Экстра 3: 2002 год. (1/2)

Март 2002 г, ЛондонДаниэльФилипп сидит за столом, когда я осторожно ставлю перед ним тарелку, привычно раскладывая приборы. Осторожно. Привычно. Чтобы все было на своих местах. Потом нежно касаюсь светлых волос.

- Ужин готов. Ешь, пока не остыло.

Мы едим молча. Купил сок, и слежу, чтобы в его стакане он не заканчивался. Через несколько минут я не выдерживаю.

- Знаешь, я, кажется, нашел работу. Ничего сложного, продавцом в книжном магазине, но зато только на полдня… Это хорошо, будет больше денег, а по вечерам я буду весь твой.Филипп кивает мне. Он стал реже говорить и хоть и пытается мне улыбнуться, но улыбка выходит слишком блеклой, словно я смотрю на нее из-за стекла, которое слишком давно не мыли. Почему так случилось? Почему я был настолько глуп, чтобы пожелать лишь избавиться от Кларенса? Я же мог, мог пожелать что угодно… И не догадался попросить его исцеления. Почему?.. Все что происходит – моя вина. Моя. Только моя. Я продолжаю говорить, просто чтобы в квартире не висела эта давящая тишина.

- Я купил тебе аудиокниг. Новых, хм.. Я не видел таких у тебя в библиотеке.

- Спасибо. Я послушаю.

Как больно… Он допивает сок и поправляет очки с черными, непрозрачными стеклами. Мне хочется плакать. Но я не имею на это права… Собираю посуду и тяну Филиппа за собой.

- Пойдем, послушаем новости. Интересно же, что творится в мире.

Мы лежим на диване – не очень удобно, я лежу сверху, перебирая пальцами короткие светлые пряди. Работает телевизор, но я не слушаю его, нежно касаясь его лица. Когда я пытаюсь стянуть с него очки, он резко останавливает мою руку.

- Не надо.

Больно.

Пытаюсь пошутить.

- Ладно, как скажешь. Тебе так даже идет. Ты похож на гангстера из старых фильмов.

Он вздыхает и обнимает меня. Я прижимаюсь к нему. Это моя вина. Моя.

- Ты можешь уйти, ты же знаешь? Ты не должен оставаться со мной из жалости или вины. Это не твоя вина. Если у тебя… Если ты хочешь уйти, я не хочу тебя удерживать.

Я вцепляюсь пальцами ему в футболку. Нет!- Нет. Я никуда не уйду. Я люблю тебя.

Снова эта грустная улыбка.

Больно.

В постели я предпринимаю отчаянную попытку. Я целую его, обнимаю, прижимаюсь к нему, пока мне не удается расшевелить его. И после этого беру оставленный на изголовье кровати шарф и завязываю себе глаза, поднимая его ладони к моему лицу. Его чуткие пальцы прослеживают повязку от глаз до затянутого на затылке узла.- Зачем, Даниэль?..Я целую его, заставляя замолчать.

- Тсссс… Так мы на равных. Действуй.

Все всегда лежит на своих местах. Привычно. Легко найти. Я каждый день расставляю все максимально аккуратно, чтобы все-все было на своих местах. Поэтому он легко находит все необходимое, и я задыхаюсь, вжимаясь лицом в подушку, и комкая ее края в руках.

- Филипп…

Я всхлипываю, стискивая зубы. Он слегка торопится, но я не против. Пусть. Я знаю, что так он чувствует себя живым. Пусть. Даже если эта грубость – попытка оттолкнуть меня. Мне все равно. У него ничего не получится. Не так.

- Филипп…Он заставляет меня вскрикивать, кусая шею и плечи. Я знаю, что он жалеет о том что… О том, что уже никогда не повторится между нами. Он не может, больше не может даровать мне то восхитительное спокойствие и искупление грехов, как было пару раз… Когда-то… Так давно… Год назад. Но это не важно. Пусть на завтра будет ныть все тело, пусть останутся синяки от укусов, мне все равно. Все равно!Он дрожит, наваливаясь на меня, двигаясь и двигая рукой. Болезненное обжигающее удовольствие выламывает меня, оставляя опустошенным и задыхающимся под его тяжелым телом…

Салфетки на привычном месте. Я снимаю с глаз повязку. Целую его, поглаживая по лицу.- Что хочешь на завтрак? Я уйду не слишком рано, успею приготовить.

Он качает головой.

- Нет. Я справлюсь. Поспи подольше.

Больно…Он спит, а я нет. Я смотрю на него. Он несчастен. Он несчастен со мной? Совсем нет. Это моя вина… Я не могу уйти…

Он просыпается, когда щелкает нож. Это из-за того, что он не может видеть? Его слух и правда стал более чутким…- Даниэль?..- Я здесь, Филипп. Я здесь.

Я целую его, целую, пока не начинаю задыхаться. По щекам текут слезы, которые он осторожно вытирает ладонями.

