12 Часть (1/1)

?Он такой классный, что я…??— Ваня никак не мог продолжить эту фразу. Что он? Не может об этом сказать? Ваня поэт. Он хочет написать это красиво и метко. На ум, конечно, приходит уйма различных слов, но все они касаются Глеба, а не того, что творится с Дрёминым из-за того, что ?он такой классный?. Он просто сходит с ума от урагана различных эмоций, бушующих не-то в голове, не-то где-то в области грудной клетки, подступая щекочущим комом в горло. Дар речи тут-же отпускает его, разрядом тока выходя изнутри, из-за этого, верно и ноги подкашиваются. Сам-же предмет обожания кажется уж слишком соблазнительным и симпатичным, губы слишком манящими, улыбка слишком сверкающей, глаза слишком притягивающие, а объятия до чёрта теплые и успокаивающие. И чего греха таить, весь он, в принципе, слишком ослепительный.?— Так и запишем. —?юноша ухмыльнулся. ?он такой классный, что я теку?. Конечно, писать он не стал. Как-то это слишком…просто? Невероятно, но любой прочитавший эту записку, сразу-же поймет всё так как надо, если уже влюблялся, в тех-же красках, что хотел описать сам Ваня, но на бумаге-же это выходило слишком скудно, и больно уж пошло.Тут Ивану стало очень интересно, а что Глеб думает о нём? Какое вообще впечатление может произвести подросток, который устраивает глупые забастовки, до начала аппендицита считающий, что поступает умно, и то и дело, внезапно начинающий рыдать. Ваня уже знал, что он не плакса, у него просто неустойчивая психика, по крайней мере, так ему сказал врач. Но Глеб-то этого не знал! Впрочем, возможность выебнуться перед любимым он уже явно пропустил, оставалось только надеяться, что Голубин не мечтает сдать малого в ближайшую психушку, и выдохнуть спокойно.Ваня-же не виноват, что в этой квартире нельзя спокойно поплакать. Только юноша собирается закатить тихую истерику, пустить слезы плясать по щекам, а беззвучный крик вырваться в наружу, находится такой учтивый блондин, который спросит, мол, всё-ли хорошо, чего он рыдает. В такие моменты, своего безответно любимого хотелось слать в Австралию и дальше; ну неужели его не учили не лезть к человеку, когда он рыдает?!Дрёмин лениво потянулся, чуть не скинув плед с подоконника. Он писал в своём личном дневнике много всего, более того, их было несколько, так как, как хорошо-бы он не общался с кем-либо, всё о себе он рассказать не решался ещё никому. Голубин был единственным, кто узнал всё, что волнует Ваню, но и теперь, мечтая о его сладких пухлых губах, Дрёмин не мог сказать, что поведал парню всё. Этот дневник, как и предыдущие, подходил к концу, и фраза, которую темноволосый никак не мог закончить, задумана как заключительная в этой тетради.Вообще, парень записывал очень много, очень обширно, чтобы быть уверенным на все сто, что он сказал всё, что хотел. Дрёмин считал это странным, но сколько он вёл записи, а это, лет с двенадцати, он бывало ни с того, ни с сего начинал описывать произошедшее в красках ритмичной рифмы. Получалось что-то вроде стихотворной повести, и это несколько смешило автора произведения. Однако основные стихи приходились на отдельную тетрадь, как и рисунки.?всему свое место??— считал подросток. —??но это не мешает мне сделать в дневнике простенькую зарисовку на полях, или записать четверостишие…?Впрочем, именно то, что за ту неделю, которую Дрёмин осознавал, как влюблен, он исписал чуть меньше половины дневника, и подталкивало на мысль о том, что это уже какая-то одержимость. Считалось и то, что скетчбук и поэтическая тетрадь пострадали не меньше. На последних рисунках Ваня изображал и себя, само собой, рядом с Глебом.?дрочить на Фараона? Дрёмин, ты, блять, серьезно?!??— однако, даже говоря себе эту фразу, он продолжал думать о Глебе, бесконечно разыгрывая перед собой сценку, в которой они вместе, невообразимо счастливые и влюбленные. И как назло, как только на душе становилось тепло и спокойно, путь от воображенной, но все-же любви, заветной, сладкой как мед, любви, что-то-таки вырывало юношу из томительных грёз, непременно тыкая лицом в реальность, в которой, конечно, Дрёмина никто не целовал, не брал за руку, и не засыпал в обнимку.