Бонус 6 (2/2)

На минуту я даже забываю, зачем я здесь, забываю о своей цели, о своем страхе, даже забываю о Филиппе, я только восхищен Ею, зачарован ее песней, ее потусторонним сиянием… Я подхожу к ней медленно, хотя хочется бежать, и, уже протянув руку, вспоминаю о своей цели.

Я чуть не отшатываюсь от Нее, потому что не знаю, что случилось бы со мной, не вспомни я о цели, Филиппа со мной нет, некому контролировать мой разум, и пусть страх темноты в заброшенных гробницах разгоняла ее яркая песня и слабый свет фонарика, некому охранять мой здравый рассудок, а я уже никогда не смогу доверять себе. Что если бы я коснулся Сферы, не сформулировав свое желание, куда бы унесла меня ее сила, пусть уже не враждебная мне, но все равно непостижимая?Сфера не добрая и не злая, она – концентрированная сила, и ей нет разницы, на что направлять свое могущество. Она может помочь мне или уничтожить меня и не заметит различия.Поэтому я формулирую свое желание. Не словами, всей душой, я желаю, чтобы мне вернули моего Филиппа. И кладу окровавленную ладонь на Сферу.

Она понимает меня, она обволакивает меня своим сиянием, шепчет, поет мне, что все будет хорошо. И я позволяю ей то, что она хотела – воспользоваться мной, чтобы покинуть этот мир. И она уходит, оставляя мне каплю своей силы. Порез на ладони больше не кровоточит, но светится голубым. Я сжимаю руку, чувствуя силу уничтожить мир. Повернуть время. Или вернуть моего Филиппа. Просто с этой сферой все немного сложнее… она не страдала, не была разбита, не поняла моего горячего желания и просто оставила мне силу. Я раскрываю ладонь. Первый шаг. Мне нужно сделать первый шаг, и это… Голубое сияние обволакивает меня, и я теряю сознание.

Я прихожу в себя в нашей квартире, в Лондоне. Я не ел и не спал уже несколько дней, я сбился со счета, но я не чувствую ни усталости, ни голода. Я одеваю перчатки, хоть на улице еще очень тепло, но я не знаю, один ли я вижу голубой свет на моей ладони.

А того, у кого я мог уточнить такие вещи, сейчас пока еще нет рядом.

Как когда-то я интуитивно шел по замку, как нашел Сферу в подземелье могильника, в Лондоне я нахожу здание, ничем не отличающееся от других, только охрана на входе внушительная. Я захожу в здание, и меня словно не замечают, пока я иду по коридорам. Я нахожу человека, я не знаю, как его зовут, но это совершенно неважно, потому что когда я касаюсь его, он ведет меня вперед, мне остается лишь держать руку на его плече. Я напряжен и сосредоточен, но я не боюсь, потому что нет ничего в мире, что могло бы меня остановить сейчас.

Когда открывается дверь, я чуть сильнее сжимаю пальцы, и безымянный человек падает на пол, а я не знаю, жив он и просто потерял сознание, или я убил его. Я не знаю и не хочу знать.

