Глава 12. Что приводит в Эмпайр-Бэй (1/2)

В больнице дурные видения Гарнет усугубились. И если раньше пределом ее сумасшествия в промежутке между сном и явью были непродолжительные разговоры с застывшей во времени маленькой Руби, то теперь вслед за сестренкой приходила и Кларетта. То ли вещества, поступавшие из капельницы, вызывали наружу глубоко запрятанные воспоминания, то ли однотонное пространство будоражило давно нездоровое сознание Гарнет, вынуждая набрасывать на белых стенах собственные штрихи и тени. Так или иначе, она не оставалась наедине с собой даже тогда, когда за окном поселялась ночь, разъединявшая всех пациентов с персоналом больницы и посетителями.Наяву же к Гарнет постоянно наведывались гости иного рода – преимущественно знакомые и незнакомые мужчины, - оставляя у постели всяческие милые лакомства вроде коробки конфет (от Эдди) или целого пакета изюма и апельсинов (от одного из спасенных на стройке солдат Клементе).

Заглянул и Тони с Робертом на руках. Мужчина без лишних слов положил рядом с остальными угощениями свой подарок и сразу предупредил, что надолго остаться у них не получится. Он благоразумно избежал выяснений отношений при Роберте, но Гарнет знала, что в будущем их еще ждет серьезный разговор. Она поддержала непринужденную беседу и уделила внимание сыну, на прощание заверив его в том, что скоро выздоровеет и вернется домой.При этом никто так и не догадался подарить ей хотя бы завалящий букетик цветов. Однако недостача быстро восполнилась на следующий же день, когда медсестра вошла в ее палату и поставила на подоконник целых два букета – один из гортензий, а другой из пышных красных тюльпанов.- Подарок из соседней палаты, - поведала она.- А я-то думала, мистера Фальконе завалят цветами в первый же день, - сардонически отозвалась Гарнет.

- Мне передать вашу благодарность за эти восхитительные цветы? – обратилась к ней медсестра, продолжая любоваться принесенными букетами.- Я сама чуть позже навещу и поблагодарю. Но спасибо за предложение.После ужина ее навестил Генри.- Давненько центральный госпиталь Эмпайр-Бэй не собирал такой урожай раненых гангстеров. Эль Греко точно не справился бы в одиночку со всеми, хотя и ему перепала кое-какая работенка.

- Здесь выхаживают самых знатных шишек, так что я в какой-то степени могу гордиться своим положением, - с ухмылкой заметила Гарнет. – Но главные силы, разумеется, брошены на человека, с которым меня разделяет всего лишь одна стена. Там же и толпится очередь из желающих преклонить перед ним колено и завалить своими пожеланиями скорейшего выздоровления.Поддержать разговор о Фальконе Генри по некоторым причинам не захотел и поэтому деликатно перевел тему.- А ты неважно выглядишь. Нехило так разозлился Рокко после того, как дело запахло жареным. И как же вышло так, что я вообще не знал о готовящейся в борделе заварушке заранее? Тебе повезло, что Джо, как по-настоящему крутой парень, завалил всех на этой стройке.В том числе и меня, хотела язвительно добавить Гарнет, но промолчала.

Закрытый перелом и гематомы по всему телу перекрыли боль в разрезанном пулей ухе и причиняли неудобства при попытках переворачиваться с одного бока на другой, но были вынужденной мерой, к которой прибег Джо, чтобы выручить Гарнет и вытащить ее из тупика, в который она сама себя загнала. Этому способствовала легенда о похищении девушки коварным предателем, которая обратила к Гарнет многие сочувственные взоры, даже самого Карло, однако кого им точно не удалось обмануть, так это Тони. По непреложным правилам Джо был обязан прикончить предательницу на месте, но предпочел лишь преподать ей небольшой урок. Гарнет таки не узнала, что он, проводив ее до госпиталя, всю ночь просидел в пивной и покрывал самого себя отборными ругательствами за то, что позволил себе поднять руку на девушку.- Так что я там говорил о поспешном праздновании не закрытого еще дела? Впрочем, что было, то прошло. Главное, наши боссы не повздорили из-за этого инцидента. Рокко в итоге кинул всех.

