01 (2/2)

Смрад туалета стал перебиваться запахом смазки и пота. Они дышали, как загнанные животные, но остановиться не могли. Было жарко и влажно, липко. Брендон не мог остановиться, ему казалось, что прекрати они хоть на секунду, они разбегутся. Он не хотел этого, не сейчас, когда разрядка так близка. Бариста запустил свободную ладонь в волосы на затылке Брендона, массируя и поглаживая, отчего мурашки стремительно бежали вниз, сталкиваясь в районе поясницы с волнами возбуждения. Оно тугим узлом свернулось в паху, обжигая все внутренности. Брендон облокотился на плечо мужчины и стал покусывать его через ткань, вызывая новые довольные стоны.Через пару фрикций их всё же захлестнуло жгучей волной оргазма. Брендон почувствовал, как мужчина под ним напрягся, толкаясь в его ладонь, уже почти не сдерживая стонов. Когда Брендон огладил большим пальцев его головку, тот кончил, сдавленно шипя и сжимая ладонь на затылке. Это хватило и ему самому, чтобы спустить себе на ладонь, чувствуя лишь пустоту и удовольствие. Слишком быстро, чтобы полностью распробовать, слишком медленно, чтобы притвориться, что всё это неправда, да и не было желания врать. Не было больше никаких желаний.Перед глазами всё плыло, а дыхание не хотело восстанавливаться. Потребовалось несколько минут, чтобы заставить враз ослабевшие ноги снова работать. Наслаждение, резко ударившее в голову, постепенно сходило на нет, а мозг вдруг заработал неожиданно бесстрастно. Как будто перезагрузка системы. К Брендону снова вернулись его чувства: он увидел этот ужасный зелёный, почуял жуткий запах мочи и ощутил приятное тепло под своими ладонями, слышал отдалённые басы музыки. Он смог вернуться к жизни. Снова.Он слышал тяжелое дыхание у себя над ухом, видел, как кожа на животе покрывалась мурашками от холода, как снова дрожали руки. Ему самому не мешало бы одеться, потому что в поясницу неприятно дул сквознячок, но тело было всё ещё ватным. Оно слишком долго было лишено всего этого и теперь, отвыкнув, полностью отдалось этим ощущениям. Когда контроль был восстановлен, Брендон так же молча натянул брюки и вышел из кабинки, оставляя бариста приходить в себе.

Он мыл руки, когда мужчина всё же вышел, на ходу поправляя ремень. Его чуть шатало, и движения были заторможенными. Было видно, что он всё ещё не до конца отошёл от произошедшего. Он привалился к раковине, останавливаясь на некоторое время, резко крутанул кран и принялся отмывать руки, но в процессе остановился, зависнув. Несколько секунд спустя, когда Брендон уже закончил со всем и решил, что готов идти домой, бариста вдруг резко отпрянул от крана. Его лицо вдруг стало злобным, как будто что-то довело его. Он подбежал к мужчине и врезал ему кулаком куда-то в грудь. Поправив волосы, которые после всех манипуляций растрепались, он вышел, оставляя Брендона мучаться от боли.

Он был ошарашен этим ударом. Было больно, и Брендон несколько секунд просто пытался сделать вдох. Разгорячённое после секса тело было слишком чувствительным для таких дел. Брендон не мог понять этого действия. Ему казалось, что они всё решили ещё у бара, соглашаясь на всё, что произошло в кабинке, что они оба были не под чем-то, хотя бариста пил до его прихода. Вопросы сыпались из его головы, как песок с берега моря. Бариста не вписывался в его картину мира.***США, Нью Йорк.За день до происходящего в клубе.Он продержался больше месяца, всё же он был жутким упрямцем. Брюса накрывало волнами: он то чувствовал, что снова готов лезть в петлю, а вся троица в его голове плясать канкан на его могиле, то снова окунался в серую жизнь, где недоверие к людям росло вместе с количеством секунд, проведённых в кофейне. Он то просыпался с чувством полной покинутости, то не мог вспомнить ложился ли он спать вообще. Брюс стал чаще видеть и слышать, то чего не происходило совсем. В нём как будто начали жить два человека, и оба душевные инвалиды.

