивым и чересчур молодым. Только дыра от пули уродует его лоб. Кровь окончательно высохла на бледной коже.

В таких случаях принято вспоминать хорошее о человеке. Мне приходится напрячь память. Эрик пассивно-агрессивным поведением представлял собой второй тип Бесстрашных — безжалостных и жестоких. Я не знаю, в чём причина укоренения таких негативных внутренних качеств в его характере. Заложены они природой, или же вызваны человеком. Но я нахожу ответ его методам наставления инициированных.

Он заботился о нас. По-своему, и вполне вероятно, что сам же осекался от подобной мысли. Если ты слишком слабый, чтобы победить на тренировке, что с тобой станет, когда придётся столкнуться с настоящим противником? Эрик отсеивал каждого инициированного, кто был недостоин по его мнению. Возможно, считал, что таким впечатлительным перешедшим будет легче прожить Изгоями, чем погибнуть в первом сражении. Он поощрял победителей.

С другой стороны, не является ли всё это ложью, что помогала скрывать его ненависть ко всему человеческому? Ему приносило удовольствие наблюдать за тем, как инициированные избивали друг друга. Он проявил равнодушие к изгнанию Эдварда. Ему нравилась власть, которая заставляла Фора молчать. У него не было желания завести дружеских отношений. Я не знала его близко, не наблюдала за ним, так что у меня нет достаточных фактов, чтобы определить причину его поведения. В его взгляде не было никакого знака, который мог бы намекнуть на его чувства, но он ценил смелость и оправданное упрямство. Ненавидел трусость и бунтарство.— Бесстрашные — храбрые, не имеющие страха.

Макс опускает плащевую ткань на лицо Эрика и складывает руки перед собой.???Джанин просит меня подойти. Рядом с ней стоит парень из Дружелюбия, кажется, это его привели этим утром. Мой взгляд прикован к напряжённому лицу женщины.

— Отведи своего друга в одну из комнат.

Только сейчас, заглянув в юношеское лицо, я понимаю, что передо мной стоит Питер. Его естественная усмешка украшает сухие губы, под глазом на скуле выделяется глубокий порез. Женщина уходит, оставляя нас одних. У Макса входит в мерзкую привычку приводить сюда людей, не заслуживающих доверия. Но не мне принимать подобные решения.

Я подаю знак головой, разворачиваюсь и иду в сторону выхода. Шаги позади подсказывают, что Питер следует за мной. Мы молчим, заходя в стеклянный лифт, но вопросы, всплывающие один за другим, не мне дают покоя. Почему он вернулся? Что пошло не так? Неужели Бесстрашный решил, что находиться здесь будет безопаснее?

В уме я выстраиваю наш гипотетический диалог, воображаю, что он может ответить мне. Моих знаний о нём вполне достаточно, чтобы выдвинуть подобные гипотезы и предсказать его ответы.

— ?Что ты сказал ей?? — в ответ Питер повернул бы голову и внимательно меня рассмотрел. Он не захотел бы сразу отвечать. Я бы терпеливо объяснила ему. — ?Ты должен быть полезен Джанин, раз она позволила тебе здесь находиться. Что ты ей сказал??Он сказал бы правду, без издёвок или насмешек. Должно быть, ещё не придумал способа использовать эту информацию против меня. Или же, она не на столько важна, чтоб её скрывать.— ?Только то, где она может найти Трис?, — Питер легко пожал бы плечами. Я понимаю, как важно найти её и остальных беглецов. Но могу ли я быть уверенна в своей теории?— ?Зачем ей нужна Трис?? — спрашиваю, чтобы получить подтверждение. Думаю, ответит ли Питер, посмеётся, поиздевается, но я всё же попытаюсь узнать.

— ?Ты такая умная, но не можешь догадаться сама? Ну же, напряги свой мозг?, — он сложил бы руки в карманы и наблюдал за происходящим на этажах сквозь стеклянные стены лифта.Я думаю. Беатрис — дивергент. Джанин ищет дивергентов. Ей нужен самый сильный. Всё становится на свои места, а мне начинает надоедать моя правота.— ?Вот видишь, я же говорил, это невероятно?, — Питер издал бы короткий смешок, легко считывая моё задумчивое выражение лица.Но ведь из всех дивергентов, что скрываются во фракциях, всех пяти, из всех людей, что я знаю... Беатрис Прайор. Какова вероятность? Какова ирония — ей придётся открыть послание, что подскажет нам, как уничтожить ей подобных. И я хочу посмотреть на это.Закончив в представлении этот потенциальный диалог, я кидаю взгляд на Бесстрашного.Наверное, намёк на мысли проскальзывает в моём лице — Питер с интересом рассматривает меня, чуть приподняв брови и ухмыляясь.

