00 (2/2)

Ментальный суицид.Выбравшись из ванной, Брюс заварил себе лапши, купленной сегодня, и весь вечер потратил на то, чтобы найти хоть какие-то предложения по работе, которые могли соответствовать его запросам. Сидя в кресле с ноутбуком на коленях, мужчина медленно просматривал каждое объявление, мысленно отправляя в закладки хоть сколько-нибудь подходящие из них. Он не заметил, как остыла, так и нетронутая, лапша, как квартира погрузилась в синий, а затем в чёрный вперемешку с желтым - цветом от уличных ламп. Он не включил свет, не задёрнул шторы, сконцентрировавшись на поисках, стараясь не думать.Кажется, заснул он прямо за ноутом, потому что проснулся он с затёкшей шее от неудобной позы. Слишком рано. Снова. ?5:41? - сообщили ему часы. Есть не хотелось, ничего не хотелось. Брюсу казалось, что он затухает в одиночестве своей квартиры, что она слишком чужая ему, что он не должен быть здесь. ?А где же тогда ты должен быть, Брюс??, - голос доктора резко врывается в его сознание, как порыв холодного ветра в открытое окно, так же вымораживая всё, что есть внутри. У Брюса не было ответа. В его голове всё смешалось, сделалось каким-то туманным и неясным, как запотевшее окно, через которое ничего нельзя увидеть. Сейчас Брюс смотрел на своё будущее через него. Он знал, что можно попробовать протереть его, но не был уверен, что у него хватил сил и смелости для этого.

Подобрав ноутбук, он пошёл к кровати, улёгся, устраиваясь в ней, и стал снова просматривать варианты. Выходить на улицу не хотелось совсем, хотя пара вариантов находилась всего в десяти минутах ходьбы и на первое время могла быть идеальной. Но было слишком рано и туда необходимо было идти, разговаривать, а ещё придумывать, что говорить, потому что сейчас даже Брюсу показался бы странным человек за тридцать без всего, как подросток после школы. Мужчина даже не мог сказать был ли у него опыт работы, потому что тогда последовали бы другие вопросы, отвечая на которые можно было лишиться не только вакансии, но и свободы. Что не входило в смутные планы Брюса.Пожалуй, вариант с кофейней, о которой мужчина не имел никакого понятия, был самым приемлемым: ни особых знаний, ни опыта работы, просто желание стать независимым. По крайней мере, так говорило объявление, и Брюс просто надеялся, что оно не врало. Узнав расписание кофейни и сверившись с картами, Брюс начал собираться. Умывшись, он подошёл к окну и закурил, рассматривая город, который уже просыпался. Люди ещё не сильно торопились, машин на дорогах было уже много, видимо, сейчас уезжали те, кто не хотел опоздать, потому что через пол часа будет не протолкнуться. Пара девушек, одетых в спортивную одежду, пробегала по тротуару напротив дома Брюса и что-то весело обсуждала. На улицу выбегали клерки и бизнес леди, торопясь отправиться на работу, родители и дети заскакивали в машины и уезжали в даль. Все куда-то шли, бежали, ехали. У них была цель, ежедневная задача. Ничего не было у Брюса.Дым обжёг изнутри его в этот момент, и мужчина закашлялся, как подросток, впервые дорвавшийся до сигарет. Чуть отдышавшись, он ещё раз затянулся и понял, что успел замёрзнуть, стоя у приоткрытого окна. Затушив остаток сигареты, он закрыл окно и подошёл к шкафу. Брюс решил, что нет нужды надевать что-то официальное, хватит просто опрятного, хотя Кэрол хотела возразить, желая втиснуться в какое-нибудь прелестное платьице. Мужчина успел поверить в Бога, сказать ему спасибо и снова перестать верить, когда Кэрол поняла, что у него нет ни одной женской вещи. Брюс надеялся, что его не накроет где-нибудь в магазине, что он сможет не смотреть на женскую одежду, прикидывая, как она будет смотреться на нём, что он не притащит это всё в квартиру.