Несколько раз он пытался накинуться на особо не понравившихся ему посетителей, благо что-то всё время его останавливало, а он просто продолжал выживать. Так же, как делал это всегда.

Больно было только первую неделю, потом эта часть ломки легко заглушалась большой дозой обезболивающих и ещё большей кофеина. А вот с психологическим аспектом проблемы справиться было гораздо труднее. Возбуждение сменялось апатией, заставляя мужчину то не спать сутками, то желать уснуть навечно. Он приходил на работу, но ничего не мог вспомнить по возвращении домой. Всё будто затянуло дымкой, которая жгла глаза и выедала мозг. Каша в его голове тоже не помогала бороться с депрессией и апатией. Ему чудились косые взгляды посетителей, он видел их злость, но ничего не мог поделать, стараясь держать себя в руках даже, когда вся спина покрывалась мурашками страха.Брюс почти не ел в худшие дни, только спал, но всё равно не мог отдохнуть. Когда апатия отступала, мужчина не мог найти себе места, на него давила паранойя и доктор Росси. Иногда его накрывало на работе, он спешил уйти домой, надеясь переждать, а если не получалось, то просто глотал много таблеток, от которых мозги плавились, но было гораздо легче переносить контакт с людьми. Марта несколько раз порывалась помочь ему, явно догадываясь в чём именно проблема, но каждый раз натыкалась на бронированную стену, которой Брюс отгородил себя от всех.Он не хотел, чтобы ему помогали, от этого мужчина чувствовал себя слишком беззащитным и открытым. Доктор Росси в такие моменты сравнивал его с моллюском, который открывает раковину не перед теми людьми. Жалкий и беспомощный, ведомый течением моллюск. Без прав и возможностей. Ну, он хотя бы больше не был паразитом, живущим за чужой счёт. Брюс всё ещё ощущал себя вором, недостойным этого теплого мира, которым с ним поделились, но ничего не мог поделать со своей жадностью. Он желал этого тепла и уюта.Он ужасно устал от постоянной опустошенности. Этот месяц Брюс ходил по грани между жизнью и смертью, пребывая в каком-то забытье, где уже ничто не важно. В нём ничего не осталось: ни сил, ни желаний, ни мыслей. Он просто существовал, как это делают ненужные вещи на полке в шкафу – их ни разу не носили, но выкинуть жалко. Только в случае с Брюсом его уже успело изъесть время, прогрызая до дыр.

Когда апатию сменяло безумное возбуждение, мужчина не знал, куда себя применить. Чувство ускользающего времени и полное недоверие делали его рассеянным и импульсивным. Брюс научился бороться и с этим: больше успокоительного, меньше реального сна. Он ходил как нервный труп в такие дни, но не пытался врезать кому-нибудь или выругаться – просто не было сил.Его еле хватало на рабочий день, а в квартиру он приходил уже готовым ко сну.

