Сказка о Дезертире (1/1)

Альмер искусал себе все губы, но так и не уснул. Он обрастал новой кожей долго и болезненно?— Оралек предупреждал, что так и будет. Настои из сон-травы и стрекозьих крыльев закончились, и теперь бедняга мучился сильнее, чем раньше.—?Хочешь пить? —?спросила у него Чтец в один из таких периодов бессонного метания.—?Нет.—?Может быть, ты хочешь ещё немного моховой запеканки?—?Нет. Но она неплохая. Спасибо,?— и Альмер отвел взгляд. Пока они с Оралеком его выхаживали, мальчишка стал почти ручным щенком. И грубо отмахивался от помощи теперь реже обычного.—?Может быть, ты хочешь…—?Отстань! Ну отстань ты… Я просто хочу уснуть.<Отец тоже никогда не отставал. Развешивал свои талисманы по всей комнате… Даже под подушку засовывал. И затягивал древние истории…> Альмер улыбнулся. Потом скривился от боли.—?Хорошо,?— сказала Чтец и присела на его лежанку. —?Ты хочешь послушать сказку.—?Я что, по-твоему, ребенок?! —?тот в возмущенном смущении вспыхнул и даже резко приподнялся на локтях; кажется, Альмер был единственным, кто совсем не замечал её присутствия в своих мыслях.—?Сказка о Дезертире. Однажды добрый бродяга…—?П-подожди…—?Ску-чи-чии! —?повторил просьбу Ти`зо по-своему звонко и в нетерпении прыгнул Альмеру на живот. Когда редким случаем дело доходило до сказок, он всегда являлся первым, а история про Дезертира, которую Чтец сочинила совсем недавно, сразу отчего-то стала его любимой. Поэтому он пришел не только слушать, но и аккомпанировать повествованию.—?Хочешь присоединиться, малыш? —?ласкательным движением легонько постучала двумя пальцами между его рожек Чтец. Бесёныш довольно мурлыкнул.—?Позвольте и мне внести свою скромную лепту,?— тихо проговорил Менестрель, устраиваясь вместе с лютней в уголке общей комнаты.—?Да что вы все… —?Альмер сжал линялое одеяло и чуть ли не продырявил его пальцами, когда Чтец вдруг пододвинулась и велела лечь. И обязательно закрыть глаза, потому что так слушать сказки всегда интереснее. Альмер повиновался. И вскоре весь превратился в слух. Потому что обычные его уши услышали нежную музыку струн и ни на что не похожую песню беса. А внутри его головы Чтец рассказывала будничным голосом:<Однажды служил на Границе добрый бродяга>—?Ку-уаст-кри рокиро-куу. Скрии-то-а-токира-куу,?— в звуках, которые нараспев тянул Ти`зо, как будто смешались щебет весенней птахи, стрекот белки и зевок касатки на глубине. Но самое поразительное, что слушать все это было… вполне приятно.—?Уру-ки-ку! Тисо-рра-тю-каа,Мира-тю-кресь-кру-раа!<Во время одного из своих дозоров, бродяга встретил гарпию и влюбился в неё> Альмер хотел было распахнуть глаза, но вместо этого зажмурился сильнее: перед его внутренним взором, как призрачные огоньки из тьмы, проявились образы. Фигурка бродяги?— угловатая, будто сложенная из рыжей бумаги. И рядом синяя, красивая и хрустящая?— парящая бумажная гарпия.—?Кру-тю-тю, ту!<Они подумали, что сами Книжники свели их вместе и не желали больше сражаться. Они решили бежать> Рыжая фигурка наклонилась в темноте, чтобы поцеловать синие перья.—?Рьву-ри-иааай. Кру-арь-ти,Скрю-кья-сти, скри-та-кри-ту…Кру-тю-тю, ту!<На следующий день они договорились встретиться в заветном месте,Но гарпия соврала. Она так и не появилась> Рыжая фигурка мечется в темноте, а потом, смявшись и склонив голову, возвращается куда-то, где кроме темноты видит лишь горящие бумажные клочки?— легкие и парящие снизу-вверх.<Вместо того, чтобы бежать, она собрала своих сестер,Вместе они напали на лагерь бродяги и перебили всех, кто там был.Никто не успел поднять тревогу так быстро, как раньше это делал бродяга> Горящие клочки всё чернеют, вихрем устремляясь в высь. И сам бродяга ошпаренно чернеет тоже.<Пережившего эту бойню бродягу приняли за предателя.И бросили в реку>—?Скр-рееей, ру-ту-ту-рууп. Струна на лютне дрогнула в последний раз. И всё затихло. Альмер открыл глаза:—?