М-17 (2/2)

Поэтому ребёнок из неудавшегося проекта стал семнадцатым номером серии ?М?.*** М-21 вздохнул. Жаль, что новая жизнь этой девочки, пусть и такая, но закончилась ещё хуже, чем это могло бы быть, если бы она осталась. Кто знает, как сложилась бы жизнь этой девочки? Эбигейл, ребёнок, которому всего лишь двенадцать лет. Самая маленькая из всей серии. Оказывается, она была такой сильной в прошлой жизни. И очень смелой.

Спускаться мужчина не спешил. Эта история была одной из тех, которой делиться не хотелось. Но почему-то М-21 просто не мог пропустить её биографию и просто перейти к восемнадцатому. Это было бы несправедливо по отношению к юной Эбигейл. Вздохнув, мужчина поднялся и отложил папку на подставленный рядом со столом стул. Он хотел бы купить шкаф, но быстро передумал. Франкенштейн мог разозлиться, приобрети М-21 его самовольно и отказать, посмей он просить. Ничего страшного, он может после сотой папки сложить всё обратно в сумку и хранить там. Присев на диван, мужчина честно пытался вспомнить что-то светлое из истории этого ребёнка. Почему-то говорить об её мучениях не хотелось.

— Эбигейл, — чуть улыбнулся он. — Её звали Эбигейл. Девочка из неблагополучной семьи, которую продали в другую. Нет-нет, — тут же поднял руки мужчина, увидев осуждение и жалость в глазах товарищей. — Это, конечно, ужасно, но именно ей повезло, и, несмотря на то, что её туда взяли не просто так, малышке всё-таки жилось лучше, чем у пьющих родителей.

Объяснить подобное оказалось сложнее, но вскоре М-21 справился и теперь обдумывал, что рассказать о М-17. — В лаборатории она, конечно, не помнила, откуда в её руках есть сила, а тело настолько тренировано, но мы никогда не задумывались об этом. Ведь никто не знал, что было до белых стен. — Белых, — Тао чуть склонил голову, — стен? — А? — М-21 поднял голову, пытаясь понять, что в его фразе заставило задуматься хакера. — А! ?Белые стены? — так мы называли лаборатории. Просто так звучало несколько… размыто, и мы часто пользовались этой фразой. Семнадцатая придумала, я уже и забыл, если честно, о ней. Видимо после промывки мозгов у Франкенштейна, память, наконец, восстановилась. Учёный хмыкнул, сложил руки на груди, но ничего не сказал. — Прошу, продолжай, — тихо произнёс Кадис Этрама ди Рейзел. Ноблесс совсем незаметно хмурился, глядя на товарища. Сейчас М-21 выглядел так, словно цеплялся за любые слова, лишь бы не начинать рассказ. Но ему же это надо было больше, чем им всем. — Да, точно, отвлёкся, — чуть нервно улыбнулся мужчина. Тао и Такео переглянулись, так же заметив изменения в характере друга. Словно и сама манера речи поменялась. Никто ничего не сказал. — Она была тихой, послушной и никуда не влипающей девочкой. Шла, куда прикажут, делала, что велят, но всё же дети есть дети. Ей всегда было сложнее всех. Мы старались помочь, чем могли, а вот только немного мы и могли. Особенно ретиво её охранял М-40. Он даже сделал попытку сбежать вместе с ней и ещё несколькими подопытными из серии. Их поймали, конечно, но М-17 удалось вернуться обратно. Конечно, об этом стало известно, и её хотели утилизировать, но… — М-21 чуть запнулся, — она умерла раньше.

Помолчав некоторое время, мужчина тяжело вздохнул. — Знаете, у каждого подопытного из серии ?М? был тот самый момент, когда он ломался, менялся навсегда. М-17 стала моим таким моментом. Поэтому я бы… не хотел рассказывать о её жизни в лаборатории. Пусть хотя бы в вашей памяти она останется только как Эбигейл. Не услышав и слова протеста, М-21 поднялся и ушёл на балкон. Ужинали в тишине, а после каждый ушёл в свою комнату. Напряжение, создавшееся во время рассказа, не развеялось и сейчас. Когда погас последний огонёк — в комнате Тао — Кадис Этрама ди Рейзел отложил распечатанные листы и поднялся.

