3 (1/1)
Монастырь пал ночью. Морские разбойники прорвались через стены, перебив немногочисленных защитников, принялись грабить ризницу и поджигать хозяйственные постройки. Горело все, что могло гореть. По двору в панике метались люди и животные, те, кто успел выскочить из объятых огнем помещений. Настоятель монастыря и его единственный альфа, отец Амвросий, распятый захватчиками на воротах, уже перестал хрипеть и обмяк, безвольно уронив на грудь седую голову. Свет пожарища не позволял разглядеть его кровь, пятнающую черную рясу.Кого-то из послушников насиловали на заднем дворе, и хриплые стоны вперемешку с мольбами о пощаде вызывали желание заткнуть уши, чтобы не слышать ничего.Ран сидел на корточках за стенкой конюшни, сжав в руках меч, и силился унять бешено бьющееся сердце. Мысли метались внутри черепа всполошенными птицами, и Ран не мог собрать их в одно целое. Ему было жутко, а еще он был возбужден, и в эту минуту, вместо того, чтобы думать о том, как убежать из этих стен, ставших ловушкой для тех, кого они призваны были охранять, или же биться насмерть, он пытался обуздать собственные омежьи инстинкты.Фудзимия осторожно выглянул из-за угла, убедился, что там его не поджидают враги, и прянул вперед, неловко споткнувшись о чье-то тело. Мертвый норманн лежал ничком, вытянувшись во весь рост. Правая его рука была простерта вдаль, как будто пытаясь ухватить что-то невидимое, и поодаль лежал выпавший из нее меч.На Рана, вальяжно покачивая бедрами, вышел парень, совсем молодой, но зато истинный альфа, сомневаться в этом не приходилось. Его густые каштановые волосы были подняты надо лбом кожаной повязкой, кожаные же штаны низко сидели на бедрах, мускулистый торс был обнажен, только на руках красовались тяжелые наручи, усаженные шипами с тыльной стороны.
- Славно, что ты меня дождался, красавчик!Ухмылка норманна не предвещала ничего хорошего, однако при виде нее у омеги сладко защемило внизу живота. Предательское тело требовало одного – и Ран, до этого момента добросовестно усмирявший плоть, теперь едва мог заглушить его громкий голос.Трепеща, Ран отступил, подняв перед собой меч и приготовившись защищаться. Норманн, насмешливо присвистнув, шагнул вперед. Из его наручей с громким щелчком выскочили ножи, по одному над каждым пальцем; захватчик теснил Фудзимию к стене амбара, негромко приговаривая вгоняющие целомудренного послушника в краску слова:- Что, уже течешь? Да, сладкий? А может, бросишь меч и сдашься? Тебе не будет больно, обещаю! Ну что же ты, неужели так хочешь убить меня?
При этих словах норманн принял меч на свои лезвия и, не глядя, отбросил его в сторону. Он притиснул Рана к стене, уперев колено между его ног, тот только и смог, что вцепиться руками в плечи захватчика, отчаянно пытаясь отпихнуть его от себя и также отчаянно желая прижаться к нему всем телом. Норманн будто чувствовал, что происходит у послушника в голове – он приблизил свое лицо и лизнул Рана в щеку, широко и нагло, предъявляя на него права.- Ну что ты, красавчик? - он ухмыльнулся Фудзимии в лицо, - уже спекся? Давай, подставляй попку!
Ран собрался с силами и нанес воину удар по ушам с двух сторон. Тот взревел, скорее от неожиданности, чем от боли, и ударил омегу в солнечное сплетение, выбивая из скорчившегося тела остатки воздуха. Ран зажмурился и сполз на землю, и норманн навис над ним, угрожающе рыча и задирая кверху подол его рясы.Негромкий задумчивый голос заставил обоих замереть и прекратить на время борьбу.- Я думал, монахи не носят штанов. Кэн, ты здесь один?- Оми? Что ты здесь забыл? – Кэн поднялся на ноги и напружинился, готовый защищать свою добычу от посягательств.