В таком коматозном состоянии Брюс проводил почти каждый день. В какой-то момент ему стало абсолютно всё равно на Кэрол и её указы-соблазнения. Она скорее стала раздражать своим поведением и неуёмными намёками, хотя вначале они были очень даже ничего. Доктор Росси, кажется, переквалифицировался из психиатра в биолога, потому что каждый раз придумывал новое тотемное животное для Брюса. Мужчина же окончательно запутался в своей эволюции, поэтому перестал обращать внимание на эти сравнения. Лишь когда Росси снова начинал копаться в его воспоминаниях, Брюс не мог сдержаться. Тогда злость вскипала в нём, порой, совсем не вовремя. Мужчина кое-как оправдывался на работе и старался не часто выходить из дома без надобности в такие моменты.Но эти двое были лишь малой частью всех проблем, которые свалились на него в последнее время. Хотя его больше не ломало настолько, что еле хватало сил встать с кровати, галлюцинации усилились так, что мужчина проводил каждый день в попытках не сорваться в искусственный мир, созданный собственным разумом. Марта всё сильнее волновалась, почти выгоняя Брюса домой. Что удерживало её от сдачи мужчины врачам оставалось загадкой. Эд тоже явно что-то понимал, и его подозрения, как змеи, обвивали шею Брюса, душа его. Он слышал их шипение и чувствовал их прохладные чешуйки, но никак не мог избавиться от них. В другое время Брюс обязательно поговорил с Эдом, хотя бы намекнул ему, но сейчас он чувствовал себя, как в ловушке, которая захлопнется сразу же после того, как они откроет рот. Квартиру в Шотландии всё же удалось продать, хотя и дешевле, чем Брюс рассчитывал, но даже этого хватило, чтобы продлить аренду на год. Пожалуй, это было единственным хорошим, что с ним произошло в этот период.Однако, самой большой проблемой стал Свин. Теперь он появлялся каждый день, Брюс видел его по утрам в зеркале, слышал его визг, когда кто-нибудь заходил в кофейню. Когда приходила лихорадка и ломота, ему часто виделось, как он ест самого себя, как свиная голова отгрызает куски плоти от его рук. Он ощущал привкус крови во рту, а после того, как его отпускало, видел укусы на руках. Свин преследовал его даже в те короткие моменты, когда мужчине удавалось нормально поспать. Вместе с ним он прошёл через пламя лихорадки и лёд одиночества. Этот месяц был личным адом Брюса.Когда февраль начал подходить к концу, мужчина растратил все свои силы. Он осунулся от почти постоянной голодовки, кожа стала совсем бледной, была нарушена координация движений, что не помогало в работе. Брюс стал много курить, чтобы хоть как-то успокоиться, но с каждой новой сигаретой эффективность их становилось всё меньше и меньше. Под конец мужчина курил уже чисто по инерции, делая сразу большие затяжки и медленно выпуская дым наружу. Удивительно, что люди ещё не начали от него шарахаться, потому что сейчас он выглядел почти мертвым и точно больным.

Брюс будто превратился в пустой сосуд: в нём не осталось ничего, ни злости, ни апатии, ни желания жить. Он настолько отвык чувствовать, что, когда ломка отпустила, мужчина даже не заметил, как стало гораздо легче. Он всё так же по инерции продолжал ходить на работу, выживать в толчее людей и встречать новый день. Всё вокруг него истончилось и стало полупрозрачным, неважным. Мир окончательно потерял цвет. Брюса больше не трогало то, что происходило вокруг, он будто покрылся корочкой льда, которая защищала его от окружающих. Никто не мог пробиться через неё, Марта и Эд долго пытались, несколько раз звали погулять вместе, но Брюс всегда находил повод для отказа. Кэрол и Росси тоже остыли, перестали пытать его, оставляя, наконец, в покое.Только один раз произошло нечто странное, чему Брюс не мог дать объяснения, совсем никакого. У него была очередная ремиссия, мужчина надеялся, что последняя, так что он даже походил на человека, а Марта перестала постоянно напряжённо поглядывать на него, но всё ещё не позволяла ему выходить в зал. Рабочий день подходил к концу, на улице холодало, а внутри зажигался уже привычный желтый свет. Людей становилось больше, они приходили компаниями после тяжёлого рабочего дня, наполняя зал весёлым гудением. Вся эта счастливая шумиха почти не трогала Брюса, он без интереса принимал заказы, автоматически выполняя их.

Брюс старался не смотреть на людей, он всё ещё слышал мерзкие похрюкивания. Он пытался не обращать внимание, на, как ему казалось, колкие взгляды посетителей, максимально абстрагируясь от происходящего. Мужчина старался не вслушиваться в голоса, оставляя сами слова и их значение, поэтому, когда он в очередной раз повернулся, чтобы узнать на что ему придётся потратить пять минут своей жизни, Брюс не увидел перед собой никого, смотря куда-то вниз. Услышав ?Чёрный кофе и два сахара?, мужчина прильнул к спасительной кофе-машине. Он не разобрал ни голоса, ни интонаций – ему было всё равно. Просто выполнить заказ и выдохнуть, если выдастся минута отдыха. Голова начала болеть ещё полчаса назад, отбивая мерный болезненный ритм внутри, и мужчина понимал, что может не дотянуть до конца работы, несмотря на то, что осталось меньше часа.