Генри присел на стул рядом с койкой и протянул девушке наполненную до краев бутылку из темного стекла с явственно говорящей за себя этикеткой.- Вот это настоящий подарок, не то, что всякие сладости, которые я на дух не переношу, - подняла брови Гарнет и с удовольствием приняла бутылку.- Только обещай, что не будешь мешать этот прекрасный напиток с препаратами, которые тебе сейчас дают. Вот выпишут, и тогда попробуешь. Кстати, - хитро прищурился Генри, - машина с несколькими тарами такого отменного скотча в скором времени припаркуется у входа в мой новый бар.Лицо Гарнет просияло.- Значит, ты уладил все, как мы и договаривались?- Да. И, знаешь, мне действительно оказалось по душе заведение мальчишки. Его вина была лишь в том, что он оказался неважным бухгалтером и профаном в выборе сотрудников и поставщиков. В остальном ?Сиракуза? имеет все шансы на то, чтобы в будущем превратиться во вполне приличное заведение.

Гарнет еще шире улыбнулась и продолжила вертеть бутылку в руках. Она чуть ближе придвинулась к собеседнику и задала новый, еще более важный для нее, вопрос:- А как там моя сестренка? Она в порядке?- Более чем. И для меня оказалось сюрпризом, что она владела половиной заведения. Конечно, Руби о бизнесе имеет еще меньшее представление, чем ее друг. Однако она неплохо поет. Обоих я собираюсь отправить на обучение. Альфреда прямо сейчас – на ресторанное дело, а Руби, после того, как получит диплом об окончании колледжа, - к профессиональному музыканту.

- С таким усердием ты скоро заменишь обоим отца, - не удержалась от подколки Гарнет. – Если серьезно, то… спасибо за то, что позаботился о них. И я рада, что случившееся не испортило нашей с тобой дружбы.- Какое громкое слово, - рассмеялся Генри. – До сего момента мы с тобой в основном пересекались лишь благодаря общим знакомым. А союз с Рокко скорее призван был сплотить нас, нежели разъединить. Теперь же я думаю, что ты на особом счету у своего босса. Он сочувствует тебе и, как ни странно, теперь считает, что в твоем похищении есть и его вина. Мол, не увидел предателя у себя перед носом раньше и поплатился за это. Кроме того, ты теперь у меня в долгу, Гарнет. Поверь, когда-нибудь этот долг придется отдать.- Надеюсь, мы оба доживем до этого момента, - пожала плечами девушка.- Доживем, куда денемся. Знаешь, почему я уверен по крайней мере в себе? Несколько раз мне снилась одна и та же многообещающая картина будущего.Генри сам ближе придвинулся к Гарнет и негромко продолжил: - Этот сон даже начинается всегда одинаково.

Я, уже в преклонном возрасте, просыпаюсь в своей постели. Рядом почивает прекрасная жена, а вокруг нас бегают маленькие шустрые внучата. Встав с постели и ополоснув лицо в стареньком умывальнике, я выхожу во двор и чувствую головокружение от вьющихся по спирали и простирающихся еще далеко за пределы горизонта просторов - тепло-лимонных сицилийских просторов. Я с наслаждением наполняю легкие свежим морским воздухом и смотрю вдаль, туда, где белеет залив.

