40 (1/1)

Комната, которую конунг выделил воспитаннику, раньше, при Юстине, служила канцелярией и была совсем крохотной. Большую её часть занимал стоявший напротив окнаи заваленный пыльными свитками жёлтого пергамента стеллаж. Наги как-то пытался разобрать, о чём было написано на этих старых листах, но знаний не хватило, он заскучал и бросил это занятие. Можно было, конечно, позвать Нилле, который родился в империи и зналграмоту, но мальчику очень не хотелось признавать своё поражение. Однако выбрасывать свитки он не стал, надеясь когда-нибудь удовлетворить своё любопытство.Из-за громоздкого стеллажа места в комнате оставалось только для маленькой кровати, которую поставили, вынеся стол писца. Сундук с вещами, подаренными Кроуфордом, пришлось ставить под кровать. И пусть здесь было так тесно, что можно было только спустить с кровати ноги, Наги не жаловался – его сверстники по обычаю жили в Омежьем Доме и даже мечтать не смели об отдельной каморке.Здесь был его дом, единственное место, где Наги чувствовал себя хозяином, и никто, ни Нилле, ни служанка, приходящая вынести горшок да забрать в стирку бельё, не мог помешать ему в этом.Именно сюда и прибежал Наги после очередной стычки с Фудзимией. Сжимая кулаки, он ворвался в комнату. С размаху упал на кровать и начал ожесточённо колотить подушку обеими руками.В ушах всё ещё звучал голос ублюдка-Фудзимии, сухой и насмешливый. Унижение было настолько сильным, что Наги трясло. Злые слёзы, которые ему до сих пор удавалось подавлять, хлынули градом, мигом промочив рубаху.Как бы он хотел быть немного старше и сильнее, чтобы вернийский недоносок при встрече робко отводил глаза и униженно кланялся! Ничего, он ещё вырастет на горе Фудзимии! Он ещё ему покажет!Наги всхлипнул, успокаиваясь.

Как всегда, в минуту душевного волнения он вспомнил дедушку. А вспомнив, слез с кровати, сел на пол перед стеллажоми начал аккуратно снимать с нижней полки свитки, стараясь при этом не поднимать тучу пыли.Наконец в руках у него оказалась маленькая коробочка. Наги любовно открыл её и вытряхнул на ладонь большой кусок Слезы Моря. Камень был медового цвета, с редкими вкраплениями перламутрово-жёлтого. В прозрачной глубине было видно веточку неведомого растения, непонятно как попавшего в толщу камня.Этот чудесный камень Наги нашёл, когда они с дедушкой бродили по берегу. Дед сам отполировал ту сторону, где лучше видно волшебное содержимое. Наги любил разглядывать своё сокровище, трогать щекой полированный бок и вспоминать то время, когда он ещё не был одинок.Чудесный камень снова ему помог. Глядя на его солнечный лик, Наги постепенно успокаивался. Он в последний раз шмыгнул носом, и утёр рукавом мокрые зарёванные щёки. Злость иссякла, остались пустота и чувство беспомощности.Юный омега сидел на кровати, баюкая в ладонях свою единственную по-настоящему ценную вещь, и не знал, что ему делать дальше. Будущее было неясным и полным тревоги.

Недавно ему исполнилось четырнадцать. В этом возрасте омег уже сватают, но у Наги до сих пор не было течек, и Кроуфорд относился к воспитаннику, как к ребёнку, не замечая, что он уже вырос.Пока конунг был одинок, Наги тешил себя мечтой, что он растит его для себя. Даже появление Фудзимии не разочаровало омегу, он продолжал надеяться, что Кроуфорд, наконец, заметит его и оценит по достоинству.Весть о возвращении конунга из похода застала омегу в кровати. Он чувствовал себя больным и разбитым, и Нилле не смог заставить воспитанника сходить на кухню и поэтому принёс ему завтрак наверх.

Первым побуждением Наги было кинуться вниз по лестнице, навстречу конунгу, но в окне он увидел ненавистного Фудзимию, и, скривившись от разочарования, залез обратно под одеяло.Впрочем, его выдержки хватило ненадолго.Наги спустился в трапезную, постоял у двери, сомневаясь, стоит ли заходить, и так и остался снаружи. Между неплотно закрытыми створками оставалась изрядная щель, куда омега сунул свой любопытный нос. Маленький бунт Фудзимии Наги воспринял с облегчением. Он был уверен, что уж теперь-то Кроуфорд избавится от глупого никчемного супруга.