Обезболивающие не помогали уже давно, а желудок, испорченный таблетками, напоминал минное поле.Как в тумане Брюс выполнял заказ, когда почувствовал, как его почти препарируют взглядом, пытаясь проникнуть куда-то внутрь, вглубь. Терпеть это было почти невозможно, доктор Росси вдруг встал рядом с ним, облокотившись на аппарат. Он ничего не говорил, просто смотрел, выпучив глаза и растягивая улыбку на пол-лица. Это бесило даже больше, чем взгляд, который похоже уже несколько раз облапал его всего, на что психиатр лишь гадостно хмыкал. Так что, когда Брюс закончил, его раздражение уже кипело, что сразу отразилось на его лице, оно придало ему сил. Брюс впервые за день не был напуган тем, что придётся посмотреть кому-то в глаза.Поэтому, когда он всё же повернулся и увидел за своей спиной мужчину, Брюс был особенно зол. Он почувствовал в нём что-то, что делало его похожим на него самого. Как будто встретились два хищника, которые уже были слишком стары, но всё ещё боролись за выживание, стараясь не сдаваться под ударами судьбы. И сейчас Брюс был готов к нему, он был готов снова защищать себя.Но этого не произошло.

Они встретились глазами, и мгновения хватило, чтобы испытать странное понимание по отношению друг к другу. Мужчина, наверно, испугавшись, сразу выбежал из кофейни, так и не забрав свой кофе, а Брюс будто окончательно замёрз. Он видел что-то промелькнувшее во всей сущности мужчины, отчего ему самому стало не по себе. Брюс был бы рад сейчас тоже убежать, вот только всё его тело будто превратилось в камень, он был напряжён, но не мог сдвинуться с места.

Брюс не запомнил конец дня, всё снова погрузилось в дымку. Очнулся он уже утром, когда солнечный свет заставил его жмуриться, борясь за последние крупицы сна. Когда битва была окончательно проиграна, а муть перед глазами прошла, тело всё ещё было слабым от слишком долгого сна. Некоторое время он не мог сориентироваться, просто оглядывая комнату, пытаясь прийти в себя. Брюс потёр лицо руками, ощущая, как под закрытыми веками пляшут цветные пятна, как борода мягко колет ладони. Он ощутил тёплый солнечный свет, который грел его кожу до мурашек, мягко ложился на него. Брюсу было холодно, но теперь он почувствовал тепло, как будто его тело проснулось от долгого сна, после той встречи в кофейне.

Следующая неделя проходила в каком-то странном предчувствии пробуждения. Брюс все чаще ощущал, что снова хочет жить, как будто он вернулся в тот момент, когда болтался почти лишённый жизни на шарфе. Только сейчас он не был в одном шаге от смерти, что, безусловно, делало все происходящее менее опасным. Брюс будто снова знакомился с самим собой. Он не знал, что такое вообще возможно, после месяца, проведённого в бункере, который отделял его тело и разум от мира, что он сможет снова начать чувствовать что-то. Его разом накрыли и физические и ментальные чувства, будто тот взгляд разбудил его.Брюс наслаждался каждым днём. Это было видно настолько, что Марта снова начала беспокоиться, но, когда поняла, что с мужчиной всё хорошо, принялась с новыми силами строить с ним отношения. Ей казалось огромной дикостью, работать в одном месте и при этом не иметь ничего общего с кем-либо. Пожалуй, это было одной из главных фишек кофейни – здесь все были друзьями. Такой маленький, идеальный мир, в котором почти не бывает происшествий. Брюс наконец-то смог прочувствовать это место, его тепло и мягкость, он купался в этом всём. Каждый день становился каким-то особенным, живым.