Наступает время обеда, и мы с женой пьем кофе на веранде, пока внуки резвятся у лужайки верхом на пони. Ветер приносит новые запахи, и оказывается, что мимо нас проезжает булочник с партией свежего хлеба. Следом за ним нас приветствует торговец фруктами – в его телеге подпрыгивают апельсины и дыни, которые тотчас привлекают внимание всех местных ребятишек, припускающихся за торговцем. Кто-то даже пытается самостоятельно забраться в телегу, чтобы бесстыдно растащить ее содержимое.Генри особенно улыбнулся на этом отрывке, и Гарнет подумала о том, что в какой-то степени узнает и историю его детства.- День проходит в размеренных заботах по хозяйству. Трудно уловить мгновение, когда солнце окончательно закатывается за горизонт, зато легко понять, сколько времени, без часов, но по тем огням, что зажигаются в баре неподалеку.

Перед сном я люблю посидеть в своем соломенном кресле, любуясь ночным небом. Таких звезд ты здесь никогда не увидишь, поверь мне! Те жалкие сполохи, что прорываются сквозь плотную гряду облаков и промышленного смога в Америке, и звездами назвать трудно. Но звезды на Сицилии сияют так ярко – порой кажется, что они могут ослепить. И они прекрасны. Прекраснее самого дорогого бриллианта на шее любой из здешних жен богачей. Только увидев звездное небо Сицилии воочию, можно понять, что драгоценности ничего не стоят.Звездное небо – последнее, что я вижу перед собой, когда, утомленный трудами и впечатлениями прошедшего дня, погружаюсь в сон. И в этом небе – бесконечность. Путь к чему-то более важному, чем наши насущные заботы, жажда наживы или даже страсть к женщине. Именно так я умираю, целиком и полностью отдавая себя и свою душу сицилийским звездам. Я умираю под музыку родного края. И никто не сумеет помешать мне воплотить этот сон в реальность.Закончив, Генри выдохнул и откинулся на спинку стула, собираясь с мыслями.- Вот это да, - сказала Гарнет. – Я и не подозревала, что ты такой романтик. Моя сестренка расплакалась бы от твоей истории. Она обожает сказки со счастливым концом. По крайней мере… обожала.- Впрочем, я тот еще лицемер, - усмехнулся Генри. – Говорю тебе о высоких материях и звездах, а сам сейчас забочусь лишь о том, чтобы приумножить свои капиталы.

- Все правильно. Как же без денег ты вернешься на родину и заведешь чудный домик, поселив там целое сборище прихлебателей во главе с твоей женой?- Как же я сочувствую Тони. Ведь ему приходится жить с такой несносной женщиной, как ты!

- И ведь действительно.Гарнет замолчала и с внезапным интересом принялась рассматривать суставы пальцев на руках.Тони недолго осталось терпеть ?несносную сожительницу?. Едва Гарнет выпишут из больницы, она заберет вещи и переедет в другое место. Пожалуй, в небольшую квартирку в каком-нибудь захолустном районе. Там ей предстоит окончательно зализать раны и приступить к составлению нового плана по уничтожению Карло Фальконе.***Вашингтон. Главная штаб-квартира ФБРФрэнки Поттс ворвался в криминальную стратосферу Эмпайр-Бэй бесстрашным разбойным астероидом и положил начало беспросветным интригам между тремя главными семьями города.В это время в Вашингтоне перед агентами Федерального бюро расследований стояла нелегкая задача. Они должны были, невзирая на всевозможные трудности в процессе, добыть доказательства существования в США преступных синдикатов и тем самым проучить собственного главу, ослепленного непонятными многим из его окружения иллюзиями. Эдгар Гувер упорно отказывался считаться с мнением детективов, составлявших вполне убедительные цепи причинно-следственных связей между преступлениями, совершаемыми на одной территории.

Мало кто оспаривал заслуги Гувера в становлении и развитии возглавляемой им организации, но сложно было держать при себе критику его бездействия в отношении организованной преступности.