Настроение сразу повысилось, особенно когда Наги увидел как Кроуфорд потащил непослушного мужа вверх по лестнице едва ли не за косу. Мурлыча под нос весёлую песенку, Наги вернулся к себе. Душа его пела, а тело было лёгким, как облако.Ничто не помешало ему спокойно уснуть на своей постели, в ожидании близкого счастья.Среди ночи он проснулся от того, что почувствовал во всём теле непривычный жар. Кожа горела, словно намазанная перцовой настойкой, глаза слезились, а во рту было сухо.

Наги протёр глаза и сел на постели. Между ног было мокро и склизко. Наги передёрнуло от отвращения. Рубашка от пояса и ниже вымокла.Он раздвинул ноги и сунул руку между ягодиц. Там премерзко хлюпнуло, и омега замер, словно громом поражённый. Это была течка! Наги вспомнил, как Ёссе рассказывал, что нередко течка начинается у живущих вместе омег одновременно, то ли запах так действует, то ли духи виноваты, но это обстоятельство общеизвестно и частенько служит поводом для насмешек.?Проклятый Фудзимия!? - Наги похолодел.Он ещё не знал, как реагировать на то, что он, наконец, стал взрослым.

С одной стороны, исчезло последнее препятствие между ним и обожаемым конунгом, с другой, если Кроуфорд в своём ослеплении не избавится от Фудзимии, не отошлёт ли он воспитанника от себя подальше?Наги схватился за голову и глухо застонал. А тело, между тем, жило своей жизнью. У него были свои, только что открытые, потребности, и не было ни одной живой души рядом, которая бы знала, что делать.В голове всё плыло. Плохо соображая, Наги встал, стащил с кровати мокрую простыню, мерзко липнувшую к телу, и бросил её на пол. Дверь притягивала его взгляд. Он шагнул к ней, открыл и выглянул в бывшую караулку, где раньше всегда дежурил часовой, охранявший документы. Теперь там, на узкой скамье, спал Нилле. Омега, ведомый пробудившимся инстинктом, прокрался мимо воспитателя, налёг на дверь и тихонько вышел в коридор.

Он чувствовал себя странно, словно во сне, когда видишь себя со стороны. Но во сне ему вряд ли приснился бы этот тягучий запах, манивший заглянуть за дверь дальше по коридору, дверь, которая вела в спальню Кроуфорда.Пол холодил босые ступни, но Наги не обращал на это внимания, как не замечал стекавших по бёдрам вязких пахучих капель. Он чувствовал жар и ломоту в теле и лёгкую, приятную поначалу, пульсацию внизу живота, тянуще отдававшуюся в основании члена.Голова же была до странности лёгкой, все ощущения сосредоточились исключительно в низу тела.За дверью Наги услышал голоса, но не понял, о чём они говорят. Запах соития заставил его затрепетать. Он нетерпеливо толкнул дверь, глаза различили в темноте две фигуры на кровати. Омегу словно потянуло туда, к этим двоим. Он устремился вперёд, но кто-то высокийи сильный ухватил его за плечо и почти выдернул обратно в коридор. Дверь тихонько закрылась.- Наги! Что ты здесь делаешь? Да у тебя же…. – хриплым со сна голосом протянул Нилле. – Творец Всеединый! Я успел!Сам не свой от страха, он тащил плохо соображавшего омегу за руку с такой силой, что Наги едва успевал перебирать ногами. Шаркая по деревянным, плохо оструганным доскам, мальчик занозил ногу и захромал, но воспитатель не обратил на это никакого внимания. Твердя под нос благодарственные молитвы за то, что проснулся вовремя и успел предотвратить падение омеги, Нилле втолкнул Наги обратно в комнату и запер дверь на задвижку.

Вода тихо плещется у колен, прохладно щекочет кожу. Ран щурится – река бликует, брызжа солнечными зайчиками в глаза. Омега хочет побыть здесь подольше, но в монастыре его вот-вот хватятся, и тогда наказания не избежать. Отец Стефан будет долго отчитывать его за неприличное легкомыслие, а потом заставит читать молитвы, и неизвестно, что хуже – стоять ночь кряду на коленях в часовне или выслушивать бесчисленные нотации. Но так приятно в жаркий день окунуться в чистую воду, а потом посидеть на берегу, слушая пение птиц и любуясь цветами белых лилий, качающимися на воде…Ран со вздохом поворачивает к берегу, и тут его беспечное настроение сменяется страхом – на берегу кто-то сидит. Ран бы мог выскочить из воды, схватить одежду в охапку и скрыться, но незнакомец уселся рядом с его одеждой и словно караулит купальщика. Это альфа, высокий, загорелый, черноволосый альфа, и он никуда не собирается уходить. А ещё омега замечает на голове альфы пару бараньих рогов. Позолота на них сверкает на солнце и слепит глаза, так что Ран невольно щурится и отводит взгляд.