НикогдаЛондонФилиппСледующие несколько дней я, конечно, не могу назвать худшими в моей жизни, но… Они нашли что-то в моей крови в первый же день, и тогда начались тесты. От простых, типа различных медицинских исследований, до облучения меня различными волнами, в том числе и радиацией. Им не хватает моей крови, им нужен живой объект, нечеловеческий объект. Доктор Смит все время находится поблизости, радостно потирая ладони, когда очередной тест оканчивается так, как он ожидал. Они явно знают о вирусе ?Туурнгайт? гораздо больше, чем знали исследователи Убежища. От всех этих тестов, от препаратов, которые мне вводят, а также от бесконечных анализов крови я чувствую, как физически слабею. Мне становится хуже с каждым днем, и я теряю чувство времени… Все делится на до сна и после. Но даже спокойный сон для меня – роскошь, потому что возвращаются кошмары, наполненный тьмой и холодом, наполненные змеиным, заползающим во все уголки сознания голосом Кларенса. Наполненные туманом, в котором я слышу голос Даниэля, но никак не могу его найти.Так что в какой-то момент, я не знаю, когда, я оказываюсь один в большой и пустой белой комнате, которых тут есть в достатке. Я жду очередного теста, не зная, что это будет. До этого был тест с низкими частотами, у меня болит голова, а перед глазами все плывет, поэтому я сначала думаю, что у меня начались галлюцинации, когда в комнату заходит очередной мало запоминающийся мужчина, а вслед за ним – Даниэль. И на несколько секунд я на полном серьезе решаю, что все-таки рехнулся потому что ему точно совершенно нечего тут уделать! Я вижу его глаза, в них страх в смеси с яростью. Мужчина падает у его ног, а Даниэль кидается ко мне, и я еле успеваю его подхватить, потому что он вцепляется в меня и дрожит, стискивая мои плечи. У него очень нездоровый вид и это пугает не меньше, чем сам факт того, что он в моих руках – до ужаса реальный.

– Откуда ты здесь?! Ты должен уйти! Они обещали, что не тронут тебя, если я соглашусь на все! – я говорю слишком быстро, слишком невнятно, но и не получаю ответов на свои вопросы, Даниэль только прижимается ко мне, не говоря ни слова. Он выглядит безумным, как во время приступов, но не напуганным.

Если честно он выглядит жутковато.

Мы оба вздрагиваем, когда слышим чужой голос.– Эй! Что ты тут делаешь?! – это мой вечный проводник под два метра ростом, а за ним – люди с автоматами.Конечно, везде камеры, Даниэль не могу пройти незамеченным. Это чудо, что он добрался сюда, и потом я спрошу, как он это сделал, но потом, может быть… А сейчас мне надо его защитить.Я делаю шаг вперед, закрывая Даниэля своим плечом.– У нас был договор. Вы обещали, что не тронете его. Почему тогда он здесь?!Вперед из толпы выходит доктор Смит, и теперь на его лице нет улыбки, только злость.– Я не знаю, как он пробрался сюда, но это должно быть исправлено. Стреляйте. Постарайтесь не попасть в объект, он нам еще нужен.Я задыхаюсь, я пытаюсь мгновенно придумать выход, но тут Даниэль встает передо мной и снимает с руки перчатку, которую я даже не заметил. И я вижу, что его ладонь сияет синим. И сразу понимаю все. Дублин. Древний курган. Сфера. Вот как он прошел. Я не могу определиться, обожаю я его в этот момент или зол на него за риск.

– Что за черт?Впервые вижу доктора в таком смятении. А Даниэль оборачивается и мягко улыбается мне.– Все будет хорошо. Я обещаю.И люди с автоматами, двухметровый амбал и доктор Смит падают, как подкошенные, и я не уверен, живы ли они, и я не уверен, что хочу, чтобы были.Даниэль поворачивается ко мне, и я вижу, насколько он бледный. Он касается рукой моей груди и тихо просит:– Поцелуй меня.Я хотел бы знать, насколько это может ему повредить, он выглядит больным и измотанным, а я даже не могу понять, что на самом деле с ним происходит. Мгновение я взвешиваю все за и против, но у него такой просящий взгляд, что я плюю на все, наклоняюсь и обнимая его, прежде чем провести ладонью по волосам и утянуть в поцелуй. Я скучал. Я безумно скучал, и Даниэль, судя по всему, тоже.Когда поцелуй заканчивается, я чувствую, как у меня кружится голова. Даниэль смотрит на свою руку, которая все еще светится синим, а потом нас обволакивает сияние, как в жутких катакомбах, казалось бы, сотню лет назад…Мы оказываемся дома в одно мгновение. Даниэля шатает, и я не отпускаю его, не даю упасть.Он как-то беспомощно смотрит на меня, прежде чем сказать:– Я люблю тебя… Я… Я, кажется, сейчас потеряю сознание, но не пугайся… Это потому что я, кажется, не ел и не спал несколько дней… Все будет хорошо, я обещаю… Теперь все будет…И он отключается, оседая у меня на руках. И я остаюсь в нашей квартире с бессознательным Даниэлем и кучей вопросов, на которые не получил ответов. Но это не важно, это подождет. Я подхватываю Даниэля на руки и иду в нашу спальню. Нам обоим не помешает хороший сон…***На самом деле, из всех симптомов осталась только головная боль, которая, скорей всего – всего лишь остаточная психосоматика. А вот Даниэлю явно досталось больше, потому что когда я встаю, он все еще спит, будто в обмороке. Даже не пошевелился за ночь ни разу, по крайней мере, лежит в той же позе, что я его уложил. Как ни странно, у меня больше никаких плохих симптомов не осталось, все как испарилось, не то, чтобы я этому не рад. И не то чтобы я не знал кого за это благодарить.