Остановившись на простых синих джинсах, белой футболке и каком-то старом темно-сером кардигане, шотландец пригладил волосы, собрал документы в сумку и постарался впихнуть в себя кофе, потому что на большее его бы не хватило. Напиток не столько бодрил, сколько грел и наполнял желудок хоть чем-то, потому что есть всё ещё не хотелось. Так и не придумав что и как отвечать, Брюс покинул квартиру, надеясь сообразить что-то по ходу дела.Дойдя до кофейни, шотландец почувствовал приступ паники и нервозности, туго скрутившейся где-то в желудке, заставляя руки подрагивать, хорошо хоть кофе не попросился наружу. Брюс снова почувствовал себя подростком, идущим на свою первую работу, кажется, так же он нервничал, впервые зайдя в полицейскую академию. Это жутко раздражало его, потому что он не был подростком, не был сопливым юнцом, он знал себе цену, хотя сейчас с трудом тянул на неё.

Когда Брюс зашёл внутрь, он уже кипел от злости, которая заглушала приступ паники своим огнём. В нос резко ударил приятный кофейный запах вперемешку с какими-то пряностями, отчего в районе живота стало тепло. Бариста дружелюбно улыбалась, протирая кофе-машину. Она была не высокая, фигуристая и темнокожая. Её кудри даже собранные в высокий хвост вились совсем беспорядочно, делая её хоть немного выше. Когда Брюс глянул ей в глаза, он сразу понял, что она легко разглядела его за это мгновение, он поспешил отвести взгляд, но она уже шла к нему.- Здраствуйте! Вы впервые у нас? – сразу начала она, - Не видела вас здесь до этого.- Я по объявлению, - как показалось Брюсу, прозвучало жалко, и он надеялся, что она не станет расспрашивать его.

Он попытался собраться, радуясь тому, что давно разучился показывать эмоции на лице, но всё же этот раздрай внутри выматывал. Брюс не был высоким, но даже так возвышался над девушкой на голову. Это давало ему хоть какое-то психологическое преимущество.

- О! Здорово! Я Марта, скоро ещё подойдет Эд. Нам нужен был ещё один человек в зале. Если ты понравишься Эду, то мы возьмём тебя, - радостно сообщила девушка, потягивая руку для знакомства.

- Брюс Робертсон, - мужчина ответил на рукопожатие и попытался улыбнуться, надеясь, что вышло не слишком угрожающе.Осмотревшись, Брюс отметил, что зал не такой уж и маленький, каким показался ему вначале, но очень уютный, гораздо приятней квартиры шотландца. Лёгкая, ненавязчивая музыка, аромат свежей выпечки. Деревянные столешницы, приятного тепло-коричневого цвета, барные стулья с яркими сидушками, пластмассовые раскладные стулья различных расцветок и кресла-мешки рядом со столиками у окон, ковёр посреди зала, много разных мелочей, которые мужчина назвал бы милыми, если бы не чувствовал себя таким чужим в этих стена.Он снова вспомнил прошлое: походы всей семьёй по магазинам - почти праздник для дочери, который так легко устроить. Они обязательно заходили в какую-нибудь пекарню, где Кэрол выбирала им всем вкусности. Нет, в тех воспоминаниях не было кофе - они предпочитали чай. Там не было всего этого, там он не был один.Брюс понял, что отвлёкся, когда услышал мелодию колокольчика, оповещавшую, что кто-то зашёл. Судя по всему, это был тот самый Эд. Марта сразу кинулась к нему, обнимая и помогая раздеться. С виду Эд ничем особым не отличался: средний рост, обычное телосложение. Вот только нос с горбинкой и зелёные глаза были тем, что делало его узнаваемым. Он сразу заулыбался, увидев Брюса, а когда подошёл к нему, протянул руку, так же, как и Марта ранее:- Я Эд, Эдманд, надеюсь ты любишь кофе! – мужчина крепко сжал ладонь шотландца, - пошли присядем, - добавил он, направляясь к столикам у окна, -Марта, сделай нам напиток дня.

- Но мы его ещё не выбрали.

