Эпилог (1/1)
Никогда еще у меня не было такого веселого Нового года. На школьном вечере я отплясывала как сумасшедшая. А ведь раньше не танцевала почти совсем?— мне казалось, что я неуклюжая, да и вообще, что люди подумают… еще засмеют. А хоровод водить вокруг елки?— как можно, мы ведь не маленькие! Теперь я сама заводила хоровод, и, что удивительно, одноклассники, поначалу стеснявшиеся, тоже понемногу начинали веселиться со мной. Уж мы вертелись вокруг елки, уж мы хохотали! Ждали чудес, и случилось чудо: биологичка, уныло сидевшая в уголке и смотревшая за порядком, вдруг поднялась, отложила сумку и тоже встала в хоровод, как раз между мной и Максом Овчининым из параллельного класса! Вот это да! Маме и отчиму я склеила дедов морозов из цветного картона, а Петьке и Димке нарисовала настольную игру с пещерами, чудовищами и запутанными правилами. Думала, они посмотрят и бросят?— так нет же, увлеклись, играли, даже дрались иногда из-за того, что Петька жульничал. Я слышала их разговоры: ?Сюда нельзя, тут же хватавцы! Вон их целая куча!??— ?А у меня два посоха есть, что мне твои хватавцы!? Новогоднюю ночь мы встретили как приличная семья?— все вместе, за столом. Мама поставила моих дедов морозов на самую видную полку, все время поправляла волосы, и говорила, и смеялась, и обнимала отчима за плечи, и казалась счастливой. Каникулы пролетели моментально, началась третья четверть. Однажды на перемене ко мне подошел Овчинин из седьмого ?А? (он у них самый высокий. Физкультурник хотел даже отдать его в баскетболисты).—?Лапина… Что с тобой такое, вообще-то?—?А что со мной?—?Ты вроде это… выросла. Я в самом деле выросла на пять сантиметров и очень этим гордилась. Все таки я в прошлой жизни невысокой была, но Лапина вообще убивает.—?Ну да,?— сказала я небрежно. —?Не только тебе расти, правда? Он покраснел:—?Я в другом смысле. Слушай… Может, в зоопарк сходим? Я благосклонно улыбнулась:—?Эм… Можно, конечно, но еще слишком холодно, чтобы таскаться на улице несколько часов к ряду. Давай лучше попозже.—?Тогда может на каток?—?Эм, я не умею.—?Я научу.—?Хорошо… К счастью, тут прозвенел звонок, и Овчинин убежал, записав на ладони мой телефон. А на другой перемене подкатилась Зайцева, волоча за собою, как свиту, Лозовую и Хворостенко, те самые дылды из класса старше, что задирали изначальную хозяйку тела:—?А что это тут за малые дети опять, что, детский сад на ремонт закрыли? Кажется, все, кто был в этот момент в коридоре, бросили свои дела и уставились на нас. Я чуть повернула голову. Посмотрела на Зайцеву через плечо. Только посмотрела: глупая девчонка-переросток, бройлерный цыпленок, ну что ее ждет за жизнь? Сначала тряпки-мальчики, потом пеленки-сплетни, потом развод-скандалы, потом сразу старость и обида на весь мир… И так я четко все это увидела, что ухмылочка на круглом лице Зайцевой вдруг побледнела и увяла совершенно. Может, и она увидела тоже? И ужаснулась?—?Да не бойся,?— сказала я ей серьезно. —?Все в твоих руках… Еще не поздно стать человеком! Вз-з?— только ветерком повеяло. Где Зайцева? Где ее свита? Только ноги топочут в конце коридора. А я пошла в класс. Шла и думала: а что ждет меня? Кем я стану? Чего мне надо? Магам дороги проще: они знают, для чего жить. Даже когда я поневоле была предателем для королевства, я дралась не только за свою жизнь, но за Эльвиру и принца. А теперь не надо драться?— надо изо дня в день жить и верить, что в Королевстве все хорошо… Чего я хочу от этой жизни, кроме Макса? Перед началом урока наша классная сказала, что в пятницу родительское собрание и чтобы родители были все до единого. А потом обернулась ко мне:—?Лапина, я не видела твоих родителей с начала года. Мать придет?—?Она в пятницу работает. А отчим в командировке.—?Значит, объясняйся с завучем! Иди и объясняйся! Почему я могу откладывать свои дела ради собрания, а твоя мать не может?—?Потому что она работает!—?А в другое время зайти? У Кочкарева мать тоже на собрания не ходит, но она же в школе бывает каждую неделю! Я молчала. Что я скажу?