Часть I (1/1)

В стерильно чистых коридорах госпиталя Святого Михаила непривычно тихо. В любой из муниципальных больниц Нью-Йорка в это время суток царил бы хаос. Какофония голосов: шаги, голоса, истеричные телефонные трели — суета и толкотня как на азиатском рынке. Со всем этим Бэну довелось познакомиться лично после одной памятной аварии. Не справившись с управлением на скользкой дороге, он врезался в рекламный билборд и мог бы попрощаться с водительским удостоверением, а если б удар пришелся чуть левее, то и с жизнью заодно. Хотя правами Бэн дорожил больше. Ему повезло — скорая приехала раньше полиции, а врачей куда сильнее интересовали его переломы и круглая сумма на бланке чековой книжки, так что Бэн без труда уговорил медиков не указывать в отчете, насколько сильно он был пьян в ту ночь.— Сэр?Бэн тут же вскинул голову и поднялся с дивана для посетителей, смутно удивившись, что не заметил приближения дежурного врача. Впрочем, сейчас ведь раннее утро. Он просто очень хочет спать.— Есть новости? — Бэн потер лицо ладонями и заставил себя сосредоточиться на стоящем напротив человеке.— Да. Состояние вашего друга стабилизировалось. Его жизни ничего не угрожает, по крайней мере — сейчас. Однако его проблема требует срочного медицинского вмешательства и длительного лечения, надеюсь, вы это понимаете.— Что за проблема?Врач взглянул на него с удивлением.— Барбитуровая зависимость. Ваш друг — наркоман, вы не знали?— О, — только и смог сказать Бэн, — значит, это была...— Реакция на наркотик, — кивнул доктор. — Намеренно или по ошибке ваш друг ввел вместо привычных для него препаратов героин. Судя по всему, организм отреагировал на такую замену специфическим образом. Вы подоспели вовремя, еще немного и было бы некого спасать.Бэн медленно кивнул. Что ж, картина вырисовывалась ясная и не сказать, чтобы приятная. Не совсем то, чего он ожидал.— Вы уверены, что это был разовый прием? — наконец, спросил Бэн. — Если это героин...— Я полностью уверен в диагнозе, — заверил его доктор. — Мы взяли пункцию печени. Анализ дал неожиданные результаты, на основании которых можно сказать, что героин — это эпизод. Высокая концентрация амитал-натрия в тканях свидетельствует о регулярном приеме препаратов барбитурового ряда.Бэн подумал, что подобные разговоры — это слишком для пяти утра. Врач изъяснялся сложными фразами, а жуткий акцент делал речь невнятной и смазанной, так, словно его собеседник постоянно пережевывал что-то во рту — Бэн едва его понимал.— Есть у него шансы или нет? — прямо спросил он.— Не хочу вас зря обнадеживать. По ряду причин такой тип зависимости опасней героиновой. Ваш друг вводил препарат внутривенно. Судя по количеству следов на ступнях и состоянию печени, стаж достаточно велик, чтобы успел развиться абстинентный синдром.— Еще раз, что?— Так называемые ломки, — пояснил доктор. — Они начнутся в течение суток и с большой вероятностью приведут к летальному исходу, если не ввести препарат повторно.Бэн коротко выдохнул и невольно провел ладонью по волосам. Что тут скажешь, парень здорово вляпался.— Мистер...— Дэвис. Бэн Дэвис, — рассеянно представился он.— Мистер Дэвис, вы заполнили документы?— Нет.Медсестра подсунула ему стандартную анкету, но он не стал её заполнять, поскольку не располагал требуемой информацией.— Тогда вам лучше сделать это сейчас. Нам нужны все возможные сведения о вашем друге. Имя, адрес, телефоны родственников — всё, что вы сможете вспомнить. Необходимо связаться с его родными и договориться о лечении.— К сожалению, ничем не могу помочь, — наконец, признался Бэн. — Я не знаю этого парня. Нашел его на берегу залива.Врач нахмурился.— Вы сказали дежурной сестре, что он ваш друг.— Так было проще, — прохладно пояснил Бэн. На самом деле, он не желал оправдываться или объяснять, с какой стати ему вздумалось дожидаться результатов. Если бы дело происходило в Штатах, его, как человека, не имеющего отношения к пострадавшему, вежливо попросили бы покинуть больницу, чтобы не занимать зря место и не отвлекать персонал. Бэн не собирался проверять, насколько больничный распорядок в Ирландии отличается от американского.Врач сурово поджал губы. Бэн его вполне понимал — неприятно, когда тебя вводят в заблуждение и заставляют впустую тратить время на праздных любопытных.— В таком случае, мы постараемся получить нужные сведения у самого пациента, когда он очнется.— И когда это случится?Врач взглянул на Бэна с неодобрением.— Завтра. Томография не выявила изменений в коре головного мозга. По предварительным оценкам он должен очнуться в первой половине дня.— Прекрасно. Могу я его навестить?— Можете. Время и порядок посещений уточните у дежурной сестры, — и, прежде чем Бэн успел задать еще какой-нибудь вопрос, добавил. — Полагаю, в этой ситуации вы сделали более чем достаточно, мистер Дэвис. Не смею вас больше задерживать.Бэн усмехнулся про себя. Как он и ожидал, его вежливо выставляли вон. Пока что вежливо.Он поднял с дивана куртку и послал врачу самую очаровательную из своих улыбок.— Спасибо, док. Вы были очень любезны.Тот коротко дернул уголком рта и подчеркнуто предупредительным жестом указал в сторону выхода.— Не за что, мистер Дэвис. Добро пожаловать в Ирландию.***Бэн вышел на улицу сквозь бесшумно разъехавшиеся стеклянные двери и направился к расположенной неподалеку общественной парковке, где оставил машину.Утренний воздух был сырым и прохладным. С моря тянуло солью и тиной. Небо, жемчужно-серое над головой, у горизонта наливалось нежным золотом.Бен шел вдоль набережной, глядя на кружащих на водой крикливых чаек, и размышлял о причудах своей странной судьбы. Она подкинула ему шанс сделать нечто стоящее лишь затем, чтобы потом обесценить этот поступок. Разумеется, спасенный им парень должен был оказаться наркоманом с почти безнадежным диагнозом. Если бы Бэн обладал мистическим мышлением, то наверняка воспринял бы это как новую насмешку над собой, очередной проигранный раунд в борьбе с неведомым противником. Вот только не было ни насмешек, ни борьбы. Была лишь на редкость нелепая жизнь, наполненная бессмысленными поступками, и сегодняшний эпизод тоже подходил под это описание.Впрочем, это не имело значения. Ему представилась возможность спасти кого-то. Он ею воспользовался, и в этом поступке было куда больше смысла, чем в заключении какой-нибудь удачной сделки или покупке акций на Уолл-Стрит. Бэн помнил охватившее его чувство — когда, дожидаясь приезда скорой, он делал найденному на пляже парню массаж сердца и искусственное дыхание. Бэн работал как автомат, смаргивая пот, не замечая усталости, мощными толчками заставлял кровь вливаться в артерии, вдыхал воздух в легкие. Чужая жизнь трепетала на кончиках пальцев. Бэн держал в своей ладони её истончившуюся нить, и ему было бесконечно важно не дать ей оборваться. Это дарило удивительное чувство сопричастности, делало его самого живым больше чем когда-либо. Ощущение, которое не хотелось отпускать.Бэн еще какое-то время провел на набережной. Стоя у парапета, глядел на укрытую молочной дымкой водную гладь и тянул одну сигарету за другой. В сон клонило неудержимо, и, в конце концов, он сдался. Достав из кармана ключи, направился к машине.Этот день определенно выделялся из череды всех прочих, но он закончился, а время, как и смерть, безразлично к человеческим желаниям.***Тьма была всеохватной и густой — обволакивала его тело как бескрайний, чернильный космос. Ни единого звука или движения, только всевластная, могильная пустота. Он плыл в этой темноте — бездыханный, неподвижный — погружался во мрак все глубже и постепенно растворялся в нем, медленно исчезал. Быть может, прошли века, а, может, тысячелетия, время не имело значения — не было ни чувств, ни мыслей. От него осталось лишь имя — Артур, единственное подтверждение, что он еще есть, был когда-то.Возможно, он был кем-то великим, созданным для величия, но теперь незаметно угасал во тьме — забытый, ненужный призрак — далекое эхо снов повзрослевшего мира.Он почти ушел, почти истаял и слился с этой безбрежной темнотой, когда из невозможной дали его настиг тихий зов, полный отчаяния и боли. Этот зов нарастал, звучал все настойчивей, пробуждая остывшее сердце, наполняя чувством омертвевшую душу.“Артур... Вернись...”, — голос молил об этом так жарко! Тот, кто звал его, вкладывал в свой призыв всю свою скорбь и одержимость. Артур чувствовал эту жажду, лишенную надежды, но опьяняющую своей страстностью. Ощущение, что он очень нужен кому-то, бесконечно необходим, согревало, отзываясь щемящим томлением в груди. Волны чужой тоскующей любви пронизывали насквозь, даруя блаженство и муку.“Вернись...”Мрак вокруг заклубился, ожил, закручиваясь в гремящий водоворот. Всемогущая сила, обратившая к нему свой непостижимый лик, подхватила его, будто сверкающую во тьме песчинку, и увлекла назад. Голос умолк, умер в рокочущем хаосе, в то время как сам Артур возносился все выше и выше, к крошечному пятнышку света, озарявшего его путь наверх. Нужно было лишь прикоснуться... Он коснулся. И мрак рассыпался, утонул в белой вспышке, а оглушающий рокот оборвался криком младенца.Бэн очнулся и резко сел на постели, поводя вокруг безумным взглядом. Ухватился за настенную полку и, сметая с неё всякую мелочь, нашарил ладонью пластиковую фляжку. Опустошил наполовину, жадно глотая воду. Швырнул обратно и медленно опустился на влажные от пота простыни. Перевернулся на живот, вжался взмокшим лбом в подушку, успокаивая дыхание. Его знобило, по телу бежали волны неприятной, мелкой дрожи — физиологическая реакция на сопровождавшие его всю жизнь кошмары. Это нормально. Пройдет. Всегда проходит.Этот сон можно было назвать единственной константой его жизни. Один и тот же навязчивый сюжет, повторяющийся примерно раз в месяц, иногда реже, иногда чаще. Всего один, Бэн не помнил, чтобы ему хоть раз снилось что-то другое. В основном его ночи напоминали провал в черное забвение, так похожее на пребывание во тьме из его кошмаров. Психотерапевт связывал эти сны с потрясением, испытанным им после смерти матери. Бэн считал, что это чушь. Его мать умерла рано, и он совсем её не помнил. Однако не спорил — ни с врачом, ни с тем диагнозом, который тот ему ставил. Все-таки “хроническая депрессия” звучало лучше того, что он слышал о себе с раннего детства. Самым хлестким было, пожалуй, “шизотипическое расстройство”, пограничное состояние, от которого рукой подать до шизофрении. “Ваш сын считает себя особенным на свой лад”, — говорил его отцу занимавшийся им в детстве психиатр: — “Безусловно он чувствует себя одиноким, вот только одиночество воспринимается им не как следствие расстройства социальных связей, а как отношение к нему мира в целом. Бэн считает, что в мире он лишний”.Конечно, в детстве выражать мысли было проще. Просто “лишний” — емкое и точное слово, полностью описывающее его ощущения. Бэна не оставляло чувство, что мир извлек его на свет будто по прихоти, но так и не нашел для него места. Словно он был не человеком, а бесполезным сувениром, который после покупки некуда пристроить. Врачи считали это сопровождающим его болезнь навязчивым состоянием, давали рекомендации, как с ним бороться. И Бэн старался, видит бог, старался. Он пытался увлечься чем-то, читал книги, ездил в скаутские лагеря, занимался спортом — боксом и теннисом. Он пытался завязывать дружеские отношения со сверстниками, но чем дольше общался с другими подростками, тем яснее становилось, какая пропасть лежит между ними и им самим. Окружавшие его люди были вовлечены в жизнь, погружены в неё с головой, словно реальность была вещественной материей, опутывающей их сознание миллионом невидимых нитей. Его “друзья” постоянно были заняты чем-то, чаще всего собой, своими проблемами и переживаниями. Они влюблялись, страдали, фанатели и презирали. Были полны интересов и желаний, и, глядя на них, Бэн поначалу удивлялся: сам он не чувствовал ничего подобного. Жизнь походила на океан, кишащий суетливой рыбой, в то время как он будто наблюдал за этими метаниями со стороны. У него были другие метания — пустота вокруг и внутри него причиняла боль своей безысходностью. Он пытался заполнить её чем-то. Попытки сформировать в себе какие-нибудь увлечения сменились поиском острых ощущений: рискованные авантюры, секс, алкоголь, наркотики... Впрочем, с последними он попрощался быстро. Кратковременный кайф, при всей своей яркости и силе, не приносил облегчения и панацеей не являлся. Он отбросил этот вариант, как отбрасывал многие другие, до и после. Пожалуй, юность была самым сумасшедшим периодом в жизни Бэна. Приятели считали его адреналиновым маньяком и в чем-то были правы. Адреналин и впрямь создавал некую иллюзию жизни. Участвуя в безумных уличных гонках, он думал лишь о том, как войти в поворот, не разбившись насмерть, а поднимаясь без страховки по отвесной скале Красного Каньона — о том, куда поставить ногу и за какой выступ уцепиться в следующую секунду. Полное напряжение сил и воли не оставляло места для рефлексии. И какое-то время Бэн считал, что нашел решение своей проблемы, пока не заметил, что ощущения постепенно притупляются, а победы над противниками и самим собой не оставляют внутри ничего, кроме разочарования. Так или иначе, он занимался самообманом, и все эти действия на самом деле были не нужны ни ему, ни кому-либо еще.Наверное, его отец вздохнул с облегчением, когда Бэн вернулся к обычной жизни, стал умеренным и серьезным. Поступил в Гарвард, вплотную занялся своим образованием — не потому что хотел, а потому что так было нужно, хотя сам он видел в своем стремлении жить по общепринятым правилам нечто болезненно-мазохистское. Его существование стало упорядоченным, оставаясь при этом пустым и тошнотворно однообразным. Впрочем, отец был доволен произошедшими в нем “изменениями”, тем более что очередное психиатрическое обследование не выявило никаких расстройств личности. С точки зрения врачей Бэн был полностью нормален. Он и сам давно знал, что с его мозгами все в порядке. Достаточно было умолчать о некоторых проблемах, чтобы специалисты пришли к тому же выводу.Сорвался он на последнем курсе Университета, после того как один из приятелей, идеалист и фанатик, предложил ему примкнуть к движению Красного Креста. Бэн вначале счел идею бредовой, но затем задумался. Этот вариант был ничем не хуже других, попробовать стоило. Раз он не мог найти свое место в мире, пока жил ради себя, то возможно, сумеет что-то изменить, если станет жить для других. Бэн уехал, шокировав этим отца и знакомых. Два года провел в Судане. Работал санитаром в госпитале, помогал в строительстве домов для лишившихся крова во время вооруженных конфликтов, развозил гуманитарную помощь. Работа была адской, условия тяжелыми, но Бэн не жаловался. Он делал нечто ценное, работал на совесть, и, наверное, должен был по праву гордиться собой и тем уважением, которое успел заслужить среди коллег. Возможно, Бэн остался бы, не осознай он вскоре, что помочь пытается в большей степени себе, чем другим. Его жизнь превратилась в бесконечную погоню за самоутверждением, словно каждым своим действием он пытался доказать кому-то или чему-то, что его зря сбросили со счетов, что он может быть полезным. Бэн почти ненавидел себя за гордость, за то, что не мог не видеть, насколько жалок в своих попытках. В конце концов, он не выдержал и отказался от них. Вернулся в Нью-Йорк. Коллеги сожалели по поводу его отъезда, однако никто и не подумал его отговаривать. Это стало своеобразным поражением. Бэн проработал с этими людьми бок о бок два года, столько пережил вместе, но никому из них не стал достаточно нужен и близок, чтобы его захотели остановить. Бэн знал это. Знал, что такое быть нужным, благодаря своим ночным видениям. Он познал это чувство, как и любовь, ни разу не испытав их в действительности. Он мог сравнивать, и контраст с реальностью был настолько велик, что просыпаясь после своих кошмаров, Бэн порой хотел сдохнуть. От этого его удерживала все та же гордость: уйти — означало окончательно сдаться, а он был не из тех, кто сдается.И все же после отъезда из Африки в нем что-то изменилось, он смирился с самим собой. Если даже работа в Красном Кресте не смогла что-то исправить, то Бэн и не знал уже, что сможет. Пришло время признать, карты были сданы ему еще при рождении, и единственное, что оставалось — отыграть партию с тем раскладом, что был на руках.Бэн закончил Университет, стал работать в компании отца и быстро добрался до высшей руководящей должности. Вскоре он стал тем Бэном Дэвисом, о котором писали в глянцевых журналах. Жизнь превратилась в бесконечный водоворот из финансовых побед и предшествующей им каждодневной рутины. Он погружался в это бессмысленное существование, как в вязкое болото. Постоянно находился среди людей, пользовался благосклонностью женщин, и, быть может, со временем научился бы не замечать свое одиночество, если бы ему позволили о нем забыть. Однако перестать видеть те сны было так же невозможно, как отменить приливы и отливы или остановить смену времен года.Бэн и сам не понял, в какой момент цепи, удерживающие чашу до отказа нагруженных весов, лопнули, и равновесие резко сместилось в другую сторону. Просто однажды он ощутил, что с него довольно Бэна Дэвиса. Желание покончить с прежней жизнью было настолько сильным и ясным, что Бэн не стал ему противиться. Тем более что цепляться за то, как он жил, не было причин. Бэн в короткие сроки нашел себе замену, завершил все дела, поручил заботу о своих банковских счетах поверенному, собрал минимум вещей и уехал. Куда податься, решал уже в аэропорту. В конце концов, он выбрал Ирландию. Тот же язык, но не настолько близко, как в случае с Канадой, не так цивилизованно и многолюдно, как в Британии, а климат не такой жаркий и засушливый, как в Австралии, чем-то неуловимо напоминавшей Судан. Ирландия с её зелеными полями, размеренной жизнью и самобытными, прямолинейными нравами казалась лучшим вариантом.