В какой-то момент Брюс понял, что вся та жизнь, что проснулась в нём после той встречи, уходила от него снова. Ему всё ещё было хорошо, гораздо лучше, чем несколько дней назад, но эйфория прошла. Брюс снова становился наркоманом, точнее открывал новый, ещё более мощный наркотик. Однажды оказавшись на пороге жизни, стараешься навсегда остаться в её доме. Именно это и делал сейчас Брюс – искал новую комнату в её особняке, если она снова захочет выгнать его, или он сам – уйти.Желания становились всё более сильными, он уже не мог обойтись обычными радостями жизни. Теперь же внутри горел огонь, пока медленно, но верно, захватывая всю его сущность. Сначала, он даже не мог понять, что это было за чувство. Ему казалось это жадностью, он хотел чего-то больше, чем уже имел. Брюс снова почувствовал страх, потому что он уже однажды поддался этому соблазну, тогда он и обзавёлся всеми этими ?соседями? в своей голове. Больше он не хотел их кормить, а уж заводить новых и подавно.

Этот страх начал поглощать его. Брюс стал нервным, резко реагируя на любое случайно касание, которых при его работе было достаточно. Он будто снова возвращался к ломке, только теперь вместо того, чтобы затухнуть он сгорал, отвечая на любое действие. Огонёк внутри начинал превращаться в пожар. Брюс метался в лихорадке и снова не мог понять, чем вызвана его болезнь. Мужчина чувствовал, что если не решит эту проблему, то в один момент его просто разорвёт от противоречивых чувств, которые бурлили в нём.

Брюс до сих пор не мог понять, почему он раз за разом возвращался к той встрече. Что-то этот взгляд в нём будоражил, вот только мужчина всё никак не мог понять что именно. Однажды, когда Брюс снова прокручивал у себя в голове тот вечер, жар снова окатил его волной - горячей и густой. Этот жар мужчина ни с чем не мог перепутать, и это пугало пуще прежнего. Потому что это была похоть. Она обжигала его, как неукрощённый дикий огонь. Когда Брюс думал о том, что проснулся, он не подозревал, что тело сделало это так и уж тем более, что причиной послужил чей-то взгляд.Теперь к возбуждению примешивались злость и раздражение. Мало того, что он сейчас морально не мог себе позволить секс, хотя бы потому что Кэрол в его голове явно была против этого, а она умела давить на мозг, и ко всему прочему у мужчины явно были проблемы с доверием, и даже яркое начало новой жизни не делало эти проблемы меньше. Но самое большое количество агрессии Брюс испытывал, когда понимал, что это произошло из-за мужика, которого он видел всего единожды и мельком. Он не понимал, что происходит с его организмом, отчего он решил так бунтовать, а в том, что это произошло именно из-за него сомневаться не приходилось.

Брюс всегда потешался над геями, он считал это их грязной слабостью, поэтому очень рад был этим пользоваться, как, например, с Инглисом или с Блэйдси, хотя в случаи с последним это было сделано забавы ради. При воспоминании этих моментов жизни какая-то чёрная масса снова заворочалась в мужчине, явно намекая на прошлое самого Брюса. Шотландец снисходительно относился к голубкам, скорее считая их ущербными, как больных на голову, потешаясь над ними, но сейчас сам рисковал стать одним из них, и это безумно злило его. До красных пятен перед глазами, до стиснутых кулаков и глухого дыхания где-то в глотке. Он не желал прослыть педиком, потому что для него это было равно его сумасшествию, о котором никто не должен знать.

Брюс чувствовал, как его кровь начинала бежать быстрее от одного воспоминания, а агрессия лишь добавляла в этот коктейль новых оттенков. Мужчина был напуган этой смесью, нужно было срочно найти выход из этой ситуации. Было несколько путей решения проблемы: либо Брюс продолжит игнорировать своё возбуждение, и оно само пройдёт, затухнет, либо мужчина решит всё самым простым путём – переспит с кем-нибудь. Только вот это простой путь не был таким уж лёгким. Он всё ещё боялся того, что, если переступит грань, то уже не сможет вернуться. Брюс не был уверен, что ему хватит сил не сорваться и не уйти в запой или ещё хуже.

Наверно, именно страх потерять жизнь заставил Брюса долго сомневаться в принятом решении. Когда терпеть уже было невыносимо, а дрочка перестала помогать, Брюс всё же решил пойти в клуб. Он долго искал место, чтобы никто не смог найти его там, чтобы даже те немногие, кто видел его в кофейне, не могли выйти на него. Брюс пытался успокоиться, понимая, что в нём говорила паранойя, но не мог преодолеть себя. Он знал, что никому нет дела до того, где и с кем он проводит вечер, но, только представив осуждающие взгляды окружающих, Брюс готов был скалиться раненым зверем, пытаясь защитить свою свободу.