Выйдя из лифта, парень выравнивается со мной в коридоре, его руки расслабленно лежат в карманах брюк. Когда мы останавливаемся у двери, Питер приподнимает подбородок, чтобыпрямо заглянуть мне в глаза. Я снова выше него.Прошу приложить его ладонь к голубой панели — она скопирует отпечаток, открывая допуск к некоторым уровням.Я не задерживаюсь рядом с ним, но оборачиваюсь, когда Питер останавливает меня.— Тебе ведь это нравится, правда, умница? — он делает шаг ближе ко мне. Старается казаться выше, увереннее.— Что ты имеешь в виду? — сперва я слегка сжимаю планшет в руках, но вскоре моя хватка ослабевает. Он не причинит мне вреда, сейчас мы работаем вместе. Питер медленно подходит ближе.

— Не притворяйся, что не понимаешь. Я изгой и беглец, когда ты выглядишь прекрасно, со своей раздражающе прямой осанкой, — Питер дотрагивается до волнистой пряди моих волос, убирая её назад.

Когда подушечка его большого пальца непреднамеренно касается моей щеки, я вспоминаю, как он бьёт меня в челюсть. Отстраняюсь, и он опускает руку.— Тебе нравится всё это, — продолжает Питер и обводит взглядом коридор. — Здесь ты своя, контролируешь ситуацию. Приятно чувствовать себя на своём месте, правда?Он чуть щурится, а в его взгляде нет улыбки, лишь раздражение. Это не просто насмешка или издевательство. Кажется, ему действительно интересно что движет мною.

— Не имеет значения, что я чувствую, — я смотрю ему прямо в глаза, чтобы не выдавать своего напряжения. Прижимаю планшет к себе, и он замечает это. — И разве мы не в одном коридоре стоим?— О, дорогая, мы даже не в одном здании, — Питер издаёт смешок, качая головой. В его взгляде пренебрежение. Такое же, каким смотрит на меня отец. Это больше, чем мои намерения. Это моё мышление. Я сглатываю от чего-то солёную желчь. — Твой холодный рассудок такой жестокий, это даже немного пугает. Скажи, разве можно считать умным человека, который не умеет быть одержимым, хоть иногда?Я стискиваю зубы и поджимаю губы. Мне не нравится этот разговор. И по какой-то причине я не могу ответить ему. Словно его слова не требуют опровержения или подтверждения, они — правда. Сейчас он контролирует ситуацию, и я чувствую, что он понимает больше, чем я.— Только посмотри на себя, — Питер кивает, указывая на меня. — На тебе чёрная одежда, но похоже, ты так и не стала Бесстрашной, да, Эрудит? Чего ты добилась, какой ценой? Это стоило того?Дыхание затрудняется. Он рассматривает моё лицо, ухмыляется. Подходит ближе, дышит мне в губы. Его взгляд помутнён, а голос полон наслаждения. Он понимает, что мне нечем ответить, и это словно даёт ему больше силы, больше контроля. Это раздражает меня, и мне не удаётся этого скрыть. В его взгляде искрит радость от победы, а моя ладонь горит. Гнев обжигает кожу, и я сдерживаюсь, чтобы не ударить Питера в лицо. Его взгляд смягчается, а я стараюсь унять дрожь.— Постарайся сделать себя полезным, — мой хриплый голос такой же холодный, как свинцовая пуля. Я разворачиваюсь, чтобы уйти. — Хоть в этот раз.Напоминать ему о его предательстве приятно, и я целиком отдаюсь этому чувству. Всё, что он говорит, — лишь злость загнанного зверя. Меня ждут в лаборатории.— Позвоночные артерии берут своё начало в грудной полости, и проходят к головному мозгу в костном канале, образованном поперечными отростками шейных позвонков, — один из Эрудитов соединяет необходимые точки на голографической модели человека. — Устройство, связанное с базилярной артерией, сможет контролировать движение шеи, координировать наклоны и повороты головы.— Это всё не имеет значения, они будут находиться под симуляцией. Им придётся делать, что мы им скажем, — отец легко отмахивается от предложения учёного и разворачивается в своём кресле. — Не беспокойтесь о том, как их контролировать. Нужно не позволить повстанцам снять устройства с их шей.Тишина повисает в кабинете, но я всё равно могу слышать, как вращаются невидимые шестерёнки в головах Эрудитов.— Каротидный синус. Без специальных инструментов и лабораторных условий им не удастся освободить заложников, — я стираю схему моего предшественника и стилусом обвожу сонную артерию у места её деления.Отец не хочет со мной соглашаться, но он кивает. Ему приходится — это правильная идея.

— Убедитесь, что снятие устройства убьёт носителя, — голограмма исчезает, отец выключает планшет. Странное чувство скребётся в коре мозга.— Разве это необходимо? Вполне достаточно того, что до этого отдела позвоночника трудно добраться, — я осекаюсь, когда Эрудиты, поднявшись, замирают в полусидячем положении. Мороз проходит по коже, когда я встречаюсь с взглядом отца. Он словно спрашивает, как я могу перечить ему, позорить на виду у всех, сомневаться в его действиях.— Они предатели, что укрывают в своих домах повстанцев и дивергентов. Делайте, как я сказал.Учёные расходятся в разные части лаборатории, чтобы начать каждый свою работу. Отец больше не смотрит на меня, игнорирует, занимается вычислениями. Я стараюсь как можно скорее покинуть кабинет, чтобы приступить к работе над изобретением.