Самые отчаянные сотрудники ФБР собрали чемоданы и разлетелись по всей стране в поисках истины и доказательств. Немногих из них решились сопровождать жены или подруги, которым было не место в змеином гнезде. Отправляясь на рискованное задание, агенты под прикрытием предпочитали держать рядом лишь нескольких подручных, в чьей верности они были абсолютно уверены. Не всем из них удавалось срабатываться и становиться настоящими напарниками, но и тогда было сложно забыть о том, что связывало нескольких агентов в чужом для них городе в гуще нелицеприятных событий.

Не сложились отношения с коллегами и у Франческо Потенца. Эмпайр-Бэй за несколько месяцев удалось поглотить личность некогда перспективного и амбициозного сотрудника бюро и превратить его в безмозглого интригана, своей беспечностью купившего по льготе билет в один конец. Предупреждения руководства и звонки близких родственников не предотвратили случившегося впоследствии.

Ни одному из коллег не удалось вытянуть Фрэнки из безнадежной трясины, в том числе и молодому агенту, который даже в самые темные для Поттса времена продолжал оставаться рядом с ним, всеми силами избегая ослепительного прожектора, в одночасье вспыхнувшего над головой горе-шпиона. Но сам Фрэнки до самой смерти так и не отказался от всех обидных прозвищ, которыми в насмешку наделил презираемого им мальчишку, казавшегося ему слишком мягкотелым для службы в разведывательной организации.

Он и не подозревал о том, насколько горячее сердце билось в груди двадцатитрехлетнего Эйдена МакГлинна, приехавшего в Эмпайр-Бэй вопреки любым предостережениям коллег.

***Юноша ни словом не обмолвился о целях и конечном пункте поездки со своими домочадцами, ограничившись скупыми рассказами о длительной командировке, которая ?непременно окажется поворотным моментом в его карьере?.

Мать Эйдена, школьная учительница и яростная католичка, ирландка по происхождению, бессильно вздыхала и начала усиленно молиться еще до его отъезда, и лишь Бенджамин поддержал сына, рассчитывая, что мальчик вернется из путешествия более зрелым и ответственным. Он не одобрял той чрезмерной опеки, которой его жена всегда окружала Эйдена. Старшие сестры Эйдена всегда подсмеивались над братцем и в ранние годы втихаря от взрослых наряжали маленького мальчика в кружева и рюши, из которых сами уже успели вырасти. Они долго называли Эйдена ?милашкой? и ?младшей сестренкой? и, не осознавая того, пытались загасить в братце мужское естество. Но Эйден, вопреки влиянию окружения, вырос крепким юношей. В старших классах он загорелся идеей вступить в ряды ФБР и спустя пару лет неожиданно ?обрадовал? семью письмом о поступлении в школу для будущих агентов спецслужбы.

Среди прочих новобранцев Эйден не выделился способностями и не заслужил высочайшей похвалы от наставников. Несмотря на это, он уверенно продвигался по учебе и сам чувствовал, что идет только вверх. В будущем с ним еще станут считаться, а пока можно и перетерпеть кое-какие насмешки от товарищей, моментально посчитавших чрезмерную вежливость и спокойствие Эйдена слабостью. В конце концов, уже вряд ли что-либо могло ранить юношу обиднее того обращения, которым его в детстве наградили старшие сестры.Вопреки всему, он продолжал по-своему любить и жалеть маленьких хулиганок и ревнивиц. Годы изменили девочек, и, уже отправляя Эйдена на учебу, они нежно целовали его в щеки и шептали, что горды ?своим маленьким братцем?.***В школе для новобранцев Эйден постоянно получал письма от матери, переполненные волнением и переживаниями. Она каждый раз говорила ему о своей тоске и упоминала святых, которым еженощно молилась за его жизнь.

Письмо, датированное апрелем 1944 года, первым выбилось из общей массы своей тональностью, обнажая на бумаге и новые тревоги матери, и ее неряшливый почерк, приправленный пятнами от слез.