И что потом?—?Всё, это конец,?— пожала плечами Чтец. Довольный собой и сказкой Ти`зо откинулся на спину и прокатился комочком по лежанке.—?Ну и что это за конец? —?буркнул Альмер. —?Кто учит Чтецов таким историям? Одна из них пожала плечами вновь. Она никогда не была хороша ни в готовке, ни в ремонте, ни в эликсирах. Единственное, с чем Чтец умела работать?— это слова. Хотя былые спутники и говорили, что сказки у нее неуместные, странные и кончаются где попало. Только Фэй и Ти`зо были ими совершенно очарованы. Менестрель смотрел с одобрением, но слегка снисходительно. Той ночью Альмер думал о бродяге, синей гарпии и настоящем финале истории так сосредоточенно, что совсем позабыл про боль. Он уснул под утро совершенно измученным, но почти счастливым.—?Интересная интерпретация, Тень,?— признал Оралек, когда она вышла к нему на помощь?— откапывать угодившее в трещину колесо.—?Подслушивал?—?Я знаю, что это был рассказ о мальчишке, которого Вольфред в свое время нашел мне на замену,?— сказал Оралек; по своей природе он был чертовски прямолинеен, но ее вопросы отчего-то огибал, как ящерица камни. Чтец посмотрела вниз и врезала металлическое рыльце лопаты в щербатую почву.—?Все было не так, как ты считаешь.—?Но и не так, как ты рассказала. Сейчас они ждут первенца, и об их любви трещит весь Саариан. Чтец поёжилась и с силой наступила на лопатные рёбра. Чёртов Оралек. Настоящий Демон-Медик?— привыкший с силой потрошить рану, чтобы гниль и зараза рано или поздно вышли. Делать больно, чтобы потом зажило.—?Мои сказки. Кого пожелаю сделать антагонистом?— того и сделаю,?— она было отмахнулась от схватившей лопату руки Оралека, но тот, несмотря на свое короткое возвращение на поверхность, всё ещё был нечеловечески силён?— древко выскользнуло у неё из рук легко, как рыба. —?Ты бы в моих историях точно был бы злодеем.—?А ты? —?спросил Оралек. И копнул глубоко?— до червей и невзошедших корешков. Отбросил уродливый ошмёток земли в сторону. Потом повторил. С усилием рванул наосьник. Фургон качнулся. Колесо вышло из трещины тяжело?— со страдальческим скрипом, проворачиваясь в грязи и теряя опилки… Но зато теперь оно готово продолжать путь.—?Спасибо. Пойдём,?— сказала Чтец, обогнув вопрос Оралека, как ящерица камень. Хотя ответ бы ему понравился. Глубоко в душе она приписывала себя к злодеям. Да вот хотя бы потому, что в сказках словом оскверняла чью-то неземную любовь, о которой теперь трещит весь Саарианский Союз. И еще потому, что была бы сладко, приторно счастлива, если бы её история вдруг оказалась правдой. И все сложилось бы иначе… Так, как не смогли бы предсказать даже Книжники.… Книжники наблюдали…… А потом у них закончилась, редкая в этих краях, бумага. И все плоские камни, собранные ранее, они исписали. Конечно, можно было бы позаимствовать любую достаточно острую спицу из гармошки фургонных крыльев и вырезать ею прямо на стенах, но…—?Фэй расстроится, если мы тронем фургон,?— заметил Хедвин. И Чтец кивнула. Всё так. Если дорога выдавалась особенно тяжкой, во время стоянок Фэй оплакивала каждую новую царапину на теле ?младшего братика?. Так что они решили не трогать. Их оставалось все меньше, а потому душевное равновесие любого из спутников теперь ценилось втридорога.—?Придется закончить на сегодня, друг мой.—?Нет, не придется,?— упрямо возразила Чтец. Потом пододвинулась ближе, закатала рукав одеяния до самого локтя и наставительно протянула Хедвину руку так, словно подсовывала доску для счётов.—?Пиши.—?Вот здесь? То есть… на тебе?—?Напиши букву Хэтт. Хедин замялся.—?Вспоминай. С неё начинается твоё имя. Он не забыл. Просто представил, как здорово ляжет его имя на нежно-голубую, едва видимую веточку её вен.—?