Ран приподнял голову. На него смотрел юноша, почти подросток, с огромными голубыми глазами, в которых откровенно сквозила похоть. Перспектива быть изнасилованным этим юнцом встала перед внутренним взором омеги с непреложностью истины. Он вскочил и кинулся бежать; в его плечо немедленно впился дротик. Фудзимия на бегу вытащил его и отбросил в сторону, но в этот момент с его телом что-то случилось – оно перестало его слушаться, конечности онемели и послушник упал на землю, как подкошенный.
Оба альфы неторопливо подошли к его телу.- Вот видишь, Кэн, и от меня может быть польза, - сказал Оми, поднимая дротик с земли.- Уходи! Это моя добыча, - оскалился в ответ Кэн.- Конечно, твоя, - пожал плечами подросток, – но подумай сам – ты же не потащишь его с собой! Уступи мне место после, я подожду. Ты знаешь меня – за мной не пропадет.
Удивляясь собственному самообладанию, Ран разглядел выражение глаз Оми – совершенно хмельное, так что расширенный зрачок полностью затопил радужку, поменяв цвет глаз с голубого на черный. Подросток неосознанно щерился, приоткрывая белые остренькие клычки, и облизывал сохнущие от возбуждения губы. Его штаны впереди топорщились едва ли не сильнее, чем у Кэна. Было непонятно, как в таком состоянии парень держит себя хладнокровно и умудряется связно выражать свои мысли.Кэн, с сомнением покосившись на обездвиженную добычу, согласно кивнул и втянул внутрь наручей противно заскрежетавшие когти. Норманн опустился на колени между ног упавшего омеги и потянул вниз холщовые штаны, обнажая бедра своего пленника. Кэн одобрительно ухмыльнулся, выпуская на волю вставший член Рана, и нетерпеливо отшвырнул штаны в сторону. Оми, напряженно наблюдавший за процессом, всхлипнул и шумно втянул в себя воздух. Омега почувствовал, что в анусе скапливается смазка и жар тела грозит сжечь его изнутри. Он так хотел, чтобы кто-нибудь уже вставил ему, но понимал, что стоит ему признать свои желания - и пути назад уже не будет.Внезапно присутствие третьего заставило двух альф отвлечься от беспомощного пленника.Облик этого третьего был достоин того, чтобы приковать к себе общее внимание. Он был абсолютно наг, не считая широкого пояса, на котором крепились многочисленные ножи различного размера и формы. Единственный глаз норманна сверкал золотом, а седые волосы укрывали тело этаким плащом длиной до пояса, они развевались свободно, не схваченные ничем. Все его крепкое, тяжелое в кости, тело испещряли шрамы, многие из которых сочились свежей кровью. При виде распростертого на земле, раскрасневшегося Рана он издал животное рычание и вмиг оказался рядом с ним.
- Эй, Одноглазый! – угрожающе рыкнул Кэн, -Фарфарелло! Это моя добыча! Убирайся отсюда, пока цел!Одноглазый зарычал, приподняв верхнюю губу, и, не глядя, отбил пущенный Оми дротик. Этот низкий, почти на грани слышимости рык вызвал в омеге недвусмысленную реакцию – желание, и без того сильное, стало непреодолимым.Не отвлекаясь более на взбешенных альф, Одноглазый одним движением сверху донизу разорвал надетую на Ране рясу, полностью обнажив его тело, и приник к шее полными жесткими губами, кусая и целуя одновременно, словно ставя клеймо, удостоверяющее принадлежность омеги.Фудзимия забился под ним и застонал жалобно, уже не в силах сопротивляться тому темному вожделению, что росло внутри и уже давно рвалось на волю. Кэн выругался и схватил Одноглазого за волосы, отрывая его от пленника. Тот зарычал и взвился на ноги одним движением, выхватывая ножи и кидаясь на соперника. Оружие, лязгнув, скрестилось. Противники сошлись в ближнем бою, издавая звериное рычание и тесня один другого; обнаженные тела бугрились мышцами, взгляды метали молнии, а Ран лежал и млел от животного запаха, витающего над полем боя. Оми подобрался поближе к Фудзимии и оттуда следил за битвой шальными глазами, держа дротики под рукой. Вдруг Ран увидел, как на лицо подростка наплывает выражение досады. – Конунг! – сквозь зубы бросил Оми и поднялся с земли.