—?Будут решаться финансовые вопросы! —?не утихала классная. —?Будет выступать родительский комитет! Почему некоторые родители могут работать в комитете на общественных началах, а твоя мать даже на собрание не соизволит прийти?—?Ну что я могу сделать?! Классная вздохнула:—?Сядь, Лапина, и приготовься к крупным неприятностям. Я уселась. И уже не слышала, что она там дальше говорит. …Когда я очутилась снова перед своим домом, прошла секунда как я вышла из магазина; на мне была привычная старая одежда, в руке пакет из магазина, в котором я покупала женские штучки, но там еще остались пара тетрадей в клетку, которые я специально покупала для матери, чтобы она ни о чём не спрашивала, и если бы не кольцо на пальце и не книга на столе, под тем самым учебником по биологии, то можно было подумать, что ничего не было, тем более, что Оберона рядом тоже не было. Здесь я не могу летать. Только, встав на весы, умею делаться легче на несколько килограммов. Маме однажды показала, так та схватилась за голову: ?Дистрофик!? Здесь я могу?— иногда?— отводить зло. Скажу: ?У зла нет власти?,?— и раздраженный человек успокаивается. Здесь я чувствую себя сильной. Вот только с несправедливостью ничего не могу поделать. Как сейчас: ну что мне, наизнанку вывернуться? На аркане я, что ли, мать притащу? А что скажет мама, я знаю заранее. ?Ты знаешь, сколько надо денег заработать, чтобы безбедно жить семье с тремя детьми? Ты знаешь, что я работаю как лошадь? У меня нет времени на собрания, ты достаточно взрослая, чтобы сама заниматься учебой!? И почему я не разбилась, сиганув со скалы? Оберон бы меня похоронил с почестями… Что-то меня не туда мысли завели. Я вздохнула. Воспоминания о Королевстве были и радостные, и грустные. Потому что слезы сами собой лились. Как там было хорошо… Наступила пятница. Классная была злая как собака с самого утра.—?Вы предупредили родителей? Тридцать человек в списке?— чтобы тридцать было на собрании! Она всегда так говорит. Закончился шестой урок. Самые нетерпеливые родители уже ждали в коридоре. Тут же полезли в класс?— расспрашивать о дорогих детках, показывать всем видом, какие они к детской судьбе неравнодушные… Но почему я на них злюсь? Так нельзя. Никто не виноват в моих бедах. Да и не беды это, так, мелкие неприятности. Вчера я все-таки выцарапала у мамы обещание, что она, может быть?— вряд ли, конечно, но может быть,?— все-таки придет.—?Лапина! Мать будет?—?Обещала,?— соврала я.—?Ну так сиди за партой и не смей уходить, пока она не явится! Класс наполнялся. Школьников становилось все меньше, родителей?— все больше. Отцы?— их было всего человек пять?— чинно держали шапки на коленях. Матери смеялись, переговаривались, болтали вполголоса. Пришли три или четыре бабушки и даже один дедушка; еще немного, и я останусь в классе единственная школьница…—?Лапина! Все собрались. Мы ждем только твоих родителей! Где они? Встань! Я встала.—?Вот здесь, перед родителями одноклассников, скажи?— где твоя мать? Где твой отец? Почему они снова не явились? Все притихли и с интересом на меня смотрели. И я почувствовала, как начинаю закипать.—?Мои родители считают меня самостоятельной личностью, и считают, что уж в седьмом классе можно не бегать за своим ребенком с носовым платком, чтобы подтирать за ним косяки. Два с лишним десятка взрослых молча глазели на меня. Вот я выдала. Было тихо-тихо… И в этой тишине вдруг скрипнула дверь за моей спиной.—?Добрый день. Лена, не груби. Мурашки хлынули от затылка до пяток. Мне послышалось! Мне показалось! Не может быть!—?Да,?— неосознанно согласилась я ?— А что вы здесь делаете?—?А я пришел на родительское собрание… Я скривилась.—?Ты прекрасно знаешь, что на твою свободу личности я не претендую. Знаешь?—?Знаю,?— согласилась я снова. Оберон стоял в дверях, аккуратный, чуть насмешливый, любезный. С меховой шапки у него в руках падали, искрясь, талые капельки?— бывшие снежинки.