Это не было попыткой переиграть все заново. По своему предыдущему опыту Бэн знал, что из подобной затеи ничего не выйдет. Он не мог начать новую жизнь, зато мог отказаться от старой. Если не выходило быть кем-то, он решил стать никем — приемлемый выход для человека, которого ничего не связывает с миром.Самолет Бэна приземлился в Дублине глубокой ночью. С залива дул сильный ветер. Зима в Ирландии была не слишком холодной, но крайне сырой, и от этого казалось, что температура ниже, чем есть на самом деле. Промозглый воздух, тяжелый и горьковатый от смога и насыщенного запаха соли, льнул к коже и отдавал металлическим привкусом.Бэн взял такси и поехал в гостиницу. Красивый, старинный город, с примыкающими друг к другу невысокими домами, покатыми крышами и башенками проплывал мимо окон. Однако Бэн не собирался долго оставаться на одном месте, покупать жилье или жить в отелях. Вскоре он обзавелся кемпером и направился на юг по шоссе, пролегающему вдоль побережья. Останавливался на парковках, заезжал на заправки и в попадавшиеся на пути прибрежные города, пополняя запасы воды, продуктов и заправляя топливные баки.Это путешествие походило на оторванный от реальности транс. Темная лента дороги, на которой редко появлялись другие машины, стелилась под колеса кемпера. По левую руку грохотало зимнее море. Серая дымка окутывала горизонт, стирая границу между свинцовой водой и такого же оттенка небом. Иногда Бэн останавливался в каких-нибудь пустынных местах. Курил, опираясь спиной о теплый бампер, и наблюдал за игрой разнузданной стихии. Тяжелые, пенные валы с ревом врезались в скалистый берег, обжигающий ветер рвал одежду, а вокруг не было ни души. Его собственная жизнь теперь казалась невесомой, призрачно-хрупкой, а одиночество было абсолютным, необъятным и холодным, как это море. То была неприкаянная свобода человека, который ни от кого не зависит, но никому и нигде не нужен.На то, чтобы объехать Ирландию вдоль побережья, ушло три месяца. Зима медленно сменялась весной. Наконец, Бэн вернулся к тому месту, с которого начал свой путь. В предместья Дублина он въехал поздним вечером. Сияющий огнями город лежал в долине, окруженный невысокими холмами. Со стороны порта доносились низкие гудки рыболовных траулеров и пассажирских судов.Возвращение в Дублин означало, что вскоре ему придется прокладывать новый маршрут — Бэн решил с этим не торопиться. Припарковался на шоссе у побережья, спустился к пляжу. Здесь, в бухте вода была спокойной и походила на покрытое мерцающей рябью темное зеркало. В отдалении ночное небо озаряли разноцветные огни салюта. Изрытый обувью крупный песок тихо хрустел под ногами. Впереди у кромки воды ярился рыжими всполохами высокий костер, а рядом с ним, безвольно раскинув руки, лежал, худой темноволосый парень.Бэн замедлил шаги, потом пошел быстрее. Опустился рядом на одно колено, четким движением проверил пульс. Положив ладонь на грудь незнакомца, приблизил ухо ко рту, выискивая признаки дыхания. Быстро нашарил в кармане куртки ключи от машины и мобильный. Набирая одной рукой номер службы спасения, второй подцепил прикрепленный к брелоку миниатюрный фонарик и направил тонкий луч света парню в лицо, проверяя реакцию зрачков на свет.Кожа была сухой и теплой, хотя дыхание и пульс отсутствовали. Широко распахнутые, неподвижные глаза смотрел в небо. На щеке, прочертив не успевшую высохнуть дорожку, застыла мерцающая в свете фонарика слеза, похожая на каплю росы. Клиническая смерть наступила от силы минуту назад.Бэн резко стащил с себя куртку и, прижав мобильник плечом к уху, принялся отточенными практикой движениями проводить реанимацию. Когда гудки ожидания в трубке сменились голосом диспетчера, Бэн в нескольких фразах описал ему состояние найденного человека, сообщил, где находится и, дождавшись желанного: “Ваш вызов принят”, отбросил телефон в сторону и занялся парнем вплотную.Он понятия не имел, что с тем случилось — его медицинской подготовки не хватало на то, чтобы поставить диагноз, однако шанс у этого незнакомого паренька еще был, и Бэн не собирался позволить ему умереть.***Встроенные в стену крохотной кабинки фотоэлементы скупились на воду, но за эти месяцы он и сам научился не тратить её попусту. Быстро смыв шампунь и гель для душа, Бэн отодвинул занавеску и вышел в снабженный раковиной и туалетом узкий предбанник. Стянул со штанги полотенце, бросил взгляд на датчик заполнения баков — запасы воды пора было возобновить, но на чашку кофе хватит.В его скромном “доме на колесах” имелось все, что нужно для жизни, хотя места было не слишком много. Пять шагов по центральному проходу от водительской кабины до расположенных в задней части салона широкой кровати и похожего на огромный шкаф санузла. Один шаг между “столовой” и компактной кухней, размещенных вдоль стен в центральной части. Выход на улицу между плитой и холодильником; до любого из настенных, подвесных шкафов под потолком рукой подать. Тесновато, но не для человека, имевшего опыт проживания в палаточном лагере под изнуряющим африканским солнцем. Бэн быстро научился экономить движения в ограниченном пространстве, а во всем остальном этот продуманный и уютный передвижной островок цивилизации, весь — от бампера до габаритных фар, его полностью устраивал.Бэн аккуратно причесал взъерошенные полотенцем волосы, оделся, позавтракал, сварил кофе и, устроившись с чашкой в одном из кресел возле окна, принялся размышлять о произошедших накануне событиях.На сегодня у него было запланировано дело. Он собирался проведать в больнице спасенного им человека. Сейчас, когда Бэн несколько отрезвел с наступлением дня, намерение навестить своего нового “знакомого” казалось иррациональным: что они могут сказать друг другу? Однако желание увидеть, каким окажется тот парень, когда придет в сознание, никуда не делось, и одно это уже стоило принять во внимание.Бэн быстро уничтожил следы завтрака, накинул куртку и вышел из кемпера. Он так и не уехал вчера со стоянки, поэтому, чтобы добраться до больницы, требовалось пройти всего пару сотен метров. Бэн вошел в уже знакомый холл приемной и сразу направился к стойке регистрации.— Я хотел бы навестить одного из ваших пациентов, — сказал он полной медсестре, взиравшей на него из-за высокого стекла. — К сожалению, я не знаю имени... Мужчина, лет двадцать. Его доставили вчера около полуночи, с диагнозом: отравление наркотическими веществами. Не думаю, что у вас много таких...— Минуточку, — медсестра повернулась к древнему компьютеру и проворно зацокала пальцами по клавишам. Бэн ждал, опираясь локтем на стойку.— Этого пациента уже нет в клинике. Его выписали несколько часов назад.Такого Бэн точно не ожидал.— То есть, как? — прищурившись, переспросил он. — Врач, с которым я говорил ночью, утверждал, что ему требуется лечение. Как вы могли его выписать?— У меня нет этих сведений, — чопорно произнесла медсестра.— А у кого они есть?! — тут же завелся Бэн. — Кто принимал решение о его выписке?— Доктор Джойлс, дежурный врач дневной смены.— Отлично! Могу я с ним поговорить?Медсестра недовольно поджала узкие, ярко накрашенные губы.— Конечно, я могла бы позвонить и спросить. Но в данный момент доктор готовится к вечернему обходу, и раз речь идет о человеке, больше не являющимся нашим пациентом, то беспокоить врача по такому поводу...— Беспокоить?!.. — перебил её Бэн. — Вы выставили на улицу парня, который может умереть в течение суток, и считаете это недостаточным основанием для разговора с врачом?.. Звоните! — не терпящим возражений тоном сказал Бэн, кивнув на телефон. — Иначе я обыщу вашу чертову клинику и сам найду его!Медсестра перевела ошарашенный взгляд на седовласого охранника, встревоженно наблюдавшего за этой сценой, и потянулась к трубке.Бэн оттолкнулся ладонями от стойки и отошел на шаг, стараясь взять себя в руки. Ситуация казалась дикой. Прежде он не сталкивался с подобным отношением, хотя бы потому, что, имея весьма разносторонний опыт общения с врачами, был незнаком с недостатками самой системы, благодаря своей состоятельности. К тому же он долгое время провел среди людей, готовых оказать другим любую посильную помощь. И ведь здесь не Африка, черт возьми. Ирландия — цивилизованная европейская страна... По крайней мере, считается таковой.— Доктор спустится через несколько минут, — сухо проронила медсестра, закончив разговор. — Подождите, пожалуйста, в зоне для посетителей.— Благодарю, — коротко бросил Бен. Пересек больничный холл, уселся на один из стоящих у противоположной стены диванчиков и принялся ждать. Мимо проходили люди — каждый раз, заслышав приближающиеся шаги, Бэн вскидывал голову, обегая глазами посетителей и заглядывающий в приемную персонал больницы, однако им самим никто не интересовался. Прошло не меньше четверти часа. Бэн уже поднялся было, намереваясь спросить у дежурной сестры, какой точно промежуток времени та подразумевала этими ?несколько минут?, как в холл вышел пожилой, коренастый мужчина в опрятном белом халате и направился к стойке. Медсестра указала ему взглядом на Бэна, и дежурный врач, чуть скорректировав направление, двинулся прямо к нему.— Мистер Дэвис, я полагаю. Настойчивый американец, — произнес он, протягивая ладонь для рукопожатия, потом представился сам и после завершения стандартных приветствий указал на дверь, из которой только что появился. — Идемте. Разговаривать удобнее будет не здесь.Бэн проследовал за ним по коридорам больницы, и через пару минут они вышли в пустую рекреацию с неизменными диванчиками. Широкое, во всю стену, оконное стекло отделяло зону отдыха от крытого внутреннего двора, по которому, мимо газонов и цветочных клумб гуляли пациенты в сопровождении посетителей.Врач остановился у окна и повернулся к Бэну.— Итак, чем я могу вам помочь?— Вам сказали, о чем я хотел поговорить? — вместо ответа спросил Бэн.— Вас интересует пациент, который поступил ночью в состоянии комы после приема героина.— Да, именно он. Я хотел бы знать, почему его выписали? Разве он не должен был остаться здесь?— Здесь, едва ли, — невозмутимо произнес доктор. — У нас маленькая больница, и наркологического отделения в ней нет. Все, что мы могли — это оформить перевод пациента в специализированный центр. Однако этот молодой человек не назвал ни своего имени, ни адреса, ни контактных телефонов родственников. У него нет ни медицинской карты, ни средств для оплаты лечения. Таким образом, у нас не было оснований для подобных действий.— Но вам ведь известен его диагноз, — резко произнес Бэн. — Вы знаете, что с ним может произойти в ближайшее время. Неужели нельзя было как-то решить эту проблему? Вы ведь врач…— Наркомания не входит в реестр болезней, подлежащих лечению на бесплатной основе в случае отсутствия у больного документов или возможности оплатить медицинское обслуживание, — бесстрастно, словно читая текст с листа, отчеканил доктор Джойлс. — Клиника оказала этому молодому человеку неотложную помощь. Мы сделали все возможное.Бэн вдруг понял, к какому типу людей принадлежит его собеседник. Профессионально участливый взгляд и равнодушная уверенность в голосе выдавали в нем человека, которому правила заменяют собственные суждения, этику, совесть и даже профессиональный долг. Бэн знал таких людей — пока ситуация не затрагивает их лично, они ни на миллиметр не отступятся от буквы закона.— Не говорите, что сделали все, — сказал Бэн, чувствуя, как в нем просыпается гнев. — Вы к этому даже не приблизились.Врач едва заметно прищурился.— Что вам известно о барбитуровой зависимости, мистер Дэвис? Полагаю, для вас это просто набор слов. Я могу дать вам небольшую справку. Зависимыми от этого типа наркотиков становятся люди с высокой тягой к саморазрушению. Конечно, так можно сказать обо всех наркоманах, но тут особый случай. Это люди с крайне низкой самооценкой, глубокими депрессивными расстройствами, склонные к психозам различной этимологии. В интеллектуальном отношении это дегенераты, для которых жизнь не представляет никакой ценности. Чтобы помочь такому больному, мало снять его с иглы. Требуется длительное лечение в психиатрической клинике и серьезная реабилитация под присмотром врачей. Подобные вещи занимают не один год, но иным способом вернуть такого больного к нормальной жизни невозможно.Бэн с непроницаемым видом выслушал этот монолог и ответил, едва сдерживая сарказм:— Если связать все вышесказанное с темой разговора, то выходит, что вы отказали пациенту в помощи, потому что с ним слишком хлопотно возиться.Взгляд его собеседника потяжелел.— Даже если бы я мог делать исключения из правил, это было бы совершенно бесполезно. Барбитураты — наркотики самоубийц, принадлежность к которым данный молодой человек успешно продемонстрировал.— Что вы хотите этим сказать?— Будь иначе, он ответил бы на наши вопросы и предпринял хоть какие-то шаги, чтобы помочь себе. Однако он этого не сделал. Полагаю, что в настоящий момент этот юноша занят поисками новой дозы и собственное будущее его мало заботит. Поймите, мистер Дэвис, невозможно спасти человека, если он сам не хочет, чтобы его спасли.Бэн осознавал, что спорить дальше бесполезно. Конечно, он мог поинтересоваться, пришло ли кому-нибудь в голову спросить у парня, почему тот молчит? Возможно, для этого были причины. Мог напомнить своему собеседнику, что будь его пациент хоть десять раз склонен к суициду, он, тем не менее, оставался человеком, нуждающимся в медицинской помощи. Бэн многое мог бы сказать, однако продолжать этот спор, так или иначе, не имело смысла. Парня в клинике уже нет, а тот, кто вышвырнул его на улицу, действовал в рамках закона. Что бы Бэн ни говорил сейчас, это ничего не изменит.— У вас еще есть ко мне какие-то вопросы, мистер Дэвис? — воспользовавшись паузой, спросил врач.— Нет, я узнал все, что хотел, — холодно ответил Бэн. — Спасибо, что уделили время.— Это моя работа, — со скуповато-вежливой улыбкой произнес доктор. — А теперь я вынужден вас оставить. Надеюсь, вы найдете дорогу обратно?— О, безусловно, найду, — заверил его Бэн, которого уже подташнивало от этих насквозь фальшивых расшаркиваний.— Что ж, в таком случае, всего доброго, мистер Дэвис. Был рад помочь.Доктор Джойлс развернулся и уверенно зашагал прочь по коридору. Бэн еще какое-то время сверлил тяжелым взглядом его спину, а потом направился в противоположную сторону.Он чувствовал себя так, словно наглотался дерьма.Пребывая в мрачном раздражении, Бэн покинул больницу и двинулся к стоянке, на ходу доставая ключи от машины. Здесь ему больше нечего было делать.Бэн вывел кемпер с парковки и поехал по шоссе вдоль побережья. Пожалуй, он воспринял эту ситуацию непривычно остро. Разве мало несправедливости и разбитых судеб он видел? Многих самолично вытаскивал с того света. И ведь не всех удавалось спасти… Жизнь — циничная, равнодушная сука, ему ли не знать? Может, поэтому от иных носителей разума человеческого поневоле хотелось ожидать большего сочувствия к себе подобным.Приближался съезд с шоссе. Бэн сбавил скорость, автоматически взглянул в зеркало заднего вида на пустую дорогу и тут же резко ударил по тормозам. Опустил стекло и выглянул наружу, проверяя, не померещилось ли ему. Но, нет — в сотне метров позади на скамейке у спуска к воде сидел тот самый парень. Худощавая фигура, темные волосы, красная спортивная кофта с подпалиной на рукаве. Похоже, далеко уйти он не смог, и теперь сидел на лавочке, как пресловутый Форрест Гамп, и смотрел на залив.Бэн круто развернул кэмпер. Припарковался прямо у обочины. Выйдя из машины, направился к скамейке. Парень не замечал его приближения, продолжая с безмятежным видом созерцать урбанистически-пасторальный вид морской гавани. С первого же взгляда можно было понять, что он болен. Бледная, почти пепельная кожа. Припухшие, покрасневшие веки, тени под глазами. Заострившиеся скулы делали лицо еще более изможденным и осунувшимся. Характерные бурые пятна на вороте футболки и прикрытый полосками пластыря кровоподтёк, спускавшийся по щеке от виска, довершали общую картину. Вид у парня был как у покойника. Впрочем, учитывая все, что Бэн о нем знал, не так уж сильно это сравнение расходилось с истиной.— Не возражаешь, если я присяду? — спросил он, подходя вплотную. Парень моргнул, кинул на него быстрый взгляд и подвинулся, освобождая место. Бэн сел рядом, достал из кармана сигареты, размышляя, как начать разговор, а его сосед меж тем искоса наблюдал за его манипуляциями.— Слушай, у тебя лишней сигареты не будет? — вдруг сказал он. Бэн в удивлении вскинул голову. Его внезапно найденный знакомец выразительно похлопал ладонями по карманам джинсов и развел руками.— У меня все кончилось. Поделишься?— Конечно, бери, — Бэн протянул ему пачку. Парень ловко выдернул из неё сигарету и, благодарно кивнув, склонился к предложенной зажигалке. Затянулся с явным удовольствием и, откинувшись спиной на скамейку, блаженно прикрыл глаза.— Боже, это кайф, — широко улыбнувшись, он уронил голову на бок и покосился на Бэна. — Ты меня спас.Тот усмехнулся про себя. Это уж точно.— Бэн, — он протянул парню руку. Тот сделал торопливую затяжку, перехватил сигарету другой рукой и, повернувшись к нему, с готовностью пожал предложенную ладонь.— Кэтал, — представился он, выпуская в сторону длинную струйку дыма, — но друзья зовут меня Колл.Сама непосредственность, отметил Бэн. Наверняка полжизни провел на улице.Его новый знакомый вдруг переменился в лице. Стиснул ладонь Бэна и окинул его с головы до ног напряженным взглядом.— В чем дело? — отрывисто спросил Дэвис.Кэтал будто очнулся. Отпустил его.