Мужчина не хотел зависеть от них. Ему казалось, что, спрятавшись от всех, он сможет освободиться, но то, что испытывал Брюс скорее напоминало другую клетку. Он даже не мог сказать стала ли она больше или меньше, возможно, просто поменяла свою форму, оставаясь в сущности точно такой же. Он знал, что его побег - не показатель силы, а явный символ его слабости, неспособности подняться с колен, чтобы достойно встретить свою судьбу. Всегда проще начать сначала, чем пытаться изменить то, что уже есть.Кое-как дождавшись выходных, он отправился в то место, которое посчитал самым подходящим для своих целей. Клуб пользовался определённым спросом и был явно не таким уж белым и пушистым, каким казался с первого взгляда. За неоновым светом и ритмичной музыкой скрывалось что-то дикое и развратное. Здесь можно было снять проститутку и приватную комнату, чем и собирался заняться Брюс. Он жутко нервничал по дороге туда и пришёл даже немного рано, так что пришлось сделать несколько кругов по кварталу с сигаретой в зубах. Это не помогло расслабиться, но зато оттянуло время до, как Брюсу казалось, точки невозврата. С самого утра его преследовало странное чувство напряжённости и спокойствия, как затишье перед бурей, которую уже предсказали.

С этим чувством он устроился в самом углу бара, инстинктивно ища наиболее выгодное для защиты место. Брюс не спешил напиваться или уходить в отрыв. Он хотел немного осмотреться, привыкнуть. Мужчина всё ещё вздрагивал и напрягался, словно пружина, от случайного касания, а чужие взгляды горячим металлом обжигали, оставляя следы на теле. Дёрганный ритм музыки и яркий свет заставляли Брюса напрягать глаза, желая рассмотреть окружение. Он старался не пялиться слишком сильно, боясь вызвать подозрения, будто он снова коп под прикрытием. На эти мысли Брюс лишь хмыкал и попивал заказанный ранее скотч. Он старался не торопиться – не хотелось напиваться, да и двигаться особо тоже.Звуки доходили до его головы будто через слой воды. Он видел девушек в танцующей толпе, слышал их смех, но всё это происходило будто не с ним. Ему снова стало холодно, будто алкоголь затушил тот пожар, что горел в нём последние дни. Брюс не мог вспомнить зачем пришёл в это место, мечтая теперь лишь о том, чтобы снова оказаться дома. Его начало мутить, хотя он даже не допил первый бокал, всё заплясало перед глазами вместе с танцующей толпой. Брюс несколько минут пытался прийти в себя, протирая холодными руками лицо, надеясь успокоиться.

На некоторое время мужчина выпал из реальности, погружаясь в себя, когда мир вокруг него перестал распадаться на части и соединился, Брюс открыл глаза, чтобы снова осмотреть зал, в котором веселились люди. Из толпы было трудно выделить кого-то одного, она будто стала одной общей массой, единым организмом, двигаясь в такт чудаковатой музыке. Запах алкоголя и пота перемежался с каким-то сладковатым, словно карамель, ароматом от свечей, отчего хотелось только скорее забыться или воспользоваться уборной. Брюс старался не концентрировать этом внимание или на ещё паре изрядно раздражавших его мелочей. Сейчас они были не важны.Когда он увидел, как к в его направлении шёл какой-то смутно знакомый мужчина, глаза Брюса уже начали побаливать от постоянно меняющегося освещения, так что ему пришлось несколько раз прикрыть их, давая им успокоиться. Приведя зрение в порядок, Брюс снова заглянул в толпу, и теперь он не сомневался, что тот мужик шёл не просто в его направлении - он шёл к нему. Только вот до Брюса никак не доходило почему. Он не мог вспомнить ничего связанного с этим странным мужчиной, прокручивая последние дни в голове, он приходил к выводу, что не сделал ничего за что мог получить. Если это было что-то другое, то оно было ещё загадочнее, чем предположение Брюса.Когда мужчина подошёл настолько близко, что Брюс наконец-то смог увидеть его глаза, осознание прилетело в его голову, будто молния в дерево. Он вдруг вспомнил почему он сейчас здесь. Мужчина почувствовал злость и возбуждение одновременно уже в который раз за вечер, только теперь к этой жуткой смеси добавился новый ингредиент – подозрение. Брюсу казалось странным, что человек, который после первой же встречи убежал, даже не дождавшись заказа.

