Глава 3. (1/1)

Келли Разерфорд -- Грейс ван дер Шмидт | Kelly Rutherford -- Grace van der Schmidt (44)***Как ни крути, а свадьба — всегда один из самых волнительных дней в жизни. Вы можете сотню раз все проверить, можете провести дюжину репетиций, можете даже точно знать, что священник уже ждет внизу, быть уверены, что закуски и напитки заняли свои места на столах, а гости медленно собираются в зале, чтобы разделить с вами этот радостный день, но все равно вы волнуетесь. Это не исправят ни успокоительные, ни уговоры мамы, которая не смогла прилететь на свадьбу из-за сломанной ноги.

Белое платье и фата иногда совсем не вселяют уверенность, напротив, отражение невесты в зеркале призывает снять все это, забиться с головой под покрывало и не вылезать на свет Божий, по меньшей мере, две недели. А там и отпуск, сопряженный с медовым месяцем, пройдет, и снова нужно будет на работу, и снова она, Эсме Корнелия О’Брайн, темноволосая девушка двадцати четырех лет отроду, наденет деловой костюм и направится на любимую работу, придумывать рекламу для зубной пасты, кроссовок или дамских сумочек. Это будет правильно и привычно, она не будет носить фамилию Картер, не будет улыбаться незнакомым людям на светских приемах, ей не придется различать десертную вилку и вилку для рыбы, можно будет спокойно есть гамбургеры руками и не думать о том, что подумают люди.?Стоп!? — девушка прервала свои поистине глупые мысли и глубоко вдохнула. В голове тут же всплыли советы Челси о медитации. Это было бы кстати, особенно, если учитывать то, что некоторым это помогает, но Эсме и понятия не имена о медитации и йоге, а если сказать больше — не знала даже, связанны ли эти категории между собой.Она просто сидела в одном из номеров отеля, владеет которым Алекс, смотрела в зеркало и пыталась представить себя женой. Отчего-то девушка видела небольшой домик на берегу Мичигана, лужайку с сочной травой, кусты роз у высокого крыльца и милых карапузов, которые играют на белоснежном ковре в гостиной, но никак не роскошный номер в самом дорогом отеле Чикаго. Она представляла Алекса, который будет возвращаться в работы в шесть, как раз к ужину, не раз видела в своих мыслях как он небрежно — в своей фирменной манере — бросает на фисташковый диван дипломат, целует ее в щеку и говорит, что скучал. На деле всегда получалось иначе, любимый приходил под утро, с запахом алкоголя и сигарет и заваливался спать иногда в одежде.Эсме не была глупа или слепа, она, конечно, понимала, что клуб для Алекса — все. Он не видел ничего вокруг, лишь цель, к которой шел день за днем, как странник пустыни идет к живительному источнику. Но где гарантии, что все это не мираж, как часто бывает? Где гарантии, что он сможет получить то, что хочет, а не упадет на раскаленный песок, ныряя в воду? Этих гарантий не было и быть не могло. Все случилось слишком быстро, возможно, в какой-то степени даже неправильно, ведь никто к этому не шел, не прилагал усилий. Завещание будто упало с неба.?Хватит, хватит, хватит?, — О’Брайн изнемогала от своих мыслей, пыталась их прекратить, но назойливый рой гудел у нее в мозгу, давя на болевые точки — невнимание Алекса, иногда безразличие. Если говорить честно, Эсме не поддерживала своего мужчину, пыталась отгородить их маленький хрупкий мирок от натиска сурового бизнеса, от этой беспощадной глыбы, которая надвигалась, как айсберг на ?Титаник?. Да только их отношения не были ?Титаником?, онибыли крохотной лодкой, затерявшейся в волнах бескрайнего мира, они могли в любой момент быть снесены порывом ветра и погребены под пучинами океана.

Но она боролась, отчаянно боролась, как и должна бороться любящая женщина. Она терпела, плакала, стиснув зубы, и много писала, выплескивая свои чувства на листки бумаги. За последние полгода Эсме исписала не один блокнот, ожидая Алекса, который задерживался в клубе.