- Тогда я полагаюсь на тебя!Эд, улыбаясь, плюхнулся в кресло-мешок, жестом предлагая сделать Брюсу тоже самое. Ему было не куда деваться. Мешок под ним расправился, принимая форму его тела. Брюс вдруг почувствовал, что тонет, его руки задрожали, а в глазах отразилась паника. Он хотел было попытаться подняться на ноги, но резко осадил себя, вспомнив зачем он здесь, хотя приятного от этого не прибавилось. На мгновение Брюс снова погрузился в себя, услышав голос психиатра, который что-то быстро тараторил о том, что для сбора некоторых ягод нужно рискнуть и отправиться к болотам.О! Именно так себя ощущал Брюс – ягоды были его средством к существованию, но место, эта кофейня, было опасным, как болото или торфяник.

Дальше всё было, как в тумане: Эдманд задавал вопросы, Брюс отвечал по мере возможности. Марта, подсевшая к ним после того, как сделала всем по кофе, иногда задавала уточняющие вопросы, но чаще просто кивала и мягко улыбалась, соглашаясь со словами партнёра. Кажется, Брюс даже смог выпить эту злосчастную чашку кофе, потому что желудок сводило от нервов настолько сильно, что, придя домой, он был вынужден снова сидеть у туалета. Марта и Эд оказались очень хорошими друзьями, буквально с пелёнок. Их матери были подругами, так что дети тоже всегда были вместе и росли почти, как брат с сестрой, а после школы решили создать собственное место, которым управляли самостоятельно уже несколько лет, но сейчас решили, что им необходима помощь. Брюс был благодарен им за то, что они не расспрашивали его о прошлом, просто поверили в его слова о новой жизни и прочей чепухе, которую тот быстро придумал.

Он понял, что его приняли, только когда пришёл домой и вывернул желудок. Это казалось сумасшествием, хотя последние несколько месяцев сплошь состояли из таких безумных припадков, когда всё происходящее казалось дикой фантазией больного человека, лихорадочным видением, от которого не спасают лекарства. И огромным чудом, за которым обязано наступить что-то очень плохое, потому что не может ему так свезти. Это предчувствие ослабляло его небольшое счастье, ему казалось, что это затишье перед бурей, которая может убить его, если он не соберётся сейчас. Кажется, в тот день Брюс так и не смог поесть, уснув на закате, когда солнце, отразившись от соседнего здания, окрасило белые стены его квартиры золотистым цветом.

Следующие несколько дней всё больше походили на сон. Мужчина не мог даже понять, чего было больше приятного или кошмарного в этих днях. Брюс меньше времени проводил в квартире, где чувствовал себя застоявшейся, заилившейся водой, но, приходя на работу, он ощущал себя, как во сне, в котором его бы пытались догнать: ты торопишься, но ноги не двигаются, они ватные, и всё доходит до сознания, как через слой воды. Марта обучала его работе с кофемашиной и маленьким хитростям подачи, Эд рассказывал о том, что и как делается на кухне, потому что выпечкой они занимались сами. Брюс слушал, вникал, пытался вжиться в это место.

Первые дни он почти не мог есть, вливая в себя литрами чай и кофе, каждый вечер мужчина чувствовал себя раздавленным эмоционально, он отвык доверять людям, а здесь их было слишком много. И всем нужно было улыбнуться, сказать что-то, чему сам Брюс с трудом верил, а вынужденная банальная вежливость уже начинала раздражать. Видимо, Марта разглядела это в нём и стала чаще давать ему работать с кофе-машиной, выходя в зал сама. Эд не возражал, но порой неодобрительно косился на шотландца, когда тот менялся с Мартой в разгар рабочего дня, оставляя тяжёлую работу на хрупкие плечи девушку. Не важно, что таковой она не являлась.Так прошло несколько недель, Брюс почти втянулся, хотя всё ещё старался меняться сменами с девушкой, как только становилось совсем невыносимо. Мужчина уже всё подсчитал: его нынешнего оклада едва хватит, чтобы откладывать деньги на жизнь, потому что почти всё будет уходить на оплату квартиры. Радовало, что недвижимостью в Шотландии заинтересовались люди, и, возможно, вскоре получится её продать, тогда вопрос денег на некоторое время снова уйдет на второй план. Но это совсем не отменяло того, что помимо жилья необходимо ещё многое, как минимум еда, которая всё же вернулась в жизнь Брюса.