Но это было даже не так загадочно, как всё остальное. Брюс и его паранойя создали жуткий, внимательный ко всему тандем. Он стал приглядываться ко всем и каждому, больше не осознанно, почти сразу забывая то, что видел, но, видимо, не насовсем. Сейчас Брюс мог чётко вспомнить те несколько раз, когда он снова видел этого мужчину. Он надеялся, что просто путал его с кем-то в те вечера, когда ощущал пристальный взгляд на своей спине после завершения рабочего дня. Оборачиваясь, чаще всего мужчина видел только спину. Тогда он просто заставил себя думать, что это кто-то из этого района, какой–нибудь любитель побегать ночью. Он отчаянно надеялся, что это не маньяк и не сталкер, каждый раз почти убегая к себе.И вот теперь этот же мужчина был здесь – в том месте, где Брюса никто не должен был знать. Кажется, мужчине послышался голос доктора Росси, который опять пытался что-то ему рассказать о прогнившем мире. Вот только мужчина уже был здесь, и он не сводил глаз с Брюса, как и он сам. Шотландца затрясло, ему было жаль, что он уже опустошил свой бокал – сейчас бы не помешало расслабиться.

Они приглядывались друг к другу, как перед боем, не могли отвести взгляд. Брюсу казалось, сделай они это, драка начнётся прямо здесь. Он был напряжён настолько, что не заметил, когда возбуждение начало покалывать где-то в пояснице, пробегая по всеспине. Движение вышло до боли естественным, так что Брюс даже не захотел ему сопротивляться. Ему вдруг стало слишком спокойно, он снова почувствовал, как где-то зарождается буря. Огонь внутри снова разгорался, но всё ещё не мог выбраться наружу. Но мужчина это будто почувствовал, разрывая поцелуй. Им хватило взгляда, чтобы прочитать всё в глазах друг друга, поэтому Брюс сразу двинулся в сторону сортира, какое-то внутреннее чутью подсказывало, что это именно то, ради чего он пришёл сюда.Он думал, что это будет битва, но был не прав, поэтому слегка опешил, когда вместо того, чтобы начать драку, они начали что-то отдалённо похожее на секс. Брюсу было дико, его начало трясти ещё сильнее, руки совсем замёрзли, но оторваться было невозможно. Шотландца обжигали горячие ладони. Он настолько потерялся в этих ощущениях, что сначала даже не мог собраться. Руки судорожно сжимались и дергались в поиске чего-нибудь, за что можно было ухватиться. Когда мужчина лишил его движения, задрав кофту так, что по оголённому торсу пробежался холодок, Брюса уже поглотил жар возбуждения.

Мир плыл перед глазами. Хотелось получить больше этих ласковых касаний, хотелось почувствовать этот огонь полностью. Брюс думал, что лучше уже быть не может, но, когда до его сознания донеслись звуки похожие на бряцание пряжки ремня, а по телу прошлась волна удовольствия – стремительная и горячая, как удар молнии – в голове не осталось ни одной мысли. Чувствуя, как чужие ладони гладят его член, Брюс наконец-то смог найти точки опоры, цепляясь за плечи и шею, помогая расправиться с пламенем в районе паха.

