Не снись мне больше (1/1)

Острая, давящая, удушающая, непереносимая, едва заметная, терпимая, разрывающая?— с того самого треклятого июля* Изаки Мотоко познала весь спектр душевной боли. Месяцы шли, а в голове все еще каждый день отдавались слова: ?Амамия был убит при исполнении?. Она возненавидела долгие темные вечера и ночи, душные, липкие и тошнотворно-тихие, когда за горло хватали непрошеные горчащие слезы и ни с того ни с сего становилось невозможно холодно. От этого холода не могло спасти ни одно в мире одеяло и ни один чертов обогреватель, вымерзла-то душа, как бы нарочито сентиментально это не звучало. Вот сейчас бы прийти к нему, сказать, что была неправа, да просто уткнуться в несколько костлявое, теплое плечо… Только его нет. Нет этого сильного, но угловатого, чудного и не в меру высокого недоумка. Амамии Такаши больше нет. И нет его правдивых до фальшивости, приторно-добрых глаз. Всё, приплыли. Не будет больше. Осталось объяснить это беспокойному сердцу и хищному, некормленому чувству вины, набросившемуся на подбитую командирскими словами Изаки.?Поверь мне!?Не поверила. Тогда не поверила. А когда вдруг то, что следовало принять на веру, оказалось неоспоримым фактом, было уже поздно. Дура. Фома Неверующий в юбке.Серебряный крест Мотоко теперь всегда носила с собой. На шее, в нагрудных карманах, а то и привязанным к лямке бюстгальтера?— в общем, где угодно, лишь бы ближе к сердцу. Выглядело это как попытка извиниться. Плохая попытка. Пошлая. Как, в общем-то, и то посмертное повышение.Зато сержант Изаки теперь обожала свою работу, и чем сложнее задание, тем сильнее. Вымотается, придет, упадет в кровать?— сил остается только на то, чтобы закрыть глаза. Прекрасно. То, что нужно.Так и жила, от задания до задания, в остальное время теряя сон и ненавидя весь мир просто за то, что в нем нет Амамии.Но чудеса имеют обыкновение случаться, более того, случаться внезапно, в обычный день, такой же, как и десятки, сотни других дней. Солнышко светит, птички поют, ранняя зима на дворе, начало декабря, кто куда, а Мотоко на работу. Идет аллеей, быстрым шагом. Но…—?Изаки-сан!О боги, этот голос поди с чем спутай. Цуеши Кихара, ?свободный журналист?. Что ж ему на сей раз приспичило? Остановилась. Развернулась.—?Давно не виделись, щелкопер,?— привычная ирония.—?Я тоже рад тебя видеть,?— выпялил зубы Кихара. —?Я с новостями!—?Вот как. И с какими же? —?Изаки уже морально приготовилась к новому ?крестовому походу? в целях спасения если не мира, то точно как минимум Токио.—?Пожалуй… все-таки с хорошими,?— еще одна лыба, шире прежней, остро просит кирпича.—?Не томи,?— Мотоко каждой клеточкой тела излучала нарастающее раздражение.—?Только не падай,?— театральная пауза. —?Незабвенный рядовой Амамия жив!?Не падай?… Легко сказать. Мир разом замер, казалось, само время прекратило ход. До разума смысл сказанного доходил как в замедленном кино. Сознание замерло где-то между боязнью поверить и радостью. Лицо потеряло выражение.—?Что? —?Изаки услышала свой голос как бы со стороны.—?Амамия Такаши жив,?— услужливо повторил Кихара.—?Как?.. —?еще один неосознанный вопрос.—?Это тебе врачи расскажут, не буду работать ?испорченным телефоном?. Только это, ты учти, что он все еще без сознания.Вот теперь смысл всего сказанного все-таки стал ясен в полной мере. Дошло, как до жирафа.—?Где он?! В какой больнице? —?резко встрепенувшаяся Изаки так накинулась на несчастного журналиста, что несколько проходивших мимо ни в чем не повинных человек отшатнулись и боязливо оглянулись.—?Такси там,?— поспешил указать направление всезнающий бумагомаратель.***Через полчаса Мотоко не шла, но прямо-таки летела по слепяще-белым больничным коридором, одним своим видом заставляя врачей, пациентов, медсестер и других обитателей данного заведения от греха подальше прижиматься к стенам. Следом, едва поспевая, бежал Кихара, намеревавшийся притормозить порыв, но постепенно понимавший всю бессмысленность задуманного мероприятия.—?Девушка, девушка, простите, сюда нельзя! По крайней мере, в таком виде точно!Герой, решившийся встать на пути не совсем отдающего себе отчет в собственных действиях ?украшения ОШО?, выглядел совсем не по-геройски. Обыкновенный щупленький медбрат, в очёчках, небольшого роста, лохматенький такой. Но, как ни странно, Изаки притормозила.—?Как это ?нельзя??.. —?она посмотрела на парня как на сумасшедшего.—?Для начала, будьте добры, скажите, к кому Вы? На раненую не походите, значит, родственника навестить пришли,?— предупредил назревающий вопрос медбрат.—?Милейший, видите ли, тут такое дело… Пойдемте поговорим, пожалуй,?