Пролог (1/1)

Siworae – новая романизация корейского ??? (Сиворэ) – ?Любовь, преодолевающая время?. Наверное, стоило поблагодарить Майка за всё случившееся. Может, даже послать ему торт. И, непременно, приглашение. Ведь именно благодаря Майку Стемфорду Джон познакомился со своим будущим мужем. Хотя знакомства как такового и не было. Он вернулся из Афганистана сломленным, и пробитое пулей плечо было лишь верхушкой айсберга. Боли в ноге (психосоматические, как утверждала психотерапевт), перемежающийся тремор ведущей руки, увольнение со службы, аннулированная лицензия хирурга – одно накладывалось на другое и суммарный вес проблем, навалившихся на Джона, грозил совсем прижать его к бренной земле. Диагноз ПТСР захлопнул множество дверей, до того распахнутых перед улыбчивым и обаятельным доктором Уотсоном. Депрессия выедала его изнутри, лишая воли к сопротивлению, и мысль о Зиг Зауэре, покоящемся в прикроватной тумбочке унылой лондонской квартиры, выделенной отставному капитану, всё чаще возникала на границе сознания. Жизнь медленно катилась в никуда, и желание оборвать мучения с каждым днём становилось всё отчётливее. Но, как это часто бывает, судьба имеет на каждого свои планы. Поэтому ветреным лондонским утром, когда Джон Уотсон возвращался с очередного пустого сеанса у психотерапевта, его, неловко ковыляющего и опирающегося при ходьбе на трость, окликнул полный мужчина в бежевом плаще. Это и был Майк Стемфорд – бывший сокурсник Джона по Бартсу. Они взяли кофе в ближайшей кофейне и устроились на лавочке в маленьком уютном сквере, чтобы переброситься парой ничего не значащих фраз. Однако Майк, всегда любивший поговорить, ограничиваться этой самой парой фраз явно не собирался. Они вспомнили студенческие годы, обсудили насущные проблемы (Джон это делал с явной неохотой, однако Майк, как обычно, говорил за двоих) и планы на будущее. Когда Стемфорд узнал, что Джон планирует покинуть Лондон, потому что армейская пенсия слишком мала, чтобы жить в столице не то, что на широкую ногу, а даже перебиваясь с хлеба на воду, выплачивая аренду за муниципальное жильё, то предложил другу перебраться в центр, в квартиру старого знакомого, который… На этом месте Майк как-то странно замялся… В общем, аренду оплачивал брат этого самого знакомого, но хозяйка – милая пожилая леди (опять-таки по словам Майка) – очень страдала в одиночестве. Огромная пустая квартира её тяготила и, договорившись с братом прежнего арендатора, она решила сдавать одну из комнат. Цена была небольшой, история – тёмной, поэтому Джон, которого всегда тянуло на разного рода авантюры, переписал у Стемфорда адрес и, сразу после того, как они расстались, отправился на Бейкер-стрит. Встретившая Джона миссис Хадсон действительно была приветлива, пожалуй, она даже была дружелюбна сверх меры. Однако это нисколько не портило впечатление. А когда выяснилось, что комната сдаётся вместе с гостиной и кухней (то есть для доступа будет закрыта только одна комната светлой двухуровневой квартиры), а плата соответствует той, о которой говорил Майк, все сомнения Уотсона в одночасье померкли, и уже на следующий день он перевозил свои скудные пожитки в 221b. Первые пару дней Джон с остервенением наводил порядок в своём новом жилище, периодически проклиная таинственного прошлого жильца, который умудрился оставить столько разнообразных пятен на самых неожиданных поверхностях, что Уотсон только диву давался. Нет, миссис Хадсон не была неопрятной и не поселила Джона в свинарнике – квартира была прибрана, но когда ему нужно было воспользоваться тем или иным предметом кухонной утвари (или ещё чем-нибудь), время от времени он находил потрясающие гадости. У Джона даже создалось ощущение, что до него здесь жил сумасшедший учёный. На третий день пребывания Уотсона на Бейкер-стрит зарядил дождь. Он был до того холодный, а день настолько ветреный, что Джон решился растопить камин, хоть и сомневался в том, прочищен ли дымоход. Однако в поленнице обнаружилось немного дров, а за окном раздался удар грома, сопровождаемый новыми завываниями ветра, поэтому Джон решил испытать судьбу. Когда он перекладывал дрова из поленницы в очаг, то обнаружил под тонким слоем старого пепла смятый лист бумаги с немного обгоревшими краями. Совесть настойчиво просила оставить всё как есть, ведь если бумагу бросили в камин, значит её, несомненно, собирались сжечь. Однако любопытство, сгубившее тысячи кошек и ещё больше людей, оказалось сильнее. Джон разгладил бумагу и начал читать. ?01-30-2010 Четвёртое серийное самоубийство. Чушь! Полиции давно следовало признать, что в городе появился новый серийный убийца. Только до сих пор не ясно, что объединяет жертв? Далее на листе шли какие-то схемы со стрелочками, имена, очевидно жертв серийного убийцы, о котором шла речь, и множество зачёркиваний.М-да, видимо генеральную уборку прошлый жилец делал давно, раз лист, датированный тридцатым января 2010 года, до сих пор покоился в камине. Ведь на дворе уже 2012 год. И тоже тридцатое января. Джон напряг память, вспоминая, что он мог слышать или читать в Афганистане о серийных самоубийствах двухлетней давности. И сам не заметил, как достал ручку и сам начал делать записи с обратной стороны листа. ?Бизнесмен. Подросток. Чиновница. Пиарщица.Что общего? Лондон. Заброшенное здание. Такси!? Джон, наконец, вспомнил эту нашумевшую историю: таксист похищал своих жертв прямо на людных улицах, отвозил в пустые или заброшенные дома и под дулом пистолета заставлял принять яд. От облегчения Джон откинулся на основание уютного кожаного кресла, вновь смял лист бумаги и бросил его обратно в камин. Загадка из прошлого была решена.