?Мой дорогой малыш ЭйденЯ не устаю молить Бога о том, чтобы он защитил тебя от всех невзгод, которые провидение неизменно посылает каждому из нас. Знаю, я должна благодарить небеса за то, что после школы ты не убежал на фронт с мечтой о геройстве и тем самым не обрек нас на душевные муки, которые прежде времени заставили постареть других родителей, братьев и сестер. Твой путь тоже непрост и опасен, но он сохраняет в моем сердце надежду. Надежду на то, что ты, оставшись дома, послужишь на благо нашей страны, Вашингтона, улицы, на которой родился и вырос, и на благо всех, кто тебя по-настоящему любит. Именно здесь на тебя обращен взор Бога. Он оберегает простых жителей, мечтающих лишь о том, чтобы война закончилась, вернув им долгожданный мир.

При этом Всевышний, уверяю тебя, отворачивается от одного лишь вида оружия и крови. Он не хранит и не благословляет солдат, как бы ни были чисты помыслы и благородны намерения кого-то из них. В океане и на далеком континенте ребята совершенно беззащитны и потому обречены на смерть.Я знаю это точно, Эйден. Бога нет для войны, иначе он просто не сумел бы остаться глухим к моим мольбам и мольбам нашей бедной Лоис. Да, теперь мне нелегко даются слова, и я вновь вздрагиваю, вспоминая лицо твоей старшей сестры, но все же я должна сообщить тебе эту новость. Лоис стала вдовой. Бравого офицера, которого многие знали как героя тихоокеанских сражений, больше нет. Ты уже не успеешь на похороны. Однако, прошу тебя, возьми выходные хотя бы на пару дней и приезжай к нам. Лоис совершенно раздавлена, и наше горе в сравнении с ее – ничто.

Тебя ведь отпустят на выходные, сынок? Я так давно уже тебя не видела. Какая ирония – мы по-прежнему в одном городе, но не можем встречаться! Твой отец смеется надо мной, когда я в очередной раз говорю ему об этом. Но мне совершенно не смешно. Я жду того дня, когда вновь смогу прижать тебя к груди. Не забывай о нас, Эйден, и непременно приезжай!

Крепко целую тебя, мой милый.Мама?.От последующих писем веяло тревогой за жизнь жениха второй дочери, Фанни. Напряжение окончательно развязалось осенью 1945 года, когда мать в своем самом коротком письме неожиданно сухо известила Эйдена о возвращении из Европы героя войны, потерявшего в боях частично слух и полностью – зрение. По ее словам, Фанни была безутешна, но все же не собиралась бросать любимого.

Февраль 1946 годаВ полумраке садовой беседки Фанни рыдала на плече у Эйдена, отрывая куски ткани от подола подвенечного платья, в то время как человек, ставший ей мужем, ни о чем не подозревая, принимал поздравления и подарки от гостей. Эйден ненавидел сестру за ее малодушие и в то же время не мог избавиться от невыносимого чувства жалости, которое, наверное, доводилось испытывать любому, кто смотрел на страдания близкого человека и ничего не мог с этим поделать.- Он так беспомощен…Иной с трудом смог бы разобрать вырывавшиеся сквозь рыдания огрызки фраз, но смысл доходил до Эйдена и без этого, да и, кроме того, выработанные в учебных условиях гибкость и цепкость внимания помогали ему понимать и более неразборчивую речь.- И я вместе с ним чувствую себя еще более беспомощной. Но ведь когда-то я… полюбила его именно потому, что ощущала себя как за самой крепкой стеной в мире. Эйден, я всегда была такой слабой и никчемной! Я потакала Лоис, когда она задирала тебя в детстве, хотя на самом деле мне всегда было стыдно. Помнишь, как натерпелись родители, пока я училась в школе? Я постоянно страдала от того, что не умела за себя постоять. А Том… он был таким сильным и окружал меня этой силой. Он видел любую опасность издалека… Эйден, у меня просто ужасные мысли, но…