— Ни в чем. Просто… что-то в тебе есть знакомое, — он вновь затянулся, продолжая внимательно разглядывать Бэна. — Слушай, мы раньше не встречались? Я мог тебя где-нибудь видеть?..Бэн невольно вздернул брови в недоумении. Он прежде не бывал в Ирландии, а его правильный, отточенный Гарвардом английский с первых фраз выдавал в нем американца. Что до прочего… Нью-Йоркская журнальная пресса не могла попасть в руки парня, живущего на другом конце света. К тому же, его новый знакомый явно не из тех, кто интересуется экономическими интернет-дайджестами, чтобы наткнуться в какой-нибудь статье на фотографию Бэна.— На самом деле, мы уже виделись. Но ты не можешь этого помнить, — сказал он, решив воспользоваться случаем, чтобы вывести разговор на нужную тему.— Почему?— Это было вчера ночью. Я нашел тебя на пляже и вызвал скорую.Парень приоткрыл рот и откинулся назад на скамейке, разглядывая Бэна в немом изумлении.— О как, — он покусал нижнюю губу, потом вдруг насмешливо сощурился. — Значит, это ты сломал мне два ребра.— Что? — удивился Бен.— Точно, это был ты, — Кэтал прищёлкнул пальцами и расплылся в лукавой улыбке, — Ты же делал мне массаж сердца, верно? Медики с таким не заморачиваются, у них есть дефибрилляторы.Бэн молча таращился на своего собеседника, не зная, что ответить, а Кэтал хулиганским жестом поднес сигарету к губам, затянулся, а потом забросил локоть на спинку скамьи и наклонился ближе.— Еще, небось, и искусственное дыхание делал, ммм? — вкрадчиво спросил он, поигрывая бровями. — Черт, не могу поверить. Мы целовались взасос, а я этого даже не помню. Нечестно!От этих слов Бэн совершенно опешил — Кэтал любовался его отвисшей челюстью, а улыбка на бледном лице становилась все шире и шире… Парень явно наслаждался произведенным эффектом, в глазах плясали черти, и его довольный вид как раз и подсказал Бэну, в чем дело…— Ты издеваешься, — почти с облегчением выдохнул Дэвис.— Нет, просто шучу, — усмехнулся его собеседник. Сделав последнюю затяжку, он выкинул сигарету в урну, и протянул ладонь для рукопожатия.— Что ж, был рад пообщаться, Бэн. Спасибо, что сломал ребра… В смысле, что вытащил.Тот смотрел на предложенную руку и понимал, что это своеобразный сигнал к завершению разговора. Сейчас он должен посмеяться над шуткой, пожать парню ладонь, сказать что-то вроде: ?Не за что. Береги себя…? и уйти.— Кто тебя так? — вместо этого спросил Дэвис, кивком указав на ссадины, украшавшие скулу Кэтала. Его ответная улыбка сделалась несколько напряженной.— Неважно. Была там парочка ублюдков…— Случайно не тех, которые продают тебе наркотики?Кэтал уронил ладонь и терпеливо выдохнул.— Так ты знаешь…— Да, пообщался с врачами, — отрывисто произнес Бэн. — Почему ты отказался назвать свое имя и позвонить кому-нибудь? Разве тебе не сказали, что произойдет, если срочно не…— Слушай, раз я сделал, как сделал, значит, на то были причины, — оборвал его Кэтал.— Это какие же? — прищурился Бэн. — Надеюсь, твои ?причины? не в том, что ты рассчитывал найти до вечера дурь и продолжить в том же духе?Кэтал ошарашенно уставился на него, хмыкнул и победно хлопнул в ладоши.— Я понял, кого ты мне напоминаешь, — откинувшись назад, он обхватил руками колено, раскачиваясь взад-вперед и с кривой усмешкой глядя на Бэна. — Ты похож на Фрэда. Он так же выглядит, когда учит меня жизни.— Кто такой Фрэд?— Один мой друг. Был… Наверное, сейчас можно сказать, что он был моим другом.— И что с ним случилось? — это был не праздный вопрос. Если у его собеседника был друг, которого тот потерял из-за наркоты, то это могло стать дополнительным стимулом...Кэтал помолчал, а потом спросил, неожиданно миролюбиво:— Что ты пристал ко мне, а? Это не твое дело. Не в том смысле, что отвали, а просто… Зачем тебе?Бэн и сам понимал, что слишком навязчив. Это было для него нетипично. Но, несмотря ни на что, он просто не мог уйти. Не мог перестать задавать вопросы. Неприятные вопросы — было даже удивительно, что парень до сих пор не перешел на грубость.— Я привык заканчивать то, что начал, — сказал Бэн, который едва ли мог объяснить, что с ним происходит.— То есть, я для тебя что-то вроде незаконченного дела?— Вроде того.— Ну, так можешь не беспокоиться. Для меня все закончится быстро. Очень скоро проблема рассосется сама собой.— И тебя это устраивает?Кэтал отпустил колено, так что подошва изношенной кроссовки со стуком приземлилась на асфальт. Откинувшись на скамейку, он обвел глазами залив, будто впитывая разом ослепительное серебро неба и туманные контуры далеких мысов, окаймлявших горизонт.— Если ты так хочешь знать, что я об это думаю… — он примял ладонью неопрятный хохолок на затылке. Наверное, раньше волосы были аккуратно поставлены гелем, а теперь имели вид растрёпанной щетки.— Я конченый человек, Бэн. Понял это, когда очнулся в больнице. Я зашел слишком далеко. Мое тело отказывает и, наверное, так даже лучше.— Смерть не может быть к лучшему, Кэтал, — негромко произнес Бэн, и его собеседник насмешливо сморщился.— Знаешь, я мог бы попытаться объяснить… И, спорю на что угодно, у такого как ты найдется, что ответить. Кончится тем, что придется тебя послать. А я не хочу. Ты хороший парень, Бэн. Так что давай не будем, о’кей? Просто прими это. У меня же вышло.— Ты принял не лучшее решение, — как можно спокойнее произнес Бэн. — Сейчас ты чувствуешь себя относительно нормально, и тебе кажется, что ты со всем смирился. Но потом, когда станет хреново, ты передумаешь, но будет поздно кого-то звать на помощь.— А ты настойчивый, да? — с улыбкой спросил Кэтал, глядя на него почти дружески.— Не меняй тему.— А тут не о чем больше говорить, — он просто пожал плечами. — Хочешь что-то для меня сделать, лучше подкинь домой, если есть на чем.Бэн медленно кивнул. Что ж, это вариант. Если он узнает, где Кэтал живет, то сможет поговорить с его родными. Может, этот парень уже принял решение, но его близкие могут быть с ним не согласны.— Ладно, едем, — он поднялся, убирая сигареты в карман куртки. Кэтал ухватился за спинку скамейки и с трудом встал на ноги. Покачнулся, выпрямился, держась ладонями за поясницу.— Блядь, у меня все болит, — со смешком сказал он, будто это было хорошей шуткой. Покосившись на Бэна, махнул рукой — мол, не обращай внимания.Дэвис только зубами скрипнул. Сколько ему было в действительности, этому парню? Наверняка, он, как минимум, лет на семь моложе Бэна. А двигался, будто старик — сосредоточенно смотрел на землю и ступал осторожно, нелепо дергаясь при каждом шаге, словно был не уверен, что ноги не откажут в следующую секунду. Бэн шел рядом, примериваясь к его медленному темпу и едва сдерживаясь, чтобы не подставить парню плечо. Становилось ясно, почему за все это время Кэтал не прошел и полумили.— Где ты взял кроссовки? — спросил он, надеясь разговором унять всколыхнувшуюся в душе глухую ярость.Кэтал взглянул на него с удивлением.— Дал один из санитаров. Все-таки там, в больнице неплохие парни работают.У Бэна было собственное мнение о персонале больницы, которое он решил не озвучивать вслух, чтобы не разразиться бранью.Наконец, они добрались до кэмпера. Кэтал встал как вкопанный, изумленно окинул взглядом фургон и присвистнул.— Это твой?— Да, — коротко ответил Бэн, открывая дверь с пассажирской стороны кабины. Ему пришлось подсадить Кэтала, потому что сам он не мог взобраться на высокую подножку. Парень тяжело рухнул на сиденье. Бэн захлопнул за ним дверь и обошел машину. Устроился рядом на месте водителя, в то время как Кэтал, повернувшись всем телом, с любопытством разглядывал убранство салона: чистый пол из ламинированного паркета; неброскую, приятного дизайна мебель; плотно укомплектованную кухню; жалюзи на окнах; застеленную кровать, уголок которой виднелся за бордовой занавесью…— У тебя тут здорово, — с удовольствием заметил Кэтал. — Кем надо быть, чтобы купить такую игрушку?Бэн завел мотор и тронулся с места, размышляя над ответом. Признаваться в том, чем он занимался еще недавно и какими средствами располагал, не хотелось. Человека, которым он был, больше не существовало.— Решил сменить образ жизни, — сухо ответил Бэн, — продал жилье, купил кэмпер.— Ты не прогадал, — улыбнулся ему Кэтал.— Пристегнись, — распорядился Бэн и добавил: — Куда ехать?— Дальше, — парень махнул рукой на шоссе и без споров потянулся за ремнем безопасности. — Я скажу, где свернуть.Бэн кивнул, сосредоточившись на дороге. Парень сопел и возился рядом, пытаясь попасть замком в крепление.— Ты, наверное, много где успел побывать? — спросил Кэтал, когда ему, наконец, удалось справить с этой задачей.— Много где, — кратко подтвердил Бэн. В принципе, он не лгал. Во времена своей безумной юности, в поисках острых ощущений он объехал полсвета.— Расскажешь? — заинтересованно спросил Кэтал. Бен вопросительно вздернул брови, и тот пояснил: — Все равно нефиг делать, пока едем. А мне любопытно.Бэн подумал и решил не отказывать. Почему, собственно, нет?Сначала скупо, короткими фразами, он рассказывал о Судане, о трущобах Индии, Новой Гвинеи и Бразилии. О ядовитых пустынях Эфиопии и неприступных склонах Тирольских Альп.Его спутник слушал жадно, глаза сверкали. Бэн периодически поглядывал на него, отвлекаясь от дороги, и в какой-то момент поймал себя на том, что рассказывает о своих скитаниях по миру почти с удовольствием.В очередной раз повернув голову в его сторону, Дэвис заметил, как Кэтал быстро отвел взгляд от окна за плечом Бэна и теперь вновь смотрел на него, ожидая продолжения. Бэн покосился на зеркало заднего вида — все больше удаляясь, позади уменьшалась в размерах зеленая вывеска Starbucks.— Кофе хочешь? — не меняя интонации, спросил Дэвис. — Я угощаю.Парень тут же разулыбался, запустил пятерню в волосы и кивнул.— Хочу. Раз уж ты предлагаешь…Бэн усмехнулся, сбросил скорость и развернул машину.— Двойная сплошная, — прокомментировал его спутник.— Да и к черту.— Оу, значит, я мог не пристегиваться? — весело заметил Кэтал.— Это еще почему?— Ты не так помешан на правилах, как кажется на первый взгляд.Бэн взглянул на него с удивлением.— А почему ты вообще решил, что я на них помешан?— Не знаю, — легкомысленно откликнулся Кэтал. — Просто ты такой… серьезный. Весь из себя положительный. Так кажется.— Понятно.Кэмпер въехал на стоянку рядом с кафе.— Сиди, — приказал Бэн, легко спрыгнул с подножки, но когда обогнул капот, то увидел, что Кэтал уже самостоятельно выбрался наружу и теперь стоял, держась за ручку и переводя дыхание.— Нет, давай ты не будешь вытаскивать меня из машины, будто я инвалид, — с легким раздражением сказал он, заметив, как нахмурился Бэн. — Со мной все в порядке.Тот только плечами пожал. Если Кэталу нравится изображать из себя героя, то кто Бэн такой, чтобы настаивать…— Идем, — он кивнул на раздвижные двери кафе и направился к ним, сдерживая шаг, чтобы не заставлять своего спутника торопиться. С этого упрямца сталось бы загнать себя только затем, чтобы доказать, что с ним ?все в порядке?.Они вошли в кофейню. Внутри оказалось тепло и почти безлюдно по американским меркам: небольшой зал, выдержанный в традиционных бело-зеленых тонах, был заполнен на треть.— Заказывай, что хочешь, — разрешил Бэн, когда они подошли к свободной кассе.— Уверен? Я много чего могу заказать, — хитро прищурился Кэтал, листая меню.— Так давай.— Ну, смотри, я тебя за язык не тянул.Кэтал поднял голову, ослепительно улыбнулся девушке за стойкой, открыл рот и… Прошло не меньше трех минут, прежде чем он закончил диктовать свой заказ. Бэн прокашлялся.— Ты уверен, что в тебя столько влезет?— О, ты не представляешь, сколько в меня может влезть, — с самодовольным видом ответил Кэтал. — Ты как, потянешь?Бэн ухмыльнулся. Спросил не иначе как из вежливости, как он её понимает. Можно подумать, Бэн мог сказать ?нет?.— Двойной Френч Роаст, пожалуйста, — вместо ответа он достал бумажник и расплатился. Через несколько минут Кэтал стал обладателем трех стаканов с кофейными напитками и целой батареи пирожных.— Боже, всегда мечтал это попробовать, — проворковал он, почти с любовью глядя на уставленный тарелочками стол. — Это должно быть охуенно вкусно!— Наслаждайся, — усмехнулся Бэн, наблюдая, как покрытый белым шоколадом клубничный чизкейк исчезает у парня во рту. Любой из помешанных на количестве сахара в крови нью-йоркских знакомых Бэна при виде устроенной Кэталом оргии пришел бы ужас. А вот некоторые тощие, прожорливые ирландцы явно были лишены подобных комплексов. Кэтал аж постанывал от удовольствия, всем своим видом излучая такой восторг, что Бэн не мог им не любоваться.— Это пиздец как вкусно, просто охе-ри-тельно вкусно! Так чем закончилась та история в Сомали?— Что? — удивился Бэн. Кэтал говорил с набитым ртом, и от этого разобрать что-либо становилось еще сложнее.— Сомали. Ты начал рассказывать, но не закончил. Как ты оттуда выбрался, там же эти, пираты?— Да ничего особенного не произошло.Бэн решил, что не стоит вдаваться в подробности и упоминать о спешном перелете в Саудовскую Аравию, во время которого он отключился в самолете и вымарал в крови все сиденье. Столкновение на одной из улиц Могадишо, где Бэну всадили заточку под ребро, он запомнил надолго. Тот полет был чистым безумием, но еще большим безумием было бы податься в какое-нибудь из сомалийских подобий больниц.— Тебе надо книги писать, — невнятно произнес Кэтал.— Опять шутишь?Тот уверенно помотал головой.— Нет. У тебя здорово получается рассказывать. Если б ты написал книгу, то вышло бы не хуже, чем у Кусто.— У кого? — невольно переспросил Бэн.— Кусто. Слышал про такого? — Кэтал шумно отхлебнул кофе из стакана, и со значением воздел вверх палец. — Я читал его книжки в детстве, а еще передачи смотрел. Нереально крутой чувак.Бэн прикрыл глаза ладонью, едва сдерживая смех. Знаменитый французский исследователь, наверное, в гробу бы перевернулся, если б мог слышать, как Кэтал о нем отзывается. Кто бы подумал, что у наркомана с окраины Дублина могут быть такие кумиры.Кэтал умолк, отдавшись процессу поглощения пирожных. С его стороны стола теперь доносились только умильное чавканье и глухое, довольное мычание. Бэн смотрел на него и никак не мог взять в толк — и это ?дегенерат, для которого жизнь не представляет никакой ценности?? Казалось, Кэтал излучает любовь к жизни. Полон ею до краев. Если бы не пепельная бледность и болезненные тени вокруг глаз, Бэн бы и не заподозрил, что он может принимать наркотики. В этой картине было нечто неправильное, что-то не сходилось. Бэн не мог понять, как могло выйти, что этот забавный, приветливый парень довел себя до такого состояния.— Всё… — Кэтал в изнеможении откинулся на спинку стула, держась за живот. Уронив подбородок на грудь, он с сожалением посмотрел на оставшиеся на тарелках недоеденные чизкейки, которые смог одолеть не более чем на треть.— Мне жаль, друзья мои, — обратился он к пирожным. — Рад бы вместить всех, но в этот вагон больше пассажиров не влезет. Можете утешиться тем, что я вас всех попробовал. И всех люблю.— Ты разговариваешь с едой, ты в курсе? — ухмыльнулся Бэн.— О, ну, всякие неодушевленные вещи — это ж лучшие собеседники. По крайней мере, они никогда не скажут, что ты несешь какую-то хрень, — Кэтал вдруг шумно рыгнул и поспешно зажал ладонью рот.— Прости, — он покосился на Бэна и расплылся в улыбке. — Я реально несу хрень и веду себя как… Короче, мама бы не одобрила.— Так у тебя есть родители? — тут же быстро спросил Бэн.— Конечно, — вскинул брови Кэтал. — У всех они есть. Не аист же меня принес.— Я имел в виду, ты знаешь, кто они и где живут? Твои родители. Они живы? Они сейчас в Дублине?Кэтал отвел взгляд и тихо ответил:— Мама умерла. Давно. А об отце я не хочу говорить.Отодвинув стул, он поднялся.— Ладно, пойдем. Что тут сидеть? Ты обещал подкинуть меня до дома. Не хочу тебя слишком задерживать.Не дожидаясь ответа, он пошел к выходу из кафе. Бэн подхватил со спинки стула куртку и направился следом. Он нагнал Кэтала возле дверей. Тот шел, сосредоточенно глядя себе под ноги. Лицо приобрело хмурое выражение — судя по всему, вопрос о родителях испортил ему настроение. Бэн решился нарушить молчание только когда они оба забрались в кэмпер. Он завел мотор, положил ладонь на руль, а второй невольно провел по волосам, соображая как начать.— Слушай, насчет твоих родителей… это действительно не мое дело... — медленно произнес Дэвис, взвешивая каждое слово. Он не умел вести личные разговоры с людьми. — Я просто хотел...— Да понял я, чего ты хотел, — Кэтал глянул на него с кривой усмешкой. — Мне даже приятно. Ну, это мило, что парень вроде тебя пытается что-то для меня сделать. Но не стоит. Правда. Ты и так уже… сделал очень много.Он вновь дернул уголком рта, и кивнул на выезд со стоянки.— Поехали. Тут уже близко. Быстро доберемся.Бэн только кивнул, тронулся с места и вывел кэмпер с парковки. И с чего он, в самом деле, начал оправдываться? Разговорами тут все равно ничего не добиться. Да и не нужно. Он просто сделает то, что задумал, и все.Кэтал сидел рядом, смотрел в окно и тоже молчал. Быть может, он уже мысленно попрощался с Бэном. Решил, что их дороги больше не пересекутся. По сути, он думал верно — Дэвис и сам понимал, что продолжения не будет. Кэтал явно к этому не стремился, а сам Бэн… слишком хорошо знал себя. Знал о своей врожденной неспособности сближаться с людьми и устанавливать с ними какие-то связи. Даже если кто-то дорожил им, отец, приятели или те женщины, с которыми он делил постель — Бэн не мог дать им того же взамен. Он не испытывал ничего похожего на любовь или привязанность, и эта отчужденность от окружающих с самого детства служила лучшим подтверждением того, что с ним что-то не так.Вот и сейчас. Чего он в действительности хочет от этого парня? Чтобы тот жил. Вот, пожалуй, и все. Кэтал понравился ему — Бэну всегда нравилось видеть такое искреннее восхищение Жизнью в других людях. Это было то, чего он сам не чувствовал, чего не умел чувствовать, но ценил в других. Он поговорит с отцом Кэтала, а потом уедет. Так будет правильно.