- Даниэль?.. Что?..- Прости меня… Прости…- За что?Мне не нужно смотреть, нож и так входит точно под ребра, и его светлая футболка окрашивается кровью. Он вскрикивает, не знаю, от боли или от неожиданности, прижимая руки к ране… Все заливает кровь, она слишком четко прорисована при свете – ему все равно, а я не выключаю свет нигде – на белом постельном белье… Он так резко бледнеет… Так резко синеют губы…

- Даниэль!..- Прости меня… Прости…Он стонет. Пожалуйста, скорее… Пусть все случится скорее… Пожалуйста… Я не хочу, чтобы ему было больно… Пожалуйста, пожалуйста…

Поправляю очки. Он не хотел бы… Не хотел бы, чтобы я видел его лицо таким… Я запоминаю его… Я выдергиваю нож из его груди… Все.

Больно.

Больно – сердцу, под ребрами, гораздо больнее, чем рукам. По пальцам второй раз течет горячая кровь, но на этот раз – моя. Моя. Голова кружится. Глаза закрываются сами собой, и у меня нет сил сопротивляться. Я только кладу голову ему на грудь, и я больше никогда не услышу, как бьется его сердце…. Я хотел бы сказать, что мы встретимся, но я не верю в это. Такие как ты не должны попадать после смерти туда же, куда попадают такие как я. Прости меня…Я люблю тебя…

Филипп…*****Я чуть не роняю ноутбук с колен, вскидываясь и отгоняя от себя страшный сон. Боже, боже… По лицу катятся слезы. Я, наверное, засиделся и уснул на диване, сам того не заметив… Меня трясет. Я должен убедиться…- Филипп!!!Я зову его, крича, кажется, на всю квартиру, сталкивая компьютер на диван с колен.

- Филипп!Он вбегает в комнату в куртке, должно быть только что вернулся… А я не услышал, не встретил его… И ужин не приготовил, хотя собирался… Боже мой, он жив!Филипп бросается ко мне, но я шарахаюсь от него, выставляя вперед руки. Я сейчас боюсь себя. Я ужасно боюсь себя.

- Не подходи!Он застывает, и потом идет ко мне медленно, словно приближаясь к перепуганному зверю… Таким я себя и ощущаю.- Даниэль, что случилось? Плохой сон?Я судорожно киваю, а потом, не выдержав, сам тянусь к нему, обхватывая его за плечи. Эти сны меня с ума сведут, слишком реальные… Слишком.. Я дрожу, прячась от страшного видения, которое постепенно утрачивает краски, в его объятьях. Наконец, мне удается глубоко вздохнуть. Филипп замечает это и тянет меня в кухню.

- Пойдем, я заварю тебе чаю. Все в порядке.

Я киваю и позже, уже держа в руках чашку чая, говорю ему:- У тебя очень красивые глаза. Я когда-нибудь говорил?И Филипп смеется в ответ.

Май 2002 год, Лондон.

Даниэль.

****Я чуть не обжигаю пальцы и поспешно тушу сигарету, кидая ее в кучку уже лежащих в пепельнице. Когда я начал курить?.. В мае? Или в июне? Или даже в июле? Я не помню точно…Филипп смотрит укоряюще, но приносит сигареты вместе с остальными продуктами. Ведь я практически не выхожу из дома… Филипп говорит, что я должен что-то делать, кажется, ему все равно что, лишь бы я не лежал на диване, рассматривая потолок и затягиваясь очередной сигаретой. Но я не могу. Отросшие волосы щекочут мне нос, но я не убираю их. Они хотя бы немного скрывают повязку… Я никогда не снимаю повязку с лица когда Филипп может быть рядом, даже ночью… Слишком много боли я читаю в его глазах, когда он видит пустую глазницу. Лучше так. Так можно сделать вид, что там, под черной повязкой, что-то есть. Мой Филипп… Мой Филипп считает, что это – его вина, но это не так.

Год. Прошел год.

Я поклялся себе, что буду жить год, ради Филиппа. Ради его веры в меня и надежды, что что-то можно исправить. Я щелкаю зажигалкой, и легкие снова наполняет дым, приятным теплом разливаясь по телу. Кларенс искалечил и изуродовал не только мое тело, он сломал что-то в душе, что-то, без чего человек не может жить дальше. И пусть Филипп целует меня, не обращая внимания на мое изуродованное лицо, я чувствую постоянную съедающую меня пустоту… Пустоту там, где раньше были какие-то желания… Я когда-то чего-то хотел, к чему-то стремился… Хотя бы выжить – тоже цель, тоже желание… Сейчас там осталась только ноющая боль, тоска и вина… Я так виноват перед Филиппом… За то, что собираюсь сделать. Последние искры, что остались мне от того, что когда-то жило – все это Филипп. Моя любовь к нему, мое сожаление…Не было Парижа. Вместо Парижа была ослепляющая боль, тошнотворный запах больницы и бинты на лице… Не было прогулок по улицам Лондона, улыбок и посиделок в уличных кафе с чашками чая, были выкуренные сигареты и тоскливый взгляд светлых глаз. Не было смеха, Филипп не целует меня украдкой на улице – его поцелуи пропитаны отчаяньем… Это неправильно. Тот, кого любишь, не должен шептать тебе в постели ?пожалуйста, живи!?. Мой Филипп не должен молча плакать после проведенной вместе ночи, думая, что я сплю, и пряча лицо в моих волосах. Так не должно быть.