В номере хлопнула дверь, и девушка вздрогнула, тут же оглянувшись назад. Не то, чтобы она была слишком мнительной или страдала фобией выражающейся в боязни громких хлопков, просто дверь хлопнула слишком уж неожиданно, прервав ее беспокойные мысли.— Добрый день, Эсмеральда, — в комнату вошла Грейс ван дер Шмидт, мать Алекса, человек, появление которого вызывало у Эсме лишь негативные чувства. Она не могла даже не использовать такую ненавистную форму ее имени, хотя девушка не раз об этом просила.Миссис ван дер Шмидт шла по комнате, словно королева, уверенно, смело, зная о своей превосходности. Она была великолепна, даже Эсме не могла этого отрицать: кремового цвета платье сидело идеально на стройной фигуре, светлые волосы, зачесанные назад, не скрывали красивое лицо с поистине безупречными чертами, а запах дорогих французских духов с дразнящими сладкими нотками лишь прибавлял женщине очарования.Но красивое лицо вмиг переменилось, блондинка резко повернулась к будущей невестке и свела тоненькие брови на переносице. О войне взглядов не могло быть и речи — Эсме вмиг опустила глаза, ожидая нового скандала. Но где-то внутри тихий и жалобный, даже жалкий голосок твердил, что Грейси сменила свою позицию, уверял, что она передумала, что поняла свое неправоту, шептал, что дама просто решила пожелать удачи — или что там желают перед свадьбой.Но этим чаяниям не суждено было сбыться, Грейс пришла совсем за другим и плевать хотела на юную девушку, жалко сжавшуюся под ее леденящим взглядом. Любая мать уверена, что знает, как будет лучше для ее ребенка, любая мать хочет ему лишь добра, зачастую забывая, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Так и она забыла учесть чувства любимого Алекса.— На что ты рассчитываешь? — тихо, но жестко начала женщина, гордо вскинув подбородок. — Чего ты хочешь от моего сына? Ты всего лишь простушка, его развлечение, которое каким-то удивительным образом продлилось столь долго. Как ты вообще решилась затащить его под венец? Как тебе удалось все это провернуть? Думаешь, окольцевала парня — все, владелица всего? Разочарую, Эсмеральда, Алекс не имеет ничего, совершенно, все, что у него есть, принадлежит мне или витает в воздухе, потому что он не владелец наследства Чарльза, он на испытательном сроке.— Послушайте меня! — Эсме вскочила на ноги и дерзко уставилась на миссис ван дер Шмидт. — Вы не станете указывать мне и Алексу! Мы любим друг друга, мы поженимся, и вы не сделаете ничего!— Ты такая наивная, — эта женщина когда-либо выходила из себя? — ты такая глупая и простая. Разве можно сравнить тебя с моим сыном? Ты ничтожество, которое он бросит, как только это поймет. Ты нечета нам, Картерам, твою фамилию никто не знает и не узнает никогда. Ты понимаешь своим крохотным умом, что станешь пятном, грязным недоразумением на нашей фамилии? Ты хотя бы на йоту осознаешь, что портишь Алексу жизнь? Он всегда будет тебя стыдиться, — голос оставался ровным, казалось, не выражал ничего, кроме леденящей уверенности в собственной правоте, — ты станешь обузой, как становятся инвалиды. Ты социальный инвалид, Эсмеральда, ты никогда не войдешь в этот мир, потому что ты другая. Ты в жизни не научишься различать вина, бренды, не сможешь поддержать разговор о не очень-то значимых, но важных для этого мира вещах. Ты понятия не имеешь, что на тебе за платье. Я могу поклясться, что ты не слышала про Веру Вонг, которая его сшила. Ты недостойна этого всего.По щекам девушки катились горькие слезы. Как так? Почему все ломает какая-то сумасшедшая женщина? Как она смеет говорить все эти ужасные вещи? Эсме не пыталась утереть соленые дорожки, которые обжигали лицо, она слышала это не впервые, но только теперь слова резали, словно острый нож, только теперь они имели смысл.