Кэтал вдруг тронул его за рукав куртки и указал куда-то вперед.— Притормози. Этот поворот, нам туда.— Зачем тебе на парковку? — спросил Дэвис, тем не менее сворачивая в указанную сторону. Кэмпер мягко съехал с шоссе на прибрежную стоянку, и остановился.— Я тут живу, — ответил Кэтал, потянувшись к дверной ручке. — Вон в той машине, видишь? — он кивнул в сторону припаркованного поодаль старого фиата, который выглядел так, словно дожидается встречи с эвакуатором: затянутое полиэтиленом окно, крошка битого стекла вокруг колес. Бэн моргнул, не вполне понимая, что происходит. Парковка напоминала глухую пустошь. Окруженный камнями кусок асфальта длиной в сотню метров. Желтая, разбитая машина смотрелась на ней одиноко и нелепо. Пара скамеек на безлюдной набережной. Кружащие в воздухе чайки. Это дом Кэтала?— Да, знаю, что не фонтан на вид. Побили мою крошку, суки, — Кэтал поджал губы, с сожалением разглядывая свою машину, вздохнул, толкнул дверцу кэмпера, вываливаясь наружу.— Ладно, я пошел. Спасибо, что подбросил, Бэн, и вообще за все спасибо. Ты — лучшее, что случилось со мной за этот дерьмовый день. За целую кучу дерьмовых дней.Бэн резко обернулся, наконец, выходя из оцепенения. Кэтал послал ему лучезарную улыбку, изобразил прощальный салют и захлопнул дверцу. Поковылял в обход бампера. Бэн следил за ним, напряженно решая как поступить. Все шло совсем не так, как он рассчитывал. Совершенно не так.Кэтал меж тем обогнул машину и направился в сторону своей побитой тачки. Вдруг повернулся, продолжая двигаться спиной вперед, и выставил перед собой два указательных пальца.— Напиши книгу. Я серьезно. У тебя должно получиться.Он вновь расплылся в улыбке, легкомысленно махнул рукой, развернулся и пошел дальше, уже не оглядываясь.Дэвис вдруг понял — это всё. Вот теперь и правда всё. Он взялся за ручку двери, намереваясь выйти из машины, но остановился. Что он, в действительности, собирается делать? Идти следом? Вновь убеждать в чем-то, просить адреса родственников, предлагать деньги на лечение? Это было уже слишком. Бэн и без того чувствовал, что перешел все границы с этим парнем, превысил свой лимит на вмешательство в чужую жизнь на десять лет вперед. Заставлять кого-то принять помощь — абсурдно. Все кончено — это стало ясно, едва он увидел эту чертову парковку. Кэтал все-таки добился своего.Стиснув зубы, Бэн дернул рычаг переключения скоростей. Сдал назад, выводя машину на трассу. На душе было тяжело, даже паршиво, но он не оглядывался, стараясь не думать о том, что оставляет за спиной. Чем скорее он покинет Дублин, тем лучше.***Кэтал прочел как-то, в детстве, что капитан последним оставляет тонущее судно. Название книги или то, о чем она была, он не запомнил, но образ сохранился в памяти, обрел связь с жизнью. Если продолжить, то выходило, что человек — и корабль, и капитан одновременно. Кэтал всегда знал, что если его судно однажды пойдет ко дну, он сам никуда с него не денется.Шум машины Бэна стих вдалеке, и Кэтал не выдержал: оглянулся. Шоссе было пустынным, за ним черным изломанным пятном высилась громада закрытой очистительной станции. Больше никого и ничего — только влажные прикосновения ветра к лицу, мерный плеск волн и крики вездесущих чаек. Снова один.Невольно шмыгнув носом, Кэтал двинулся к своей машине. С нежностью провел ладонью по желтой крыше, вжался лбом в покрытый пылью холодный металл.— Скучала по мне, малышка? — прошептал он, вдыхая слабый запах мазута и дешевой синтетики. — А я скучал. Скоро мы совсем расстанемся. Мне жаль. Хреновый из меня вышел хозяин.Он понимал, что обращается к бездушной железке, но порой ему казалось, что машина, его крошка — единственное, что у него есть в жизни.— Вот бы нам зажечь напоследок, — негромко продолжил он, поглаживая уцелевшее стекло. — Покормить бы тебя бензином. Подзарядить сердечко. А потом погнали бы мы с тобой куда-нибудь... Уехали бы далеко... Летели бы по шоссе, пока… Мы бы разбились, ты знаешь? Ты тоже бы умерла…Вздохнув, он закусил губу, а потом закончил:— Вот поэтому мы никуда и не поедем. Хватит меня одного.Повернувшись, он привалился спиной к дверце машины. Запрокинул голову, глядя в небо — ослепительное, высокое, чистое, будто сотканное из серебра. Волшебное небо. Яркое настолько, что слезились глаза, и можно было убедить себя, будто влага под веками собирается сама собой, без какой-либо иной причины.Кэтал с трудом взобрался на капот машины. Откинулся спиной на лобовое стекло и уставился вверх. Он и раньше любил вот так лежать и глядеть в небо. Если смотреть долго и курить шмаль, то вскоре начинало казаться, что земля вот-вот перевернется, а он сам оторвется от её поверхности, раскинет руки и полетит — станет частью этого безбрежного серебристого океана. По сути, мир был прекрасен, и не его, мира, вина, если Кэтал так и не смог найти себе место в нем. Десять часов… Врач сказал, ему осталось всего десять часов. Так ничтожно мало…Кэтал глубоко вздохнул, сглатывая горечь, и прикрыл глаза. Со стороны шоссе доносился гул редких машин, рядом мерно плескалось море. Эти звуки успокаивали, мысли становились вязкими и неторопливыми.Он уже решил, что не станет жалеть ни о чем. В его случае сожалеть — все равно, что жадничать, не ценить того немногого, что все-таки принадлежало ему: светлые эмоции, приятные переживания, редкие всплески счастья — сокровища. Их было мало, но они были. Бесчестно их отвергать в погоне за бо?льшим. Так что, лучше он подумает о чем-то другом, хорошем. Вот хоть о том, как прошел сегодняшний день. О Бэне, его историях и странном участии. О том, как этот парень, показавшийся ему в первый момент таким знакомым, накормил его пирожными. Отличный подарок в последний день жизни. А ведь действительно последний…Кэтал невольно усмехнулся и покачал головой. До чего нелепо он тратит время. Наверное, другие люди, узнав, что жить им осталось совсем немного, ведут себя иначе. Что вообще люди делают в таких случаях? Наверное, улаживают свои дела, прощаются с близкими...Он тоже мог бы успеть что-то. Конечно, кроме машины, которую потом все равно заберет отец, у него ничего нет, но ведь есть же люди, любимые места, с которыми связаны хорошие воспоминания? Кэтал мог бы пойти куда-нибудь, найти Фрэда, попрощаться с ним, с городом. Разве у него совсем нет неоконченных дел? Хоть каких-нибудь?..Кэтал глубоко задумался над этим, размышлял целую минуту, и вышло, что — нет… Нет у него никаких дел. И желания куда-либо идти тоже: для долгих пеших переходов он явно был не в форме. Разве что можно было бы привести в порядок машину... А вот это, кстати, стоящая мысль!Воодушевившись тем, что нашел себе дело, Кэтал слез с капота.— Я тебя сейчас помою! — сказал он к квадратным фарам, погрозив им пальцем. — Без дураков, помою! Когда ты в последний раз мылась? Не помнишь? Вот и я нет.Поковыляв к обочине, он извлек из тайника между камнями жестяное ведро, днище которого было черным, словно головешка. Помахивая ведром, он направился к пляжу.— Вот была б ты лошадью, — пыхтел он, продолжая разговаривать с машиной, — я б завел тебя в море, и… Но ты не лошадь. И хорошо. Желтых лошадей не бывает. То есть, не подумай!.. — Кэтал на ходу обернулся, солнечно улыбаясь бамперу. — Отлично выглядишь, детка! Тебе очень идет желтый!Спустившись к пляжу, он уселся на песок, скинул кроссовки и носки, закатал джинсы. Кое-как встал, подхватил ведро и двинулся к воде. Бодро зашел в море, и тут же запрыгал с ноги на ногу — вода была ледяной, так что заломило ступни.— Блядь, холодно! Холодно, холодно, уй, сука!Ругаясь сквозь зубы, он пропрыгал дальше, туда, где было почти по колено. Торопливо зачерпнул ведром воду и припустил назад.— Мать твою!.. — выдохнул Кэтал, упал с размаху на песок и принялся растирать покрасневшие ноги. — Март же… Совсем з-забыл.Мелко клацая зубами, он тер озябшие ступни, потом движения рук замедлились. Кэтал замер и, склонив голову на бок, заворожено уставился на воду, словно увидел её в первый раз.— Холодно, значит, да?Он облизал нижнюю губу, медленно поднялся и пошел обратно. Присел у кромки воды, опустил ладонь на мокрый песок. Набегающая волна омыла руку и тут же отхлынула с тихим шорохом. Ладонь обожгло, словно тысячи мелких иголочек разом впились в кожу. Ощущения были яркими, сильными и такими реальными — Кэтал ослепительно улыбнулся. Грудь сдавило, горячий душный комок собрался в горле, не давая вдохнуть. Улыбаясь, как безумный, Кэтал вновь повторил свой эксперимент — сунул руку в воду. И тут же отдернул с коротким хохотом. Вскочил на ноги — откуда только взялись силы? — подтянул повыше сползающие джинсы и принялся скакать по воде вдоль берега, нелепо подбрасывая ноги и поднимая тучи брызг.— Хол!.. Уй, блядь! Ха! Жесть! — он захлебывался хохотом, матерился, задыхался, плакал. Сердце рвалось на части, ноги пекло, он почти перестал их чувствовать. Запнувшись о камень, Кэтал плашмя рухнул в воду, растянувшись во весь рост. Взвыл, подскочил на месте и, путаясь в потяжелевшей одежде, на карачках пополз на берег. Упал на песок, обхватил себя руками, трясясь всем телом. Зубы стучали так, что в ушах гудело.— Хл-дн… — попытался выдавить он, но не смог. Несколько раз жадно глотнул воздух, потом уткнулся лицом в колени и зарыдал. Вода лилась с него ручьем, он почти окоченел, а слезы лились, не переставая, он размалывал их по щекам — его колотило, то ли от купания в ледяной воде, то ли от беснующихся в груди эмоций. Отчаяние, горькое, обжигающее, спазмом сжимало грудь. Скоро он уже не сможет ничего почувствовать.Нечестно! Невыносимо, когда он так страстно, до боли любит жизнь!..Кэтал поднял голову, торопливо стер с лица позорную сырость. Обвел взглядом раскинувшийся перед ним залив, укрытый матовой, золотистой дымкой, и шмыгнул носом.Да, он любит жизнь, всегда любил, каким бы мучительным порой ни было это чувство. Сегодня он отдаст жизни все долги. Они, наконец, расстанутся. Невзаимная у них получилась любовь.Десять часов, и его накроет. Он не принимал свои препараты почти двое суток. Героин встряхнул его, процедуры в больнице дали лишнее время, но оно вот-вот закончится, и наступит резкий откат. Он, почти наверняка, умрет. Так странно и жутко было это понимать. Доктор Джойлс подробно описал, что его ждет: судороги, перебои в работе сердца. В конце концов, оно не выдержит и остановится. С его стажем пережить ломку вне больницы невозможно. Доктор очень старался ему это объяснить. Предлагал перевестись в муниципальный центр для больных наркоманией, где он мог бы переломаться под присмотром врачей. Там никто не стал бы даже спрашивать его имени… Хороший вариант, вот только Кэтал отказался. Он был в такой вот клинике год назад, когда навещал своего приятеля Пита. Дядя Нил упрятал сына в лечебницу, сделал все честь по чести. У Пита была отдельная палата с душем и телевизором. Но когда Кэтал навещал его, то проходил и мимо других, обычных палат. Стерильные бараки, в которых пристегнутые ремнями к узким койкам метались безымянные, стонущие недо-человеки. И дело было даже не в том, что Кэтал не хотел присоединяться к ним… Просто… если он слезет с иглы, то вернется к своей изначальной проблеме. Неизвестно, что хуже.— Минус одно дело, — хрипловато пробормотал Кэтал. — В этом году ты уже искупался, Колл, а теперь пошли мыть машину.Он кое-как натянул кроссовки на мокрые ноги, сжал в руке носки — единственные целые и сухие — и попытался встать. Сделать это удалось лишь со второй попытки — суставы задеревенели и едва гнулись. Кэтал подобрал ведро и побрел по крутому склону пляжа, продолжая трястись от холода. Наполненное на две трети ведро было тяжелым, приходилось делать остановки и отдыхать. Шумно дыша, Кэтал взобрался вверх по щербатой бетонной лесенке, пересек пешеходную дорожку, пролегавшую вдоль побережья, и направился к машине. Надо было переодеться, а то он вскоре околеет на ветру.Кэтал открыл багажник и оглядел царящий внутри беспорядок. Вещи громоздились кучей. Кэтал потянул наугад за край травянисто зеленой футболки, зарылся обеими руками в плотный матерчатый ком, пытаясь в этом пестром хаосе найти свитер или что-то похожее, и вдруг ладонь наткнулась на тугой полиэтиленовый пакет, упрятанный подальше. Кэтал улыбнулся, тут же воспрянув духом. Как он мог забыть! Там же его праздничный “комплект” одежды. Сегодня ж особенный день, так?Он достал пакет и вытащил из него темные джинсы с цепочками на карманах и толстовку с принтом “Nirvana” на спине. Воровато оглядевшись, принялся скидывать с себя одежду. Стянул кофту, футболку и только взялся за пояс штанов, как вдруг вспомнил:— Трусы!.. Хоть одни есть? Сухие…Ежась от ветра, он принялся вновь перерывать свои вещи, приговаривая: “Трусы, трусы, трусы, ну, где вы все, суки?”. В ладонь ткнулось что-то синее с желтым пятном на заднице. Кэтал развернул найденные боксеры и скривился.— Только не эти...Трусы Супермена, которые подарил ему Пит на прошлый день рождения. Типа стебанулся. На лице Кэтала появилась печальная улыбка, едва он вспомнил, почему так и не выбросил этот трешачок для имбецилов — слишком редко ему делали подарки.Кэтал скептически оглядел красно-синие труселя, с желтой буквой “S” во весь зад. Такая же эмблема имелась и спереди на кокетливом кармашке.?Ладно, похуй?, — решил Кэтал: ?пусть парни в морге поржут?.Он торопливо разделся и, пританцовывая на асфальте от холода, принялся натягивать на себя сухие шмотки. Закончив, тяжело привалился плечом к машине, пытаясь отдышаться. Черт, такие простые действия, а отнимают столько сил. Совсем он сдал, ничего не скажешь…Кэтал разгладил ладонями одежду, вспоминая, когда надевал свой праздничный прикид в последний раз. Тогда в Ирландию приезжали System Of A Down. Огромный open-air на холмах за городом собрал несколько тысяч фанатов. Тьма народа, высоченный забор вокруг импровизированного стадиона, охрана — никакой возможности пробраться внутрь без билета. А денег на него у Кэтала, понятно, не было. Но он все-таки нашел способ попасть на концерт. Один местный панк в обмен на косяк показал ему место, где земля под забором шла ухабами, неровными волнами, так что кто-нибудь худой и ловкий, вроде Кэтала, мог проползти под ограждением как по низкому окопу.Концерт был классный, сцена сияла огнями, гремела музыка. Вокруг, заряжая энергией и безумием, ревели фанаты альтернативы. Кэтал оторвался от души. Отличный получился вечер.Улыбаясь своим воспоминаниям, Кэтал взял ведро и пошел с ним к краю парковки. Там, в траве, возле зарослей низких кустов, была расчищена небольшая полянка для костровища, прикрытого сверху металлическим щитом. Вокруг выжженного пятна на земле, лежали почерневшие от огня кирпичи. Зимой, когда становилось совсем зябко, Кэтал там иногда грелся. Кусты и прислоненный к ним кусок металла скрывали это место от патрулей, которые могли бы заметить огонь с дороги.Кэтал соорудил костер из припрятанных среди камней веток, натолкал в центр старых газет, которые подбирал со скамеек дублинских парков. Плеснул сверху из бутыли жидкостью для розжига. Поправил кирпичи и швырнул сверху горящую спичку. Огонь занялся тут же, выстрелил вверх с шумным треском. Когда пламя слегка успокоилось, Кэтал поставил ведро на кирпичи и протянул к огню руки, любуясь тем, как жадные оранжевые языки облизывают покрытое копотью жестяное днище. Вскоре Кэтал согрелся, от костра шло приятное тепло, кости перестало ломить от холода. Тело будто размягчилось и таяло, как мороженое. Кэтал довольно жмурился и млел, ухмыляясь при мысли, что в своих простых радостях похож на младенца: покормлен, согрет, сух — счастье!Наконец, стенки ведра изнутри покрылись мелкими пузырьками и, когда Кэтал на пробу сунул туда руку, вода уже была горячей. То, что нужно.Он снял ведро с огня, накрыл костер щитом, оставив угасать без притока воздуха, и двинулся к машине. Врубил погромче радио, достал тряпки, бутылку с моющим средством “на все случаи жизни” и принялся за дело.Кэтал любил возиться со своей крошкой. Он вообще неплохо разбирался в технике. Прежде, в прошлой жизни, Кэтал много времени проводил в мастерской отца Пита, совал всюду любопытный нос, учился, запоминал мудреные словечки, наблюдая за взрослыми. Там же, помимо слесарного ремесла, он овладел и наукой с толком материться. Отличные были времена. Тогда “проблема” еще не была проблемой. В далеком детстве Кэтал видел мир по-другому, а его ночи были похожи на погружение в сказку: словно феи присаживались на постель, рассказывали волшебные истории и дарили удивительные сны. Он редко мог вспомнить потом, о чем они были. Сны уходили, оставляя после себя размытые картины, отдельные детали: его видения были полны солнечного света, запахов трав, высокого неба, разговоров и прикосновений. Он не запоминал события, не мог воспроизвести в памяти лица, но ощущения, эмоции, чувства не стирались с пробуждением — удивительно яркие, как блики на воде в солнечный полдень. Поначалу эти сны совсем не мешали, а наоборот — окрашивали жизнь в особые чудесные тона. В детстве Кэтал нередко фантазировал, придумывая снам продолжение. Сочинял истории. Мир как часть сказки был таким же ярким и волшебным. У него была мама, которая очень его любила, и которую он сам безумно любил, и потому Кэтал был вполне счастлив. Между реальностью и снами сохранялось устойчивое равновесие, благодаря которому он не замечал, что с его жизнью что-то не так — да и кто, будучи ребенком, стал бы о таких вещах задумываться? Он всегда был добрым, улыбчивым — сердце нараспашку. Считал всех вокруг друзьями, не замечая, что с ним не слишком-то жаждут иметь дело. В школе его сторонились, дразнили. Худой, как скелетик, нелепый мальчишка с дурацкими ушами и вечной улыбкой на губах — с ним никто не хотел дружить. Исключением был лишь сын соседей Питер, который сносно относился к Кэталу — не прогонял, не издевался. Пит был единственным из сверстников, с кем можно было поговорить. Но Кэтал не унывал, ему вообще было не знакомо уныние. Он мог позволить себе не замечать несовершенства жизни, не видеть, что отцу и брату до него нет дела, что ему почти пятнадцать, а него у него нет ни девушки, ни друзей. В его жизни были чудесные сны и мама — остальное не имело значения.А потом её не стало. Она сгорела быстро, за три месяца. Рак обнаружили поздно, когда уже ничего нельзя было сделать. Кэтал до конца надеялся на чудо, пусть и знал, что на последних стадиях рак неизлечим. Но все равно, он каждый день приходил в больницу, держал маму за руку и твердил, что все будет хорошо. Мать смотрела на него с грустью и только просила, чтоб он держался. “Ты такой чудесный мальчик, Кэтал. Не сдавайся. Держись”.Кэтал как мог старался выполнить обещание. И все же в день, когда умерла Ханна О’Риган, в нем что-то сломалась, изменилось необратимо. Словно запустился некий механизм — Кэтал почти слышал скрежет шестерёнок в часах, отмеряющих его новую, исказившуюся жизнь. Дни походили один на другой — казались нагромождением бессмысленных событий. С мертвой отстраненностью Кэтал наблюдал, как сыпется земля на гроб матери, слышал шлепки черного дерна о деревянную крышку. Мир стал таким же черным как эта земля и таким же холодным. Он вдруг очнулся, прозрел и понял, что совсем один. Срывающийся на нём отец воспринимался как что-то чуждое. Брат смотрел пустыми глазами и будто не замечал. А Пит… Единственный человек, которого Кэтал считал своим другом, оказывается, давно не видел смысла в их общении. Он подсел на наркотики, вращался в соответствующей компании и все сильнее отдалялся. Пытаясь удержать последнее хорошее, что осталось от прежних дней, Кэтал потянулся за ним. Тоже начал курить травку, быстро втянулся и понял, что от неё действительно становится лучше. После косяка боль уходила, мысли становились легкими, а жизнь казалась не такой уж дерьмовой штукой.