Так не может продолжаться. Я чувствую себя сломанной куклой, которую почему-то так и не выбросили. Мой Филипп… Мой Филипп должен жить дальше. Но он не сможет. Не сможет выбросить из своей жизни такого меня – искалеченного, изломанного, с изодранной на клочки душой, цепляющегося за жизнь только ради него… И ради него я должен это сделать.

Я беру в руки нож, лежащий рядом с пепельницей. Его подарок. Прости, любовь моя. Пожалуйста, прости. И пойми меня – у меня не было другого выхода, Я не знаю, как еще я могу освободить тебя. Домашняя футболка без рукавов – старая, застиранная. Я смотрю на свои руки… Филипп обнимает меня, целует мое лицо, держа его в ладонях, гладит по плечам и шепчет ?Ты красивый. Не думай, ты очень красивый!?, но я знаю, что это – ложь. Надо решаться. Надо решаться, пока он не пришел.

Еще одна сигарета. Я слишком много курю… но это уже не важно. Прости меня. Прости.

Полоснуть себя заточенным лезвием по запястьям – полдела… Сдержать панику, когда приходит боль, и на глазах кожа расползается в стороны, заливая руки кровью – уже сложнее… Закрываю глаза, чтобы не смотреть. Ничего. Ничего. Боль пройдет.

Самоубийство – грех, но мне ли думать о грехах? Мою душу не спасти в любом случае… Ждите, мои кошмары. Я сам отдаюсь вам в руки, ждите. Вы и так ждали слишком долго, я иду. Там за гранью… Вы, наконец, сможете отомстить мне…Кружится голова. А боль, наоборот, слабеет… Это хорошо. По лицу текут слезы из моего единственного глаза, и я не пытаюсь их сдержать. Похолодевшими губами я шепчу ?Прости меня… Прости?

- Даниэль, господи!Меня трясут, и я открываю глаза. Нет…

Филипп, бледный как полотно, с расширенными от страха глазами, судорожно бинтует мне запястья, а я слаб как котенок, даже не могу сам поднять руку… И пол залит кровью… Филипп кричит на меня, но его голос – как сквозь вату… Нет… Ты не должен был вернуться… Ведь сегодня – ровно год… Я должен был умереть сегодня…

- Даниэль, черт, что же ты наделал?! Даниэль, пожалуйста, открой глаза, посмотри на меня!

Я мучительно долго пытаюсь сфокусировать на нем взгляд. Ты не должен был вернуться сегодня так рано… Шепчу то единственное, что могу сказать ему:- Прости…Филипп затягивает повязки на моих руках, и прижимает меня к себе, обнимая. Какие у него теплые руки… Как больно… Рукам и душе…

- Боже, зачем ты это сделал?! Зачем, Даниэль?! Мы живы, я жив, ты жив, неужели этого недостаточно? Я люблю тебя, почему ты?..И я отстраняюсь от него. Смотрю в его глаза – я так люблю его глаза… Хорошо, что я. Я готов пожертвовать одним глазом ради того, чтобы любоваться на его глаза на не изуродованном лице. Хорошо, что я, но… Я шепчу, даже громко говорить нету сил.- Разве это жизнь?.. Разве так – это жизнь?...И мой сильный, смелый Филипп как-то по-детски всхлипывает, прижимая меня к себе…

****Я просыпаюсь, весь дрожа крупной дрожью, и вскидываю руки к лицу, щурясь и рассматривая свои запястья… Нет. Никаких ран, никаких повязок. Никаких шрамов… Ничего… Только теперь позволяю себе перевести дыхание и вытереть слезы, неприятно намочившие волосы на висках…. Все в порядке…. Все в порядке… Просто очередной страшный, кошмарный, безнадежный сон! Глубоко вздыхаю, стараясь прогнать остатки дурного сна…- Даниэль?.. Что случилось?..Я разбудил Филиппа… Но не могу сдержаться, обнимаю его. Филипп трогательно-неряшлив с утра, с растрепанными светлыми волосами, со смешной рыжеватой щетиной, пробивающейся у него на щеках… Мой Филипп, мой, который чуть растерянно улыбается мне сейчас и смотрит без ужасающего океана вины и тоски в глазах! Я не могу удержаться. Мой Филипп..

- Люблю тебя…

Я, возможно, немного груб, когда вцепляюсь в светлые пряди, целуя его, но он притягивает меня к себе, целуя в ответ, а я не могу его отпустить… Несильно тяну за волосы, заставляя отпустить меня и тихо зову:- Филипп…