Перо острое. Я возьму кисть. Чтец пожала плечами, его забота была теплой и естественной, как отблеск свечи на коже. Хедвин взял кисть, вывел букву Хэтт. Написал свое имя. Потом имя Ха`уба, а ещё храбрость, хороба, холить, хайвар, хроника… В контрасте со сдержанным характером, почерк у него был хвостливый и размашистый?— вскоре нетронутой чернилами кожи на руках совсем не осталось. Чтец улыбнулась и осиротело сложила их на коленях: всё это время Хедвин придерживал её ладонь, как в танце.—?Наверное… всё? —?осторожно спросил старательный писарь. —?Я могу нагреть воды и развести мыло. Ну, чтобы… —?и он несколько раз потёр собственные руки, будто стирая с них несуществующие храбрость и хоробу. Чтец наставительно мотнула головой:—?Есть и другие места. И повернулась к нему спиной. Отстегнула плащ, а затем слегка приспустила с плеч одежду, придерживая ткань на груди. Чтец взглянула на притихшего Хедвина через плечо. Её короткие волосы соскользнули на лопатки, и Хедвину даже почудилось, что он видит, как они оставляют порезы. Кончики её волос почему-то напомнили ему множество бронзовых крючков, которыми вышнекрылые украшают свои пики.—?Давай,?— поторопила Чтец. —?Только медленно: тогда по движению кисти я пойму, делаешь ли ты ошибку или нет.—?Какая буква на этот раз? —?смиренно макнул кисть в чернила Хедвин.—?Оура.—?Твоё имя начинается с этой буквы. Её имя и ещё много слов: освобождение, ошибки, обман, обещание, она… Если бы его сердце не было отдано в крылья другой, он бы никогда ее не обманул. Он и теперь её ни за что не обманет. Они выберутся отсюда… когда-нибудь. А завтра утром он принесет ей чай. И она потянется за чаркой, и тогда кто-нибудь достаточно зоркий увидит, что все руки у неё в ?Хедвине?. Чтец следила за кистью, странные, слегка щекочущие ощущения сейчас были её зрением. Хедвин без ошибок вывел от плеча к плечу слово ?обман?, чуть-чуть споткнувшись о нежно выступающий позвонок. А потом он подумал, что там, в Содружестве очень много рук… Очень много рук, которые могут нести чай. Или крыльев… В крыльях тоже вполне можно унести чашку: он видел, как ловко обходилась Памита со своей бутылью. Хедвин выронил кисть. От мыслей этих ему стало так больно, что свело пальцы. И тут же захотелось доказать, что и у него есть руки. Что он тоже может их применить! Взяться за ткань, с силой потянуть вниз, смазывая буквы. На ощупь проверить, повторяют ли родинки на спине Чтеца рисунок созвездия Книжников. А утром он принесёт ей чай.<Почему ты не пришла… Ты жива. Памита сказала, что ты жива. Прошли годы, и кто угодно уже мог бы… Но почему ты не пришла? Тогда?— не пришла?>—?Хедвин? —?Чтец испуганно обернула голову: его мысли прокатились по спине горячим, расплавленный оловом. Хедвин держал ткань её накидки в кулаке и смотрел вниз. Чтец обернулась к нему теперь не только лицом, но и полностью. И от этого накидка натянулась сильнее и сползла вниз по спине и исписанному плечу. Но даже это не вывело его из состояния внутреннего оцепенения. Зато через миг он невольно вздрогнул от громкого голоса:—?КОЛЬЦА ПОДВОДНОГО КОРОЛЯ!!! —?Сэр Гилман, доблестно решивший полуночничать, вылупил на них свой огромный, блестящий глаз. —?ЭТОТ РЫЦАРЬ ВОЗЫМЕЛ ДЕРЗОСТЬ УВИДЕТЬ ТО, ЧТО ЕМУ НЕ СЛЕДОВАЛО! ЭТОТ РЫЦАРЬ ПРОСИТ ВАС НЕ ОБРАЩАТЬ НА НЕГО ВНИМАНИЕ И ВСКОРЕ ПОРАДОВАТЬ НАС МНОГОЧИСЛЕННЫМ БЛАГОСЛОВЕННЫМ ПОТОМСТВОМ! А ТЕПЕРЬ ПОЗВОЛЬТЕ ЕМУ СТЫДЛИВО ОТКЛАНЯТЬСЯ И ПОНЕСТИ НАКАЗАНИЕ, НАПОРОВШИСЬ НЕСНОСНЫМ ГЛАЗОМ НА КАКОЙ-НИБУДЬ ШТЫРЬ! И он понёсся искать подходящий штырь с таким рвением, что Чтец?— красно-белая, как бес в снегу,?— бросилась за ним, позабыв одернуть накидку и подцепить с пола плащ:—?Гилман! Ох, Книжники! Стой! Хедвин поднялся. Улыбчиво успокоил разбуженных спутников. Поднял кисть. Крепко закупорил чернила. И аккуратно сложил белый плащ Чтеца. На спине у него был рисунок созвездия Книжников.… На следующий день они в пух и прах проиграли Судьбоносным. Фэй прохихикала весь Обряд, Ти`зо слишком часто оборачивался плакальщиком?