Так прошёл месяц и неделя с того дня, когда старый Брюс почти умер, а новый решил уехать в другую страну.

***США, Нью Йорк.Середина февраля.Прошло несколько дней после того, как Сиси попыталась покончить с собой. Она уже очнулась и была в более -менее нормальном состоянии, даже пыталась шутить, как будто забыла о том, что ещё недавно была полностью разбита и подавлена настолько, что решилась сделать это снова. Девушка явно была слабее Брендона психологически, он понял это ещё в детстве, когда они оба были нелепыми подростками со своим букетом комплексов и страхов. Тогда Сиси первый раз поднесла лезвие к своим запястьям, точнее это даже не было лезвием - ножницы. В тот раз она сделала это импульсивно, поссорившись с братом из-за какой-то глупости, которую Брендон сейчас даже не мог вспомнить. Хотя тогда ему казалось, что этот случай навсегда останется в его памяти, как напоминание о том, где лежат мины, на которые не стоит наступать. Но причины стёрлись из сознания, возможно, Брендон забыл их ещё там, в маленькой серой ванне, окрашенной в дикий красный, ещё тогда, когда он, зажимая окровавленные запястья сестры в своих ладонях, благодарил Бога, что не ушёл из дома в тот день сразу после ссоры.

Зато он отлично помнил чувства, которые испытал в этих красно-серых кафельных стенах: страх, от которого тупеешь почти сразу, шум в ушах, как от резкого изменения давления или погружения в воду. Он почти не мог дышать, его грудную клетку сдавило так, что первые несколько секунд он тупо открывал рот, пытаясь втянуть воздух. Он чувствовал, как горячая кровь искала выход из тела Сиси, как вместе с ней вытекала жизнь из её тела, как сестра начинала расслабляться в его руках, видимо, теряя сознание. Он кричал, пытаясь позвать хоть кого-нибудь, зная, что никого нет.Тогда он кое-как переборол подступающий приступ паники, чтобы помочь сестре, которая уже становилась бледной от потери крови. Он не помнил, как пытался перевязать запястья, как набирал дрожащими руками номер скорой. Сиси в его руках уже не сопротивлялась, обмякнув, и всё, о чем Брендон просил её в тот момент – не закрывать глаза. Он не был уверен, что она слышала его, но продолжал держать её руки в надежде, что медики успеют.

Звук сирены, врачебные халаты и запах лекарств – всё это смешалось в его сознании в поток расплывчатых образов, вызывающих лишь панику и тошноту. Брендон не помнил, что говорил родителям, когда они узнали о произошедшем. В тот день он долго сидел у кровати Сиси, ожидая, когда она проснётся, надеясь, что она проснётся. Он старался не смотреть на её бледное лицо, родинки на котором теперь контрастировали слишком жутко, на её руки, перевязанные от ладоней до локтей. Врачи тогда сказали, что ей очень повезло: она не повредила сухожилия, резала не в том направлении, так что с его помощью у них было достаточно времени, что помочь глупышке.В тот день Брендон впервые понял реальную ценность жизни. И то как легко её можно лишиться – одним неосторожным движением вдоль вен на руках. Наверное, именно из-за этого, когда жизнь мужчины превращалась в существование, он не спешил сводить с ней счёты. Он был напуган этим открытием, как будто это было его слабостью.Теперь у него перед глазами всегда был пример того, как жизнь легко и часто менялась. Так было и в этот раз. Сиси быстро шла на поправку, а о случившемся ей напоминали лишь белые полосы на запястьях. Она больше не возвращалась к этому, как будто начала новую жизнь и явно ею наслаждалась, пока всё снова не становилось настолько плохо, что Сиси не могла придумать другого выхода. Вся её жизнь была похожа на лабиринт, в котором она блуждала, радуясь, когда при очередном повороте могла продолжить путь, и поднося нож к запястьям, когда заходила в тупик. Сиси точно знала, а может ей просто везло, как порезать себя, но не умереть при этом. Она всё ещё делала надрезы не в том направлении, и Брендон каждый раз радовался этому, как безумный, боясь, что когда-нибудь её запас удачи иссякнет, и он найдет лишь труп. Для Сиси же это было как нажать кнопку ?рестарт?, а точнее ?сдаться и попытаться снова?, только её ресурсов с каждым разом становилось всё меньше, а цена за проигрыш всё больше.Брендон, наблюдая за этим не в первый раз, всё равно чувствовал панику и страх, а затем огромное облегчение, когда сестра, лёжа на больничной койке, открывала глаза и почти сразу начинала радостно улыбаться, словно, не чувствуя боли и горечи, которые толкали её на это. Так произошло и теперь. Врачи заверили его, что девушка в полном порядке, а лёгкая анемия пройдёт через пару дней, если она будет соблюдать режим. Сиси снова перебралась к нему. За те дни, которые она была в больнице, ничего особо не поменялось, всё такой же беспорядок, всё такая же грязь. Кажется, девушка нисколько не расстроилась, что ничего не поменялось, беззаботно располагаясь на оккупированном ранее диване.