— Вы… — не было желания говорить что-то обидное, злое, жестокое, она слишком устала продолжать эту войну, — победили, — О'Брайн сняла фату и бросила под ноги. — Все, миссис ван дер Шмидт, это конец. Все кончено! Наслаждайтесь победой! — Эсмеральда выскочила из номера, громко хлопнув дверью, а Грейс подошла к бару и достала бутылку дорого шампанского — она действительно победила, и плевать, где будет гореть.Эсме вышла из лифта на первом этаже и, придерживая пышную юбку платья, направилась в банкетный зал. Именно там собрались все гости, именно они должны сегодня поздравлять их с этим радостным днем, которого не будет. Девушка не знала этих людей, лишь Челси — самого близкого человека в Чикаго, если не считать Алекса. Ее мать в Швеции, больше родных и в помине нет.Распахнув двустворчатую дверь, Эсме замерла на месте. Разговоры в огромном зале, украшенном цветами, неожиданно стихли, все внимание переключилось на нее. Дорожка между множеством стульев, где расположились дорого одетые гости, вела к алтарю, к Алексу, к новой жизни. Картер несмело улыбнулся, сжимая в руках букет белых гортензий, священник поправил очки.— Свадьбы… — голос девушки срывался, по щекам продолжали спускаться слезинки, — не будет.Гости ахнули, Алекс выронил букет.— Прости… — извинения утонули в неожиданно поднявшемся гуле, как и хлопок двери.??…И жили они долго и счастливо, и умерли в один день?. Постойте-ка, это не наш сюжет. Невеста сбежала, жених стоит у алтаря, словно истукан, а гости еще долго будут обсуждать эту свадьбу — конечно, не каждый же день от красавчика миллиардера сбегают подружки в подвенечном платье. А Грейс ван дер Шмидт молча празднует победу, запивая ее вкус игристым вином. Ах, Грейс, ты совсем забыла про чувства, ты совсем забыла, что была молодой, любила, была любима, ты совсем забыла, что если несчастна ты, не нужно делать несчастными других.***Это было обыкновенное кафе, какое без труда можно найти едва ли не в каждом городе мира. Стойка, за которой находился бариста, с двадцатку столиков со столешницами светлого дерева, на которых неизменными атрибутами были солонки и подставки для салфеток, удобные цветастые диванчики. Официанты в салатовой форме и вежливыми улыбками разносили меню, заказы, не забывали желать приятного аппетита, зарабатывая себе честные чаевые.На окнах мерцали голубые гирлянды, из-за которых практически невозможно было разглядеть происходившее на вечерней улице, по залу разносилась негромкая музыка — что-то из песен Рианны — а по плазменным телевизорам на стенах крутили клип, где жарко выплясывали полуголые девицы в компании темнокожего репера. Действо на экранах никак не вязалось с мелодичной песней, но на это никто не обращал внимания, предпочитая перекусывать, общаться или просто думать.— Привет, — запыхавшаяся девушка бросила ярко-красную сумку на диванчик, расстегнула пуговицы своего пальто с большим воротником из искусственного меха, затем поправила сбившиеся темные кудри.— Привет, сестренка, ты ничуть не опоздала! — молодой человек, сидевший здесь уже почти двадцать минут, глянул на наручные часы и засмеялся.— Прости, я была занята, — пролепетала брюнетка, после чего звонко чмокнула брата в щеку и уселась напротив него, попутно снимая пальто.— И чем же ты была занята в субботний вечер, Ли? — Дэниэл с улыбкой проследил, как девушка взяла с его пиццы кусочек салями и отправила в рот.— Нужно было закончить букеты для завтрашней свадьбы, — Лиа облизнула губы и повертелась, ища глазами официанта, — должны хорошо заплатить.— Я очень рад, что у тебя наконец-то появилась нормальная работа, — отметил Хьюз, — рисованием сыта не будешь.— Бла-бла-бла, — Ли приняла из рук девушки меню и тут же принялась его листать, — ты говоришь, как Джош. Такой же скучный.