— терял голову и собранность. А Хедвин… Хедвин откликался на зов Чтеца как-то неуверенно и поздно, будто она тянулась к нему издалека?— через моря, ледники и бессмертную бурю. Впрочем, уступить старине Дальберту и его щенкам было явно приятнее, чем кому-либо еще. Но то стало их первым и?— как потом выяснится?— единственным поражением. А оттого упадническое настроение Хедвина большинством было воспринято, как простое разочарование проигравшего. Но Чтец?— чувствовала. И не сводила с него глаз. Он тенью мыкался по фургону, дважды перепроверил, все ли ездовые бесы на месте, вусмерть сжёг пойманную Ти`зо саламандру, даже разок приложился к самогону Памиты, который она оставила Чтецу после освобождения. А потом принялся за страшное?— взбил в плашке пену из яйца и мыла, взял ножичек для дерева и намылился прочь из фургона?— бриться.—?Даже не думай,?— сказала ему Чтец. Она проследовала за ним до самого источника. Впрочем, источником, эту плаксивую струйку, сочащуюся между камней, можно было назвать только с большой натяжкой.—?А, это ты… друг мой,?— улыбнулся ей Хедвин. И улыбка его была такая же, как этот источник. Чтец со вздохом мотнула головой:—?Даже не думай в таком состоянии подносить эту штуку к горлу. Ты извёлся, выпил и вообще попадаешь в опасные для здоровья ситуации чаще, чем кто-либо в отряде.—?Я? —?моргнул Хедвин.—?Напомнить, как тебя одолело море? Или как тяжело ты переносил болезнь удаления? А помнишь, однажды мы ловили сбежавших бесов, и один здорово тебя тяпнул? А тот инцидент с хищно-грибом?—?Достаточно. Я понял,?— а вот теперь Хедвин улыбнулся по-настоящему. И даже не стал возражать, когда она сказала ?давай сюда? и отняла у него произвольную бритву.—?Держи. Свети. Чтец всучила ему фонарь, что стоял у его ног. И, слегка щурясь от света, превратила подбородок Хедвина в мыльный айсберг. Хедвин устало и доверчиво прикрыл глаза.—?Змейный самогон и острые предметы вообще мало совместимы,?— говорила в приятной, желтоватой, пахнущей яичным мылом темноте Чтец. —?Ты бы оттяпал себе пол уха. И это в лучшем случае.—?М,?— коротко отозвался Хедвин, не желая ни шевелить губами, ни шевелиться вцелом?— он чувствовал, как лезвие осторожно проходится по его щеке и медленно скатывается вниз под подбородок.—?Для начала нужно было хотя бы потренироваться с Памитой. Или со мной.—?М,?— отозвался Хедвин и чуть-чуть улыбнулся. Чтец обладала удивительным свойством промокашки?— впитывала ауру своего собеседника и вскоре как будто бы становилась немножечко им. Она научилась торговаться, как Руки, танцевать, как Фэй, пить, как Памита, и курить трубку, как Сандал. С Хедвином и готовкой эта система почему-то не работала.Какое-то время Чтец орудовала бритвой молча. Тихонько полз по камню источник. Очумело цвели какие-то бархатные, алые цветы и пахли мокрыми воробьями. Ночь была тихой; только доносился издалека смех Фэй, смешанный с плачем лютни, да изредка бился рогами о стеклышки фонаря какой-нибудь глупый, залетный жук.—?Я сожалею,?— негромко сказал Хедвин, не открывая глаза. Чтец прервала бритьё и замерла, чтобы не поранить его заходивший ходуном подбородок: Хедвин продолжал говорить:—?Нет, не так… Я прошу у тебя прощения, друг мой.—?За то, что плохо играл?—?За то, что я… Он открыл глаза.—?За мои мысли и мое состояние. Я и остальные… мы давно это заметили. Наша боль влияет на тебя. Это по глазам видно. Хедвин смотрел. По бритве лениво сползала белая пена.—?Возможно, это проклятье всех Чтецов. Но я думаю, что ты… Что ты просто такой человек. Хилый источник толкался, пробивался, стучал о камень. Бился рогатой головой о стекло упёртый жук.—?И ты… Ты не должна… нести груз наших собственных проблем. Хедвин смотрел, но перестал её видеть. Она подперла пальцами его подбородок и запрокинула голову, чтобы легче было вести бритвой по шее. Навстречу взору Хедвина распахнулось небо, полное звезд?