17 Часть (1/1)

Несмотря на ранний январь, снега на улице почти не было. Сугробы старого снега вперемешку с грязью кучами лежали на газонах, небо нависало прямо над головой, от горизонта до горизонта тянясь серыми клубнями. Сегодня Лёша с самого утра сидел с Ваней. Глеб же уехал на студию, что делал в последнее время довольно часто.?— А это что такое? —?с интересом спросил Лёха, проводя пальцами ко корочкам тетрадей.?— Не трогай, пожалуйста,?— терпеливо, но с волнением попросил Ваня, подбегая к парню. —?это мои дневники. Их нельзя читать никому.?— А… —?озадаченно изрек Узенюк. —?а что из всех этих тетрадей можно прочитать??— Ничего,?— неловко улыбнувшись ответил Дрёмин. —?это всё очень личное.?— Что бы ты сделал, если бы кто-то прочитал это всё? —?невзначай полюбопытствовал Алексей.?— Я. —?темноволосый задумался, усевшись на стул. —?наверное, очень бы обиделся. Это всё очень много значит для меня.?— Ты любишь его?.. —?несколько сбавив тон попытался выяснить Эл.?— Ты о ч-чем? —?Дрёмин глупо улыбнулся, отстраненно крутясь на стуле.?— О Глебе,?— в упор отозвался парень. —?мне кажется, что ты влюбился в него.?— Это… —?Ваня резко замолчал. Он думал, нужно ли это всё ему. Стоит ли того. —?неправда. —?отрезал парень, резко притормозив кресло.?— Да ну, серьезно? —?повел бровями Узенюк. Юноша молча кивнул, стараясь не смотреть на своего собеседника. Ещё несколько попыток. Подросток сдается.?— Ладно, ты прав, я люблю его,?— выпалил темноволосый, тут-же краснея. —?ты ведь ему об этом не скажешь? —?дрожа от волнения попросил парень. Алексей отрицательно помотал головой. ?была бы надобность??— бросил он про себя.?— Как так вышло? —?заинтересованно спросил Узенюк, устраиваясь рядом с парнем. Он был настроен узнать как можно больше о чувствах Вани.?— Я…я не знаю. Я просто понял, что он очень крутой. Он такой…такой красивый, умный, честный, и он был первым человеком, который узнал обо мне практически всё, понял и выслушал меня. Был первым человеком, который считался с моим мнением и меня уважал. Первым, в конце концов, человеком, который разглядел во мне талант. И я не знаю, как так вышло, но он?— самый дорогой мне человек. У меня по сути, никого и нет больше.?— Я не думаю, что он хороший вариант для тебя,?— раздосадованно пробубнил Лёха, тут-же замечая, как юноша поник.?— Ты думаешь?.. —?с надеждой спросил он, но, в ответ получил лишь согласный кивок, как нельзя расстроивший его. —?почему? —?хлопая глазами спросил темноволосый. —?почему нет??— Просто вы не пара,?— старательно объяснял Лёша. —?у вас разница в возрасте, вы оба парни, а Глеб, он…он не гей. Понимаешь, он просто не сможет дать тебе того, чего ты хочешь.?— Чего я хочу? —?повысил тон подросток. —?всего лишь взаимности, почему ты думаешь, что он не может меня полюбить??— Вань, ты достоин любви и искренних чувств, но с Глебом у вас не вы…?— С чего ты взял, что не выйдет?! —?едва не плача выпалил Дрёмин, поджимая колени. —?может быть ты не будешь решать за него?! Может ты не будешь ебать мне мозги своими тупыми вопросами? Да, я влюбился. Да, я хочу быть с ним. И ты не убедишь меня в том, что я не имею права на счастье! Лёша тяжело вздыхает, поднимаясь, и покидает комнату. Он надеялся убедить юношу в том, что ему не стоит надеяться на отношения с Глебом. Хотел убедить Ваню не признаваться Глебу в своих чувствах. Хотел, но не смог. Узенюк надеется лишь на то, что всё само сложится, так как поговорить не получилось ни с одним, и корит себя за то, что так резко начал говорить об этом с Ваней. Он заметил, насколько обидел Дрёмина, и решил даже не продолжать дальше. Ваня ему не поверил. Не поверил. Как только Элджей покинул квартиру, Дрёмин отчаянно разрыдался. Конечно-же он поверил. Поверил даже не он, а здравый смысл, который открыто кричал, что их с Глебом отношения обречены на то, чтобы даже не начаться. Всякая надежда покидала юное тело. Глеб не обращает на него никакого внимания, не хочет с ним общаться, по непонятным Ване причинам его избегает. Темноволосому казалось, что прямо сейчас, печаль настолько окутает его, что он тихо покинет этот мир. Так и не коснется его губ. Не узнает, какого