— Ты все еще с ним? — нахмурив брови, Дэн постучал костяшками пальцев по столешнице. — Ли, я не хочу вмешиваться в твою жизнь, но этот парень тебе не пара, я категорически против…— Вот и не вмешивайся, — прервала Лиа, — моя жизнь, мой мир, мой Джош, руки прочь.— Ты идиотка, — констатировал Дэн, разведя руками, — это клинический случай, который не поддается лечению.— Это клинический случай, который не поддается лечению, — передразнила брюнетка, увлеченно листая красочные страницы вот уже в четвертый раз. — Ладно, мы видимся не так часто, поэтому давай просто пообщаемся, как нормальная семья, у которой все хорошо.— У нас все не хорошо? — Дэн изогнул бровь.— Нет, у нас все хорошо, — это напоминало заевшую кассету, которая время от времени играет исправно, но в итоге все равно перепрыгивает на понравившуюся фразу, — просто наша мама тусуется на Тибете с буддистскими монахами, наш папа торчит в Лондоне, пытаясь записать новую ?пластинку?, — девушка сделала воздушные картинки на последнем слове, — хотя во всем мире уже давно используют диски. Они постигают себя, открывая третий глаз и скрытые таланты в музыке. Да, мы совершенно нормальная семья, которая ужинает вместе по четвергам, ест пироги на День благодарения и распевает веселые песенки в Рождество.

— Чего ты завелась? — пригладив волосы, Дэниэл лишь улыбнулся. — Наша семья не совсем нормальная, ты права, но она особенная, таких больше нет.— И им крупно повезло, — Ли фыркнула и повернулась к подошедшей официантке. — Так, мне пиццу с мидиями, салат с морепродуктами, томатный сок и чуть позже кофе по-французски.— Чизкейк и латте, — добавил Дэн, отодвинув тарелку с недоеденной пиццей. — День морепродуктов?— Типа того. Но у нас вечер нормальной семьи, давай пообщаемся, сдаем вид, что у нас все хорошо, все друг друга любят и присылают открытки.— Брось, Лиа, это уже не смешно. Родители не вместе, это нормальное явление, не нужно разыгрывать драму. Они давно не живут вместе и тусуются, как ты говоришь в разных странах.— Мама в Азии, а папа в Европе, ты чувствуешь разницу?— А мы в Америке, что с того? Мы все равно семья.— Очнись, Дэн, — перегнувшись через стол, Лиа щелкнула пальцами перед лицом брата, — они не жили вместе раньше, после того, как жили вместе и решили просто посвятить по месяцу себе, сейчас они развелись — черт пойми, как, прошу заметить, — и даже не думают возвращаться к нам. Они забыли, что у них есть дети.Являясь старшим, Дэниэл всегда поддерживал сестру, старался внушать ей лучшее, дарил надежду. Даже сейчас, когда было совершенно точно ясно, что некогда дружная и счастливая семья Хьюзов развалилась, он улыбался и повторял, что все хорошо, хотя готов был взвыть от отчаяния и одиночества.Только работа и нечастые встречи с Дианой Ричардс придавали желание жить, в остальном же был полный провал и тьма. Мать отделывалась трехминутными звонками в перерывах ?познания себя?, отец вовсе собрал вещи и укатил в Англию, надеясь повторить былой успех. Ни Дэн, ни Лиа не стали их отговаривать, лишь нацепили улыбки и пожелали счастливого полета.Время шло, месяц затянулся на два, затем на три. Незаметно пролетели полгода, вскоре год, а за ним и второй. Ли окончательно повзрослела, уехала из родительского дома в съемную студию, прихватив все свои ужасные, по мнению молодого человека, картины. Наверное, ей там было действительно лучше: последний этаж, огромные окна, живописный вид. Она могла ходить, как вздумается, делать, что вздумается, и главное — рисовать целыми сутками. Не было никакого Дэна, недовольного музыкой по ночам, не было надоевшего дома, который только и делал, что напоминал о былом счастье.Дэниэлу стало лишь хуже, но он мужественно не показывал этого, оставаясь старым добрым парнем, который всегда придет на помощь, стоит только отправить ему смс со словом ?SOS?. Он готовил по утрам черный чай с имбирем, старался почаще оставаться на дежурство в больнице, а в выходные бродил по парку, пытаясь понять, где его место в жизни.