Сейчас его ничего не волновало. Он не боялся Свина, его крик больше не мог отвлечь мужчину от дела. Кэрол и Росси остались где-то на задворках его сознания, не вмешиваясь в процесс. Он слышал свои стоны, заводясь от этого ещё больше. Он чувствовал, как чужие руки оглаживают его рёбра, задевая соски. Брюс плавился от этих ощущений. Тепло, идущее от чужого тела, пьянило его, он прижимался к нему сам, потираясь о его бёдра, и прижимал мужчину к себе, зарываясь рукой в волосах, массируя основание шеи. Всё было, как в тумане, поэтому Брюс совсем не мог сдерживаться, когда движения стали более резкими и грубыми, намекая на близкий конец, вырезая его из этой сладкой дымки.Разрядка пришла совсем неожиданно. Брюса будто опалило огнём, который до этого лишь приятно грел, а теперь решил разгореться в полную силу. Он почувствовал, как ласки стали более агрессивными, добавляющими в наслаждение капли боли, которые предсеменем смешивались в чужих руках. Этот контраст довёл его до полного безумия. Брюс уже не сдерживала стонов, плавно подмахивая в такт ладони на члене. Когда мужчина в порыве страсти укусил его, Брюс спустил почти сразу, издавая протяжный воющий звук.

Это было слишком много для него за один раз, особенно после того, как его тело отвыкло от подобного. Когда пустота в голове перестала звенеть, а перед глазами расплываться цветные круги, Брюс кое-как отдышался. Тогда он понял, что уже стоит в кабинке в одиночестве, полуголый, со спущенными штанами, наверняка раскрасневшийся. Возможно, что он даже выглядел немного торчком, получившим новую дозу. Только вот шотландец явно ничего не принимал, а эффект от оргазма прошёл слишком быстро, яростно обрушиваясь на мужчину всей своей свинцовой тяжестью.Он быстро привёл себя в порядок, выскакивая из кабинки. В голове проносились мысли, но не одна из них не оставалась там надолго. Ноги были слабыми после всего, голова пустая. Чёрт, чёрт, чёрт. Он только что сделал это с мужчиной. Было хорошо. Чертовских хорошо. Непростительно. Брюса разрывало от этих ощущений. Снова.

Он на некоторое время буквально завис, стоя посреди туалета. Очнувшись, мужчина направился к раковинам, чтобы умыться и остудить голову. Холод привёл мысли в порядок, и Брюс смог проанализировать свои ощущения. Его определённо не радовало то, что произошло, хотя сам процесс был очень приятным. Это безумно злило. Красная пелена резко появилась перед глазами, так что Брюс просто поддался порыву, отпуская себя.

Всё произошло быстро и, наверное, сильно. Шотландец сразу выбежал из туалета, а затем и из клуба, направляясь домой. Он не чувствовал боли руке почти до самого приезда. Только дойдя до квартиры, он вдруг осознал, что почти избил человека, а может и не почти. Брюс снова выпал из реальности, а, вернувшись, обнаружил ссадины на костяшках и трясущиеся от напряжения ноги. Он лишь хмыкнул, сползая по стене на пол. Всё это походило на какую-то глупую, безумно жестокую шутку, где посмеялись над ним. Брюсу казалось, что всё подстроено, спланировано кем-то. Он перебирал в голове варианты, но каждый из них казался совсем нереальным и безумным. Никто не мог знать о нём. Он ушёл ото всех. Он один.По квартире разнёсся смех. Отчаяние и страх снова завладели сознанием Брюса. Он знал, что никто не будет гнаться за ним, но ничего не мог поделать со своим недоверием. Облегчение от разрядки окончательно отпустило, оставляя после себя лишь тяжесть реальности. Ужасно. Сейчас именно так себя чувствовал Брюс, будто снова началась ломка, только галлюцинаций почти не было. Тело всё ещё горело, хотя руки снова начали мёрзнуть. Голову разрывало от мыслей.

Брюс радовался только тому, что завтра выходной и не придётся идти на работу. У него будет время разобраться со своими мыслями и телом. Брюс пытался уговорить себя, что это просто физическая реакция, потому что у него ничего давно не было. Это было бы лучшим объяснением. Только где-то внутри, гораздо глубже, чем могли заглянуть все три его глюка, Брюс понимал, что это не было подставой, только если от судьбы. И вот это уже пугало его гораздо больше, потому что он не знал, чего ожидать. Была ли это запоздалая карма или, наоборот, спасительный подарок судьбы. В любом случае мужчине было не по себе.

Он решил, что оставит это на завтра. Ведь так легко заставлять себя избегать плохих мыслей. Этим Брюс занимался с самого побега в Нью Йорк.