— одна из них укажет им путь.—?Я принимаю твои извинения,?— сказала Чтец. —?И хочу, чтобы отныне тебя одолевали мысли только о том, как обойти соперника и достичь просветления. Она бы могла наполнить его мысли собой. Тройкой слов расколоть камень, пробкой стоящий в горле, и превратить струйку звонкого источника в поток такой мощи, что содрогнутся даже титановы кости. Она могла бы вмешаться, она могла бы его утешить, она знала, что Хедвин примет её, особенно, если надавить на больное. А еще она знала, что тогда он себя никогда не простит. Даже если его возлюбленная никогда его не ждала и уже нашла себе кого-то из своего мира. Он никогда себя не простит. Поэтому здесь?— в затхлом Нижнекрае?— она могла предложить ему одну лишь отдушину.—?Играй, Хедвин. Забрасывай сферу в Костёр. Это единственное утешение, которое я могу вам дать.…—?Я…<Я так счастлив>—?Но как я смогу оставить вас? Звездно-белое одеяние?— ослепительное и чистое, как Обещание.<Зачем ты это делаешь, друг мой? Зачем ты это делаешь?..> Тело его вдруг делается легким, а сердце?— тяжелым. Он никогда себя не простит.… Он отказался от благ Содружества так легко, как сам от себя не ожидал. Верно, для того, кто в Нижнекрае готов был все солы мира отдать за щепотку соли, все эти ?призы за очищение? становятся не важнее мозоли между пальцами. Хедвин пришёл в Спиральное Святилище в установленный Вольфредом час. Сначала его повязали?— он не удивился: колыбель революции неплохо охраняли. Его повязали, а потом завели внутрь?— и от увиденного там, он едва ни лишился чувств. Святилище гудело, как улей.—?А я говорю, что знаю парнишку, который может отсыпать нам звездной пыли за один присест столько?— что хоть в куличики играй! —?затирал Руки паре служителей в странных одеждах и неистово крутил ус. —?Все, что мне нужно?— это спонсирование операции. И, пожалуй, водонепроницаемые мешки.—?Нет-нет, этот рыцарь дает слово, что если выстроить бойцов вдоль этих улиц… —?тыкал кончиком хвоста в разложенную перед ним карту Сэр Гилман.—?Но ведь этого не потребуется, правда? —?мирно нашёптывала над ним Фэй, и волосы её были тщательно расчесаны. —?Книжники защитят. Конечно, они защитят…—?Реакция Содружества не единственная угроза,?— заметила Джодариэль, и Хедвин едва узнал её голос. —?Не стоит забывать о…—?Ах да, мои кровожадные сёстры, которые только и ждут, когда мерзкое Содружество даст слабину! —?Памита дёрнула крыльями, и этим отпугнула от себя стоявших рядом служителей: даже объединенные делом, не терпящим предрасудков, революционеры все ещё поглядывали на неё с сомнением. Впрочем, ей и не привыкать. Хедвин громко кашлянул и приветливо качнул связанными руками. И через мгновение звенящей тишины?— началось… … А когда все счастливые перекрики и объятия остались позади, к нему вышел человек на птичьей ноге. То есть, вместо левой ноги у него был оловянно-деревянный протез в виде толстой птичьей лапы. В длинных, землистого цвета волосах путались веревочки с белыми перьями, а к плетенному ремню крепились тубусы для свитков.Человек остановился. Оценивающе посмотрел на Хедвина. Затем сделал еще пару одновременно деловитых и вольных шагов к нему навстречу, немного припадая на скребучий протез.—?Мое имя Яр Верба-лист. Я ваш Чтец.—?Нет,?— сказал Хедвин.—?Что?—?Ничего. Продолжай.—?Я Чтец, и мои главные обязанности здесь?— вести План к исполнению, защищать Знания, оглашать решения Учителя Сандала и исправно рапортовать о нашем положении. Яр говорил, обводя пальцами круглые крышки тубусов, будто там у него хранилась не бумага, а семейство карликовых гадюк.—?Мы?— первые агенты Сандала и его былые ученики. Этот старик?— грамотей Уоллес, он заведует ресурсами и заключает бесследные торговые сделки. Старик Уоллес кивнул под капюшоном, Руки бесстыдно фыркнул?— видно, грамотей был действительно хорош.—?А та малютка, что тебя поймала и привела сюда?