Я иду на кухню, готовить завтрак себе и моему парню, который умудрился снова довести себя до голодного обморока. Правда, стоит признать, что в этот раз у него был повод. И, правда, я ему безумно благодарен… За все. Кожа покрывается мурашками при воспоминании о том месте, где мне пришлось провести несколько дней, которые, как оказалось, были стерты из реальности. Я абсолютно автоматически взглянул на телефон Даниэля, который сам же и оставил вчера на тумбочке, и он показал мне субботу, утро того дня, когда я впервые проснулся в белой комнате без окон. Но я уже ничему не удивляюсь. Видимо, когда дело касается Даниэля, возможно все. Чтоб не остаться психом лучше не слишком-то задумываться над тем, что мой Даниэль, худой, с очаровательно-несовременными манерами, проблемами с психикой, своими слабостями, мой Даниэль, которого я привык защищать и оберегать, на самом деле вполне способен управлять подобными силами и проворачивать такие фокусы.

Хочешь остаться в своем уме – не задумывайся над тем, что твой парень – гребанный демиург.

Завтрак для меня состоит из пары яиц и сосисок, того, что не нужно долго готовить. А вот голодающие дети Африки получают овсянку, сколь бы велико ни было мое к ней отвращение. Правда, с сахаром, чтобы у этой мерзкой каши был хоть какой-то вкус. Ну и чай, конечно. Придется мне последить, чтобы Даниэль на какое-то время отказался от кофе…Когда я приношу поднос в постель, Даниэль открывает глаза, моргая на свет, видимо, разбуженный моим отсутствием и шумом из кухни.– Филипп…У него слабый голос, и он выглядит измученным, так что мне даже как-то неловко выглядеть настолько здоровым. Вообще, Даниэль напоминает мне себя самого уже, кажется, сто лет назад, в самом начале нашего знакомства.И мне приходится отставить поднос, потому что Даниэль обнимает меня изо всех сил, прижимаясь щекой к животу, что-то шепча, я не могу разобрать, что. Только глажу его по голове и говорю, что все в порядке, теперь – точно в порядке.Когда он завтракает, все не может оторвать взгляд от моего лица, так что мне приходится напоминать ему про еду. Наверное, если бы не я, он бы и не вспомнил про такую незначительную вещь, как то, что человеческий организм плохо обходится без еды. Да и ест он быстро, торопясь закончить, просто чтобы успокоить меня. И когда он, наконец, отставляет тарелку, его руки мгновенно оказываются под моей футболкой, а губы – на моей шее. Я обнимаю его, вдыхаю родной запах и понимаю, что еще мгновение, и я просто разорвусь. Я благодарен ему, я снова обязан ему своей жизнью. Я даже не знаю, как я могу выразить это словами, поэтому я осторожно беру его за подбородок и целую, прямо в губы шепча ему ?спасибо?.Даниэль отвечает на поцелуй с пылом, которого сложно было бы от него ожидать, учитывая его состояние. Он тянет вверх мою футболку, проявляя редкую инициативу. Он гладит кончиками пальцев меня по груди, наощупь, будто пытаясь понять, не появилось ли на мне новых шрамов. Но их нет, если не считать следов от уколов на сгибе локтя, до разрезания меня они дойти не успели.