4. Ради власти (1/1)

*** Скуало закрыл глаза. Сделал глубокий вдох и медленно, размеренно выдохнул, наполняя тело энергией.И резко сорвался с места, атакуя воображаемого противника. Закружился в пируэте, совершил обманный манёвр и сделал молниеносный выпад, разрубая воздух мечом. Сразу же атаковал снова и снова, плавно перетекая из одного движения в другое, не делая ни одного лишнего жеста. Боевая стойка – защита – атака – атака – защита – стойка – атака – и так далее, в бесконечном боевом танце, в котором существовали только он, его меч и его цели. Меч пел в его руках, пел только для него одного, только им двоим понятные гимны крови и сражениям, меч был продолжением его руки, и в эти мгновения их единства для мечника не существовало всего остального мира. Не существовало ни Занзаса, ни горящей на живом, пульсирующем в ритме боя сердце Печати Ада, ни проклятого Инферно, ни мыслей о собственном унижении. Остальной мир о нём, впрочем, взаимно забывать не собирался. Занзас стоял у дверей в тренировочную комнату (комнату эту мечник организовал себе сам, раньше это было просто помещением для хранения всякого хлама) и с усмешкой наблюдал за ним. Он смотрел на обнажённое по пояс жилистое бледное тело, на раскачивающийся в бешеном темпе длинный белоснежный хвост, кончик которого в точности повторял движения мечника, на особенно непослушные пряди, выбившиеся из хвоста и всё норовившие залезть блондину на глаза. Смотрел на подтянутые упругие ягодицы, которые так уместно были обтянуты чёрной кожей штанов, на длинные гибкие ноги и руки, двигавшиеся с такой грацией и скоростью, что за ними трудно было уследить. Смотрел – и ухмылялся всё самодовольнее, зная, что вся эта роскошь принадлежит ему одному.Он сделал несколько шагов, не отрывая алчного взгляда от белоснежного вихря в центре комнаты. Остановился вплотную, ожидая, когда он закончит. В то же время Скуало, совершенно не замечая его присутствия, развернулся в очередном обманном манёвре и резко, как хлыст, выпрямился, нанося молниеносный удар прямо по Занзасу…Ледяной меч, которому случалось порой ломать прочнейшую сталь, расплескался водой, не оставив даже царапины на смуглой шее. Сам мечник тут же распахнул глаза и рухнул на колени, сжимая правой рукой левую, в которой до этого держал меч. Рука пульсировала невыносимой болью, Печать на сердце предупреждающе горела. Занзас, продолжающий спокойно ухмыляться, даже не пошевелился. Он уже привык, что Печать действует и без его воли, защищая его даже тогда, когда атака была совершена неосознанно. — Чёрт… — прошипел Скуало, недовольный, что его тренировку прервали. – Ты, как всегда, блядь, очень вовремя, Занзас! Чего тебе надо от меня в такую рань?! Он приподнял его лицо за подбородок, задумчиво разглядывая его злые глаза, обрамлённые длинными белыми ресницами. Занзасу нравилось смотреть в эти глаза. Они мерцали, завораживали, они умели сверкать, как настоящие бриллианты, и умели гаснуть в глухом отчаянии, а ещё они меняли цвет, в зависимости от настроения блондина. Иногда они были яркие, пронзительно-синие, это был цвет его ярости и злости, цвет его гордости и его мнимой свободы. Иногда они тускнели и становились совершенно серыми, почти бесцветными, показывая, что ему больно и плохо. Иногда они бывали ясно-голубыми, обозначая его грусть или задумчивость. Но чаще Занзас видел эти глаза многоцветными, с бурей бушевавших в них цветов и эмоций. — Скажи, как положено, мусор. Скуало тут же оскалился, отшатнувшись и рывком поднимаясь с колен. Прорычал что-то невнятное, создавая из воздуха таз с холодной водой и умываясь в нём. Потом выпрямился, вытер лицо полотенцем и холодно усмехнулся, презрительно кривя тонкие губы и сверкая синевой глаз:— Чем же я обязан такой чести – лицезреть твой сиятельный лик в такое раннее время… хозяин? – он зло сплюнул на пол. – Ты по делу или это просто очередной сеанс утренних домогательств, урод?