А еще были сны. Они в отличие от реальности ничуть не изменились — оставались такими же невыносимо яркими, мучительно прекрасными. В этих снах его кто-то любил, он был кому-то очень нужен. Он был особенным, делал нечто важное — берег и защищал кого-то. Теперь эти сны сводили с ума. Каждое утро, возвращаясь из своих видений в одинокую, больную реальность, он выл в подушку от тоски. Здесь, в настоящем мире он не был нужен никому. Его жизнь раскололась на две части. Одна из них переливалась всеми цветами радуги, а другая, полная горя, апатии и ссор с отцом, постепенно превращалась в пытку. Убийственный контраст.Кэтал продержался недолго. Понял, что если не разберется со своей проблемой, то либо поедет крышей, либо бросится с моста. Он решил бороться за свою жизнь, выкорчевать из неё то, что причиняло столько боли. Его жизнь реальна, а сны — нет. Нетрудно понять, от чего следует избавиться. Вот только как заставить себя перестать видеть сны?Он нашел способ. Барбитураты, вещества из ряда снотворных. В небольших количествах — обычные лекарства, но если повысить дозу, если вводить препарат внутривенно, они превращались в наркотики, отключавшие мозг. Провал, ночь без сновидений — все, что ему требовалось. Барбитураты были идеальным решением. Они дарили легкий, сравнимый с действием алкоголя кайф, а потом его уносило в черную пустоту, означавшую отдых и облегчение. Ему наконец-то стало лучше. Без этих снов жизнь казалась не такой уж хреновой. О цене Кэтал тогда не думал.Вскоре таблеток стало мало. Он перешел на шприц. Привыкание настигло его через шесть месяцев, как и обещали на сайтах о наркомании. Но Кэтал не унывал — он не считал себя наркоманом. Препараты нужны были ему, чтобы нормально спать. Есть же разница? Правда, очень скоро на дозу стало не хватать денег. Ни тех, что как подачку, подбрасывал отец, ни тех, что Кэтал зарабатывал сам в мастерской у дяди Нила, отца Питера. Барбитураты стоили недорого, но учитывая, в каком количестве их приходилось колоть, деньги убывали слишком быстро.Наверное, перелом произошел, когда он начал распродавать свои вещи, чтобы купить наркоту. Когда начал таскать деньги из бумажника отца. Тот быстро его раскусил. Впервые поднял на него руку. Настучал дяде Нилу, и тот поутру не пустил Кэтала в мастерскую. Сказал, что наркоманы ему в работниках не нужны.Кэтал психанул тогда, ушел из дома, забрав свою любимую крошку — последний подарок матери. Это была её машина, осколок той жизни, в которой он был примерным сыном и ?нормальным?, по словам его отца, парнем. Его прежняя жизнь закончилась навсегда, а та, что он получил взамен, сперва казалась сущим адом.Бывало его били, отбирали одежду и еду, пока он не нашел тихое местечко на парковке, где кроме чаек и ветра никто его не тревожил.Летом в машине было тепло. Кэтал наслаждался вольной жизнью, до тех пор, пока деньги не кончились совсем.Ему повезло, он нашел неплохих дилеров, которые согласились давать ему наркоту в долг. Долги теперь множились с катастрофической скоростью, но это было неважно. Он просто жил одним днем.— Надо ж, а думал — потерял, — удивленно произнес Кэтал, рассматривая брелок от ключей, покачивающийся перед глазами на короткой цепочке. Он обнаружил свою пропажу под резиновым ковриком, когда заканчивал уборку в машине. Этот брелок Кэтал снял с бумажника, который нашел на улице прошлой весной. Кошелек с металлической нашлепкой в виде скалящегося черепа и брелоком ?Пуля-крест?, должно быть, принадлежал подростку — внутри было несколько мелких купюр, пара монет и просроченный абонемент в салон видео-игр. Имени на карточке, впрочем, не было, так что Кэтал с чистой совестью оставил наличку себе, кошелек подарил Питу, а брелок… прицепил к ключам от машины и порой вертел в пальцах, рассматривая слитые воедино винтовочный патрон и крест. Блестящий металл, эпатажная с учетом формы надпись ?In God we trust?. Наверняка тот парень, что потерял кошелек, с подростковым размахом ненавидит систему, едва терпит поучения предков, с презрением берет у них деньги на карманные расходы, тайком пьет пиво с друзьями. Отрывается напоследок, перед тем как его засунут в университет и отправят в большую жизнь. В общем, все у него как у людей. Кэтал ему изредка завидовал.Он с усмешкой погладил пальцем брелок, прицепил обратно к ключам и задком выбрался из фиата. Рядом с колесом, в мыльной луже, громоздился мешок, в который Кэтал затолкал все лишнее, что выгреб из багажника и салона: пустые пивные банки и стаканчики из-под кофе, использованные бумажные пакеты, засохшие огрызки яблок, фантики, упаковки из под дешевой еды — то есть, весь тот хлам, который вечно роняется на пол и забивается под сидения. Кэталу даже казалось порой, что мусор обладает неким хитрым разумом. Иначе как объяснить его способность виртуозно исчезать и прятаться в самых труднодоступных местах.Взявшись за пакет, Кэтал, шумно отдуваясь, поволок его к мусорным бакам, стоящим на обочине у въезда на парковку.Он помыл машину, вычистил салон, и даже прибрался в багажнике — подвиг! — так что никто не смог бы сказать, что Кэтал прожил свой последний день зря.Избавившись от пакета, Кэтал вернулся к машине. Забрался внутрь и в изнеможении растекся по водительскому креслу.Как же он вымотался… Чувствовал себя пережеванной жвачкой. Мышцы ныли, будто он не уборкой занимался, а корабельные трюмы в порту разгружал. Кэтал как-то пробовал, в те времена, когда социальные службы еще не отказывали ему в работе. Спина потом не разгибалась три дня.Со вздохом Кэтал прикрыл глаза. Тело медленно наполнялось тяжестью. Сливалось с креслом в немыслимой диффузии — он не смог бы встать, даже если бы попытался.Его одолевала усталость. Мысли едва ворочались в голове. Кэтал сидел без движения, не замечая, как время постепенно растягивается, проваливается куда-то.Звуки то отдалялись, то приближались — мозг, как давший сбой приемник, постоянно терял связь с реальностью. Она возвращалась урывками и вновь затухала. Всплыв в какой-то момент на поверхность, Кэтал криво усмехнулся, узнав мелодию доносившейся из магнитолы песни.Metallica. ?День, который не настанет?. Это о нем сейчас поет Джеймс Хэтфилд.Наверное, он отключился, просто потерял сознание, а когда очнулся, то не сразу понял, где находится — так темно было вокруг.Вздрогнув, Кэтал распахнул глаза и, тяжело дыша, вцепился пальцами в руль. Радио молчало, все вокруг тонуло в мутном мраке — аккумулятор сдох — и окружившие его могильная темнота и безмолвие сперва напугали до колик в животе. Словно весь мир в одно мгновение стал таким же, как его машина — мертвым, застывшим — только натянутая вместо стекла плёнка с мерзким шелестом тряслась на ветру.Лихорадочно облизав сухие губы, Кэтал зашарил рукой по дверце, нашел ручку, нажал, толкнул… Дверь отворилась, открывая вид на покрытый золотистыми крапинками асфальт — оранжевый свет фонарей аморфной лентой висел над шоссе. За ним, где-то вдалеке ворочался мегаполис. Мигал светофорами, взвизгивал шинами, звякал корабельными колоколами в порту, шелестел тысячами ног по тротуару. Город жил — это сам Кэтал умирал потихоньку. Сердце прыгало в глотке, слабость превратила мышцы в вату, кости ломило так, словно им стало тесно в суставах. Скоро он поплывет, скоро боль заслонит собой весь мир. Остается надеяться, что это не продлится слишком долго.Кэтал обмяк на сидении, чувствуя, как тело начинает трясти. Колкий холодок побежал по коже, скрутил все внутри в тугой узел. Еще не боль… Ему просто страшно. Он слишком живой.Кэтал втянул в себя воздух, едва сдерживая желание вытолкнуть тело из машины. Ползти. Туда. К огням. Бэн говорил, что он передумает. Бэн был прав.Сейчас Кэтал хотел бы что-то… изменить. Но что он может? Доползти до шоссе и попытаться тормознуть тачку, чтобы подкинула до больницы? А там умолять врачей взять его обратно? Или грабануть ночную аптеку, нажраться снотворных, чтобы хоть так урвать кусок жизни…Нет.— Не трусь, Колл, — хрипло засмеялся Кэтал. Его уже подташнивало от собственного бессилия.— Ты — капитан. Тебя же хватит… на то, чтобы уйти достойно?.. Ты никуда не… Обещай мне… Даже, когда станет совсем хуево… ты не будешь… ползти…Кэтал завалился боком на сиденье и подтянул под себя ноги. Багровый дурман сгущался в голове. Кажется, он уже начал бредить. Музыка, смутно знакомая, проступала сквозь гул в ушах. Билась в жилах. Галлюцинации… Сервис по высшему разряду — все включено.— Я просто жду… жду того дня… который никогда не настанет…Собственный голос казался сиплым, в легких было тесно… Слишком мало воздуха, чтобы так глупо тратить его на слова из песни. Воздух сковывал язык. Кэтал сглатывал этот плотный, золотой кисель и не мог им дышать.Он закрыл глаза, уплывая в вязкий бред. Смутные образы проступали под веками. Он уже видел это прежде. Когда умер в первый раз.— …дня, который не настанет…Лодка терялась в тумане, окрашенном рыжем светом фонарей…— …когда ты поднимешься… и почувствуешь тепло…Он стоял на берегу, и знал, что она никогда не вернется.— …солнца, которого больше… не увидишь...Бэн не помнил, сколько миль проехал. Дорога, подсвеченная огнями фар, крутилась перед глазами, как гипнотический волчок. Дублин давно остался позади. Поля и редкие коттеджные поселки проносились мимо. Бэн гнал в ночь, без всякой цели, но ему не становилось легче.Тяжесть в душе, больная, давящая, не желала проходить. Наоборот, бередила, требовала чего-то, дергала за нервы. Он никак не мог успокоиться. Раз за разом проигрывал в голове события этого дня. Бэн уже черт сколько времени провел в дороге, а мысленно все еще находился в Дублине — смотрел в спину уходящего Кэтала и осознавал свое поражение. Парня, должно быть, уже ломает… От этой мысли делалось тошно. Плохо, как никогда в жизни.Резко вырулив на автоматическую заправочную, Бэн остановил кэмпер. Забросил купюры в автомат, залил полный бак. Пока топливо с низким гудением перетекало в нутро машины, Бэн стоял с закрытыми глазами, вдыхал пропитанный едкими парами воздух, и пытался разобраться, что с ним происходит. Темная, незнакомая доселе боль горела под ребрами, изматывала. Словно Бэн был чертовым Моби Диком, о котором читал в детстве. Встреча с Кэталом, как гарпун, пробила его шкуру. Крюк вошел глубоко, засел где-то внутри, и теперь не отпускает, держит на привязи, тянет силы. Парень зацепил его…Бэн резко выдохнул, с недоверием повторяя про себя последнюю мысль. Зацепил… Он перекатывал в уме это слово, сравнивал смысл с собственными ощущениями. Бэн хотел удостовериться, что ошибки нет. Это действительно то самое чувство?Кэтал его зацепил. Единственный человек за всю жизнь… Раньше Бен думал, что подобное невозможно.- Что я… нахрен, делаю? — хрипло выдохнул Бэн, когда до него в полной мере дошло, что это может значить.Он не запомнил, как вешал шланг на держатель, как яростно визжали покрышки, когда он разворачивал машину. Обратная дорога в Дублин слилась в одно слепое пятно. Бэн должен был убедиться, что не ошибся.А для этого ему нужно было успеть…К побережью Бэн выехал глубокой ночью. Парковка встретила его тишиной. Рыжий свет фонарей висел над пустым шоссе. Нелепый, старый фиат стоял с открытой дверью, а из черноты салона торчали ноги в поношенных кроссовках. Почему-то это зрелище показалось Бэну жутким. Он рывком выбрался из кэмпера, помчался к машине Кэтала и, распахнув дверь до упора, застыл, лихорадочно обегая глазами салон.Кэтал лежал боком на сидениях, скорчившись в неудобной позе — в живот ему упиралась коробка передач. Он мелко подрагивал и с усилием дышал раскрытым ртом. Но все-таки он был жив.— Кэтал! — громко позвал Бэн, но парень даже не дернулся. Тогда Бэн протиснулся в салон и выволок его наружу. Кэтал, словно кукла, осел на асфальте и тут же начал заваливаться набок. Бэн удержал его за плечо, а второй рукой обхватил щеку и подбородок, приподнимая голову. Заглянув в лицо, Бэн только зубы стиснул. Зрачки под опущенными веками Кэтала беспорядочно дергались. Кожа была влажной, холодной и такой бледной, словно от неё отлила вся кровь. Бэн с трудом смог найти на шее сонную артерию, пульс едва прощупывался. Давление упало до критического уровня.Бэн тихо зарычал, взвалил Кэтала на плечо и потащил к кэмперу. Нести было тяжело — парень весил немного, но его мышцы подрагивали и беспорядочно сокращались под руками, отчего тело трудно было удержать на весу.— Сейчас… Сейчас… — хрипло бормотал Бэн, втаскивая парня в кэмпер. — Ты не умрешь. Я не дам тебе умереть.Уложив Кэтала на пол, он бросился к водительскому сиденью. Развернул машину и погнал обратно по шоссе, выжимая из кэмпера все, на что тот был способен. До госпиталя было недалеко, всего с десяток миль. Начхав на все правила Бэн влетел прямо на служебную стоянку, перегородив выезд нескольким машинам скорой помощи. Но ему было все равно. Казалось, все происходит невыносимо медленно, и он не успевает, теряет одну секунду за другой.Вытащив безвольное тело Кэтала из машины, Бэн поволок его в приемное отделение.— Сэр, куда вы?! — дежурная медсестра привстала с места, глядя на то, как Бен тащит свою ношу вглубь зала и взваливает на стоящую у стены каталку.— Вызовите врача! Немедленно! — гаркнул Бэн. Из дверей дежурки тут же выскочили два крепких санитара. Сестра схватилась за телефонную трубку…— Что здесь? — грубовато спросил возникший рядом парень в белой медицинской робе, в то время как второй уже проверял зрачки и пульс Кэтала.— Барбитуровая ломка, — кратко сообщил Бэн.— Давно?— Несколько часов.— Принесу тонометр, — бросил санитар напарнику и метнулся обратно в служебную комнату.Двери внутренних помещений распахнулись, и оттуда в сопровождении еще двоих санитаров стремительно вышел тот самый врач, с которым Бэн имел дело прошлой ночью. ?Доктор О’Брайен?, припомнил Дэвис. Увидев его, врач тут же остановился.— Снова вы?— Послушайте, сейчас не время! — раздраженно ответил Бэн. — Ему нужна помощь! — он указал ладонью в сторону Кэтала. Врач мельком глянул на него и поджал губы.— Доктор Джойлс уже объяснял вам, что мы не можем принимать пациентов по своему усмотрению. Существует регламент…— Да плевать я хотел на ваш регламент! — рявкнул Бэн.— Сэр, давление ниже восьмидесяти и продолжает падать, — бесстрастно проговорил за спиной Бэна санитар. Оказалось, он успел вернуться и теперь снимал с предплечья Кэтала манжету тонометра.— Вы должны отвезти его в наркологический центр, — предпринял новую попытку доктор. Он выглядел расстроенным, но сожаление в его глазах только разозлило Бэна еще больше.— Вы спятили?! Я не довезу его!— Остановка сердца, — ровно прокомментировал второй из санитаров, который все это время зажимал запястье Кэтала, контролируя пульс. Бэн застыл и врач тоже. Казалось, он никак не может решиться отдать какое-либо распоряжение. Хмуро глянув на них обоих, санитар принялся резкими движениями вбивать ладони в грудную клетку Кэтала.— Больница поможет с транспортировкой, — видимо, приняв решение, продолжил врач. — Мы выделим машину и сопровождение. Шанс довезти его живым есть.— Сколько? — оборвал его Бэн.— Что?— Сколько мне заплатить, чтобы вы перестали нести этот бред и начали выполнять свои обязанности, док?Лицо врача вытянулось и закаменело, по щекам прокатились желваки, а потом он вдруг резко успокоился.— Правильно ли я понял, что вы хотите оформить опеку над пациентом? — сдержанно поинтересовался доктор О’Брайен.— Что бы это ни значило — да, хочу!— Это значит, что вы возьмете на себя оплату лечения и содержания пациента, поскольку он не способен позаботиться о себе сам. Оформлять опеку могут родственники. Вы — родственник? — он выразительно взглянул на Бэна, и тот вдруг понял, что доктор О’Брайен прекрасно помнит их вчерашний разговор, во время которого Бэн признался, что не знаком с Кэталом.