9. Гнев (1/1)

9. ГНЕВ

*** Скуало хмуро глянул на возвышающееся перед ним мрачное, жутковатое для любого смертного здание. Он смотрел на него довольно долго, словно размышляя о чём-то, потом вроде бы принял решение и громко фыркнул, разворачиваясь и быстро удаляясь в противоположную от здания сторону. Однако через несколько шагов он всё же остановился, вздохнул, развернулся снова и вернулся к зданию. Затем вошёл внутрь, настороженно оглядываясь по сторонам.Не то чтобы наземная резиденция Инферно была таким уж опасным местом, учитывая, что последние несколько дней она пустовала без своего хозяина. Просто существовала некоторая опасность, что если Повелитель узнает о том, что Скуало сделал с его Правой Рукой, то он вполне может объявить охоту на мечника и назначить награду за его голову. Ещё Повелитель мог придти сам и разобраться с ним за устранение своего фаворита. Поэтому Скуало, входя в резиденцию, был крайне осторожен и напряжён, он был готов дать решительный бой в любой момент.Резиденция была пока что единственным местом, где Скуало мог заночевать. Возвращаться в Инферно ему не хотелось, ночевать же под открытым небом начало надоедать. Возвращаться в особняк Занзаса мечник даже не думал.Опасения были напрасны: резиденция оставалась всё такой же пустой и тихой. Мечник, однако, иллюзий на свой счёт не строил – он понял, что Верховный, скорее всего, просто ещё не знал о том, по чьей вине пропал его заместитель. Не ощутив чужого присутствия, Скуало немного расслабился, но бдительность не потерял. Он прошёлся по безмолвным пустым коридорам, по занесённым вековой пылью комнатам, в которых никогда никто не жил. Одну дальнюю комнату внимательно осмотрел, одобрительно хмыкнул и очистил её при помощи Силы, чтобы позже устроить там себе ночёвку. Потом ноги сами пронесли его обратно по лабиринту коридоров, к внушительного вида чёрным дверям с резными знаками. Постояв перед ними в нерешительности, Скуало вздохнул ещё раз и проскользнул в кабинет. Энергетика и дух Занзаса всё ещё очень отчётливо ощущались в воздухе, хотя он проводил тут не так уж много времени, предпочитая безликой резиденции роскошь и тепло своего дома. В кабинете, однако, всё ещё остались следы его присутствия – какой-то особенный неповторимый запах, витающий в воздухе, забытый на спинке стула плащ, пустая бутылка из-под виски возле стола, несколько отчётов, небрежно сметённых в кучу. Скуало обвёл кабинет задумчивым, ностальгическим взглядом, криво усмехаясь. Вздрогнул при виде железных крючьев, торчащих из стены возле стола – этот кошмар он всё никак не мог забыть. Занзас мог убрать эти крючья Силой, но ему, видимо, нравилось думать, что такое наглядное напоминание о том, что бывает за неповиновение, сделает Скуало будет более послушным. Отведя взгляд от крючьев, мечник посмотрел на стол. Провёл кончиками пальцев по успевшей запылиться гладкой поверхности, улыбнулся какому-то своему воспоминанию, чувствуя, как его с новой силой накрывает ощущение собственной ненужности и бесполезности… В кабинете вдруг стало очень жарко. Скуало, погрузившись в воспоминания, не заметил, как температура в помещении начала стремительно подниматься, но, очнувшись, он внезапно обнаружил, что весь вспотел, а в горле давно пересохло. Было, пожалуй, даже жарче, чем в Бездне, хотя мечник сознательно не сравнивал Бездну вообще ни с чем. Ничего не понимая, он огляделся.Вернее, попытался оглядеться. Потому что, как только он повернул голову, к его лбу было приставлено дуло до боли знакомого пистолета. В полумраке вспыхнули красные глаза. Скуало выдохнул и зажмурился, надеясь, что это какая-нибудь иллюзия или галлюцинация на почве его неизлечимого безумия. — Передай своему монаху, мусор, что его священная река – полная хуйня. И что эта река теперь значительно обмелела. Обязательно передай ещё, что никакая грёбаная святая вода меня не удержит, вы с ним, мусор, очень крупно облажались, подумав, что это не так. Передай ему это… в следующей жизни. Потому что в этой у тебя такой возможности уже не представится. Знакомый голос звенел сталью, гремел подобно грому, отдавался в висках и в Печати Ада пульсирующей болью. Скуало неверяще распахнул глаза и уставился на Занзаса со смесью ужаса и потрясения. И невольно отпрянул, судорожно сглотнув: зрелище, представшее перед ним, способно