Занзас вновь усмехнулся и подошёл ближе, привлекая его к себе за талию.— И то, и другое, — ответил он, зубами развязывая чёрную ленту, стягивающую длинные волосы. Его тут же накрыло белоснежной волной, пахнущей точно так, как он помнил – морозом и кровью. Ухмыляясь, он прижал мечника к ближайшей стене, кусая за шею и водя ладонями по спине и бёдрам. — Ты мне больше нравился мелким… — тихо заметил Скуало, отворачивая лицо и продолжая устало скалиться. – Тогда твои грёбаные приказы ограничивались словами «убей»,«уничтожь» и «уберись тут»… Занзас царапнул ногтем по его соску, заставляя замолкнуть и чуть поморщиться, и насмешливо скользнул языком по его губам. — А теперь, как видишь, я стал гораздо взрослее, — последовал быстрый кусачий поцелуй в губы. – Во многом – благодаря тебе, мусор. Тот вздрогнул, глаза, прикрытые белыми, как снег, ресницами, выцвели до голубовато-серого оттенка. — Скажи, Занзас… У меня есть хотя бы крошечный шанс, что ты когда-нибудь забудешь о том, что я сделал, и, наконец, отстанешь от меня? – спросил он всё так же тихо.— Ни малейшего,— хмыкнул Занзас, исследуя пальцами его плоский живот и внутреннюю сторону бёдер.— Как я и думал… Ты мстительная, злопамятная мразь, Занзас, — выдохнул мечник в ответ, начиная дышать сбивчиво и горячо.Внезапно Занзас остановился, ладонью упираясь ему в пах и глядя на блондина со смесью удивления и насмешки. Проследив за его взглядом, Скуало смачно чертыхнулся и отвёл глаза – проклятое тело уже слишком заметно реагировало на привычную прелюдию в виде жадных Занзасовских прикосновений и поцелуев. — О, — ухмылка Занзаса стала шире и довольнее. – Так значит, взрослым я тебе нравлюсь всё-таки больше? Поздравляю, значит, ты не конченный педофил. — Твою мать, Занзас! Ты имеешь меня на протяжении трёх недель уже! У любого за это время начнёт вставать на твои чёртовы домогательства! — Не заговаривай мне зубы, мусор, — он нажал на пах сильнее. – И кончай выёбываться, раз уж ты меня хочешь.Возражений у того почему-то не нашлось, и Занзас оперативно развернул его лицом к стене, оканчивая прелюдию и переходя к главному. В этот раз они кончили почти одновременно. Занзас вытер ладонь, испачканную спермой мечника, об стену, одеваясь и не обращая внимания на кусающего свои губы в порыве бессильной злости любовника. — Это не значит, что я сдался! – предупредил его тот, как будто в этом была необходимость. Занзас только тихо рассмеялся. Он и так прекрасно знал всё, что лежало в глубине переливающихся и сверкающих холодной гордостью глаз. — Сегодня будут гости, — небрежно бросил он, уходя. – Приготовь всё к их приходу. И развлеки их как-нибудь – мне нужно… заняться укреплением своей власти.***В огромном чёрном кабинете, как всегда, удушливо пахло серой и опасностью. Кабинет, по мнению Занзаса, выглядел полнейшей безвкусицей – непомерно огромное пространство с одним-единственным строгим чёрным столом у дальней стены было ничем не украшено, и оттого казалось слишком пустым и чересчур строгим. Вкупе с тем фактом, что на столе там постоянно лежали немаленькие кипы отчётов, хозяин кабинета неизменно создавал впечатление канцелярской крысы.Занзас прекрасно знал, что Верховный Повелитель является кем угодно, но никак не канцелярской крысой.Заметив его появление, сидевший за столом мужчина с длинными чёрными волосами, небрежно собранными в хвост (хвост этот, к тайному сожалению Занзаса, был и вполовину не таким шикарным, как хвост его мечника), поднял голову и чуть усмехнулся.