М-21 всё ещё находился на балконе. Молчал, глядя вдаль. — Ты вернул её, правда? — тихо спросил ноблесс, встав рядом с модифицированным и изящно облокотившись на перила.

Мужчина некоторое время молча, но потом коротко кивнул. — Я знал, что им не удастся сбежать, а потому последовал за ними, — всё так же не повышая голоса проговорил он. — Семнадцатая не выделялась ничем среди нас, но всё-таки она была и оставалась лишь ребёнком. Девочкой, которой не место среди нас, которой не должно было там вообще быть. Поэтому я пошёл следом за ними и, когда нас обнаружили, просто схватил её и побежал обратно. Охрана бросилась на вызов, чтобы разобраться с посмевшими сбежать, поэтому вернуться труда не составило. Просто, когда я видел кого-то, прятался, потом бежал дальше. Эби действительно умная девочка, она молчала и не мешала. Мы успели забежать в лабораторию до того, как пришли проверять оставшихся. Тогда погибли пятеро из семи дерзнувших — Пятьдесят восьмой, Сорок вторая, Двадцать шестой, Семьдесят пятый и Сороковой. Но, правда, несколько раз я пожалел, что не остался тогда с ними. Мы думали, что нам повезло, нас не заметили, решили не трогать или просто подумали: раз вернулись, то зачем лишаться ещё одних единиц подопытных? Потому через несколько дней немного успокоились, и Семнадцатую перестали прятать, едва кто-то заходил. Но… М-21 снова замолчал. Честно говоря, он не понимал, зачем вообще рассказывает то, что хотел скрыть вот так, добровольно. Франкенштейн, стоя за стеной, около приоткрытой балконной двери чуть сжал кулаки, мысленно моля Мастера дожать товарища и выдавить и эту, семнадцатую, гнойную рану. — Продолжай, никто, кроме тех, кто находится рядом, не узнает, — подтолкнул Кадис Этрама ли Рейзел. И М-21, словно снова под гипнозом, кивнул. Заговорил. И голос его подозрительно дрожал. — Я до сих пор не могу понять, почему из всех остался именно я, — хрипло проговорил он. — Я ведь столько всего вытворял: подменял данные, воровал, убивал. Но единственное, что я никогда не смогу себе простить своё падение, минутная слабость, которая стоила слишком дорогого. Я даже не помню, как тогда упал, но точно знаю, что это был последний раз в той жизни. Я шёл последний, никто не смог помочь. Они, конечно, заметили. И наказали. Не только меня, но и Семнадцатую тоже, напомнив ей неудачную попытку побега. Сказали, что не трогали просто потому, что одна она им была ни к чему, сравнивать не с кем, а теперь, когда появился ещё и я… — М-21 замолчал и довольно долго ничего не говорил. Рейзел тоже не говорил ни слова, он знал, что рассказ будет продолжен, мужчина просто не сможет остановиться. — Мы провели в одной комнате почти месяц, — глухо, почти не слышно, заговорил М-21. — А потом они сказали, что она больше не нужна. Приказали убить. И это сделать должен был я. Иначе они будут резать её так живьём. Нужно только тело. Я знал, что Семнадцатая не вернётся в Белые стены в любом случае, ей грозила утилизация и только. Потому выбор невелик: или я сделаю это, или она пройдёт через все муки ада прежде, чем всё равно умрёт. Я выбрал себя, думал, что мне уже не страшно, я ведь уже был в такой ситуации, а она нет. Но они не стали меня утилизировать. Просто вернули обратно. Точно знали, что для меня хуже, Рейзел-ним. Абсолютно точно знали. М-21 прошёл сразу к стене, дальше ото всех. Сел, опустив голову в руки, и замер, не шевелясь до тех пор, пока не услышал тихое: ?Эмка?. Оказывается, уже отбой, и Трёшка легла спать специально рядом.