— Да! — без колебаний солгал Бэн.— Хорошо. Осталось только удостовериться в вашей платежеспособности.Бэн рванул из внутреннего кармана куртки бумажник и раскрыл его, демонстрируя ряд отливающих платиной банковских карт.— Сойдет за справку, — врач развернулся на каблуках, властно бросая на ходу. — Сестра, оформляйте бумаги.Он быстрым шагом двинулся следом за каталкой, которую санитары уже заводили в служебный коридор больницы.— Готовьте вторую реанимационную. Четыре кубика добутамина, сразу. И свяжите меня с дежурным врачом к…Двери с шорохом захлопнулись, отрезая голоса, и Бэн, как в воду, рухнул в тишину. В ушах стоял монотонный гул. Он осознал, что стискивает кулаки и неотрывно смотрит на закрытую дверь, только когда сестра окликнула его, приглашая к стойке регистрации, чтобы заполнить необходимые бланки.Бэн развернулся, переводя дыхание. Он весь вспотел. Сердце частило в груди. Он чувствовал себя так, словно пробежал десятимильный кросс или только что вышел из драки. Ну да, — мрачно подумал Бэн, — из схватки со временем и бюрократическим монстром.Оформление бумаг, по счастью, оказалось не слишком хлопотным: Бэн подписал несколько документов, включая договор на медицинское обслуживание, уточнил данные по своим счетам, потом сестра потребовала заполнить анкету пациента.— Мы должны внести в карту больного персональные сведения о нем.— Кэтал Дэвис, двадцать один год, — не раздумывая, произнес Бэн, — Место рождения: Дублин, Ирландия.— Номер паспорта или водительского удостоверения? Номер медицинской карты? Адрес проживания? Контактные телефоны родственников? — продолжала спрашивать медсестра.— Нет, — уверенно ответил Бэн, — у него нет ни паспорта, ни прав, ни медицинской карты, ни дома, ни других родственников. Кроме меня у него никого нет.Изможденное, худое тело лежало на реанимационном столе, опутанное трубками и проводами. Вокруг в слаженном танце двигались туманные белые фигуры. Едкий концентрированный свет ламп бил в глаза…Он был стар… Очень стар. Время въелось в кости, превратило в хлам его тело. Время — безликий, неумолимый убийца — медленно переваривало его. Разъедало душу, разум. Он продолжал жить одной надеждой, страстной надеждой, которая постепенно переплавлялась в отчаяние.— Дежурный… на связи, сэр.— …нужна консультация. У нас барбитуратчик... Стаж… не менее четырех лет. Состояние — нестабильное…Мир менялся. Взрослел. Мир утратил магию. Она ушла из земли, из воздуха… Дыхание древних богов больше не омывало планету, она жила по новым, непонятным законам. Бессмертие — все, что осталось от его прежнего величия. Дряхлый, полубезумный старик, который не мог умереть. Он продолжал жить и ждать, пока не понял, всем существом не ощутил, что ожидание напрасно.— Давление снижается... Опасность… остановки сердца…— Еще два кубика...Мир изменился. Двадцатый век до неузнаваемости исказил лицо земли. Причудливые машины, иные правила жизни, другие герои — среди всего этого не было места королю былого и грядущего. Последняя, страшная война, охватившая полсвета, не смогла вернуть Артура назад. Он ждал, так ждал, но его король не пришел. И тогда он понял, что все… напрасно… Мир повзрослел, и больше не нуждается в своих детских игрушках. Он никогда не призовет Артура назад.И тогда он умер во второй раз…— Пульс нитевидный…— …фибриляторы. Готовы?— Разряд!Вспышка!Осознание, пришло как вспышка. Она поглотила все. Отчаяние отобрало остатки разума. Десятилетия он провел во тьме, бездумно скитался по свету, поглощенный своим горем. Если бы магия по-прежнему была с ним, то мир содрогнулся бы от его боли. Но он не мог… не мог даже умереть… Он был проклят, обречен. Навечно.— Нет изменений. Пульс нитевидный!— Еще раз…Однажды он взмолился. Он молил ту силу, что теперь правила миром, чтобы она позволила ему уйти. Он жаждал умереть.— Нет изменений! Пульс…— Еще разряд!Вспышка!Его разум погружался в темноту. Он уходил. И чувствовал это. Мир, который отобрал у него Артура, отпускал его. Но, даже умирая, он продолжал тянуться к нему, неудержимый в своем безумии, продолжал звать, как делал миллионы раз — вкладывая в свой призыв всю боль и отчаяние, всю любовь… и жизнь…— Артур, вернись…Он отдал бы все за возможность вновь увидеть своего короля. Он отдал… И тогда…— …Пришел ответ, сэр… …они высчитали дозировку…— …вводите.…его накрыло волной облегчения. Он умер, слился с пустотой, и уже не успел почувствовать, как приходят в движение колеса судеб, как ткань реальности меняет свой рисунок, чтобы сделать уходящему в небытие великому магу последний подарок.Ясная звездочка, мерцающая во тьме. Его Артур.***Бэн бездумно мерил шагами коридор напротив реанимационной. Прошло уже больше часа. Бездействие доводило до исступления, хотелось вломиться в эту чертову комнату и взять ситуацию под свой контроль. Вот только он точно не смог бы ничем помочь. Оставалось ждать, а это было тяжело.Наконец, двери открылись. Из помещения реанимационной вышел доктор О’Брайен и, увидев Бэна, сразу направился к нему. Мгновенно двинувшись навстречу, Бэн едва не столкнулся с врачом, перехватив его на середине пути.— Док?— Сейчас он стабилен. Хотя сердце останавливалось три раза, — врач устало вздохнул и стянул с головы медицинскую шапочку. — У нас произошла заминка, пока мы ждали ответ от специалистов из наркологической службы. Необходимо было высчитать оптимальную дозировку нембутала, потому что малейшее превышение могло привести к летальному исходу.Бэн нахмурился.— Зачем было давать настолько опасный препарат?— Это то, чем он колется. Хотя бы эти сведения он не стал скрывать в прошлый раз.— Вы дали ему наркотик?! — выпалил Бэн, чувствуя, как на него волной накатывает гнев. Какого?!..— Это было необходимо, — ничуть не смутившись, пояснил врач. — Барбитураты — единственные из наркотиков, которые нельзя отнимать сразу. Иначе наступает синдром отмены. В крайних проявлениях — то, что вы видели. Ему необходима понижающая, заместительная терапия, и лучше её проводить не здесь.— Вы хотите сказать…— Да. Его необходимо перевести в наркологический центр. В нашей больнице нет ни условий, ни специалистов, чтобы провести грамотное лечение.Бэн до боли сжал пальцами переносицу. Он понимал, что док прав.— Его можно транспортировать?— Сейчас уже можно. Я могу гарантировать, что в ближайшее время все будет в порядке. И могу порекомендовать вам лучшего врача, если это так важно для вас.— Это очень важно, — подтвердил Бэн, понимая, что говорит сущую правду.***Потом он наблюдал, как машина скорой помощи, расцвечивая ночь красно-синими всполохами, выезжает со стоянки больницы. Еще позже — как Кэтала аккуратно перекладывают с каталки на специфической конструкции кровать, пристегивают к краям кисти рук, подключают аппараты, ставят капельницу. Персонал больницы сделал все, чтобы закрытое отделение госпиталя Святого Патрика не походило на тюрьму или психиатрическую лечебницу, но, несмотря на окрашенные в теплые тона стены, мягкое освещение и пол, облицованный паркетной плиткой, здесь присутствовал неуловимый тюремный дух. Решетки на окнах, камеры наблюдения, прочные двери с кодовыми замками. В роли санитаров — крепкие молодчики, с каменными минами охранников. Даже обращенное в коридор окно, сквозь которое Бэн осматривал утилитарную обстановку палаты Кэтала, едва ли можно было разбить стулом.— Вы должны набраться терпения, мистер Дэвис, — говорил заведующий отделением, пока Бэн стоял неподвижно у окна и наблюдал за непонятными манипуляциями, которые два врача проводили над бессознательным телом Кэтала. Тот был таким бледным… Даже из больничного коридора было видно, как заострилось и осунулось его лицо. Спутанные волосы чернильным пятном выделялись на подушке. Окольцованные кожаными держателями запястья казались совсем хрупкими.— Снятие абстинентного синдрома займет примерно пять недель, а потом потребуется длительная психологическая реабилитация.— Займет сколько?.. — из пространных речей врача Бэн уловил только цифры. — Почему так долго?— Это реалии нашей жизни, — с отработанным сочувствием ответил врач. — Потому барбитураты и называют наркотиками самоубийц. При столь низкой отдаче, слишком высока цена.— Я могу его навещать? — Бэн все никак не мог оторвать взгляд от лица Кэтала.?Зачем ты сделал это с собой, парень??— К сожалению, нет. Пациенты изолируются от внешнего мира, пока лечащий врач не решит, что посещения допустимы.Бэн кивнул. Что-то о подобной практике он и раньше слышал. Его ?собеседник? меж тем продолжал говорить — мягко, выбирая выражения, словно Бэн был истеричным родственником, с которыми главврач, по-видимому, и привык иметь дело.— И не ждите слишком много, мистер Дэвис. Судя по анализам, случай очень запущенный. Столь большие дозы седативных препаратов пагубно влияют на состояние организма и, в особенности, на головной мозг. Возможно развитие слабоумия. При таком стаже, даже после лечения, функционирование мозга часто не удается восстановить полностью…— Что вы хотите сказать? — резко повернулся к врачу Бэн. — После лечения он станет инвалидом?— Что вы! — замахал пухлыми руками доктор. — Если что и будет виновато в последствиях, то только не лечение. Я говорил о воздействии наркотиков. Просто, прошу вас, не ждите чудес…Бэн не стал спорить, хотя озвученные ему доктором ?реалии? совершенно не вязались с тем, что он помнил. Бэн был уверен, что врач ошибается. Он не мог объяснить, почему…Он ждал чудес. Если не от клиники, то от самого Кэтала. Покинув больницу, Бэн вдруг понял, что не увидит его еще очень долго. В груди поселилось тревожное чувство. Ему не хватало возможности находиться рядом. Непонятным образом этот нелепый, больной парень привязал его к себе, и Бэн не хотел выпускать его из виду даже ненадолго.Теперь каждое утро начиналось с того, что он звонил в клинику, чтобы получить отчет о состоянии Кэтала, но ответы были профессионально размытыми и малоинформативными. ?Абстиненция вступила в острую фазу, но причин для беспокойства нет. Все под контролем?.Этого было слишком мало. К концу первой недели Бэн чувствовал себя так, будто у него самого началась ломка. Он хотел знать, что происходит в клинике, хотел видеть своими глазами. От разговоров со специалистами легче не становилось. И дело было не в том, что Бэн не доверял им. Но привычное ощущение, что от него почти ничего не зависит, в этот раз угнетало особенно сильно.Когда Бэн вдруг обнаружил, что обдумывает варианты проникновения в госпиталь, то понял, что больше так продолжаться не может.Он попробовал договориться о посещении, но получил отказ. И тогда Бэн решил — к черту. Он должен был узнать, как там его ?подопечный?. В конце концов, он имел на это право! Ощущение, что у него есть все права на Кэтала, взялось ниоткуда, но не подлежало сомнению. Бэн хотел его увидеть. А значит, так и будет.Это оказалось не сложно. Бэн подкупил охранника. Тот выдал ему запасную врачебную форму и провел внутрь.Парень оказался скользким и жадным. Бэн с первого взгляда увидел в нем слабину. Таких он и раньше встречал.— У тебя будет минут десять, не больше, — торопливо говорил охранник, пока они шагали по коридору в направлении палаты. — Сейчас послеобеденное затишье, но потом начнется вечерний обход. Так что, недолго, ясно? Тут везде камеры, но записи смотрят, только если что-то случается, так что не создавай проблем. Когда будешь внутри, веди себя как врач. Типа, ты с проверкой. Но ничего там не трогай!— Вести себя естественно. Ничего не трогать, — равнодушно повторил Бэн, которого нервный гон охранника уже начал утомлять.На этаже было множество боксов. В других палатах тоже кто-то находился. Но лишь когда они подошли к той, что отвели Кэталу, сердце ускорило ход. Бэн только и успел, что разглядеть в окно темноволосую макушку, когда охранник провел карточкой по считывающему устройству и открыл перед ним дверь.— Давай, иди. Я пока вернусь к посту дежурного. Отвлеку его.Бэн уже не слышал. Он шагнул в палату и остановился. Дверь закрылась, отсекая его от охранника, персонала клиники, всего мира.В комнате было тепло и тихо. Дневной свет, проникая сквозь закрытые шторы, погружал палату в мягкий сумрак. Все здесь, от немногочисленной мебели до цвета обоев, было призвано создавать ощущение уюта и покоя. Бэн взял стул, поставил его возле изголовья кровати и сел, внимательно глядя на Кэтала. Он, наконец, добрался до него, и это дарило странное облегчение, будто Бэн и впрямь получил свою дозу, хотя от неё все болезненно сжималось внутри.Кэтал выглядел ужасно, был очень плох — это было видно и без медицинской подготовки. Его тело находилось в постоянном движении: мышцы бессмысленно сокращались, пристегнутые к держателям руки подрагивали, а пальцы скребли простыни. Кэтал маялся на кровати, дышал тяжело, словно видел дурной сон, от которого никак не мог очнуться. Он не замечал Бэна. Казалось, Кэтал был погружен в себя, расфокусированный взгляд скользил по потолку, и в нем не было и тени мысли.Бэн за эту неделю успел прочесть немало специальной литературы в сети, так что знал примерно, что увидит. Сдерживая волнение, он потянулся вперёд, осторожно повернул к себе голову Кэтала.— Привет, парень, — мягко начал Бэн, заглядывая ему в глаза в надежде, что тот его узнает. — Слышишь меня? Это Бэн. Ты меня помнишь?Кэтал вздрогнул от звука его голоса, впился в лицо остановившимся взглядом. Глаза резко распахнулись, а зрачки сузились чуть ли не в точку.— Уже лучше, — Бэн улыбнулся, успокаивающе поглаживая пальцами взмокшие прядки на его виске. — Ты меня хотя бы видишь.К чему Бэн оказался совсем не готов, так это к тому, что на глазах Кэтала появятся слезы. Они выступили внезапно, крупными градинами хлынули по виску и щеке. Бэн обмер, не понимая, что происходит. Дернулся взглядом к приборам. Линия кардиограммы заполошно металась. Пульс скакнул за сотню.— Кэтал, — Бэн в тревоге привстал со стула и склонился над ним, — Кэтал, что?..Тот открыл рот и с хрипом втянул в себя воздух, будто до этого и не дышал вовсе. Будто душил кто. Зашевелил губами, забился как в припадке, силясь сказать что-то. Бэн в замешательстве приблизил ухо к его лицу, пытаясь разобрать хоть слово, и тут Кэтал вытолкнул на выдохе: ?Артур?.Бену словно с размаху в висок зарядили. Или вогнали в сердце лезвие и провернули несколько раз. Он знал это имя. Оно преследовало его всю жизнь. Бэн отшатнулся, оглушенный, растерянный. Кэтал бился под его руками, плакал, тянулся к нему, выламывая запястья из креплений, повторял этот чертов набор букв, а Бэн мог только моргать, загнанно дыша, и сглатывать подступившую к гортани горечь.?Он не мог знать… Он перепутал меня с кем-то. Это бред?. Бэн ухватился за последнюю мысль, как за спасательный круг.Кэтал был не в себе — Бэн помнил, что барбитуровая ломка сопровождается галлюцинациями и помутнением рассудка. И здесь и сейчас Бэн был единственным человеком в здравом уме — единственным, кто мог помочь.Эта мысль привела его в чувство. Усилием воли Бэн взял себя в руки.— Тише… — он наклонился к Кэталу, обхватил ладонями голову, удерживая его на месте. — Тише. Ради бога. Все хорошо. Тише. Все хорошо.— Ты… — Кэталу по-прежнему не хватало воздуха. Грудь судорожно вздымалась, безумный взгляд метался по его лицу. — Ты здесь…— Да, я здесь, — тут же подтвердил Бэн. Он понятия не имел, за кого Кэтал его принял, но это было не важно. И то, как ноет и жжет под ребрами, — не важно тоже. Не сейчас.Лицо Кэтала исказилось, будто от боли, глаза и нос покраснели. Губы затряслись и беспомощно скривились.— Я так ждал… — сипло прошептал он. — Так ждал… Артур…Он вновь зарыдал, задрожал всем телом. Казалось, Кэтал просто не может остановиться. Бэн не выдержал. Придвинулся ближе, приподнял его за плечи, обнял, прижал к себе голову, поглаживая другой рукой волосы и повторяя:— Тише… Тише… Я здесь. Все хорошо.Кэтал уткнулся носом ему в грудь, жадно втягивая запах тела, продолжая содрогаться от глухих рыданий. Бэн укачивал его как ребенка, перебирал пальцами слипшиеся от пота прядки и уговаривал: ?Тише. Тише?.— Это моя вина… — хрипел Кэтал в перерывах между судорожными всхлипами. — Я не смог… Не сделал все, что должен был… Прости… Прости меня.— Прощаю. Уже простил, — горячо заверил Бэн, чувствуя, как кружится голова. Его вело от мутной жажды, которую рождали слова Кэтала. Бэн не был тем, к кому тот обращался. Но он хотел им быть.— Не оставляй меня больше… — едва слышно прошептал Кэтал, и эта жаркая мольба током ударила по сердцу. Это было выше его сил. Бэн коротко прижался губами к макушке Кэтала и произнес:— Не оставлю. Обещаю.Кэтал мелко кивнул — поверил — прильнул к нему теснее и затих, продолжая вздрагивать при каждом вздохе. Бэн продолжал гладить его по волосам, повторяя что-то глупое, ласковое, даже не понимая, что говорит. Он был оглушен. Мысли путались, в ушах стоял ватный гул. Кэтал то расслаблялся в его руках, впадая в забытье, то приходил в себя и тревожно дергался каждый раз.— Артур…— Я здесь, — успокаивал его Бэн.Он не знал, сколько это продолжалось. Совсем утратил чувство реальности и поэтому даже не понял сначала, что произошло, когда дверь приоткрылась и внутрь просунулась голова охранника.— Полчаса уже. Мы же догова… — увидев Бэна, он осекся и скривился. — Свидание окончено, голубки.— Пошел вон, — через плечо отрубил Бэн.— Слушай, мужик, мне посрать, что тут у вас, — тут же сдал назад охранник, — но если хочешь снова вернуться сюда, надо сваливать. Обход уже начался.Бэн в замешательстве взглянул на Кэтала. Тот снова впал в полуобморочное состояние, но мог очнуться в любой момент. Бэн не хотел его оставлять. Но выбора не было. Его не должны были обнаружить в палате.