— Мэйбл Сиротка, капитан разведки и бессменный автор наших шифров. Хедвин пожал руки всем трём Чтецам. Верба-лист кивнул коллегам, отпуская тех на выполнение обязанностей, но сам задержался. И посмотрел на новоосвобожденного с высоты своего роста и образования?— как цапля на выпь. Из него бы получилась отличная гарпия, подумал Хедвин, совсем не пряча мысли?— пусть читает, если умеет.—?Учитель дал невитиеватые указания насчет иерархии. Если ты последний избранный?— тебе нас и вести.—?Мой Обряд Освобождения не был последним,?— твёрдо сказал Хедвин.—?Значит, у Вольфреда еще есть возможность… —?с надеждой протянул Яр. —?Прекрасно. Его мудрость и способности гарантируют нам победу. Я всецело уверен, что никто не справится с нашей финальной миссией лучше, чем чтец.—?Чтец справится,?— отозвался Хедвин эхом?— далёким, как Нижнекрай.… Яр Верба-лист ввёл Хедвина в текущий курс дел, обучил актуальному до следующей Встречи шифру и выдал список первостепенных задач, попутно поразившись, что Хедвин вообще умеет читать.—?Ну конечно,?— щелкнул пальцами Яр,?— вы долго путешествовали вместе. Это он тебя научил?—?Нет,?— отрезал уже-не-Дезертир; весь вечер он боролся с противоречивыми чувствами, что-то жгучее сочилось сквозь его любезность, как нижнекрайский источник между камнями. —?Мы можем выйти на воздух? …Он вышел за Яром, глядя в землю?— на его сбивающие с толку следы. Если бы Верба-лист прогулялся по Границе Крови, следы эти наверняка свели бы с ума и людей, и гарпий.—?У гарпий человеческие ступни. —?сказал Яр.—?Мне это известно,?— сказал Хедвин.—?Прекрасно,?— сказал Яр и остановился. —?А теперь ударь меня.—?Чт…—?Мы же за этим сюда пришли? —?спросил Яр голосом, которым обычно интересуются у торговца, не переспела ли его черника. —?Твою озлобу почувствовала бы даже Сиротка с другого конца материка.—?Я не злюсь. Я хочу…—?Нанести мне физический урон. Может быть, даже увечье. В целях воздаяния. И ради своего душевного равновесия. Я понимаю. Хедвин посмотрел в его острое лицо по-новому. И еще раз поймал себя на мысли, что Чтецы совсем как вышнекрылые?— далекий, глубоко непостижимый народ.—?Мне известна причина твоего отвращения ко мне,?— сказал Яр, белые перья в его волосах едва слышно шелестели, потираясь друг о друга бородками. —?Я знаком с твоими спутниками, и читал тебя весь вечер. Ты человек благих намерений. И ты служил на Границе Крови?— ты умеешь бить. Он не спеша обернулся к Хедвину на своем протезе:—?Бей. У нас должна быть одна цель и одно желание?— осуществить План. Эмоциональное состояние лидера может стать помехой. Поэтому бей, Хедвин. Хедвин смотрел на Яра и пытался прикинуть, насколько тот его старше. В его словах он слышал сейчас и Вольфреда, и Чтеца, и от этого рука только крепче сжималась в кулак.—?Хочу заметить, что всё сложилось лучшим образом,?— захотел заметить Верба-лист и заметил. —?Я не могу изменить прошлое. Но даже, если бы мог, то не поступил бы иначе. Я бы всё равно её… Договорить Яр не смог: боль залила язык, горячо закапала и забарабанила по круглым тубусам.—?За твоё предательство,?— сказал Хедвин и, не сдержавшись, ударил вновь. —?И за разбитое сердце моего Чтеца.…—?Матушкин хвост, дружище! Что с твоими руками? По пути в город Зеленохвост вышагивал рядом на своих четырех и снизу без особых усилий разглядел сдёрнутую кожу на костяшках.—?Хедвин сегодня вечером поколотил калеку,?— пояснила Джодариэль, видно, наблюдавшая эту бесславную сцену. —?Надеюсь, тебе полегчало?—?Нет. Да?.. Не могу сказать наверняка,?— отозвался Хедвин, все еще находясь в глубокой задумчивости после того случая.—?Калеку? Нашего одноногого калеку-выскочку?! Руки изумленно растопырил лапы и едва не развалился прямо на дороге. Хедвин кивнул:—?Чтец угодила в изгнание?— из-за него.—?Чего?! Хедвин смотрел вниз:—?И теперь?— если Ночекрылые проиграют?— она может навсегда там остаться.