Ваня знал, что это не случится наяву, продолжая наблюдать, как Голубин заботится о своей милой куколке, как нежно обнимал её, накрывал кисти рук своими ладонями, и шептал ласковые слова. Дрёмин мог таять прямо там, на месте, представляя за место Кафельниковой себя. Глеб и представить не может, насколько его любовь могла помочь Ване: с самооценкой, с душевным состоянием, с мотивацией… да со всем, с чем у него были проблемы. Фараон?— сокровенное желание, долгожданная терапия от всех душевных болей. Но какое-же это хотение непостижимое… Ещё один повод поставить на своей судьбе точку.Да, Дрёмин часто удивлялся, как ещё остался жив, думал, зачем ему это всё, но не мог не тешить себя различными историями его жизни в далеком будущем, где он взрослый, счастливый, и благодарящий себя малого, за то, что сохранил свою жизнь до лучших времен, ничего с ней не сделав. Однако в эти концовки, как ни крути, верилось слабо, разве что мечтательной частью Вани, но тут, здравый смысл, не так и часто посещающий молодого человека, все-ж оказывался сильнее, но всегда велел хотя-бы попробовать дожить до тех-же тридцати?— мало-ли чего.Так и сейчас, он искренне надеялся, что каким-то чудом Голубин его полюбит, невзирая на всё, доказывающее обратное, но понимал, что этого не будет. И все-же, он был счастлив несмотря ни на что, ему было чудесно от этого легкого чувства, пронзающего насквозь, было так приторно от радужных, во всех смыслах, размышлений, и бесконечного порхания в воображении. Он страдал от безответности, от некоего одиночества, но лишь немного, в остальном, он улыбчиво представлял себе милого Глеба, и не понимал, почему люди настолько сильно страдают от любви? Он и подумать не мог, что теплые чувства сравнивают с наркотиком не просто так?— ведь весь этот мелодичный трип влечет за собой адски-пиздецкий отходняк, с тяжкой ломкой по заветному веществу, ну, или человеку.?Он настолько классный, что я, кажется, схожу с ума.??— Ваня облегченно вздохнул, и закрыл дневник. Он никогда не перечитывал то, что писал раньше, начиная с самой первой записи, в самой первой тетради. Эта была то ли пятая, то ли девятая, парень уже и не считал, но эта тетрадь была помечена на полях как одиннадцатая. Да, сначала он писал в тонкой тетради, и не каждый день, не так активно и размашисто, но затем привык, нагружая дневник всем тем, что его тем или иным образом волновало, и вот теперь, это все вылилось в одиннадцатую по счету книгу о его жизни с повествованием от первого лица. Ваня сложил этот ?роман? к остальным его томам, и вернулся обратно на свой любимый подоконник, кутаясь в плед. На дне кружки ещё оставался размокший порошок какао, и Дрёмин конечно-же решил допить это не до какао, чтобы эти остатки на дне не бесили его. Теперь ему нужно было выбрать новый дневник из небольшого количества чистых тетрадей, но этим парень предпочел заняться позже. На телефон пришла смска. Ваня лениво потянулся к телефону, увидев на дисплее сообщение от Глеба. Энтузиазм появился мигом. Дрёмин разблокировал мобильник, думая, что-же ему мог написать Голубин. Глеб 17:10Малой, мы будем утром. Справишься один??В смысле утром, ты охуел???— набрал Ваня, и тут-же стер. Он не мог отправить такое Голубину, как-бы не хотелось. Он минут пять думал над тем, что ответить, чтобы не наехать на него, и аккуратно выведать, куда-же парочка пропадет до утра.Вы 17:16Конечно справлюсь. А куда вы так надолго?..Ваня ждал ответа, не выходя из диалога с парнем, и думал, каким-же будет ответ. Ждать пришлось долго, парень уже успел задуматься о чем-то отдаленном, позабыв о телефоне, который успел выключиться.Глеб 17:25Мы хотели-бы побыть одни.Ваня поперхнулся воздухом. Он прибывал в культурном, да нет, в бескультурном шоке, не понимая, что парень хотел этим донести. Типа то, что Ваня им мешает? Ну конечно-же, Ваня всегда всем мешает. Родителям, друзьям, ему… Серьезно, это был намек на то, что подросток явно лишний? Или отсылка к тому, что он не нужен? Дрёмин был оскорблен таким ответом. Вполне справедливо хотеть побыть вдвоем, без лишней пары глаз, и это не должно было значить, что Ваня им мешает, но все равно было очень обидно.Дрёмин решает не отвечать на это сообщение. Зато теперь квартира в его распоряжении до завтра. Ваня спрашивает у Голубина, можно-ли позвать Арсена, на что получает положительный ответ. Ваня облегченно вздыхает: хотя-бы не один будет.