На плечах незнакомца шкура тигра, посох, увитый цветами мака и увенчанный человеческим черепом, воткнут в землю. И Ран, хватая внезапно пересохшим ртом воздух, узнаёт альфу. Это сам Литуриан, бог плодородия, сын владыки неба и времени Рокса, Литуриан, умирающий осенью и возрождающийся каждую весну. Ран видел непристойные картинки с его изображением в библиотеке отца, в запретной книжке, и так был взволнован их видом, что чуть не умер от стыда. Хорошо, что отец так и не узнал про этот случай.Литуриан встаёт и шагает в воду. Небрежно сбрасывает наземь плащ из тигровой шкуры, покрывавший его спину, и остаётся совсем нагим, и Ран видит, что у альфы стоит – опасно и вызывающе. Омега не может оторвать взгляд от его члена – налитого тёмной кровью, перевитого венами, угрожающе большого. Он словно чувствует его напор между своих ягодиц, и от этого внизу живота рождается тянущее сладостное ощущение.

Река уже не кажется омеге безопасным и приятным местом. Ран пятится, цепляет ногой за корягу и падает навзничь. Он успевает только рассмотреть усмешку альфы – весёлую и яростную – и пронизывающий взгляд тёмно-янтарных глаз, и почувствовать его запах – тёмный, тягучий, вызывающий непреодолимое желание – и просыпается.Сон как рукой сняло, но запах никуда не исчез. Он обволакивал, лишал воли, заставлял пылать вожделением. Член у омеги давно уже стоял, а задница текла так, что Ран со стыдом понял, что постель под ним насквозь промокла.Но спящий рядом альфа не замечал ничего. Во сне Кроуфорд скинул с себя одеяло и лежал на спине голый по пояс, похрапывая. Фудзимия поглядел на мужа. Спутанные волосы и пробивающаяся на подбородке и щеках щетина делали его непохожим на Литуриана из сна, позолоченных рогов не было и в помине, но запах с лихвой перекрывал все эти недостатки. Ран с наслаждением втянул ноздрями воздух, и его мысли, и без того мутные, как весенняя вода, поплыли совсем, лишённые всякого смысла.Омега стянул с конунга одеяло. Тот даже не пошевелился, спал, как убитый. Ран полюбовался на его член – такой же довольный жизнью и расслабленный, как и его хозяин – и не выдержал, наклонился, потёрся щекой и, повернув голову, лизнул его, широко, как кошка, умывающая котят. Кроуфорд заворчал что-то сквозь сон, но не проснулся.Запах альфы бил в ноздри, посылая в чресла омеги зов, и Ран повиновался этому зову точно так же, как бесчисленные поколения омег, живших прежде него.Ещё не рассвело. От окна, закрытого слюдяными пластинами, несло холодом.Конунг открыл глаза. Его разбудил холод, а кожа уже покрылась мурашками. Кроуфорд пошевелился и понял, что лежит раскрытый и замёрзший, словно всё тепло вытекло из верхней половины его тела, сосредоточившись почему-то в паху и ногах. А затем в нос ударил запах, от которого все волоски на теле встали дыбом. Этот запах сулил наслаждение и путал мысли.В паху было странно тепло и щекотно. Кроуфорд потянулся потрогать, и его пальцы утонули в мягком и пушистом. Он сжал ладонь в кулак, ухватил длинную прядь и потянул на себя. Фудзимия с недовольным ворчанием отвлёкся от вылизывания его члена и глянул из-под нахмуренных бровей так, что конунг моментально вспотел. Он опустил руку омеге на затылок и подтолкнул обратно, ероша волосы, лаская кончиками пальцев голову.Ран издал невнятный звук, похожий на урчание. Нехитрая ласка проросла во всём теле тёплой волной, свернулась внизу живота дремлющим пламенем. Омега наклонился к своему мужу. Запах альфы струился по оголённым нервам, заставляя терять остатки разума и памяти о своей человеческой сущности. Ран ощущал жар в анусе и как по задней стороне бёдер стекает густая и горячая слизь.