Булавки (Диана/Акко) (1/1)

Звон-звон-звон.Акко пальцами перебирает булавки в кабинете домоводства, шикая и хмурясь, когда игла вонзается в и без того исколотую кожу. Акко взглядом судорожно рыскает по полкам и стеклянным дверцам шкафов, ища нужную вещицу, хмурясь и одёргивая себя, когда рука начинает теребить пластыри или бинты на запястье?— новые, кровить же начнут по новой.Трель-трель-трель.Кагари шипит, потому что спотыкается снова, потому что пластыри новые появляются. И снова придётся себя одёргивать от того, чтобы не трогать их, не срывать. А они блестят на свету в коридоре, искрятся и будто смеются над её неуклюжестью. Диана бровью вздёргивает, когда видит, как Акко хромает утром вторника при входе в кабинет. А странная иностранка лишь хмурится и шугано руками дёргает подальше от земляничных и мятных пластырей на локте.Акко перебинтовывает на внутреннем дворике академии запястья, хмурясь и шипя, глаза щуря из-за солнца, которое слепит и тоже смеётся, будто над неуклюжестью её. Кагари искрится солнцу в ответ, продолжая шуршать бинтами, нагибаться за выпавшей булавкой. Диана смотрит из окна на втором этаже, из кафетерия, вздыхая и вставая с места. Эта девочка с красными глазами слишком странная и шуганная. И такая искрящаяся далёкой и такой родной Англией с её зелёными, мятными травами на рассвете.Металлический звон в голове отдаётся набатом утренних колоколов, бликующих в свете зари, и Диана жмурится, потому что булавка слишком тугая и вонзается в подушечку пальца. Но всё-таки оказывается на месте пуговицы на воротнике, закрепляя тот, чтобы не сползал и стоял ровно, как и подобает. Акко нервно благодарит, искрясь сдержанной улыбкой, неестественно вздрагивая от прикосновения блондинки к своему галстуку, который залез под воротник блузки. Кагари смотрит опасливо за руками Дианы, напряжённо, но сама Диана лишь молча поправляет галстук и уходит, улыбнувшись также сдержанно в ответ.Звон-звон-звон.Перед глазами пятна прыгают чёрные и маслянистые, в голове так странно свистит и звонит что-то. А ещё блестит и искрится в руках, подёргивается и руки одёргивает, вставая на ноги быстро, сильным движением поднимая Диану на ноги. В этот раз улыбки нет, глаза скрыты чёлкой, торчащей во все стороны, а руки протягивают мятные пластыри. Диана смотрит на свою юбку и ноги: сквозь чулки видно кровяные пятна на коленке. Кагари ждёт, поднимает голову и виновато-ужалено смотрит в лицо Кавендиш, опускаясь на колени, стягивая немного испачканную ткань и прилепляя на ранку пластырь. Начинает немного жечь и холодить ментолом, но Диана лишь хмыкает, давая руку Акко, чтобы та поднялась. Улыбка сдержанная, но искренняя в этот раз, будто бы сама Кавендиш рада тому, что они упали с лестницы.Акко появляется перед Дианой каждый раз, когда блондинка просто допускает мысль о шуганной шатенке, выныривая из коридора или из проёма лестницы, выискивая красным взглядом на внутреннем дворике нужное окно или подходя к столику в кафетерии, где обычно обедает Кавендиш. И не боится ведь совсем подходить к элитной компании академии, игнорируя взгляды, направленные на спину. Диана улыбается и встаёт, встречая Акко и выходя с ней, потому что Кагари принесла новые пластыри, которые не должны жечь больше, которые пахнут зелёным чаем и успокаивают.Вдох-вдох-вдох.Акко вдыхает судорожно и почти что боязно, оглядываясь налево и направо, руками вздрагивая, убирая их с кровоточащих бинтов на запястье. Диана смотрит на капель, что ведёт её вглубь небольшого садика, плитка за плиткой, приводя к лавочке, на которой сидит Ацуко и снимает повязки, обнажая мятные и земляничные пластыри. А под ними?— оказывается?— озёра Англии, сады Англии и спелая-спелая калина с брусникой. От всего этого веет смутной прохладой и свежестью. Диана подходит к Акко и молча руками проводит по кровяным распадам, пачкая кончики пальцев, слушая рваные, как и блузка Кагари, вздохи. И больше ничего не хочется делать, кроме как пластыри клеить на бледную кожу Акко и бинты накладывать шуршащие, в которых пыль солнца и отголоски далёкой прохладной Англии.