Мы оба быстро оказываемся без одежды, и я на секунду зажмуриваюсь, потому что… Я скучал. Безумно, дико. Боялся и скучал – это были два моих основных занятия. На самом деле, все эксперименты были физически безвредными, наверное, они хотели выжать максимум из меня, прежде чем порезать на кусочки, так что я не испытывал дикого ужаса. Но каждый вечер я закрывал глаза и вспоминал Даниэля, думая о том, что могу больше его никогда не увидеть, зная, что не увижу, скорей всего. Так что я задыхаюсь, когда легко кусаю его за шею, вырывая стон. Когда чувствую его руки на своих плечах. Когда провожу языком по его груди, задевая сосок, и чувствую, как он дрожит. Когда слышу, как срывающимся голосом он зовет меня. Мне не хватает воздуха, будто легкие стали меньше. И я понимаю, что могу вдохнуть полной грудью только тогда, когда снова поцелую своего Даниэля. В этот момент он действительно кажется мне непостижимым и невероятным, почти не человеком. И он выгибается мне навстречу, прижимается всем телом, вздрагивая и цепляясь за меня руками так, будто видит в последний раз. Я чувствую животом его возбужденный член, и понимаю, что не могу больше ждать. Мне нужно… Выразить то, насколько мне не хватало его, нужно забыть страх и отчаяние, боль и одиночество.Смазка и презервативы находятся в тумбочке. Даниэль тихо шипит, когда я готовлю его, может, чуть слишком небрежно. Но он не останавливает меня, наоборот, скорее подгоняет. И когда я вхожу, он тихо и жалобно стонет, скрещивая лодыжки у меня на пояснице. Я стараюсь, очень сильно стараюсь двигаться медленно, но выходит плохо. Тем более, когда Даниэль кусает меня за ухо и шепчет ?быстрее?.Мы кончаем почти одновременно, друг за другом. Мне стоит только прикоснуться к его члену, когда Даниэль выгибается, запрокидывая голову, и сперма заливает мою ладонь. И я кончаю вслед за ним, зажмуриваясь до ярких точек перед глазами, чувствуя, как шумит в ушах кровь. Больших усилий мне стоит упасть рядом с ним и избавиться от презерватива, видя, как Даниэль все еще задыхается.Еще несколько минут у нас уходит на то, чтобы восстановить дыхание, чтобы просто поговорить.– Я уже примерно понял, как ты это сделал, но, все же, ты не мог бы объяснить? – у меня немного хриплый голос, так что мне приходится откашляться, чтобы в горле перестало першить.– Я не знаю. – Даниэль пожимает плечами, а потом поворачивается и прижимается ко мне, начиная выводить на моей груди круги, как всегда, когда волнуется. – Я просто попросил Ее, и Она откликнулась на мою просьбу. А дальше… Ты все видел сам.Я вздыхаю, и некоторое время молчу, Даниэль выводит странные символы у меня на коже, будто рисуя оберег.– И что теперь? – Пожалуй, этот вопрос для меня – самый сложный. – Нам надо продать все, добыть новые документы и уехать куда-нибудь в Новую Зеландию?Даниэль снова пожимает плечами, и я чувствую, как он улыбается.– Не думаю. Я попросил, чтобы тебя больше никогда не искали, так что, вероятно, эта проблема решена.Я кошусь на него.– Ты случайно не уничтожил разведывательное управление Британии? Так, под горячую руку?В ответ на это я получаю полный укоризны взгляд и молчание. После чего снова обнимаю его, выдыхая, чувствуя, как в груди исчезает волнение, будто завязавшее все мои органы в узел и не дававшее мне нормально дышать.– Ладно, если что, Британия как-нибудь справится. – Я смотрю на часы, которые показывают самое начало дня. – У нас впереди еще два выходных, чем займемся?Даниэль закрывает глаза, а потом тянется и целует меня, запуская пальцы в волосы. Я улыбаюсь в поцелуй.– Отдохнем. У нас у обоих была очень тяжелая неделя.И я получаю еще один поцелуй. Отдохнуть – звучит как отличный план.