Зато Брендон эти несколько дней ходил, как в тумане. Работа, не приносившая никакого удовольствия, превратилась в пытку длиною в день. Привычные развлечения, вроде просмотра порно или секса с проститутками, стали напоминать о том вечере, когда Брендон чуть не потерял сестру. В какой-то мере это нежелание даже радовало его, как будто он смог слезть с иглы, где главным наркотиком была эйфория от очередного оргазма. Ему бы следовало сходить к врачу, правда он не знал к какому идти сначала: психиатр или венеролог? Удивительно, что он ничем не заразился до этого. Удивительно, что его сестра до сих пор жива. Просто невероятно, что в тот вечер, интуиция Брендона будто проснулась от долгого сна и сразу включилась на полную, буквально крича об опасности.Тогда он бежал, как безумный, а когда добрался до дома, не мог дождаться лифта, понимая, что бежать по лестнице нисколько не выигрышно, нервно оглядываясь в ожидании. Это было сказочным везением – успеть.Слишком много удивительного в его серой безжизненности.Сиси вела себя как всегда, но гораздо тише, что было странно, потому что обычно она зажигалась по новой после таких инцидентов. Лёжа на больничной койке, первое, что сказала Сиси: ?Идиот?. Больше она не произнесла не слова. Но мужчине казалось, что она попала в самую точку. Он будто отупел от постоянного возбуждения настолько, что перестал обращать внимание на окружающий мир, потерялся в этом мареве из экстаза и серой пустоты. Девушка продолжала молчать. Когда мужчина забрал её из больницы, Сиси так и не произнесла не слова, просто делала то, что её скажут, не сопротивляясь. Брендону даже показалось, что она загрустила, а потом его посетила мысль о конечности человеческих ресурсов. Он надеялся, что это не оно, потому что, если Сиси сейчас снова поддастся отчаянию, возможно, это будет её концом. Брендон впервые за долгое время так точно почувствовал чужое настроение, понял, что именно не так.Но ничего не мог предпринять. Он не знал, что делать в таком случае. Когда Брендон чувствовал, что серое в его жизни начинает темнеть, превращаясь во что-то более неприятное и ужасное, мужчина просто заказывал проститутку. Секс был его единственным лекарством, даже алкоголь не давал ему столько ощущений. Кажется, на прошлой неделе он пошёл в разнос, когда спал вообще со всем, что движется. Но это его нисколько не пугало, не было ничего страшного в том, чтобы получать удовольствие от жизни, хотя бы и таким способом.Зато действия Сиси пугали его до дрожи в конечностях и мурашек по спине. Она не могла жить так же как он, не могла цепляться за материальное, хотя бы потому что у неё ничего не было, а секс без чувств её не интересовал. Даже с его боссом она сделала это, потому что он ей понравился. Она не умела абстрагироваться и просто ощущать, для Брендона же это был единственный выход, как получить что-то похожее на любовь. Кажется, когда Сиси первый раз пыталась покончить с собой, Брендон перестал выражать свои чувства открыто, переживая всё настолько глубоко внутри себя, что сам больше не мог принять свои чувства и эмоции. Он убивал их ещё в зародыше, как губят семена, садя в мертвой, неплодородной земле.