Редкие встречи брата и сестры не обходились без небольших перепалок, оканчивались обычно молчанием и мыслями о своем. Лиа, которая всегда была натурой творческой, витала в облаках, мечтала о Джоше, картинной галерее и воссоединении семьи, хотя в последнем никогда бы не призналась. Дэн, являясь закоренелым реалистом, просто думал и анализировал, пытаясь понять причины разрухи, но всегда сдавался и перепрыгивал на работу, больных, диагнозы, бесконечную вереницу лекарств. Пожалуй, именно медицина была панацеей от мыслей, как у Ли было рисование.

Они ужинали в молчании, как и много раз, но не чувствовали дискомфорта, напротив, наслаждались молчаливой поддержкой.— Ты все? — спросил Дэн, отодвинув пустую чашку, и поднял грустные глаза цвета дождливого неба на сестру.— Угу, — она кивнула и сделала последний глоток кофе.Молодые люди вскоре вышли на улицу, где давно стемнело. С темного беззвездного неба сыпалась колкая неприятная изморось, ветер нес с собой влагу, явно намекая на дождь. Лиа натянула перчатки и поежилась, внимательно глядя на брата, который бессмысленно стучал мыском ботинка по тротуару.— Скоро День благодарения, — нерешительно проговорила девушка, — как будем праздновать?— Надеюсь, у меня будет дежурство, — буркнул Дэн.— Да ладно тебе, — Лиа обняла молодого человека и погладила по спине, — не нужно лишней драмы. Я приеду домой, поужинаем и будем весь вечер играть в монополию.— Наверное, ты не совсем идиотка, — Дэниэл улыбнулся и поцеловал брюнетку в щеку, — еще не все потеряно.— Конечно! — Ли звонко рассмеялась, чем привлекла к себе внимание немногочисленных прохожих. — Я позвоню тебе на следующей неделе.— Хорошо, мой капитан, буду ждать. Проводить тебя до дома?— Нет, иди. Уже поздно, пока доберешься…— Да-да, — Дэн кивнул и снова обнял сестру, — все будет хорошо.— У тебя, у меня, у нас, — шепотом добавила девушка и улыбнулась от осознания того, что у нее есть такой человек.?Запомните это, пожалуйста, такое невероятное единение двух разных душ. Последние годы Хьюзов — сплошная драма, неужели День благодарения станет исключением? Очень сомневаюсь. Впрочем, увидим, а пока оставим их в одиночестве, пусть постигают себя.***Богатые тоже плачут. Ну, возможно, не все, лишь часть из них. Но они совершенно точно расплачиваются за былые грехи. Они, по сути, такие же, как мы, простые смертные, они так же переживают, страдают, но им проще — можно заказать бутылку дорогущего пойла, снять первоклассную девочку (а можно и мальчика — кому как) и хорошо отдохнуть, забыв на ночь о проблемах.Но вернемся-ка к нашему мальчику, который ?переживает и страдает?, ощутив вкус старых ошибок. Итак, темноволосый мужчина, развалившийся на кровати по центру спальни, смотрел на небо, которое отлично было видно через стеклянную крышу. Он пытался думать, о чем угодно, но только не о своих проблемах — например, о том, как хорошо, что купил два года назад эту квартиру. Она расположилась в престижном спальном районе, здесь никогда не было шумно, что его радовало.Джош швырнул на пол подушку, которая лежала рядом с ним, и резко сел, со злостью уставившись в зеркало, занявшее целую стену. У него проблемы, а он занят мыслями о квартире. А эту квартиру могут отнять, как и все остальное. Морроу поднялся на ноги, подошел к стеклянному столу, где стоял ноутбук, бутылка виски, а также небрежно валялись документы. Плеснув напитка в стакан, мужчина вернулся на кровать и задумался о своей нелегкой судьбе.Джош Морроу не святой, это знают все, даже он сам, а если сказать больше — он гораздо хуже, чем не святой. Все, что когда-либо было им сделано, делалось исключительно себе во благо или для развлечения. Даже любимую девушку он потерял из-за того, что хотел развлечься, почувствовать себя всемогущим, управлять другими, теми, кто был дорог.Сейчас у него была Лиа, но эта девочка не могла заменить Ванессу, его идеальную Ванессу, которая ушла навсегда. И он первый, кто в этом виноват. Но дело сейчас было совсем не в Нессе, а в том, что было после нее — случайных связях, одна из которых стала роковой. Ему двадцать пять, он богат и успешен и он отец. Великолепный заголовок для всех утренних газет.

