Поездка (1/2)
- Объясни мне одну вещь. Почему мы едем в поход? - Потому что если ты потеряешь Лиз по дороге, я тебе не прощу. - То есть если я потеряю тебя, все будет нормально? - Ты всегда так делаешь.Лиз посмеивается, собирая вещи в соседней комнате в цветастый рюкзачок. Уж она-то знает, братья спорят для проформы. Рэн бы все равно не двинулся пешим по этому маршруту — слишком уж крутой склон, а на машине всего три часа быстрой езды по окружному шоссе. В настоящий поход он пойдет попозже, в горы, как сейчас думает — один, но на самом-то деле с ней, с Лиз, просто не сможет отказать! А Лутц, слишком привыкший экономить время на передвижениях, все равно не откажется побыть хоть немного с ними — он ведьвсего на несколько дней и приехал. Поэтому пока старший не понимает, зачем с собой вообще что-то брать, а младший показательно вытряхивает перед ним огромный рюкзак, она, предусмотрительная и умная Лиз, собирает все необходимое. Пусть это не поход, а поездка, в любом случае она станет маленьким приключением, а как же в нем без самого необходимого?Девочка отходит от дивана, на котором разложены вещи, и еще раз мысленно проходится по всему уложенному. Сменная одежда, бутерброды, чай в термосе, большой футляр с фотоаппаратом.
Видимо, братья все же пришли к компромиссу, потому что Рэн заглядывает в комнату, чтобы поторопить Лиз, когда ей остается только решительно кивнуть головой и застегнуть рюкзак.
Они шумно усаживаются в машину — Рэн с Лиз на заднее сидение, каждый к своему окну, Лутц напоследок протирает стекла от дорожной пыли и по списку обещает тетушке приглядывать за детьми, быть осторожным, беречь себя, поздно не возвращаться и отдохнуть как следует.
Разговаривать не хочется — как только они выезжают за город, Лутц берет приличную скорость. Самое классное сейчас — высунуться в открытое окно, да так, чтобы ветер в ушах шумел оглушительно и резал глаза, не давая возможности толком разобрать пейзаж. Они иногда перекрикиваются, но это скорее от полноты чувств — все равно слов не разобрать.
Лутц тоже по-своему счастлив — он так привык, что в лобовое видно только капот другой машины, что пустое утреннее шоссе кажется ему почти бесконечным, и по нему можно гнать, гнать, чувствуя, как под ладонями вибрирует руль. Для порядка парень прикрикивает на младших, чтобы сильно не вываливались в окна, получает в ответ восхищенный визг Лиз и с практически чистой совестью возвращается к дорожной бесконечности — что мог, он сделал.
Через некоторое время скорость приходится сбавить — шоссе постепенно начинает подниматься спиралью вокруг горы. Пустые холмы за окнами обрастают подступающим к самой дороге хвойным лесом вперемешку с березами, и несмотря на утро салон погружается в полумрак. Это тоже здорово — чувствуется какая-то таинственность старого темного леса, в который они пока не вторглись, но уже гуляют по краю. Лиз подбирает ноги под себя и устраивает щеку на ладонях — даже прижавшись к дверце с открытым окном, она не видит верхушек деревьев, и от этого чудится, будто они сплетаются где-то над машиной, образуя живой тоннель. Зеленая стена не наскучивает, сколько ни вглядывайся, и все по прежнему молчат, не отрывая от нее взгляда.Наконец начинают мелькать верхушки сосен, а сквозь них — розово-золотой свет восходящего солнца. Подъем кончается практически у вершины, где находится самая высокая смотровая площадка. Правда, до нее еще нужно немного пройти вверх, но после долгой поездки как никогда хочется размяться и прогуляться по лесу, чтобы поближе с ним познакомиться.
То и дело надо сойти с тропинки — поднять шишку или веточку, постучать костяшками пальцев по коре, заглянуть в полое, поваленное дерево, обнюхать выросшую на старом пне гроздку грибов. Рэн и Лиз сражаются на палках за спиной у Лутца, а тот — невиданное дело! — беззаботно остается глух и слеп к происходящему.
Рэн отплевывается от залепившей ему лицо паутины, когда они приходят на место, поэтому позже всех замечает открывшуюся внезапно красоту.