—?Нет, ну я убью его,?— вслух решил Руки, развернулся и яростно почапал в обратную сторону?— только когти по земле застучали. Пусть он и был уже на свободе к тому моменту, когда Чтец решила рассказать им свою историю изгнания, и совсем не знал подробностей?— верное собачье сердце уже горело неистовым огнём. Джодариэль пришлось со вздохом поймать его за воротник и чуть ли не до города нести в руке, словно мохнатый, брыкающийся мешок.—?Пусти, Джоди! Я его до костей покусаю! Сгрызу его деревянную ногу, как термит! Как термитеще! Хедвин покосился на него с улыбкой, которая в следующий же миг исчезла с его лица. Потому что Джоди спросила:—?Ты отыскал свою Фикани?—?Нет. То есть, пока нет. Но, думаю, когда она услышит о восстании… Джодариэль шла, невозмутимо несла Руки и смотрела вперёд.< ?За разбитое сердце Чтеца?, да? Если кто и должен был понести за это наказание, то только… >—?Что? —?вскинул голову Хедвин.—?Я ничего не говорила. Он посмотрел на неё с сомнением. Потом перевёл взгляд на огни близкого города.Содружество выжидало. …А после их победы?— когда Яр Верба-лист стал одним из главных Советников и Лекторов Союза, он рассказал Хедвину Верховому, что Джодариэль тоже хорошенько ему врезала в первый же день их знакомства. И по сравнению с её ударом, гнев Хедвина был, как детская игра в кулачки.… Когда улицы превратились в живую реку из людей, смоляков и собачьего лая, когда ясно стало, что Содружеству пришел конец, крылатая тень накрыла главную площадь.И к Хедвину?— лидеру революции?— на глазах у обмершей публики спустилась гарпия. И утонула в его объятиях. Перья её были синие, как чужая печаль.…—?Расскажи, каков он из себя. Я слышала, что перья у него из чистого золота!—?Будь так, он не летал, а влачил бы свои тяжеленные крылья за собой, точно мешки, дорогуша,?— Памита почти умилялась. Фикани взволнованно порхала вокруг неё?— легкая, нежная, в нарядной саарианской тунике и с крыльями, никогда не знавшими гильотин Содружества. Памита завидовала ей в той же степени, что и сочувствовала: она могла летать на головокружительной высоте, но уже давно не была свободной: для людей юного Союза Фикани стала воплощением благовоспитанности всех горных гарпий, за ней наблюдали и по ней судили. Фикани скучала по своим сестрам, и потому любой визит старой знакомицы Тейн превращала в маленький праздник.—?Ах, Памита! Ради Святой, расскажи! Расскажи же о нём!—?Ну,?— усмехнулась Памита, ловко управляясь с винным бокалом из доминианского стекла. —?Я знаю одного пса, который в несколько раз веселее и симпатичнее Принца.—?Но у вас будут дети! У вас же всё равно будут дети, да? Он ведь за этим тебя разыскал? Сердце у Фикани колотилось: любая гарпия знает?— прояви себя на поле боя, будь лучшей из лучших и, может быть, тогда Принц тебя заметит. Если Святая тебе улыбнется, ты даже сможешь стать продолжательницей славного пернатого рода. И тогда молись подарить миру еще одного Принца, молись истово.—?Да,?— улыбнулась Памита; в своих странствиях она успела околесить весь материк и, кажется, устала от своей свободы. —?У меня будут дети.—?Поэтому ты сегодня совсем не пьёшь! —?спохватилась Фикани, прижав перья к лицу.—?И уже жалею о своём решении! —?засмеялась Памита. А потом скрепя сердце отодвинула бокал, поймав в него золотистый блик:—?Принц принял мое освобождение из Нижнекрая за благословение Триесты. Как он сам сказал: найти и одарить избранницу Святой было его долгом. Но куда больше его интересуешь ты, Фикани, крылатая правительница Саарианского Союза. Синяя Гарпия присела. Памита продолжала смешливо покачивать босой ступнёй:—?Если бы Принц не боялся кары самого мягкосердечного мальчика в мире, и желал бы развязать новую войну?— он бы тебя нашёл.—?Не нужно меня искать… —?тихо сказала Фикани.—?Я ему так и сказала. Поверь мне, дорогуша, внимание Принца ничто, по сравнению с…—?