— подсуетился Кихара, наконец взяв ситуацию в свои руки. Он оперативно отвел снедаемого любопытством парнишку и снова сбитую с курса Изаки в сторону, по пути выяснив, куда идти и у кого выспрашивать дозволения на посещение.И Кихара растворился в море белых халатов. Мотоко осталась сидеть на небольшом диванчике у режущей глаз белой стены. Ее не покидало ощущение удара по голове чем-то нетвердым и пыльным, поднявшим вихрь сумбурных мыслей. Она силилась разобраться в том, что сейчас творилось внутри ее головы, сердца, души, превратившихся разом во что-то единое и кашеобразное.Жив. Он жив. Картина мира рассыпалась, а выстроиться заново не успела. Жив… Неужели и правда?.. Он дышит где-то здесь, в какой-то из палат; за какой-то из дверей бьется его сердце! Почему не пускают туда, к нему? Какое они вообще имеют право ее не пускать?!Изаки едва не вскочила, лишь усилием воли остановив порыв.Стоп.Откуда это все? Откуда взялась эта истерика?..Она ведь… не любит Амамию, правда? Он ведь… товарищ, друг, хороший человек, так? Но… Да нет, это просто смешно. Рассталась она с ним, конечно, зря, в его обществе было ощутимо теплее, комфортнее. Но комфорт и любовь?— не одно и то же, верно?Однако он ей снился. Регулярно снился. Сюжеты были разнообразны, но объединялись одним: Амамия и Изаки были вместе, были счастливы. Она просыпалась, на губах таяло заиндевелое воспоминание о самых нежных и самых страстных поцелуях в ее жизни, и сердце сжималось под тяжестью осклизлых щупалец одиночества…Нет-нет-нет, хватит об этом думать, хватит! С ним было хорошо, не больше и не меньше, так может быть в обществе любого другого.Но все же…Поговорить бы еще хоть раз.Подержать за руку.Поцеловать бы.Именно его, а не ?любого другого?.—?…Вы бы знали, история?— Ромео и Джульетта отдыхают! Могу рассказать, если Вам интересно. Но, будьте добры, не держите несчастных влюбленных ни минуты более в разлуке!Это приторно-слащавое запудривание мозга главврача авторства Кихары выдернуло Мотоко из дебрей собственного разума. Она еще не успела до конца укомплектовать разворошенные мысли, когда на колени приземлились халат и бахилы.—?Надевайте, да пойдем,?— тихонько, с самым участливым видом сообщил уже знакомый бесстрашный медбрат, на что получил острый, прожигающий, презрительный взгляд ?Джульетты?.***Недра больницы напоминали какую-то хоррор-версию Страны Чудес. Выбеленная кроличья нора, ни конца, ни края. Далеко не новое здание на окраине города, чего еще от него ожидать? Направо-налево-прямо-налево-направо и снова, и снова. Двери одинаковые, коридоры одинаковые, всё одинаковое! Изаки уже начинало мутить от бесконечных поворотов и мертвячье-холодного плещущегося где-то в животе чувства волнения. Откуда оно вообще взялось?! Было бы еще из-за чего нервничать…Процессия резко остановилась у очередной двери.—?Мы пришли. Только давайте не больше 10 минут, ладно? —?пробасил грузный главврач.Мотоко кивнула, мысленно проследив падение собственного сердца куда-то в район пяток. Сейчас она увидит его. Их разделяют какие-то секунды…Медбрат открыл дверь и пропустил Изаки в небольшую, простенькую палату. За ней просочился на редкость молчаливый Кихара.Вне всяких сомнений, в кошмарном коконе из проводов и трубок лежал воскресший из мертвых Амамия Такаши. Ноги уже не держали Мотоко. Она пристроилась на край больничной кровати и пару минут сидела, не в силах оторвать взгляда от неподвижного, подернутого нездоровой бледностью, пугающе знакомого лица.Медленно, но верно, Изаки приходила в себя. Волнение и смятение стремительно перерастали в радость. На глаза крайне некстати наворачивались слезы. Взять за руку… Теплая. Она в едином порыве искрящейся нежности прижала длинные пальцы к губам?— подобного в жизни Мотоко еще не случалось, кто бы ей сказал полгода назад, что она будет целовать руки этому странному парню просто потому, что он жив, она бы сочла сказавшего ненормальным. Но факт оставался фактом.Девятый вал долго подавляемых чувств накрыл вдруг всем весом, всей своей неудержимой силой. Мотоко заговорила с интонацией бредящего больного.—?Прости меня, прости… Идиот, дернуло же тебя… Живи, придурок, живи уже, терять тебя во второй раз выше моих сил,?— она всхлипывала и закидывала голову, силясь удержать слезы. Наконец действия увенчались успехом. —?Прошу тебя, не снись мне больше… А то, знаешь ли, я когда-нибудь не найду причин проснуться,?— прошептала на прощанье Изаки, внутренне собралась, отпустила руку Амамии и встала, направилась к выходу не оглядываясь. Кихара медленно отходил от увиденного. Одно дело?— промывать мозг нужному человеку легендой о Ромео и Джульетте из ОШО, но совсем другое?— увидеть подтверждение своими глазами.В этот день Мотоко твердо решила во что бы то ни стало спасти рядового Амамию. Он, вне сомнений, был достоин жить.