В первое мгновение кажется, что отсюда видно весь мир. Во второе убеждаешься — это действительно так. На сколько хватает глаз — впереди лес, лес и горы. Если вглядеться повнимательнее — то и серебристая лента речки, бликующая на солнце. Подлететь к ограждению не получается, только медленно, медленно, шаг за шагом подойти, выделяя на каждый по два-три выдоха. Зеленое море постепенно заполняет пространство, и когда пальцы наконец чувствуют острую ржавчину перил, не оставляет ничего, кроме себя.Дышать здесь сложно и легко как никогда. Каждый вдох кружит голову, и ты рискуешь свалиться вниз, превратившись в чистый кислород и просочившись сквозь перила. И это — здорово.?Наверное, - думает Рэн, - моряки чувствуют что-то похожее, когда стоят на носу корабля, а впереди — только море, сливающееся с горизонтом. То есть все и ничего?.Рядом Лиз завороженно смотрит вниз, и парень тоже опускает взгляд. Прямо у него из под ног земля обрывается в бездну, можно даже протолкнуть ногу за ограждение и кончиками пальцев за подошвой тонких кед почувствовать пустоту.
Лутц стоит чуть от них в стороне, и вспоминает о нем Рэн только потому, что глаз выхватывает непривычную, слишком удивительную позу. Локти сложены на перилах, чуть согнутая нога подпирает перекладину, голова склонена к плечу, а спина расслаблена. Парень удивленно моргает, разглядывая старшего брата, силится вспомнить, когда последний раз видел его таким. Лутц всегда собран, и даже дома в кресле сидит напряженно, словно в любой момент готов выпрямиться, устранив из позы слабые черты домашнести, сложить пальцы в замок под подбородком и тут же принять делегатов другой страны или галактики — одинаково серьезно и равнодушно. Ему стоит иногда бывать и вот таким — мягким, текучим, расслабленным. И Рэн, как бы сложно это ни было, старается его тормошить. По возможности. Поэтому с Лутцем, который по отработанной привычке не желает терять лицо, они вечно препираются, но в целом живут весело — все-таки старший брат он намного дольше, чем работник компании.
Надышавшаяся разряженным воздухом до спиралек в глазах Лиз немного ошалело предлагает сходить в храм неподалеку. Лутц плавно — засмотреться можно — перетекает в прямую позу и, не отрывая взгляда от гор на горизонте, согласно кивает.
Старые ступеньки из разбитого светлого камня весело мелькают перед глазами, но заметить их получается не сразу — так сложно прогнать образ вида, открывавшегося со смотровой площадки.
Стоит им забраться чуть повыше, становится совсем тихо. Потерявшись в деревьях, перестает свистеть гулявший на высоте ветер, даже легкий топот подошв по камням тонет в тягучей, но такой легкой тишине.Здесь тоже обретается таинственность, но она не та, которая была по дороге. Эта — светлая, теплая и доброжелательная. Она не нависает, окружая со всех сторон, а плавает в воздухе, заставляя дышать собой, становиться ее частью.
До храма, завороженные, так же добираются в негласном молчании. Он небольшой, старый. Глядит подслеповатыми узкими окнами, приветствует поскрипыванием дощатых ступенек. Сюда можно прийти помолиться, посмотреть на древнюю постройку и просто побыть в тишине. Сложно сказать, что больше привлекает редких гостей.
Лиз гладит рассохшиеся деревянные перила на крыльце, чувствует, как из-за двери тянет запахом пыли и спускается в сад, оставить около небольшого алтаря пару яблок. Она даже не знает, какому именно богу храм построен, и от этого немного стыдно. Девочка обещает себе обязательно это выяснить, когда они вернутся домой. Рядом Рэн задумчиво глядит в колодец.
Лутц наоборот задирает голову и хмурится, ловя носом холодный, пахнущий дождем ветерок. Небо, такое чистое с утра, хмурится ему в ответ, затягивая узкий, видимый в кругу деревьев пятачок, темно-серым волокном.
Он думает, что надо бы поторопиться — и поторопить младших,— когда по лбу щелкает первая тяжелая капля.
Лиз с Рэном понимают ситуацию всего несколькими секундами позже и мгновенно оказываются рядом с ним.
Дождь накрывает их, стоит Лутцу мысленно отсчитать десятую ступеньку.
Отдельных капель разобрать уже невозможно — вода хлещет сплошным потоком, пригибая спины к земле. Они не успевают добраться даже до конца лестницы, когда мимо них по ступенькам с веселым, оглушительным шумом проносится бурный ручей, хлестая Лиз по голым щиколоткам.
От бьющего в лицо ветра дается не каждый вдох, и сложно понять — то ли голова кружится от недостатка кислорода, то ли ты падаешь, а под ногами давно уже нет опоры, то ли мир просто сошел с ума.
Каждое усиление дождя сопровождается вскриком неожиданности, и когда Лиз рядом, задыхаясь, звонко смеется: ?К счастью!?, Рэн думает, что счастьем будет выбраться отсюда живыми.