это, целовать его. Не узнает, какого быть любимым. Ещё несколько секунд, и Ваня рыдает навзрыд, истерика захлестывает его с головой. Он не может сдержаться, просто не может. Вся его жизнь напоминает сплошную черную кляксу на белой футболке. На белой футболке родителей, на белой футболке Глеба. На белой футболке общества. Дрёмин понимает, что Лёша прав. Он чувствует отчужденность и холод, общаясь с Глебом, почти как с родителями, только тут никакой агрессии. Спокойствие. Ваня совсем не понимает, куда делся прежний Голубин, с которым можно было болтать ночи напролёт. С которым можно было почувствовать себя как дома. Неужели расставание с Кафельниковой так сильно сказалось на парня? Дрёмин всё равно не понимает, какое отношение это имеет непосредственно к нему, и их с блондином отношениям. Истерика. Немая истерика, просто слезы льются ручьём, выплескивая тонну непонимания и страданий. Сумасшедший припадок, не иначе,?— только так можно охарактеризовать следующую ступень его истерики. Крик вырывается из горла неожиданно, и чертовски больно. Он не быстро идет на спад, превращаясь в тихое скуление, сжавшись в углу. Ему плохо. Просто плохо. Любовь?— это плохо, это просто отвратительно. Сколько нервов потратил подросток на это всё, и эти рыдания нельзя назвать простыми слезами, это?— жалобный вой, вызванный не одними лишь чувствами. Все эмоции просто перемешались в одно вместе с психическим расстройством. Ваня сидит, обнимая ноги, и щекой ощущает мокрую ткань на коленках. Теперь он точно знает, что придется снова пить таблетки. Не зря забрал с собой, когда переезжал в Москву. Дрёмин смотрит в одну точку, видя перед собой лишь ту же самую комнату. Слёзы по-прежнему катятся по щекам. Он так надеялся, что если уедет из Уфы?— перестанет так сильно волноваться, а значит и таблетки можно будет не пить. Еле поднявшись, Ваня шатаясь добирается до стола, хватая чашку с водой, и выуживает из ящичка пачку антидепрессантов. Распаковывая нужную дозу, Дрёмин сдерживает себя от того, чтобы заглотить всё разом, и лечь вздремнуть. Лечь вздремнуть, и не проснуться.Ваня немного успокаивается, и тут-же фиксирует происходящее в дневник, как можно подробнее описывая свои чувства. Узенюк слишком сильно задел его, пусть не нарочно. Так всегда. Кто-то не хочет его обидеть, но обижает. Дрёмин мог всего на миг забыть о том, что он один, ненадолго выпустить из головы мысль о том, что у него нет никого. Так хотелось, чтобы было не так. У Вани лучше с оценками, лучше с физическим состоянием, лучше с музыкой, но что-то не даёт ему дышать полной грудью. Что-то, или же кто-то. Это без сомнений был Глеб. Иван уже ужасно ругал себя за то, что влюбился в него. Подросток пытался выстроить вокруг себя мысли о том, что когда-нибудь они будут вместе, что всё не так и плохо, но каждый раз, возникали совершенно другие идеи. Дописав всё, что только хотел, и, уложившись в две с половиной страницы, Ваня тяжело вздохнул, и потёр уставшие глаза. Живот подсказывал, что самое время перекусить, и парень медленно двинулся на кухню. На улице уже смеркалось, и он, прикрываярукой зевнул, тут-же включая свет. Ваня поставил чайник, и положил себе немного пасты, оставшейся со вчерашнего дня. Дрёмин много не ест, и когда Голубин питается сам, Ванина еда живет дольше. Подросток недовольно охнул, включая микроволновку?— теперь у них с Глебом даже еда разная. Парень обменялся парочкой сообщений с Арсеном, не забыв упомянуть о своём маленьком открытии, и только услышав писк микроволновки, достал еду. Ваня с наигрустнейшим выражением лица поглощал свой ужин, копаясь вилкой в тарелке. Из коридора послышался скрежет ключей в замке, и звук открывающейся двери. Вот и Глеб вернулся. Дрёмин очень удивился, когда перед ним, опираясь на дверной косяк, предстал волосатый пьяный Глеб в платье, с около третьим размером груди. Это был не Глеб. Видимо, притащил какую-то девушку. Осмотрев даму, Ваня сделал выводы, что она явно не чая попить пришла. Девушка с длинными кудрявыми волосами, и очаровательными голубыми глазами, была одета в черное короткое обтягивающее платье, белый жакет, и туфли темного цвета на невысокой шпильке. От обычной девушки, спутницу Голубина, вышедшего в гостиную, отличала фигура, слепленная пластическим хирургом, и того-же происхождения, чересчур пухлые губы.?