Конунг был молод и красив, зеленая лента туго стягивала его черные волосы в хвост на затылке. Кожаная безрукавка с нашитыми впереди железными пластинами защищала могучий торс. На пластинах было вычеканено изображение ворона. Такое же изображение украшало круглый щит, в руке конунг сжимал меч, с лезвия которого срывались кровавые капли. Бедра плотно опоясывал кожаный пояс с металлическими бляхами, создавая дополнительную защиту и подчеркивая тонкую талию. При одном взгляде на этого альфу Ран потек. Задница горела и требовала, чтобы кто-то заполнил ее своей плотью. Губы сохли, и им хотелось, чтобы по ним прошелся чужой язык. Соски сжались так, что было больно, и только чужое влажное дыхание могло снять эту боль. Член набух, казалось, достаточно одного прикосновения к нему, чтобы произошла разрядка. Ран задышал часто, как загнанный в ловушку зверь, да он и ощущал себя таковым, загнанным в ловушку потребностей собственного омежьего тела.
Взгляд конунга выхватил распростертого на земле омегу, и норманн ринулся вперед. Альфы встретили появление нового действующего лица напряженным рычанием. Одноглазый и Кэн прекратили схватку, согласно обратившись против конунга. Несколько томительных минут длилась борьба взглядов, наконец, двое смутьянов, злобно ворча про себя что-то злое и непристойное, уступили и ушли, поминутно оглядываясь. Оми остался сидеть на корточках возле Рана, наблюдая, как конунг, не сводя с омеги глаз, прячет в ножны свое оружие и, упав на колени на землю, оглаживает мозолистыми ладонями трепещущее тело послушника. Фудзимия задрожал и развел ноги, открывая истекающий смазкой зад. Конунг просунул пальцы, почти насилуя ими омегу, и ухмыльнулся, толкаясь в жадно раскрывшееся под его напором отверстие. Ран вскрикнул и согнул ноги в коленях, подав бедра вверх и вперед, всем телом потянувшись за этими жесткими пальцами. Оми, о котором все успели забыть, застонал, запустив руку себе в штаны, и конунг кинул в его сторону угрожающий взгляд. - Я хочу посмотреть, - упрямо проговорил Оми, темнея лицом и не сдвинувшись ни на пядь со своего места.Конунг кивнул и потянулся к своему поясу, распуская завязки на штанах. Рана затрясло от дикой смеси возбуждения и страха. С юных лет он соблюдал законы Творца, предписывавшие омегам хранить чистоту до брака, и его тело не знало ничьих прикосновений. Сейчас, мысленно приготовившись потерять невинность, Фудзимия ждал боли, как благословения, потому что только боль могла спасти его душу от уготованной ей бездны распутства и греха. - Развратный, такой красивый… - выдохнул конунг, одним движением вгоняя Рану в анус свой член. Бездна греха распахнула свои объятия, куда бывший теперь послушник с упоением рухнул, цепляясь пальцами за шею вождя норманнов и почти теряя сознание от долгожданного восторга.
Ран очнулся от тряски и обнаружил, что висит вниз головой, перекинутый через плечо, и его несут, как тушу убитого животного. Во всем теле образовалась блаженная пустота и такое полное удовлетворение, какого ему еще не приходилось испытывать. Перед глазами пробегала вытоптанная земля, сменившаяся затем широкой полосой водной глади. Конунг легко преодолел водное пространство, перейдя с земли на борт по брошенному с драккара веслу, неся при этом на своих плечах добытого омегу, и, оказавшись на своем судне, сбросил Фудзимию на дощатую палубу. Глядя на небо вдоль мачты, Ран увидел рвущийся вверх треугольный стяг с изображением ворона. ?Кроуфорд - шепнул он, узнавая этот тотем, - Брэд Счастливчик?!