— Эмка? — Я ненавижу себя, Трёшка… — тихо прошептал М-21. Он не повышал голоса, но этот шёпот был громче крика. — Я ненавижу себя, ненавижу себя! Ненавижу, слышишь? Прохладные пальцы легко коснулись ступни и сразу же исчезли. М-21 не шевелился, до скрипа стискивая зубы, до боли сжимая кулаки. Всё потому что он слишком слаб, потому что упал. Он сам виноват в том, что случилось. Знал же, что здесь надо держать себя в руках.

Они не должны знать твоих чувств. Никто и не узнает. Они не должны догадаться, что это лишь маска. М-21 чуть расслабился. Он сможет доказать иное. За каждым падением будут последствия. — На операцию, ублюдки! М-21 поднялся, мрачно глядя вперёд. Ты не имеешь права падать, если хочешь выжить.

И он больше не упадёт. — Эм…ка? — Трёшка вздрогнула, гладя в глаза товарища. В стальные, словно живьём режущие глаза. Мужчина тяжело посмотрел на неё, но не ничего не сказал, первым двинувшись к выходу. Третья растерянно перевела взгляд на М-Первого, хмуро смотревшего вслед товарищу. — Первый, скажи, когда он придёт в себя? Мужчина глубоко вздохнул и покачал головой: — Боюсь, что уже никогда, Трёшка. М-21 всё так же не шевелился, словно статуя сидит, только по щекам слёзы. Он похоронил это так глубоко, что забыл даже сам, и сейчас чувствовал себя так, словно вывернулся наизнанку, вынул душу, раскрылся полностью. Он не мог молчать и в то же время отчаянно хотел замолкнуть. — Я недостоин того, чтобы остаться, — немного успокоившись, проговорил М-21. — Но поклялся, что раз такой, как я остался, то сделаю всё, чтобы искупить их жизни.

Франкенштейн неслышно вздохнул и ушёл, оставив Мастера наедине с Двадцать Первым. Его присутствие не понадобится, всё, что необходимо, он уже узнал. И не будь он Франкенштейном, если М-21 догадается о своевольно подслушавшем рассказ учёном! Кадис Этрама ди Рейзел неслышно выдохнул и подошёл к модифицированному, осторожно положив ладонь тому на плечо. — И ты сделал всё, что в твоих силах. — Не я нашёл их имена, Рейзел-ним, — покачал головой Двадцать Первый.

— Не ты, но благодаря тебе у Франкенштейна появилось такое желание. Поверь, если бы это не было так важно, он бы даже не подумал пойти на такой шаг. Не всё в мире мы можем сделать своими руками, не на всё хватает твоих или даже моих сил, но всегда есть кто-то, кто желает помочь. И то, что ты нашёл таких людей, уже большой шаг к твоей мечте. Мужчина знал, что ноблесс прав. И почему-то после этого разговора стало действительно легче. Ему всё ещё больно думать о том, что случилось с юной Семнадцатой, но теперь, когда его боль разделилась на двоих, когда он стал не единственным, кто знает эту тайну, стало свободнее дышать.

Он не знал почему, силы ноблесс? — Я не использовал на тебе свои способности, — правильно истолковал косой взгляд ноблесс. — Порой, обычный разговор помогает гораздо лучше. — Вы говорите, что не на всё хватает ваших сил, — попробовал свернуть с темы М-21. — Но ведь вы же ноблесс? Как у вас может не хватать на что-то сил или способностей? — Ноблесс, — тяжело вздохнул Рейзел, с такой тоской глядя на далёкий фонарь, что у М-21 защемило сердце. — А кофе себе сделать не могу. И ушёл, оставив мужчину сидеть. М-21 неожиданно усмехнулся, коротко рассмеялся и тут же оборвал сам себя. Как он может смеяться, когда… Когда что? Мужчина снова посмотрел на медленно светлеющее небо. Действительно, что?

Сколько он ещё должен жить прошлым? Вряд ли кто-то из серии желал бы для своего товарища такого. Определённые из них ещё бы и надавали за отсутствие улыбки.

Снова вздохнув, М-21 поднялся и зашёл в дом. Он справится, обязательно. Он уже встал на этот путь. Надо только чуть больше времени, чтобы начать идти дальше. — Рейзел-ним, я умею делать кофе. Если вы желаете, могу научить.