Он осторожно опустил Кэтала на подушки, вытащил из-под его головы руку и отодвинулся. Парень тут же забеспокоился, словно почуял что-то.— Нет… Нет… — забормотал он, подаваясь в его сторону. Лицо исказилось в болезненной гримасе.Бэн застыл, понимая, что уйти незаметно не выйдет. Кэтал вздрагивал на кушетке, дергал руками в попытке выдрать запястья из креплений и исступленно повторял: ?Нет!?.Не в силах смотреть на это, Бэн подался к нему, обхватил ладонью напряженные, трясущиеся пальцы и сжал.— Кэтал, послушай меня, — тихо и твердо начал он. — Мне нужно уйти сейчас, но завтра я вернусь. Понимаешь? Завтра. В то же время.Бэн вгляделся в его лицо, надеясь найти там хоть тень понимания, но напрасно: парень явно ничего не соображал. Кэтал шарил распахнутыми глазами по лицу Бэна, дышал тяжело, и было очевидно, что ничего из сказанного он не услышал.— Хватит возиться. Уходим! — раздраженно окликнул его охранник.— Заткнись и дай мне минуту! — обернувшись, рявкнул Бэн, а потом вновь повернулся к Кэталу.Бэн не знал, как его успокоить. Был в полной растерянности. Наклонившись к лицу Кэтала, Бэн провел ладонью по его волосам и попытался улыбнуться.— Ну, хватит. Я ведь обещал, что не оставлю тебя. Ты должен мне верить.Он видел, что это не помогает, но ничего больше сделать не мог.— Я приду. Приду завтра, — Бэн выпустил пальцы Кэтала и поднялся, с болью глядя на него. — Прости меня.Он отступил на шаг к двери, не в силах оторвать глаз от мечущегося на кровати парня, как Кэтал вдруг приподнялся, напрягшись изо всех сил, сдавленно выкрикнул: ?Нет!? — а потом его глаза закатились, Кэтал рухнул обратно, выгнулся дрожащей струной и забился в конвульсиях под надсадный писк приборов.— Блядь! — хрипло выдохнул охранник и кинулся прочь из палаты. Бэн застыл, совершенно ошарашенный. Реальность сходила с ума. Он бросился обратно к кровати, лихорадочно обвел взглядом показатели мониторов. На них творилось что-то невообразимое. Бэн видел эпилептический припадок всего раз в жизни, но знал, что Кэтала сейчас бесполезно удерживать. Нужно дождаться, пока приступ не кончится. Вот только неизвестно было, чем в данном случае могло грозить бездействие.Не раздумывая больше, Бэн ударил по кнопке тревожного вызова у изголовья кровати. Но это оказалось лишним. В коридоре уже слышался топот ног. Спустя секунду несколько фигур в белом вломились в палату. Вокруг тут же стало людно. Бэна оттеснили назад. Спины санитаров в форменных рубашках заслонили обзор.— Кто это?.. Откуда здесь посторонний?! — резкий голос ввинтился в мозг. Бэн опомнился, встряхнулся, понимая, что должен что-то сделать…— Стойте. Я могу объяснить… — быстро произнес Бэн, вскидывая ладони, но к нему уже направлялось двое.— Выведите его!Приказ опоздал. Бэна уже подталкивали к двери. Обступив с двух сторон, санитары крепко ухватили его за плечи и слаженно тянули к выходу.— Подождите… Я должен… — Бэн уперся, напрягся всем телом. Он хотел сказать, что должен остаться, должен убедиться, что с парнем все будет в порядке. Смазанная картинка плясала перед глазами: бьющееся на кровати тело; блеск ампул, которые врач доставал из металлического шкафа в углу комнаты; черная коробка рации, в которую другой медик что-то говорил…— Да отвалите, вашу мать! — зарычал Бэн. Тряхнул плечами, сбрасывая с себя руки санитаров, но те тут же насели на него и вытолкнули за дверь. В коридор они вывалились бесформенной кучей. Восстановив равновесие, Бэн развернулся, ринулся назад, но его противники, сообразив, что так просто он не сдастся, четким движением впечатали его лицом в стену.Следующие полминуты напрочь выпали из памяти Бэна. Он услышал щелчок закрывшейся рядом двери, и в мозгу будто рухнула металлическая заслонка. Он рванулся — тело само знало, что нужно делать: уйти вниз, обманув давящую в плечо руку, крутануться корпусом, набирая разгон… Мощный апперкот сразу отправил первого санитара в нокаут. Второй тут же атаковал со спины, навалился как медведь, прижимая к бокам локти. Бэн пытался сбросить его, перед глазами плыл багровый туман. Чужие жилистые руки сдавливали грудь. Противник выматывал его, тянул время — сквозь биение крови в ушах Бэн слышал приближающий грохот тяжёлых ботинок. Подоспела охрана. Вокруг все стало серым от форменных курток. Достав санитара локтем в бок, Бэн, наконец, вывернулся из захвата. Охранники тут же накинулись на него, и в коридоре образовалась свалка. Кажется, Бэн с чувством месил всех подряд. Потом ему самому дали в челюсть.Он опомнился, только когда его общими усилиями вмяли мордой в пол.— Сам уймешься, или успокоить?! — грубо рявкнули над самым ухом. Кулак с зажатым в нем шприцем, качнулся перед лицом, одним видом приводя в чувство.Бэн хрипло выдохнул и прекратил вырываться.— Сам… — выплюнул он разбитыми губами, но навалившиеся сверху охранники, ему явно не поверили. Они продолжали вдавливать его в паркет с такой силой, что вышибало из груди воздух. Заломленные за спину руки ныли, плечи сводило болью, а ребра, казалось, вот-вот треснут. Да сколько их там? Бегемоты, мать их...— Хватит! Дайте встать! — прохрипел Бэн, и тяжесть, наконец, ослабла. Не выпуская локти из захвата, охранники вздернули его на ноги, так резко, что на миг повело голову. Перебор. Явный.Он обвел взглядом хмурые лица вокруг. Черта с два теперь выйдет договориться.— Неплохо размялись, да, парни? — машинально сплевывая кровь, произнес Бэн, но судя по закаменевшим минам охранников, его мрачная шутка не возымела действия. Тогда Бэн решил поговорить начистоту.— Слушайте. Мне важно знать, как тот парень в палате, — он кивнул на закрытую дверь. — Вас тут дохрена. Пусть кто-нибудь сходит и спросит…— За себя беспокойся, — оборвал его санитар и резким кивком указал сторону выхода. — Пошел.***Спустя десять минут он сидел в кресле в дорого обставленном кабинете главврача и прижимал холод к пострадавшей челюсти. Заведующий отделением, преисполненный праведного гнева, ораторствовал, сидя за массивным столом напротив, и если бы не охрана возле двери, а также предложенные с порога медицинские салфетки и пакет со льдом, эта встреча походила бы на вызов школьника в кабинет директора.— Я просто потрясен, мистер Дэвис! — с возмущением говорил доктор, всплескивая своими полными руками. — Подобного в нашей клинике еще не было! Вы хоть представляете, сколько правил нарушили?!..Бэн промокнул губы салфеткой, глянул на багровый отпечаток, оставшийся на остро пахнущей антисептиком бумаге, и раздраженно поморщился, когда врач взял особенно высокую ноту. Бэн был вымотан, встревожен и зол. И совершенно не расположен поощрять чью-либо тягу к показательным выступлениям.— Я ничего не стану обсуждать, пока мне не скажут, что произошло, и как сейчас мой подопечный, — прервал излияния врача Бэн, подаваясь вперед в кресле. Заведующий умолк на полуслове, какое-то время взирал на Бэна с оскорбленным неудовольствием, а потом, наконец, потянулся к телефону.— Карен, душечка, предварительный отчет о состоянии пациента из сто сорок шестой готов? — врач прищурился, выслушивая ответ, несколько раз кивнул сам себе и повесил трубку.— Высокое содержание адреналина в крови, по всей видимости, создало условия для эпилептического припадка. Сейчас приступ удалось купировать.— Насколько это серьезно? — с нажимом продолжил Бэн.?Как сильно я навредил ему??Заведующий какое-то время молчал, видимо, разрываясь между принципами врачебной этики и искушением как следует напугать своего собеседника и утопить в чувстве вины. Врач выбрал компромиссный вариант.— Такие вещи случаются при барбитуровой ломке, хотя мы стараемся этого не допускать. Нервная система пациентов в период абстиненции крайне нестабильна, и потому им противопоказан стресс. Поймите, мистер Дэвис, изоляция — это не наш каприз, это часть лечения. Вы же!..— Достаточно, док, — движением руки остановил его Бэн. — Избавьте меня от нотаций. Я все понял и не повторю попыток, раз это может нанести вред.— Это единственное, что способно вас удержать?— А что еще имеет значение? — тяжело взглянул на врача Бэн.— Например, то, что вы нарушили закон. Проникли в закрытую часть медицинского учреждения. Дали взятку служащему при исполнении. Нанесли физический урон работникам. Я могу прямо сейчас вызвать гарду и отдать вас под суд — вас и вашего сообщника. Не говоря уже о том, что мне придется уволить этого человека.Бэн устало вздохнул, отнял от лица пакет со льдом и швырнул на стол.— Чего вы ждете от меня, доктор, угрызений совести? Я сделал то, что считал нужным. Вы в свою очередь можете поступить так же. Если вы считаете, что в данной ситуации стоит вызвать полицию, вызывайте. Это ведь не помешает нашим деловым отношениям?Главврач сурово поджал губы и, помедлив, ответил:— Нет. Пока наши счета будут оплачиваться, согласно договору, клиника будет выполнять свои обязательства.Бэн кивнул, всем своим видом показывая, что такой расклад его полностью устраивает.***Разбирательства с полицией не заняли много времени. Сонный адвокат посоветовал Бэну сразу выплатить все штрафы и компенсации и не доводить дело до суда. Бэн с этим согласился и уже через полчаса покинул участок. Сумма вышла внушительной, но его это не трогало. Для Дэвиса деньги были инструментом, оружием, которым он за свою жизнь овладел в совершенстве. Бэн признавал его функциональность, но привязанности не испытывал и всеобщего пиетета не разделял. Так что если его рассчитывали наказать, то не наказали. Впрочем, он справился с этим и сам.Через час он обнаружил себя возле госпиталя. Бэн сидел в кэмпере на месте водителя; вечернее солнце заливало лобовое стекло ярким оранжевым светом. Мимо, по узкой пологой улочке неторопливо проезжали автомобили. Тянущаяся вдоль тротуара высокая ограда из серого камня скрывала кирпичное здание больницы по самую крышу.В глубине души Бэн осознавал, что за всеми этими размышлениями: о своей оплаченной амнистии и статусных привилегиях он прячется от более важного вопроса — не слишком ли далеко он заходит?.. Воспоминания о происшествии в палате и собственных ненормальных реакциях осели в душе мутной тяжестью. Бэн чувствовал вину за то, что подверг того, кому пытался помочь, опасности, и эта вина мешалась в горький коктейль с глухой тоской.Док сказал, приступ удалось купировать. Значит, врачи чем-то накачали Кэтала, и сейчас он, скорее всего, спит. Станет ли Кэтал искать его, когда очнется? И кого он будет искать, Бэна или?..С силой растерев лицо ладонями, Бэн подался вперёд в кресле и завел мотор.?Я как школьник, который в первый раз влюбился и, забравшись ночью в окно к своей подружке, обнаружил, что во сне она повторяет имя другого парня?.Сюжет для подростковой драмы. Смешно.Тронувшись с места, Бэн вывел машину на проезжую часть и двинулся дальше по дороге, почти не выбирая направления. Мимо проплывали собранные в цветной, мозаичный коллаж дома, вывески пабов, витрины магазинов и наполненные яркими толпами скверы.Бэн не хотел признаваться себе в том, что причина безнадежной бури, что бушевала в нем сейчас — в этом злосчастном имени. В том, что оно значило для Бэна, какие желания пробуждало. Конечно, Кэтал ему не ?подружка?. Бэн вообще не понимал, что он такое. Надежда обрести смысл в жизни? Якорь, который притянул его к реальности так близко, что заставил ощущать вполне человеческие чувства? В итоге у Бэна совсем поехала крыша, и он едва не натворил бед.Больница осталась далеко позади, зеленая кровля здания скрылась из виду, и наверное он действительно сошел с ума, если был готов тайком пробираться туда каждый день. Если дал слово никогда не покидать того, кто жаждал услышать это обещание совсем не от Бэна. Кем был для Кэтала его ?Артур?? Другом, братом, кем-то большим?.. Это из-за него Кэтал подсел на иглу?.. Что случилось между ним и этим парнем, если Кэтал так убивался по нему?Бэн хотел бы знать… И в то же время не хотел этого. Пожалуй, больше всего он желал бы занять место этого Артура, стать для Кэтала кем-то столь же важным.Это желание наводило на совсем уж неутешительные мысли. Не обманывает ли он сам себя? Жажда найти кого-то, кто станет ему по-настоящему небезразличен, уже столько лет кружила голову. Бэн мечтал встретить такого человека, мечтал о взаимности. Хотел быть кому-нибудь столь же нужным, как тому неизвестному из его снов. И вот, едва почуяв такую возможность, Бэн вцепился в неё с безрассудностью погибающего от голода. Взвинтил значимость их с Кэталом встречи до небес. А в действительности дело, может, вовсе и не в нём. Точнее, не в нём именно. Это сам Бэн жаждет стать кому-нибудь… близким. Он просто очень одинок.Погрузившись в свои мысли, Бэн не заметил, как выехал к набережной. Грузовой порт, протянувшийся вдоль берега, медленно уступал место стоянкам частных рыболовных сейнеров.Бэн нашел бесплатную парковку, оставил там машину и двинулся по краю шоссе, узкой полосой окаймлявшей линию прибоя до самого горизонта. Выстроившиеся вдоль дороги крапчатые кирпичные дома с покатыми крышами жались друг к другу, как куропатки в садке. Пришвартованные за парапетом набережной пестрые, приземистые суденышки создавали зрелище, достойное полотен импрессионистов. Тонкие мачты смотрели в небо, вода гулко билась о покрытые старой краской борта. Химический запах мазута и морской соли щипал ноздри.Мир Кэтала. Один из фрагментов картины его мира.Спрятав руки в карманы куртки, Бэн медленно шел вдоль шоссе и думал о своем непонятном помешательстве на этом парне. Мысли двигались по кругу, Бэн перебирал в памяти последние события, тщетно пытаясь разобраться, что из того, что он чувствует, реально, а что фантомный плод его вечной тоски.Свернув на очередной боковой выезд с побережья, Бэн углубился в лабиринт улочек портового квартала. Обветшалые здания, с изъеденной временем кирпичной кладкой. Узкие как бойницы окна. Щербатый, словно покрытый заплатками асфальт. Изнанка большого города, которую редко видят туристы. У любого мегаполиса такая есть, и у любого человека тоже. Наверняка, фасад прошлой жизни Бэна также был весьма привлекателен на вид.Вечер наступал неотвратимо, голубые сумерки опускались на город. Прохожих на улицах становилось все меньше, будто все они незаметно стекались в местные бары. Из распахнутых дверей под характерными вывесками доносилась музыка и нестройный гул голосов. Устав зря бить ноги, Бэн зашел в один из скверов, сел на скамейку и достал сигареты.

Он так и не пришел ни к каким выводам. Может, с ним и впрямь произошло что-то исключительное. А возможно, это дает о себе знать его давняя болезнь. Вечная неприкаянность, которая всю жизнь толкала его на нелепые, отчаянные поступки, обрела новое воплощение. Спасти бездомного наркомана — чем не вариант для очередной сублимации? Молодец, Бэн…Он не сразу заметил чужое присутствие рядом. Задумавшись, не услышал ни тихого дребезжания колес ручной тележки, ни шаркающего звука шагов. Только когда носа коснулся густой, терпкий запах, а на скамейку рядом грузно опустился коренастый мужчина, Бэн понял что в сквере он не один.Бродяга, классический нищий, похожий на потрепанный кочан капусты в своей почерневшей от грязи одежде. Таких полно в Нью-Йорке, но почти нет на улицах городов Европы. В Дублине, к примеру, Бэн подобных еще не встречал.— Курева не найдется? — заискивающе улыбаясь щербатой челюстью, спросил его внезапный сосед. Бэн молча встряхнул пачку, выдвинул большим пальцем пару сигарет и протянул нищему. Тот шустро выдернул папиросы из пачки. Бэн щелкнул зажигалкой, давая бродяге прикурить. Довольно покряхтывая, тот распрямился, устроился с комфортом на скамейке, присосался губами к фильтру. Бэн сидел рядом и тоже курил, занятый своими мыслями.Если он совершенно беспомощен во всем, что касается чувств, то можно попробовать подойти к вопросу логически. Бэну и раньше доводилось помогать людям. Разными способами, иногда даже рискуя собой. Там, в Судане, Бэн чего только не делал. Выносил раненых из-под обстрела, разбирал завалы после бомбежек, раздавал еду голодающим. На его счету больше сотни спасенных жизней, но еще ни к кому прежде он не относился так… Значит, вариантов действительно два. Либо дело в Кэтале, либо у Бэна развился синдром Матери Терезы на фоне хронического одиночества.Он даже не знал, на что ставить.— Эй, парень, может, мелочи подкинешь? Ради Святого Патрика.— Ради кого? — отвлекаясь, машинально переспросил Бэн.— Так праздник же! Был на днях, — подзабытый им бездомный подергал болтающийся на шее грязно-зеленый шарф. — Или не слышал? Как же, сынок? Ты в Ирландии, и не слышал про День Святого Патрика?Бэн со вздохом потер лицо ладонью. Слышал он. Видел толпы ряженых на улицах, хотя и не заострил внимания. Не до того было.— Так что, деньжат подкинешь? Святой Патрик тебя не оставит, — упрямо гнул свое бродяга. Повернувшись всем корпусом, Бэн впервые по-настоящему посмотрел на него. Бездомный дружелюбно скалился, мелко потрясая головой в нетерпении. Давай, мол, парень. Поделись с ?отцом? мелочью. Ради Святого Патрика.Прищурившись, Бэн смерил его взглядом. Сколько ему, этому мужику, лет пятьдесят? Лицо крупное, в мелких морщинах, заросшее клочковатой бородой. Хитрые, водянистые глаза блестят под надвинутой на лоб вязаной шапкой. Еще один артефакт со дна общества. Для эксперимента подойдет.Бэн вытащил бумажник. Мелочи у него не было, так что он протянул нищему двадцатку. Тот уставился на купюру так, будто в жизни ничего подобного не видел. Торопливо взял деньги и спрятал в кармане. Облизнул губы, затрясся весь, стреляя возбужденным взглядом в сторону бумажника, который Бэн все еще держал в руках.Тот пристально наблюдал за ним, читая эмоции как с листа, и ждал, что будет дальше.— Ты, это… Я смотрю, парень не жадный. Может, еще дашь? — наконец, решился нищий, нервно тыкая пальцем в бумажник.