было испугать кого угодно. Занзас весь пылал. Пылали ненавистью и сокрушительным гневом его кроваво-красные глаза, пылали чёрным пламенем его растрепавшиеся волосы, пылала яростью жуткая жестокая ухмылка, пылала Сила в его оружии и в его руках. Занзас и сам был буквально раскалён – воздух вокруг него искажался и плавился, от чудом уцелевшей одежды валил дым. Занзас был похож на самого Дьявола в этот момент, похож на истинного Властелина Ада, и Скуало поймал себя на мысли, что вместе с неодолимым страхом испытывает странное, неестественное какое-то влечение к пылающему перед ним порождению Тьмы. Пистолет был направлен ему точно в лоб, мечник не шевелился, зная, что один выстрел концентрированной огненной Силой – и он покойник. — Занзас… — успел поражённо выдавить из себя мечник, прежде чем второй пистолет Занзаса с размаха врезался ему в скулу, заставляя потерять равновесие и упасть на пол. — Нет, гнида. Время болтовни прошло. Не жди теперь пощады, тварь, — Занзас с разворота пнул его носком сапога по рёбрам, послышался хруст сломанных костей. Скуало рефлекторно попытался подняться, но следующий же удар сапогом в живот заставил его вновь упасть ничком. На него сразу же обрушился град ударов, попытки инстинктивно защитить лицо руками привели к тому, что левую руку безжалостно переломили в предплечье, и больше мечник сопротивляться не пытался. Занзас бил его долго, с удовольствием. Он бил его по внутренним органам и сломанным рёбрам, по разбитому пистолетом лицу, бил по всем мышцам и костям. И каждый его удар неумолимо оставлял на бледном теле сильные ожоги. Пару раз Скуало терял от боли сознание, но Занзас тут же при помощи Печати приводил его в чувство, заставляя и дальше терпеть эту жуткую, ослепляющую боль, которая не оставляла мечнику сил даже на крик, вынуждала не на шутку сражаться с ней за каждый вдох.Дальнейшее Скуало ещё очень долго вспоминал в своих кошмарах. Помнил, как, закончив с избиением, Занзас схватил его за волосы, грубо втащил на стол. Как он рывком сорвал с него штаны и рубашку, ухмыляясь неописуемо жутко, нарочито неторопливо и осторожно снял собственную одежду. Помнил, как Занзас перевернул его на стол лицом, помнил очередную вспышку боли, когда он вошёл в него – всухую, резко, без подготовки. Помнил, с каким остервенением Занзас буквально вбивал в него свой член – до разрыва мышц, до крови, стекающей по внутренней стороне бедра, до очередной кратковременной потери сознания…Помнил, как Занзас в какой-то момент воспламенился по-настоящему. Он вспыхнул, как факел, как погребальный костёр. Яростное пламя огня, плясавшее по всему его телу, не наносило вреда ни ему, ни сделанному из особого несгораемого дерева столу. А вот мечнику оно причиняло вред, и ещё как. Кожа его, соприкасаясь с языками огня, стремительно чернела, дымилась, лопалась, обнажая окровавленные кости. Запах палёного мяса – собственного мяса – тоже преследовал Скуало в кошмарах ещё очень долго.Он не помнил точно, когда его снова перевернули на спину, но зато очень чётко помнил жадные поцелуи Занзаса, помнил, как каждый поцелуй – в плечо, в шею, в грудь – прожигал в его теле почти сквозную дыру. Он не кричал, не издал ни звука. На это не было никаких сил. Он просто смотрел на Занзаса широко раскрытыми от боли бесцветными глазами. Смотрел – и улыбался, улыбался безумно и в то же время спокойно, будто не обращая уже на боль никакого внимания. Потом он, продолжая улыбаться, здоровой рукой слабо обвил шею Занзаса, притягивая его ближе. Рука, попавшая в самое пекло, мгновенно обуглилась, из-под свисающих с неё лохмотьев кожи жутко и мерзко торчали почерневшие оплавленные кости. Мечник не обратил на это внимания. Ему было всё равно. — Ты соображаешь, что делаешь? – презрительно спросил его Занзас, удивлённо приподняв брови, но не отстраняясь. Скуало улыбнулся шире, безумнее, но в бесцветных глазах его при этом не было и следа Призрака Бездны. Он медленно кивнул. Потом отрицательно покачал головой.И потянулся к Занзасу за поцелуем. Потянулся прямо в смертоносное пламя, как зачарованный, зная, что на этом его жизнь кончится. Краем сознания он забавлялся с вида Занзаса, явно переставшего понимать происходящее. А потом был поцелуй, долгий, до невозможности странный, до ужаса болезненный. Скуало целовал его до тех пор, пока у него полностью не сгорели губы, обнажая окровавленную, застывшую в страшном оскале, оплавленную челюсть. Больше Скуало ничего не помнил.