— А, Занзас, — приветствовал его он. – Я ждал тебя раньше. Опять развлекался с Несущим Холод? Занзас неопределённо ухмыльнулся, подходя к нему ближе, и опёрся ладонями об идеально гладкую поверхность чёрного стола, нависая над ним. — Разве это тебя касается, Повелитель, чем я занимаюсь в своё свободное время? Твой вызов не был официальным, а значит, я имел право не соблюдать пунктуальность.Красные, так похожие на его собственные, глаза напротив него полыхнули холодной яростью. Одно резкое движение – и Занзас оказался лежащим на столе, и теперь уже Повелитель нависал над ним, упёршись руками по обе стороны от его головы.— Не зарывайся, парень, — усмешка Верховного, как обычно, почти зеркально отражала усмешку самого Занзаса. – Помни, что тебе, как моей Правой Руке, позволено многое, но далеко не всё. Ты так гордишься своей безграничной почти властью, мой дорогой протеже, и забываешь, что моя власть стоит всё же выше твоей.Занзас чуть прищурился и медленно провёл кончиком языка по губам. — Я помню, Повелитель. Я помню это и преклоняюсь перед тобой. — Ну разумеется, — усмехнулся Верховный вновь и склонился к нему ближе. – Лживый гадёныш, — сильные пальцы рванули рубашку Занзаса. – Я вижу тебя насквозь, Занзас. Я знаю тебя, как самого себя. Ты это я в молодости, я это ты в будущем… в возможном будущем. В очень далёком и очень гипотетическом будущем. Я знаю твои амбиции, знаю, что ты ненавидишь меня. Именно поэтому ты мне и нравишься.— Смахивает на нарциссизм, Повелитель, — он позволил себе вцепиться пальцами в такие похожие на его собственные чёрные волосы и до боли сжать эти волосы в руках.— Все великие болели этой болезнью, поверь, — в ответ на грубость его ударили головой об стол, заставляя разжать пальцы. Поцелуи, осторожные поначалу – всё равно, что целовать самого себя – постепенно набирали силу и всё больше становились похожими на укусы двух сцепившихся в смертельной схватке волков. Оба чуть слышно рычали, двигаясь в едином темпе, в едином порыве, зеркально отражая все движения друг друга. Грубость за грубость, жестокость за жестокость – на холёном теле Верховного оставались глубокие кровавые борозды от ногтей, а прикосновения Повелителя, хоть и не оставляли следов, жгли смуглую кожу подобно раскалённому железу, заставляя тихо шипеть от боли. А волосы Повелителя, когда их распустить – пахли совсем не так, как Занзас любил, они пахли, как и этот безвкусный кабинет, серой, бумагами и первобытной Тьмой. Жарко было снаружи, жарко было внутри, с каждым толчком Занзасу всё отчётливее казалось, что его трахает не демон, а сплошной сгусток Адского Пламени. Пот заливал ему глаза, капал с его волос и с двигающегося в бешеном темпе тела. — Ты ведь готов на всё ради власти? – пальцы Повелителя сомкнулись на его горле.— Да, чёрт побери, на всё! – иных звуков, кроме животного почти рычания, не вырывалось из его груди.— Тогда, — разошедшиеся в безумной ухмылке губы накрыли его рот очередным грубым поцелуем. – Дыши мной. Дыши Тьмой, властолюбивый гадёныш.Занзас сделал глубокий вдох, не отрываясь от поцелуя.И закричал, хотя поклялся себе, что не сделает этого.Он кричал, поражённый свалившейся из ниоткуда болью. Болела не только каждая клетка его тела, боль, которую он вдохнул, была ещё и болью его души, всей той болью, которую он когда-либо испытывал в жизни от чьих-то обид, предательств и разочарований, и боль эта, собранная по крупицам вместе, была усилена в тысячи, в сотни тысяч раз. Он будто за один раз переживал все несчастья, которые могли произойти не только с ним, но и со всем человечеством. И в тот момент, когда он был уверен, что умрёт, Повелитель разомкнул поцелуй. — Это – Тьма! – красные глаза его неистово полыхали во мраке кабинета, словно два кровавых огня, тихий обычно голос возвысился до громогласных высот. – Это – то, чем я дышу каждый день! И тебе придётся привыкнуть к этому, если ты хочешь власти! Моей власти! Тебе придётся терпеть это, Занзас!