Он мотнул головой, высвобождаясь из рук Кроуфорда. Коротко рыкнув, толкнул альфу в грудь, так, что привставший на локтях Брэд снова упал на подушки, и впился зубами ему в шею. Кроуфорд взвыл, но не успел отреагировать, как Ран выпрямился и забрался альфе на живот. Омега прикрыл глаза отяжелевшими веками - волосы на животе Кроуфорда так приятно щекотали чувствительную кожу промежности. Хотелось большего. И Фудзимия застонал и двинул бёдрами. Он тёрся о Кроуфорда, словно желал пометить его своим запахом, размазывая пахучую смазку по животу своего альфы.Конунг вдыхал этот запах, и ему казалось, что он парит под потолком, видит запрокинутое лицо Рана и струйку слюны, стекающую из уголка рта омеги. Кровь Кроуфорда закипала. Почувствовав внутренней поверхностью бёдер и пахом, как напрягается, словно перед броском, тело альфы, Фудзимия слез с мужа и принял животную позу подчинения, широко раздвинув ноги и сумрачно взирая на мужа через плечо.Длинная рубаха целомудренно закрывала отставленный зад. Не беда, что весь подол промок и источал душный запах омеги.Брэд с досадой ухватился двумя руками, поднажал, и прочная ткань со звучным треском разъехалась, словно капустный лист, открывая спину омеги до самого загривка.Спина подрагивала, и Кроуфорд положил руку на острый позвоночник, огладил, как будто успокаивал испуганное животное. Мозоли на ладони оцарапали кожу, и Ран всхлипнул сквозь зубы и сильно прогнулся, так, что Брэд явственно увидел меж ягодиц припухшее алое отверстие.Кроуфорд зарычал и схватил омегу за волосы, наматывая их на кулак. Руки у него дрожали. Одной рукой Кроуфорд потянул омегу на себя, а другой нажал ему на лопатки, заставляя выгнуться ещё сильнее.Омега повиновался. Кроуфорд прижал его голову к кровати, так, что Ран едва не закашлялся от недостатка воздуха. Грубые домогательства альфы распалили его до крайности. Впившиеся в бедро пальцы Кроуфорда, тянущая за волосы рука причиняли боль, но Ран всё бы отдал, чтобы почувствовать эту боль, но в другом, единственно правильном месте.Кровь шумела у альфы в ушах, приливала к глазам алыми пятнами, он зарычал и двинул бёдрами, коснувшись ануса головкой возбуждённого члена. И омега, почувствовав этот тычок, поплыл окончательно. Он замычал и резко подался назад, насаживаясь на член. И почувствовал, что попал в тиски. Конунг сжал его в руках с такой силой, что едва не затрещали рёбра. Ран извивался в крепкой хватке, принимая в себя всё естество распалённого Кроуфорда и всю его ярость, и подавался навстречу ему.Отталкивался руками от смятой постели, чтобы только прижаться как можно сильнее, стать ближе, единым целым.И Ран ощутил, как член альфы стал увеличиваться в размерах. Рос узел, и омега почувствовал его жар. Анус распирало. Боль, вначале тупая, росла, захватывая уже всю нижнюю часть тела. Вместе с болью пришло чувство полного родства – Фудзимия ощущал то же биение крови, что текла в жилах его альфы. Пульсация передавалась ему через член, казалось, что и их сердца стали биться в унисон.Кроуфорд выпустил волосы омеги, схватил его за бёдра обеими руками и сильно прижал к себе, не давая не то что пошевелиться – вздохнуть. Он и сам почти не дышал, хотя перед глазами плавало чёрное марево, и грудь сжималась так, что было больно внутри.Сколько длилась сцепка, никто из них не мог бы сказать. Казалось, прошли сутки, или больше. Ран чувствовал, что его альфа пророс в него всеми нервами и венами, выпил его до донышка, стал с ним единым целым, и это казалось единственно правильным. Жар стал нестерпимым. Член, словно огненное копьё, пронизывал омегу, и тот был добычей, собственностью альфы, в нём не осталось ничего своего.Кроуфорд излился, когда у него уже не оставалось сил даже стоять.Узел опал, и это позволило супругам расцепиться. Ран упал на кровать, как подкошенный. Перед глазами ещё плавали чёрные круги, и сил не было, словно из омеги вытекла жизнь. Кроуфорд чувствовал себя не лучше. Он лёг рядом, привалившись к Фудзимии, уронил на него руку и почти потерял сознание. Под веками наливалась алым темнота.