Поэтому рядом с такой живой и постоянно радостной Сиси Брендон срывался, потому что он был лишен чувств, не мог наслаждаться жизнью, как все. Возможно, это стало причиной, почему мужчина не был способен на долгие отношения, на какие-либо отношения. Сиси была, как ребёнок, она слишком наивна, слишком чувствительна, слишком радостна. Все эти ?слишком? выводили Брендона из себя, потому что он повзрослел слишком рано. В тот момент, когда увидел на грязном полу ванной алые разводы. Из-за этого все его внутренности сгорели куда быстрее, чем это происходит со всеми остальными, и, как назло, с его сестрой этот процесс видимо вообще не начинался. Она до сих пор наступала на те же грабли, как будто опыта и знаний у неё совсем не прибавлялось, а инстинкт самосохранения отсутствовал почти полностью.И сейчас, когда девушка впала в хандру, столь ей не свойственную, Брендон был растерян. Он не понимал, как и чем помочь, она не говорила ни слова. Кажется, они даже не смотрели друг на друга. Сиси не рассказывала, что с ней произошло тогда, Брендон молчал о том, где и с кем провёл тот вечер. Это неловкое, тяжёлое молчание отдавало вязкой горечью во рту. Кажется, они так и не поговорили в тот день, им просто не очень было заводить беседу. Они знали друг друга слишком хорошо.

На следующий день жизнь пошла своим чередом: Сиси отлёживалась дома, нарушая все возможные мысленные правила брата, тот в свою очередь ушёл на работу, надеясь, что к вечеру девушка всё же соизволит куда-то уйти или хотя бы убрать за собой.

На работе Брендон умело соскальзывал с темы Сиси, когда босс вспоминал о ней, говоря, что всё нормально, и она просто устала. Впервые у него действительно получилось только работать, не пытаясь залезть на очередной сайт, под натиском которого рушилась защита компьютера, не заигрывая с девушками на общей кухне. С Мэрианн мужчина старался не пересекаться – ему было стыдно перед ней, а ещё девушка своими принципами давила на его совесть сильнее, чем родная сестра, которой тоже не нравился подход Брендона к жизни.

Было в ней что-то, что заставляло мужчину сомневаться в выбранном пути, что показывало ему всю ничтожность его жизни. Но он не злился, скорее это было похоже на разочарование. Брендон не надеялся, что его поймут, но и быть отвергнутым он не хотел. Ещё он боялся выходить из своей зоны комфорта, зоны, в которой секс на одну ночь был вполне себе нормален., зато утром не было никаких выяснений отношений, и мужчине не приходилось нагружать себя лишними излияниями чувств, которых у него не осталось.

Когда мужчина пришёл домой, всё осталось таким же каким было ещё утром: беспорядок, Сиси на диване, смотрящая телевизор, даже запах крови, не выветрившийся за эти дни, всё ещё был здесь. Девушка, похоже так и провела весь день перед экраном, находясь в каком-то подобии транса. Брендон не сразу смог дозваться до неё, а когда она всё-таки вернулась в реальность и повернулась на голос, он увидел её красные опухшие глаза, словно она целый день провела в рыданиях. Сиси силилась что-то сказать, уголки её губ дернулись на секунду вверх, но из горла донеслось только хрипение, как если бы она молчала целый день. Брендон тогда подумал, что она действительно провела целый день в тишине, прерываемой лишь шумом телевизора.

Он не стал с ней разговаривать. Не его проблемы, что она снова сорвалась, что она не умела бороться. Брендон не собирался помогать ей, так же, как Сиси не собиралась взрослеть. Хотя где-то внутри него совесть больно кольнула пустоту в груди, говоря, что он обязан был заметить, как Сиси снова тонет, он ведь уже видел, как это с ней бывает. Он должен был позаботиться о ней, как старший, как брат. Но он устал. От всего. Даже от этой серой жизни.