Не нужно меня искать. Если ты знаешь место его пребывания, я сама его отыщу. Пусть я живу среди людей, но у меня все ещё есть крылья. Уколотая коротким шоком, Памита молча посмотрела на неё. И больше не видела ни нарядной накидки, ни умилительных ямочек в уголках её всегда нежноулыбчивых губ. Перед Памитой было лицо былой разведчицы?— привыкшей яростно штурмовать, мастерски уворачиваться и добиваться целей любой ценой. Лицо с цепким, но слегка отстраненным взглядом. Лицо с миниатюрной отметиной под глазом?— знаком скорби и гордости. Чистейшая слеза Вышнекрылых, пример всего подразделения.<Ты, кажется, презираешь меня, сестра? ><Моя единственная кровная сестра осталась в Нижнекрае. Не нужно, дорогуша><Я не заслуживаю такого взгляда, Памита. У тебя будет крылатый ребенок. Как ты можешь меня не понимать?! ><Твой супруг…><Прекрасный! Прекрасный! Добрый, горячо любящий человек. Человек! Я хочу, чтобы мой отпрыск летал со мной! Я хочу, чтобы хоть кто-то близкий разделил со мной весь восторг высоты и полета. Я не желаю быть просто женой Верхового с гладкоруким наследником. Я хочу оставаться собой, хочу почувствовать истинное счастье гарпии. То, чего Хедвин не способен мне дать! > Тихо звякнула посуда. Хедвин осторожно поставил поднос с яствами для гостьи на комод у самой двери. Он сам наскоро состряпал всё это (слуг они не держали) и вернулся в гостевую, чтобы в тот же миг руки его ослабли прямо на входе.—?Хедвин, любимый,?— голос Фикани не дрогнул ни на нотку; блестящая разведчица. —?Мы с Памитой говорили…—?Я знаю,?— сказал Хедвин. —?Я умею читать.… И даже когда они остались наедине, Хедвин продолжал молчать. Фикани металась вокруг него пойманной птицей. Птицей, обезумевшей от страха, что ей подрежут крылья. И потому в свою защиту она говорила всё. Всё, всё?— лишь бы не чувствовать себя так гадко. Откуда эта гадливость, что она такого сделала? Что она такого сделала, что он ТАК молчит!—?Ты ведь должен понять, Хедвин. Каково, по-твоему, быть с мужчиной, который убивается о другой?—?Я убиваюсь о том, что не сдержал своего слова. Я обещал, что она будет свободна.—?А я?— свободна?! В ту ночь, когда пало Содружество, клетка открылась передо мной, и я добровольно вошла в неё. Я легла на этот жертвенный алтарь ради тебя и ради своего народа!<Легла… на жертвенный алтарь…>?— мысленно повторил за ней Хедвин, невольно вспоминая их первую ночь.—?Гарпии не заключают браков, но я согласилась окольцевать себя вашими обрядами!<Обрядами…>?— он вспомнил, сколько их было на пути к свободе, на пути к ней. Как он сам сотню раз кольцевал себя аурой. И горел в её пламени. Ради неё.<Ты даже не сказал, что умеешь вещать! >?— вторглась в его мысли Фикани. И Хедвин ответил вслух:—?Мне нравится слышать твой голос.—?Тогда услышь меня! Я хочу крылатое дитя. Или ты решишь обрезать эти крылья?.. Чем ты тогда будешь лучше тех, против кого выступал? Хедвин посмотрел на неё очень устало. Фикани опустила крылья и прошептала:—?Я люблю тебя, и буду любить сильнее, если ты позволишь мне сделать этот выбор.—?Ты свободна делать, что пожелаешь. Сказал Хедвин. И поднялся. И пошёл прочь из комнаты?— такой нерушимый, тысячу раз благородный и почти святой.—?Той ночью,?— сказала Фикани ему вслед. —?Хочешь знать, что произошло с твоим отрядом? Почему я не пришла?… Река не принимала его. На третьей попытке он почти захлебнулся?— и потом долго лежал на пригородном берегу, тяжело и больно глотая воздух. Река его не принимала. Но можно было с плеском окунуть голову в холодную воду и кричать. Беззвучно. Во всю силу своих лёгких.… Рыжая бумажная фигурка опускает руки в воду и безуспешно тянется к глубине.И даже не знает, что где-то там другая фигурка протягивает ладонь к небесам, словно пытаясь коснуться несуществующей звезды. Белая фигурка с чернильными разводами на руках. Когда-то там было написано ?Хедвин?.