Еще одна минута бессловесных всхлипов.- Даже теперь Лоис повезло больше, чем мне. Да, она потеряла мужа, но вместе с тем избежала и того груза, который мог лечь на ее плечи, если бы… А теперь она просто выйдет замуж снова. Об этом еще никто не знает, Эйден, даже мама, но у Лоис уже давно есть любовник. Она чтит память Итана, ходит на кладбище. Но самого Итана она больше не помнит!Пальцы Эйдана впились в кожу сестры. Вырвавшийся наружу голос прозвучал неожиданно грозно даже для него самого, напугав Фанни, побелевшую, как мел.- Теперь в тебе нет не только воли, но и самой жизни. Будь я хорошим братом, я бы с такой силой ударил тебя по лицу и пристыдил, что тебе стало бы больно даже думать о том, что ты сейчас сказала. Том выжил! Ты так несправедлива к человеку, прошедшему через ад, о котором нам самим никогда не доведется узнать. Он всего лишь слепой и плохо слышит, но последнее в наше время поправимо. Многие из нас не годятся ему и в подметки, в том числе и ты. Когда же ты повзрослеешь, Фанни? Ты потакала другим в детстве, но оно уже прошло. Если ты останешься такой же, то не принесешь Тому ничего хорошего. Тогда не стоило выходить за него – он мог найти жену и получше.Каждое следующее слово в устах Эйдена звучало все острее, но вместе с тем хватка становилась мягче и слабее. Фанни не замечала последнего – она была поглощена лишь речью брата, и слезы все реже выкатывались из ее глаз.- Хотя… я уверен – если бы ты совершенно не изменилась за эти годы, то сегодня так и не дошла бы до алтаря. Ты знала, что потом отступать будет поздно. И я верю в тебя, сестренка, - он аккуратно взял ее за подбородок и поднял опущенную голову, соединяя взгляд Фанни с собственным. – Верю, что ты в последний раз произносишь эти страшные слова. И понимаю, что это не последние слезы. Но пообещай мне, что ты никогда не причинишь боль ни себе, ни Тому. Считай это божьим испытанием и стань сильнее вопреки горю и слабой воле.

Фанни закивала в ответ.- Ты прав, Эйден. Прав во всем. Знаешь, я всегда считала тебя не младшим братом, а самым что ни на есть старшим. Ты самый сильный в нашей семье, братец. И ты сможешь достичь всего, чего только пожелаешь. Вот только… - сквозь слезы пробился смешок. – Я всегда буду завидовать той счастливице, что когда-нибудь выйдет за тебя.

- Вот этого ты пока не можешь утверждать наверняка, - улыбка Эйдена промелькнула почти незаметно. – Возможно, ты еще возьмешь эти слова обратно, когда невестка прибежит к тебе жаловаться на меня.- Я всегда найду чем отрезвить такую невестку, - отчеканила Фанни, обвивая тонкими руками его шею и кладя голову ему на плечо уже не затем, чтобы вновь зарыдать. Она пыталась забрать хотя бы часть той притягательной жизненной силы, которой Эйден обладал в избытке.***Спустя год после замужества средней дочери МакГлиннов семья праздновала возвращение домой Эйдена. Юноша с успехом закончил обучение и был принят в главный штаб ФБР, на первых порах в качестве незначительного сотрудника отдела, заведующего бумажной работой. Эйден с самого начала не питал иллюзий, понимая, что его продвижение зависит только от упорства и способности оказаться в нужное время и в нужном месте. Он осознавал, в какое непростое время начинает свой путь в рядах бюро, и дал самому себе обещание если не войти в историю ФБР, то хотя бы не остаться в стороне от исторических событий.

Эйден с небывалым энтузиазмом воспринял идею тайных внедрений агентов в преступные организации и добровольно вызвался в этом участвовать. Многие опытные коллеги Эйдена пришли в ужас от такого заявления и попытались его отговорить.