— О-о-о-ой, Глебчик, а это кто тако-ой? —?протянула шатенка, хлопая ресницами. Ваня глянул на обоих, глотая обиду. Глебчик, значит. Тут-же до подростка дошел запах, верно, дорогущих духов. Он, разумеется, догадался, как она на них заработала.?— Ник, это Ваня, он живет со мной. —?пояснил Глеб. —?Вань, это Ника.?— Гле-ебчик, а я не знала, что ты синенький!?— Какой, блять? —?прищурился Голубин.?— Ну-у-у… —?припоминая замялась девушка. —?голу-убенький Голу-убин…?— Я?! —?показывая рукой на себя, переспросил блондин, получая одобрительный кивок. —?да ни за что в жизни, он просто живет со мной!?— Ладно,?— несколько огорченно выдохнула девушка, видимо надеявшаяся заиметь друга-гея. Ваня про себя отметил, как-же понимает разочарование этой леди, особенно после тех слов, что выпалил Фараон. —?Так, Глеб, разбирайся со своими мальчиками, а я?— в спальню,?— на полном серьезе пролепетала дама, направляясь к двери, ведущей в комнату Голубина. Темноволосый-же ничего не понял, просто, вероятно, при каких-то неизвестных обстоятельствах, эта девушка уже бывала дома у Глеба. Дрёмин, всё это время, досадно глядя на ведших разговор людей, просто молчал, дожёвывая свою еду, чтобы скорее испариться отсюда. Ваня максимально громко встал из-за стола, агрессивнейшим образом помыл посуду, и добрался до своей комнаты, хлопая дверью. Всё это, разумеется, было не то выплескиванием злости-обиды, не то представлением для стоявшего там блондина. Подросток был вне себя. ?То есть, Голубин вот так просто взял, и приволок в дом какую-то швабру, с которой, мягко выражаясь, собирается иметь интимные отношения?!??— в голове Ивана что-то не укладывалось. Он тяжко всхлипнул от боли и непонятной обиды. Парень чувствовал себя так, будто ему изменили. В тоже время, Ваня поминутно убеждал себя в том, что Глеб, конечно, ни капли не обязан Дрёмину ни в чем, и имеет право делать на досуге в своей квартире всё, что ему вздумается. И тут-же Ваня оправдывал свои мысли: мог же Фара отыметь эту мадам в каком-то другом месте, хоть как-то поуважав Ванино самочувствие. ?— Вань, ты чего злой такой? —?послышалось из-за двери. —?можно? —?Ваня кивнул. Секунд через пять постучали снова. До Вани не сразу дошло, почему Глеб не вошел, когда тот ему кивнул.?— Да,?— неловко улыбнувшись от своей глупости, ответил парень. Глеб зашёл в комнату. Внезапно же он начал интересоваться чувствами Вани.?— Ты выглядел очень…разгневанным,?— пояснил Глеб.?— Каким мне ещё быть, когда ты баб в дом таскаешь? —?глаза Глеба расширились от удивления. Когда Ваня перестал скрывать свои чувства? Может, он просто не заметил очевидной ревности в этих словах.?— Я не таскаю,?— начал Голубин. ?хотя хорошо бы, чтобы ты наконец понял, что нам ничего не светит??— подумал он, едва удерживаясь от того, чтобы не добавить это к уже сказанному.?— Они сами приходят?! —?съязвил Ваня. —?прости, я понимаю, это твоя квартира, но мне не очень приятно слышать, как ты с кем-то трахаешься.?— Я? С кем? —?удивленно спросил Голубин.?— А Ника?! —?обиженно выкрикнул Ваня. —?что эта пьяная моделька забыла в твоей спальне??— Вань, мне кажется, я не твой парень, чтобы за это предъявлять,?— грозно ответил Голубин. Иван едва не шепотом извинился, и сказал, мол, Глеб понял, что он имел в виду. —?это знакомая Алеси, Вань. Она подсекла меня на крыльце, я решил её впустить, вот и всё.?— С чего она вдруг? —?хлопая глазами, спросил подросток.?— Они с Кафельниковой не очень общаются, видимо, раз Ника не знает, что мы расстались. Я не собираюсь укладывать её тут, и тем более трахать, я вызову ей такси до дома,?— спланировал блондин. Ваня улыбнулся где-то внутри. Он рад, что это не его девка. И всё же, Дрёмин просчитался в том, что слишком собственнически отнесся к гостье Глеба. Он облегчённо выдохнул, думая, чем же задержать Голубина в своей обители, но, пока Ваня думал, что же такого сказануть, блондин уже ушёл. Он и правда всего-то решил узнать, почему Ваня чуть не разломал стол напополам.