Он ушёл к себе в комнату, оставив девушку в гостиной пытаться совладать с собой, и радовался, когда она не стала заходить к нему, чтобы разобраться со всем, что её явно волновало. По мнению мужчины, не с чем было разбираться, они уже много раз это проходили: Сиси продолжала вести себя, как ребёнок, не заботясь о своём будущем, а когда жизнь давала ей небольшую взбучку, тут же бежала к брату и творила этот кошмар. Он безумно устал этот такого раздолбайского отношения сестры ко всему. Брендон считал себя нормальным, даже его тяга к сексу не была столь ужасной, как тяга сестры к смерти.

?Мы не плохие. Мы просто вышли из Ада?, - кажется, так она сказал за день до очередного срыва.

Брендон не знал почему, но эти слова засели у него в голове, как будто они были ключом к решению какой-то огромной вселенской проблемы, решить которую был способен лишь он. От них свербело в затылке, и ужасно хотелось почесаться или вскрыть себе череп, чтобы вытащить слова из мозга. Брендон не был верующим, для него не существовало ни Рая, ни Ада, была только серая скучная жизнь, которую мужчина старался разбавить хоть какими-то радостями жизни. Он понимал, что у всего есть конец, и это понимание делало его существование особенно бессмысленным: зачем что-то делать, если в конце мы все умрём? Почему же тогда он не может жить так как хочет он, а не общество, не тратя драгоценные часы, минуты своей жизни на кого-то ещё? Зачем цепляться за кого-то, когда по существу он пришёл в этот мир один и уйдёт так же в одиночестве?Именно поэтому он не хотел отношений, не хотел зависеть от кого-то и чего-то, но был вынужден прогибаться под систему, находя в беспорядочных половых связях сомнительную, но отдушину. Словно они могли дать ему краткий миг свободы, когда он оставался один на один с собой и снова чувствовал, что живёт. В остальные моменты для него существовало лишь материальное, как показатель того, что он не просто исчезнет после своей смерти, а оставит в доказательство то, что можно будет ощутить. Его не интересовали чувства, потому что их нельзя было потрогать, они были не осязаемы, а значит не могли быть правдивыми. Пожалуй, именно факт того, что нельзя было проверить наличие чувств, их силу, делал Брендона жестоким по отношению к другим людям – он просто не верил им. Сон пришел к мужчине совсем неожиданно.

Следующие дни прошли в тяжёлом смоляном молчании. Брендон вёл себя так, будто ничего не произошло, не обращая внимания на потуги сестры поговорить. Он как будто погрузился в тёмную холодную воду моря – не слышал и не видел ничего, что происходит вокруг, шагая по илистому дну. Ему казалось, что он застыл и застрял, как это бывает с кораблями в океане, скованном льдом, чтобы избавиться от этого ощущения мужчина каждый вечер отправлялся на длительную пробежку. Брендон не хотел признавать, что таким образом он просто избегает разговора с сестрой, бегая до изнеможения до самой ночи, чтобы прийти домой и быстро уйти спать.

С каждым таким забегом мужчина удалялся всё дальше и дальше от дома. Брендон мог пробежать несколько кварталов подряд, рассматривая людей и здания, пытаясь за несколько секунд прочувствовать окружение. Почти невыполнимая задача для того, чья душа была атрофирована и прикована к инвалидной коляске с отрочества. Она перестала быть важной, как рубашка, которая износилась, которую легко было заменить. Брендон перестал полагаться на неё, главным стал разум, расчёт. Он снова вернулся к тому с чего начал: разбитая Сиси, пустой он и неясность впереди.

Сегодняшняя пробежка началась слишком рано. Вечер пятницы Дэвид предложил провести в каком-то клубе, но Брендон отказался – в последнее время он совсем не хотел проводить время в душном и шумном помещение, где всегда пахло чем-то жутко сладким, но совсем не перебивало запах тел. Возможно, мужчине придётся зайти в какой-нибудь бар или кофейню, чтобы недолго отдохнуть и чуть-чуть согреться – февраль всё же не самый теплый месяц в году, а как только заходило солнце подмораживало заметно. Странно, что за всё это время Брендона не разу не посещала мысль о сексе, как будто кто-то нажал рычаг, отвечавший за либидо в его организме. Он был больше, чем уверен, что, если ему приспичило бы, он смог что-нибудь придумать. Его не смущал секс в кабинке туалета местной кафешки, он мог позволить себе снять номер в отеле, даже притащить шлюху домой – наличие сестры в квартире не смутило бы Брендона, так же, как и не смутило её в тот раз с боссом. Но этого желания просто не было.