Занзас хрипло выдохнул. И заставил себя усмехнуться в лицо трахающей его Тьме.— Да, Повелитель. Тогда дай мне вдохнуть… ещё…Верховный Повелитель усмехнулся. Он знал, что выбрал себе правильного наследника.*** Выйдя из портала в своей спальне, Занзас обессиленно рухнул на кровать, не снисходя даже до того, чтобы снять сапоги. Рубашка его была порвана на лоскутки, по всему телу виднелись засосы, а дыхание было тяжёлым и сбивчивым. Он был полностью измотан, как и всегда это бывало, Повелитель высосал почти все его жизненные силы. — Занзас? – на второй половине кровати сонно зашевелился Скуало. – Ты вернулся?Занзас не отвечал, пытаясь справиться с остаточной болью, стучащей в висках. Он с неудовольствием отметил про себя, что снова потерял с Верховным Повелителем целый день, придя к нему утром и уйдя глубокой ночью. В Инферно время текло медленнее, что зачастую мешало соотносить время нахождения там с человеческим временем.— Твои тупые гости, — он почувствовал, как мечник снимает с него штаны и обувь и осторожно укрывает его одеялом. – Решили дождаться тебя и заночевали в гостевой комнате. Если думаешь, что я буду прислуживать ещё и им, сильно ошибаешься. Попробуют приказать мне – и я разнесу этот грёбаный дом ко всем чертям, уяснил?Занзас не отвечал, следя за ним из-под полуприкрытых век. Почему-то при взгляде на привычный ворох белоснежных волос и на знакомые заострённые бледные скулы боль как-то незаметно отступала, становилась эфемернее и незначительнее. — Занзас, — бледные губы тронула мстительная ухмылка. – Не понимаю, как ты терпишь это. В смысле, этот мудак уже в который раз выёбывает тебя до полусмерти, а ты ещё не попытался устроить мятеж. — Всему своё время, мусор, — говорить было трудно, но Занзас не хотел показывать этому беловолосому ублюдку свою слабость. – Я не пойду против него, пока не буду хотя бы на девяносто процентов уверен в своей победе, а для этого ещё рано. Но хренов Нарцисс уже занесён в список моих врагов. А ты, как никто другой, мусор, должен знать, что рано или поздно все, кто состоит в этом списке, расплачиваются по всем счетам.Ухмылка мгновенно сошла с лица мечника, и он отвернулся от Занзаса, сразу же как-то сжавшись.— Да уж, — отозвался он с непонятной горечью. – Расплачиваются, и притом с процентами… Занзас хмыкнул, закрыв глаза, и начал проваливаться в целительный сон. — Занзас?— Чего тебе ещё?— А когда же… когда же я-то, наконец, расплачусь за ту единственную глупость, которую совершил десять лет назад? Занзас нехотя открыл глаза и посмотрел на Скуало. Тот по-прежнему не поворачивался, голос звучал как-то глухо и надломленно. Вздохнув, Занзас приподнялся на локтях и надавил ладонью на угловатое белое плечо, заставляя мечника повернуться на спину, и заглянул ему в лицо.— Открою тебе секрет, мусор. Ты со своим долгом расплатился ещё в первые три раза, когда я трахнул тебя. Моя месть давно закончилась.Белые брови изумлённо взмыли вверх, серые глаза широко распахнулись.— Что?! Но… — от шока он, кажется, забыл все слова. – Но тогда… почему?! ПОЧЕМУ, ЗАНЗАС?.. Занзас с усмешкой провёл ладонью по его щеке, убирая с лица длинные белые пряди. — Потому что я так хочу, кретин. Мне нравится иметь тебя в своём подчинении. И просто иметь – тоже нравится. И потому что ты…«Красивый», хотелось сказать ему, глядя в льдистые глаза, переливающиеся миллионом самых разных оттенков сейчас.— …тупой, — сказал он вслух и, едва заметно улыбнувшись, поцеловал его в уголок губ. Белые ресницы дрогнули на мгновение, и блондин снова отвернулся, так и не показав, понял ли он то, что не было сказано.