Он уже не приходил в себя. Занзас погас, не растрачивая больше Силу, и сбросил обгоревшее тело со стола на пол. Некоторое время он задумчиво разглядывал мечника, уже наполовину бывшего трупом. Потом присел возле него на корточки, внимательно следя за бьющимся в агонии сердцем, виднеющемся сквозь обгоревшие рёбра. Мечник выглядел ужасно – весь чёрный, с чудом уцелевшими в огне жалкими кусочками кожи, с торчащими под неправильными углами костями и свисающими с них кусками живого мяса, практически без нижней половины лица, с одним вытекшим от жара глазом, с почерневшими, сгоревшими почти целиком волосами… Сердце в его груди билось отчаянно, тяжело, неровно, постепенно замедляясь.Подскочив в последний раз, сердце дрогнуло и замерло. Занзас не изменился в лице.— Нет, — сказал он, протягивая вперёд руку. – Слишком уж просто. Приказа подыхать не было, мусор. Он был уже почти полностью опустошён. После гнева, утихшего почему-то в тот момент, когда Скуало решился на этот губительный поцелуй, на него навалилась усталость и апатия. Но у него хватило Силы, чтобы зажечь Печать Ада ровным, уверенным светом и заставить сердце этого ублюдка вновь забиться, да так, что тут же началась регенерация, правда, всё ещё слишком медленно.Скуало должен был жить. Так решил Занзас.***— Господи Всемогущий!— Следи за словами, мусор. Тебе напомнить, где ты находишься?Голоса доносились как будто очень издалека, но постепенно становились всё громче. — Н-н-нет, господин Занзас, я оч-ч-чень из-з-звиняюсь… но… Позвольте спросить? Это что… всё ещё продолжается… кхм… воспитательная работа?Вместе с голосами в сознание бесцеремонно вклинивался жуткий холод. Заявила о себе боль в руках и ногах, но холод тут же её вытеснил.— Нет. Этот мусор бесполезно воспитывать. — Тогда… зачем?..— Не твоё дело. Тема закрыта.— Конечно, г-г-господин З-з-занзас…Скуало медленно, с трудом открыл глаза. Обнаружил на ресницах и пересохших губах плотный слой инея, машинально встряхнул головой, отрешённо наблюдая, как с головы слетают холодные белые хлопья. На щеках чувствовалась изморось, все конечности онемели от парализующего всё тело холода. Видимо, регенерация потребовала очень, очень много Силы. Но, вообще-то, всё это были мелочи, потому что Скуало, честно говоря, уже не надеялся проснуться вообще никогда.Он огляделся. Обнаружил, что находится всё в том же кабинете. За столом сидел Занзас и тихо говорил о чём-то с каким-то человеком. Скуало узнал его – именно этот человек заходил в резиденцию тогда, уже чёрт знает сколько времени назад, когда Скуало висел подвешенным на этой стене на крючьях…Крючья! Мечник, осенённый новой догадкой, глянул сначала на свои руки, затем на ноги. И точно: ровно три ненавистных железных крюка – один насквозь пробивал обе ладони вытянутых над головой рук, два других сцепляли ступни его полусогнутых ног с полом, причём последние крючья были заботливо загнуты вниз остриями, и если бы он попробовал самостоятельно встать, крючья прошили бы его ноги чуть выше лодыжек. Одежды на нём снова не было – всё, должно быть сгорело. Скуало с трудом сдержал рвущийся наружу стон.Пока Занзас решал дела с клиентом, Скуало молчал и безразлично разглядывал успевшую высохнуть бурую лужу на чёрном полу. Да уж, крови в этот раз натекло действительно очень много. Неудивительно, что этот их давний вроде бы клиент обзавёлся заиканием.Вскоре человек ушёл, и они остались в кабинете вдвоём. Скуало разглядывал отвратительное бурое пятно на полу, Занзас заполнял какой-то отчёт для Повелителя. Они молчали. — Занзас… — позвал мечник через какое-то время, повернув голову в его сторону. Занзас сделал вид, что ничего не слышал, и продолжил заполнять отчёт. Скуало снова надолго замолк, но потом снова не выдержал. — Занзас. Молчание. Шорох бумаг. Холод. — Занзас, прекрати. Я понимаю, что ты зол, но… — Заткнись. Он заткнулся. Уронил подбородок на грудь, чувствуя, что, оказывается, уже давно дико дрожит от треклятого холода. Вытянутые над головой руки давно затекли. Тишина становилась тягостной, напряжённой, гнетущей. Он рискнул снова.— Занзас. Давай поговорим.