Не было и сил. На препирательства с боссом, на разборки с Мэрианн, на то, чтобы выставить Сиси, наконец, из дома, которая уже чувствовала себя, судя по всему, полноправной хозяйкой его гостиной. Кажется, она даже не выходила из дома, питаясь тем, что находила на кухне.

Когда дышать от холода уже становилось тяжело, а ноги начинали подрагивать от напряжения, Брендон заметил впереди, на углу улицы, приятную на вид кофейню и, решив, что не отказался бы от чашки горячего кофе или даже чего-нибудь покрепче, он направился в сторону призывно горящих мягким тёплым светом окон уже пешком.

?Вечер пятницы?, - напомнил себе Брендон, когда, не смотря на позднее время, зашёл в шумный и полный зал кофейни. Компании друзей громко что-то обсуждающие и сладкие парочки по углам, где мягкое освещение создавало уютный полумрак. Тепло. И для тела, и для души тепло и, пожалуй, уютно. Тихая ненавязчивая мелодия лишь добавляла всей обстановке очарования и ощущения домашнего очага, делая тишину не такой грустной и пустой. Запах кофе и сладостей заставлял думать лишь о хорошем. По помещению сновала то тут, то там маленькая девушка с подносом в руках и ласково улыбалась каждому посетителю, как если бы все они были лично с ней знакомы и вообще являлись старинными друзьями.

Брендон вдруг увидел, даже скорее, почувствовал цвет, как - будто тепло разлилось внутри: желтый свет ламп, медовая поверхность деревянных столов, кожа официантки цвета темного шоколада, сочная зелень растений на подоконниках и темная, синяя ночь за окнами. Он даже не заметил, как начал улыбаться – мягко и обворожительно – направляясь к барной стойке. Мужчина чувствовал себя заторможенным, как будто резкая смена температур сбила настройки его тела, и мозг теперь не знал, как привести себя в норму. Он на мгновение забыл, что буквально несколько минут назад был готов выть от отчаяния.

Подойдя к витрине со сладостями, Брендон увидел бариста, который нервно улыбнулся ему и попытался принять заказ, но делал это так неохотно, будто мужчина хотел выведать у него его самый потаённый секрет. На полголовы ниже, бледный и худой с рыжей бородой и темно-каштановыми волосами, ярко контрастирующими с лицом. Он не поднимал глаз и старался не смотреть в лицо, поэтому разглядеть что-то ещё было сложно, а форма прятала его тело под свой тканевый покров, даже приблизительно возраст определить было нельзя. Зато можно было услышать забавный говор, выдавший в мужчине кого-то не местного.

Заказав себе чёрный кофе с двумя ложками сахара, Брендон принялся наблюдать за тем, как бариста справляется со своей работой. Хотя это было ужасно глупое оправдание того, что мужчина просто заинтересовал Брендона своей нервозностью и холодностью. Сперва мужчина просто подумал, что это переутомление – вечер явно был нагруженным, но затем Брендон заметил взгляд бариста, когда тот, явно почувствовав, как его почти ощупывают глазами. Этот взгляд чем-то зацепил Брендона. Он не был таким, как у всех остальных, он не был теплым и уютным, этот взгляд напоминал о том, что Сиси сидит сейчас дома одна, возможно, она даже не поела, потому что Брендон давно не покупал продуктов и теперь не уверен, что оставлял что-то к ужину в холодильнике.Мужчина не дождался своего кофе, выбежал на улицу, расплатившись. Кажется, именно поэтому бариста не смотрел ему в глаза – он знал то же, что знал сам Брендон. Его льдисто-голубой взгляд, кажется, пронзил его насквозь, болезненно отзываясь во всём теле, застревая холодом в сознании.Кажется, не нужно было заходить в эту кофейню.Кажется, теперь ему срочно нужно расслабиться.Кажется, он не знал, как переживёт эти выходные.