Бэн подумал и согласился. Извлек из кошелька сотню и протянул бродяге. Тот уставился на него, как на сумасшедшего. Схватил деньги, сунул за пазуху и бросился наутек — заковылял прочь, громыхая своей тележкой. Бэн невольно расхохотался ему вслед. Потом откинулся обратно на скамейку и устало закрыл глаза.Отрицательный ответ. Ничего он не почувствовал. Эпизод его позабавил, но и только. Ни жалости, ни предполагаемого удовлетворения от собственной гротескной благотворительности, ни сожалений по поводу чужой проебанной жизни — глухо. Означает ли это, что второй вариант все-таки можно исключить?Он подумал о Кэтале. О его обаятельном чувстве юмора, упрямстве и непосредственности. О том, как этот парень умеет улыбаться, являя собой в этот момент воплощенную радость. Как забавно он выглядел, когда объедался пирожными. С каким азартным интересом внимал историям Бэна.Он почти слышал у себя в голове знакомый, насмешливый голос: ?Ты просто запал на меня, Бэн. Признай это и расслабься?.Наверняка, Кэтал охарактеризовал бы то, что с ним происходит, именно так.Бен неслышно выдохнул, с облегчением. Ну, значит, запал. Вот и прекрасно. Разобрались.Он докурил сигарету, бросил на усеянную окурками землю, сполз ниже по спинке скамьи. Запрокинул голову, глядя в темнеющее небо.Внутри устанавливалось мягкое спокойствие. Бэн как-то видел рассвет над морем после шторма. Мятежные ветра улеглись, вода стала тихой и прозрачной, а по поверхности скользили солнечные лучи. Сейчас Бэн чувствовал себя этим морем, а в душе будто зрело что-то — щемящее, хрупкое, незнакомо-нежное — страшно расплескать и хочется окунуться. Он сглотнул, наслаждаясь этим ощущением. Это и есть то, что он искал всю жизнь?Нестройная дробь быстрых шагов коснулась слуха. Смазанные силуэты хлынули в сквер — молча ринулись к скамейке. Чувство опасности холодом обдало позвоночник. Бэн взвился на ноги. Инстинктивно прянул в сторону, уловив подкоркой чужое, размытое движение и тусклый, растянувшийся в ленту блеск. Направленное в живот лезвие полоснуло по боку, оставив острый ожог. Потом голова взорвалась болью, его ударили чем-то по затылку с такой силой, что он на миг ослеп от белой вспышки. В мозгу потемнело до кровавых разводов. Тело отказало сразу. Он рухнул на землю, и над ним сомкнулись темные фигуры.Его избивало ногами долго и жестоко, пока он не перестал дергаться в попытке уйти от ударов. Когда напавшие поняли, что он больше не шевелится, принялись сдирать с него куртку и обшаривать карманы. Бэн почти не осознавал этого — его тело превратилось в бесформенный сгусток боли. В голове все плыло и полыхало — сознание регистрировало происходящее рваным смазанным пунктиром.За его спиной потрошили добычу. Отрывистые фразы проникали в мозг как сквозь вату — напавшие нашли телефон и бумажник. Потом обнаружили ключи от машины… Бэна вновь окружили, пинком повернули на спину. Чужая рука заломила ворот футболки, натягивая до треска.— Где тачка, сука?! — прошипел ему в лицо один из банды. Бэн дернулся, разлепил губы, желая послать ублюдка, но из груди вырвался только невнятный хрип.— На хуй, валим уже! — грубо распорядился кто-то. Бэна отпустили, приложив затылком о землю. Потом чужой ботинок врезался ему в бок напоследок.— Звякнешь в гарду, зароем, — донеслось сквозь боль до сознания Бэна. Потом налетчики исчезли, оставив его на земле. Он лежал, плавая в мутном, болезненном мареве, физически ощущая каждый свой вздох. Вдалеке, почти за гранью, слышался знакомый скрип тележки. Давешний нищий, досмотрев представление, скрылся за углом дома.?Этот и сдал?, — отстраненно понял Бэн. Поспешил выслужиться перед местными хищниками.Бэн попробовал подняться, но безуспешно. Только голова закружилась еще больше. Он повалился обратно на землю, и, должно быть, выключился, потому что когда вновь начал осознавать себя, вокруг было совсем темно.Тело казалось тяжелым, горячим, будто в пульсирующие тупой болью мышцы накачали жидкий свинец. И вместе с тем он закоченел от холода. Тонкая футболка была никудышной защитой. Не прогревшаяся после зимы сырая земля высасывала тепло сквозь ткань. От этого контраста его бил озноб, дышать стало тяжело, словно за то время, что Бэн валялся без сознания, он успел подхватить воспаление легких.Он с трудом повернулся на бок. Боль тут же накатила, полыхнула острой вспышкой. Бэн стиснул зубы, закашлялся, сплюнул отдающую металлом слюну. Отличный денек, ничего не скажешь…Встать удалось далеко не с первой попытки. А потом он долго брел по улицам, едва переставляя ноги. Ночные прохожие шарахались в стороны и стремились поскорее обойти странного полуодетого парня, которого шатало словно пьяного.Бэн смутно помнил, что ему нужно к побережью, где он оставил машину. Вот только никак не выходило сосредоточиться и отыскать верное направление.Наконец, из лабиринта улиц он выбрел на широкий проспект, по которому шел оживленный поток машин. Яркий свет слепил глаза, гул двигателей болезненно отдавался в голове. Бэн бессильно привалился плечом к стене, спрятавшись от резкого шума и освещения в тени большой будки, и неподвижно стоял так какое-то время, пока не сообразил, что давшая ему укрытие прямоугольная, металлическая коробка — не что иное, как телефонный автомат.Бэн ввалился внутрь, закрыл за собой дверь. Огромный телефон — атавизм эпохи — к его удивлению работал. Когда Бэн снял с рычага непривычно громоздкую трубку, из неё послышался ровный гудок.Превозмогая головную боль, он напряг память и медленно набрал длинный номер, надеясь, что ничего не напутал в цифрах. Откинулся спиной на покрытую граффити стенку и принялся ждать соединения с оператором.— Звонок за счет вызываемого абонента, — сказал он, когда вместо гудков в трубке послышался женский голос.— Как вас представить?— Бэн Дэвис.Он подумал, что Роуэн, наверняка, сейчас в офисе. В это время в Нью-Йорке разгар рабочего дня. Облаченные в зеркальное стекло, небоскребы раздвигают прозрачный, искрящийся воздух. Внизу, в пыльной, подсвеченной солнцем дымке бурлит нетерпеливая уличная жизнь, а Роуэн Смит-Джонас в своем безупречном костюме при галстуке с булавкой и запонках сидит в просторном, светлом кабинете на головокружительной высоте, и с этой вершины управляет активами тех, кто доверил ему свое финансовое благосостояние.В его офисе отменное кондиционирование. Из окон открывается прекрасный вид на пылающий солнцем залив и Статую Свободы. А на полированной столешнице возле новейшего компьютера стоит чашка крепкого кофе. Наверняка, стоит.Было что-то ирреальное в том, чтобы дозвониться до этого сверкающего, стерильного мира из пропахшей мочой телефонной будки. Между этими точками вселенной — пропасть, и измеряется она отнюдь не в милях. Но Бэн знал, что Роуэн ответит. Если он на месте, то примет вызов. Порой ему казалось, что его поверенный и не человек даже, а чистая функция. Идеальный, разумный интерфейс.— Доброй ночи, мистер Дэвис, что я могу для вас сделать?Бэн невольно вздрогнул, моргая. На какой-то миг ему показалось, что он бредит — видит сны наяву про Нью-Йорк и искусственный разум в теле его поверенного. Почему Бэн набрал его? Вспомнить бы... Должно быть, в мозгу запустился аварийный сценарий, принятый на случай сегодняшних инцидентов.Бэн потер лицо ладонью, с трудом собирая воедино мысли. Так что он должен был сделать?— Я потерял бумажник… Нужно заблокировать доступ к счетам со всех банковских карт.— Немедленно этим займусь. Как давно вы потеряли бумажник, сэр?Бэн задумался. Сколько времени прошло с момента, как на него напали?— Три-четыре часа назад.— Я проверю движение по вашим счетам за этот период и в случае необходимости подам соответствующие апелляции, так что если кто-то воспользовался вашими средствами…— Просто заблокируйте карты, Рой, — остановил его Бэн, у которого слишком болела голова, чтобы вникать в то, что нес его собеседник.— Разумеется. Уже занимаюсь этим. А затем оформлю перевыпуск карт через дублинский международный центр…Решение пришло внезапно, было спонтанным, но казалось абсолютно правильным, по крайней мере — последовательным.— Не нужно, — устало ответил Бэн, даже не став слушать. Раз уж так вышло, он не будет ничего восстанавливать.— У вас есть другие предложения, сэр?— Просто не надо ничего делать. Я сам разберусь.Повисла пауза. Его собеседник молчал, и Бэн пытался представить, о чем он сейчас думает. Наверняка, если бы поверенный узнал, что у Бэна на уме, это повергло бы его в профессиональный шок. Он решил бы, что ?мистера Дэвиса? слишком сильно ударили по затылку.— Я вынужден спросить, сэр, с вами все в порядке?Бэн даже удивился такому совпадению.?Заподозрил что-то??— Поясните свой вопрос, Рой.— В последнее время на ваше имя приходят странные платежные требования. А именно, из больницы Святого Михаила и госпиталя Святого Патрика в Дублине. На всякий случай я отправил встречный запрос. Мне прислали факсом копию договора на лечение от наркотической зависимости некоего Кэтала Дэвиса, вашего кузена. Договор за вашей подписью, сэр.— Все верно. И?..— У вас нет родственников в Ирландии, мистер Дэвис.Бэн нахмурился, пытаясь понять, к чему клонит его поверенный, а потом до него дошло. Он невольно фыркнул. Роуэн, верно, решил, что Бэн таким вот нехитрым образом маскирует собственные проблемы с наркотиками. Ну, и с головой заодно. Неудивительно, что он так подумал — учитывая репутацию Бэна…— Все в порядке. Я вполне здоров и вменяем. И раз уж зашла речь — проследите за оплатой этих счетов. Все платежные требования должны быть погашены полностью и без задержек.— Разумеется, сэр.— Хорошо, — успокоено кивнул Бэн. — Полагаю, на этом все.— Вы уверены, что не желаете воспользоваться моими услугами в оформлении карт?— Уверен. Всего доброго, Рой.Выслушав ответные прощальные пожелания, Бэн повесил трубку. Потом прислонился лбом к мутному стеклу будки и закрыл глаза.Что он только что сделал? Или правильнее сказать, наделал?Весь цивилизованный мир вращался вокруг банковских систем. Но у такого как Кэтал к ним не было доступа. И ведь он ухитрялся как-то жить. Без дома, без постоянного источника доходов. Бэн хотел бы понять, как тот жил. Неужели он все это затеял лишь затем, чтобы сравняться в положении и возможностях с этим парнем?Конечно, такое сравнение, при всей привлекательности, не было вполне верным. У Бэна еще оставались деньги — в дорожных чеках и наличных, они хранились в мини-сейфе в кэмпере, вместе с паспортом и документами на машину. Он снял некоторую сумму, когда прилетел в Дублин — почти автоматически, на тот случай, если его занесет куда-нибудь, где не будет банковских терминалов. Этих денег хватит на первое время, а там… Когда они закончатся, Бэн уже разберется, как решать насущные проблемы.Он кивнул сам себе, удовлетворенный этим решением, потом толкнул дверь будки и выбрался наружу. Холодный мартовский ветер вновь накинулся на него, будто только и ждал, когда он выйдет из своего убежища. Бэн поежился, сгорбился, обхватил себя руками в попытке удержать остатки тепла. Его сотрясала мелкая дрожь, усиливающая болезненную ломоту в теле.Он очень замерз. Надо добраться до кэмпера. Там можно будет согреться, закинуться обезболивающими и наконец-то отдохнуть.Определившись с целью и направлением, Бэн побрел в нужную, как ему казалось, сторону. Но, в конце концов, понял, что переоценил свои возможности. Передышка в будке создала иллюзию, будто он сможет одолеть оставшееся расстояние на своих двоих. Однако после часа шатаний по ставшим похожими друг на друга дублинским улицам, он понял, что дело дрянь. Его ноги отказывали. И мозги временами тоже. Он заблудился. К тому же некстати начался обычный для Ирландии дождь, разогнавший по домам последних прохожих, у которых можно было бы спросить дорогу.Ночные улицы влажно блестели в свете фонарей. Вывески и припаркованные у тротуаров машины мокли под дождем, магазины чернели запертыми дверьми и опущенными жалюзи на витринах. Жизнь, казалось, сохранилась только в барах — выплескивалась оттуда вместе мутноватым светом и гомоном. Бэн был бы и рад зайти туда и договориться с кем-нибудь, чтобы его подкинули до дома. Но за помощь пришлось бы платить, а у него не было ни цента. Никто не согласится покинуть теплый, сухой паб, чтобы помочь избитому, похожему на обдолбанного наркомана парню в кредит. Бэн знал это по опыту. Доброты и доверия в действительности очень мало в мире. Было бы неплохо, если бы каждому выдавали лимит чужого сочувствия, который можно было бы осознанно потратить в сложной ситуации. Вот сейчас он точно не отказался бы использовать часть того, что приходилось на его долю. Если приходилось, конечно.Он шел, пошатываясь. Промокшая насквозь одежда липла к телу. С волос текло. Бэн замерз настолько, что почти перестал что-либо чувствовать, но все равно упорно тащился вперед, надеясь, что хотя бы идет в правильную сторону. Ему просто нужно выйти к чертову морю. И разыскать свой кэмпер. Когда он доберется до дома, все закончится.Сзади медленно нарастал кашляющий шум мотора, слышался шорох старых покрышек. Один из редких в такой час автомобилей — маленький, потрепанный грузовичок — сначала перегнал его, а потом притормозил и сдал назад.Бэн остановился. Стекло с пассажирской стороны поехало вниз, и в окне показалось сморщенное старческое лицо.— Эй, парень. Ты, случаем, не болен? Плохо тебе, что ли? — старик прищурился, и тихо охнул, наконец, рассмотрев Бэна. — Пресвятая Дева! Кто тебя так отделал?Бэн понимал, что выглядит дерьмово. Багровые кровоподтеки расцвели по всему телу. Особенно неприглядно смотрелось темное пятно на боку, там, где кровь впиталась в светлую ткань футболки.— Ограбили, — сухо пояснил он.— Полезай-ка в машину, — встревоженно затарахтел старичок, открывая перед ним дверь. — Давай, полезай. Чего стоишь?Бэн и впрямь стоял столбом, смаргивая дождевые капли, и не верил ушам своим. Он медленно приблизился, и осторожно забрался в кабину. Захлопнул дверь.Добросердечный водитель суетился рядом. Он был совсем старенький, суховатый, седой как лунь.— Полотенец нет. Вот — накинь. Это — сына. Хоть немного согреешься.Бэн набросил на себя плотную армейскую куртку, накрывшись ею как одеялом, и обессиленно откинулся на жесткое сиденье. Только сейчас он понял, насколько устал. Сил совсем не осталось.Старичок меж тем деловито дернул рычаг переключения скоростей. Мотор чихнул, грузовик содрогнулся и медленно пополз дальше. Из кузова донеслось недовольное кудахтанье.— Я за городом живу, — оживленно пояснил старичок, — Ферма у меня там. Вот, приезжал сегодня к старшей внучке в гости. Она недавно замуж вышла. Я ей курей и индюшку привез в подарок — мужа побаловать. Так она не взяла. Говорит, зачем мне? В Теско куплю… — он ворчливо фыркнул. — Вот молодежь пошла. И даже не спросят, откуда оно, магазинное, взялось, и чем его пичкали! Вот, у меня все свое. Здоровенькое. Голову открутил, выпотрошил — всего делов-то. Так, внучка в истерику! Как это, курице — голову?! Что за поколение…Бэн невольно хмыкнул, чувствуя, как в груди клокочет смех. Сюрреализм этого дня достигал критической отметки.И все же он был благодарен этому старику. Не каждый вот так откроет дверь незнакомцу, который являл собой такую картину, как Бэн.Машину постоянно потряхивало, у грузовика были никудышные рессоры, но в нем было тепло, сухо, пахло сеном и ванилью.Бэн чувствовал, как его ведет. Он немного согрелся, но тело совсем перестало слушаться. Не вырубиться бы…— Эй, сынок, так куда тебя подвести-то?Бэн разлепил губы и ответил.— К побережью. Если не сложно. Там моя машина.— Как ты сядешь за руль в таком состоянии?Бэн промолчал. У него не было сил что-либо объяснять.— А может лучше в больницу, а? Или в участок? Раз на тебя напали, надо заявить. Там помогут.— Не нужно полиции.— А чего так? — пожилой водитель нахмурился. Покосился с опаской. Видать, решил, что подобранный им на улице избитый парень сам не в ладах с законом, раз не желает общаться с властями.Бэн его понимал. Старик явно был порядочным человеком. Еще пожалеет сейчас, что решил помочь. Бэн этого не хотел, а потому сделал над собой усилие и ответил:— То, что произошло, — результат моей собственной ошибки. Я нарушил важное правило — засветил бумажник. Итог закономерен.Старик явно успокоился, и сказал с укоризной:— В мире есть и другие законы, сынок.Бэн не стал говорить, что знает, по каким законам живет мир. В конце концов, в длинном списке диагнозов, которые ему ставили, социопатия не значилась. Но он не хотел спорить с человеком, который, очевидно, верил в рыцарей правопорядка, закон и справедливость. Такая вера — ценна сама по себе. Бэн не хотел на неё покушаться, пусть и знал, что поход в участок, без должной мотивации для полиции в любом случае стал бы бессмысленной тратой времени.Конечно, Бэн мог бы создать эту мотивацию, будь у него желание. Стоит ему в таком виде ввалиться в американское консульство, и он много кому испортит уикенд. Его соотечественники отличаются обидчивостью, хваткой добермана и склонностью делать слона из любой мало-мальски годной мухи. Достаточно надавить на нужные точки, и посольские отымеют городские власти, те в свою очередь натянут полицию, а копы со злости поставят раком местные банды и быстро найдут ту, что поимела Бэна.Мелочно. Пошло. Он не жаловал подобные игры. Этот круговорот ебли в природе ему в действительности на хрен не сдался.— Эй, сынок? Тебе там не стало хуже? Я разговариваю с тобой, а ты будто не слышишь.Бэн очнулся, понимая, что провалился в свои мысли как в галлюцинации. Он и впрямь почти перестал воспринимать происходящее. Голова плыла, и, кажется, у него начался жар.— Прости, отец, — он осторожно сглотнул и прикрыл глаза, — Я просто… Со мной все нормально.Старичок вздохнул.— Отвезу-ка я тебя в больницу. А то прямо сердце не на месте. Вдруг помрешь.Бэн не ответил. Он уже был без сознания.