Занзас не ответил. Он закончил заполнять отчёт, отложил его в общую кучу. Неторопливо встал, подошёл к Скуало и встал рядом с ним, скрестив на груди руки. — Ну говори, мудак. Скуало вздохнул. Он, в общем-то, догадывался, что Занзас не собирался облегчать ему задачу, которая перед ним стояла. — Занзас… Я… — начал он, нервно облизывая пересохшие посиневшие от холода губы и смотря в пол. – Я думаю, что пора всё это прекратить. Я устал от этой бесконечной череды мести, от этого замкнутого круга – ты мстишь мне, я – тебе, ты – снова мне, и так далее, и так бесконечно… Почему мы это делаем, Занзас? Мы не враги друг другу. Твой враг – Верховный. Мой – Призрак Бездны. А друг другу мы не враги… Теперь я понимаю это, Занзас. Потому что, будь ты моим врагом, я бы не мог так сильно радоваться твоему возвращению. А если бы твоим врагом был я, то… То меня бы уже не было в живых, и причём давно. Но я жив. И ты тоже.Он замолчал, подбирая нужные слова для того, чтобы выразить все свои сбивчивые мысли, хаотично путающиеся и прыгающие с одного на другое. Занзас молчал тоже, нисколько не помогая ему, но и не торопя. Взгляд красных глаз, недавно пылавшей такой яростью, на этот раз был холоден и задумчив. Скуало опустил голову ещё ниже и продолжил уже чуть громче, увереннее. — Мне надоело всё это. Надоело лгать и притворяться, надоело сопротивляться. Надоело сражаться за то, в чём не вижу больше смысла. Надоело якшаться с вонючими Инфернскими говнюками, надоело плести с ними какие-то тупые интриги и заговоры. Ни одна свобода не стоит того, чтобы ради неё становиться таким же, как все эти грёбаные лицемеры. Я ненавижу таких, как они. А теперь – и себя тоже, потому что я опустился до их уровня. Мне всё это, блядь, изрядно надоело. И ещё… я кое-что понял, Занзас, — он поднял на него глаза, с достоинством выпрямился настолько, насколько позволяли пригвождённые к стене и полу руки и ноги. – Я понял, что… никогда не смогу тебя победить. И знаешь, дело не в том, что ты чертовски силён, дело даже не в том, что ты совершил то, что мне казалось невозможным, самостоятельно освободившись из сильнейшей ловушки, которую я только смог придумать. Дело в том, что я слишком сильно тобой восхищаюсь. Ты восхищал меня ещё будучи четырнадцатилетним сопляком, и теперь проклятое восхищение никуда не делось, потому что, блядь, Занзас, ты, определённо, самый необычный и самый охуительный мудак, которого я когда-либо встречал. Я… я сдаюсь, Занзас.Он закрыл глаза и улыбнулся. В улыбке этой смешались горечь собственного поражения и облегчение от того, что мечник, наконец, разобрался в себе. — Я приношу тебя клятву верности воина. Отныне моя жизнь, моё тело и моя душа принадлежат только тебе. Я клянусь преданно служить тебе. Отныне твои цели – мои цели, твои враги – мои враги. Твоя воля… моя воля. На некоторое время вновь повисла звенящая, напряжённая тишина. Открыв глаза, Скуало обнаружил Занзаса, присевшим возле него, внимательно вглядывавшимся в его лицо, словно он искал в нём признаки фальши, страха или, быть может, белоглазого безумия. Искал – и не находил, судя по удивлению в его красных глазах. — Клятва верности? И ты приносишь мне её сейчас, мусор? Сейчас, после всего? После всех твоих предательств? После всего, что я с тобой сделал? И с какой стати я должен верить в эту чушь?Скуало улыбался печально, горько, устало. Очень, очень устало.— Я не лгу, Занзас. Какие доказательства тебе нужны?Тот на секунду задумался. Затем повернул лицо мечника к себе, сжав пальцами острый подбородок и приблизившись к его посиневшим губам.— Покажи мне… свою сущность.Скуало заметно вздрогнул, но не отстранился. Занзас говорил о древнем ритуале, уже позабытом среди простых смертных. Этот ритуал давал увидеть душу того, кто на него соглашался. Душу, чистую душу, отдельную от разума и тела. Скуало не был уверен, есть ли у него душа. И не знал, что она может из себя в принципе представлять.Но, тем не менее, он решительно кивнул, давая согласие на ритуал.— Я впускаю тебя, — прошептал он Занзасу в губы. – Я хочу, чтобы ты знал, Занзас. Теперь я твой. Глаза Скуало вдруг расширились, заполнили собой всё окружающее пространство, охватили небо и землю, охватили, казалось, всю Вселенную… Занзас падал, падал в мерцающую мириадами льдистых оттенков бесконечную глубину.Последняя разумная мысль, которую Занзас помнил – «Вот блядь. Я определённо рехнулся.»