Джош запрокинул голову и опустошил стакан, даже не почувствовав вкуса напитка. Мамаша решила хорошо нажиться, требует невероятного — ежемесячных выплат от доходов компании, огромные суммы, которые нельзя просто тихонько списать со счетов, обязательно забьют тревогу.Но в этом была положительная сторона, Джош узнал об Анджелине Строуп, взбалмошной, непунктуальной, несколько сумасшедшей, но такой очаровательной. Он даже придумал неплохой план знакомства, но девушка повела себя очень непредсказуемо, и рубашка до сих пор валялась в ванной, залитая гранатовым соком.?Думай, Морроу, думай?, — мужчина не знал, о чем приказывал себе думать, но надеялся, что таким образом цепочка логических фактов возникнет у него в голове. Получалось, честно говоря, не очень хорошо.

В конце концов, брюнет бросил это бессмысленное занятие и направился на кухню, опять же, непонятно зачем. Помещение представляло собой место, где встречаются стиль и технологичность. Джош практически не пользовался разномастной кухонной техникой, которая сплошь была в серебристом и черном цвете, лишь иногда разогревал что-то в микроволновке, но отчего-то гордился, что здесь все так идеально.Зазвонил телефон, мужчина снял трубку и облокотился на высокую барную стойку.— Да, — проговорил он в своей фирменной манере, вальяжно, с чувством собственного достоинства.— Привет, — на том конце провода отозвалась Лиа, которую Джош не слышал вот уже несколько дней. — Как ты? Куда пропал? Я волнуюсь. И скучаю, — тише добавила девушка.— Много дел, — он практически не врал, разве что чуть-чуть. — И потом, у тебя же, кажется, приступ вдохновения.— Не смешно, милый, — отреагировала Хьюз, — для тебя я всегда найду время, не важно, в какое время суток.— Послушай, Ли, — постучав костяшками пальцев по гладкой столешнице, Джош зажал телефон между плечом и ухом и, подойдя к окну, опустил жалюзи, — я очень устал, собирался идти спать, давай, увидимся завтра.— Конечно, буду ждать тебя.— Спокойной ночи, — не дожидаясь ответа, мужчина сбросил и снова задумался, на этот раз об отношениях с Лией, точнее, о их совершенной бессмысленности.?Что есть сомнение? Препятствие нашим возможностям, нашим силам, чувствам? Или сомнение — это признак наличия разума? Сомневаясь, мы иногда избегаем глупостей, но так же сомневаясь, мы иногда утраиваем веру. Так что есть сомнение? Где ключ к ответу? Наверное, его нет. А что нельзя потерять? Веру? Можно. Любовь? Да запросто. Ответ прост: нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было. У Джоша никогда не было веры в любовь, так что, по сути, он ничего не потерял, приобретя сомнение. Согласна, в жизни все запутано, но не вешайте нос, из любого лабиринта есть выход, главное — правильно искать.