- Не минуло и года с тех пор, как ты разделался с бумажками и впервые принял участие в настоящем деле! – восклицал один.- Ты всего лишь ирландец-полукровка и тебе никогда не влиться даже в ряды каких-нибудь замшелых бриолинщиков! – насмехался другой.- У твоей мамаши случится приступ прямо в церкви, когда она узнает, куда ты собираешься! - вторил им третий.И все эти аргументы свел вместе Франческо Потенца, с которым Эйден познакомился на одном из собраний агентов, где обсуждалась стратегия агентов ФБР в готовящейся глобальной операции.Франческо ненавидел руководство, заставившее его поехать на задание вместе с таким зеленым ассистентом. До него дошли слухи, как упорно Эйден добивался этой поездки.

?Упрямый идиот! Еще придется повозиться с этим ирландцем.?Идеология Франческо была наглядной иллюстрацией к вражде между итальянцами и ирландцами – одинаковой как в преступной среде, так и в среде агентов ФБР. Но от его мнения в вопросе выбора напарника ничего не зависело. Поэтому он был вынужден смириться с раскладом, запрятав возмущение в глубине души, но вместе с тем в дальнейшем не предпринял никаких попыток сблизиться с Эйденом.

Франческо рассеянно просмотрел личное дело юноши, обратив пристальное внимание лишь на то, что дед Эйдена по линии отца в свое время был известным прокурором, а дед по линии матери, ирландский иммигрант, отличился в артиллерийских войсках на Западном фронте Первой мировой войны. В остальном биография юноши показалась Франческо ничем не примечательной, как и его личность. Характеристика преподавателей и однокурсников только подтверждала мнение об Эйдене как о смирном и нарочито вежливом молодом человеке, не стремящемся хватать звезд с неба. По иронии, окажись Эйден лидером с выдающимися амбициями и высочайшими учебными результатами, это разозлило бы Франческо сильнее, и тот, пожалуй, в дальнейшем испытывал своего подручного с гораздо большим пристрастием.В то время как другие агенты завязывали тесные отношения с новыми напарниками в пабах, Франческо и Эйден оставались поодаль друг от друга, и единственная попытка Эйдена наладить их отношения натолкнулась лишь на сдержанные насмешки со стороны Потенца.***У Франческо был свой план по внедрению в криминальную среду Эмпайр-Бэй, и этот план весьма косвенно включал подручного с наполовину ирландскими корнями. Основную работу опытный агент, в дальнейшем приобретший известность под именем Фрэнки Поттс, брал на себя. Для него по понятным причинам первостепенной задачей стояло знакомство со всеми итальянскими семьями города. Фрэнки превосходно владел языком и культурой своих предков, обладал колоритной национальной внешностью и по этой причине заранее предрекал себе успех.А что касается МакГлинна, то, раз уж мальчишка сам напросился на задание, на него можно свалить правку отчетов и контакты с бюро.

***Декабрь 1950 годаПоезд резво несся по равнине, отстукивая привычную для всех его собратьев партитуру железнодорожного ритма. Одни пейзажи быстро исчезали из зоны видимости, сменяясь другими. Эйден периодически льнул к окну с горящим взором неискушенного путешественника, но, когда поезд преодолел половину пути, интерес юноши к мелькавшим за стеклом ландшафтам поугас, и он понял, что больше всего его теперь угнетает царящая в купе тишина.- Вы забронировали одноместный номер в ?Уайтхолл билдинг?, - произнес Эйден, сделав попытку обратить на себя внимание сидевшего напротив человека.Франческо впервые продемонстрировал свой актерский талант за пределами родного города, изобразив негодование человека, ?насильно оторванного от увлекательнейшего занятия?, коим являлось чтение толстой политической газеты Вашингтона.- Ты ведь не рассчитывал, что мы, подобно супругам, будем проживать вдвоем в одном номере? – отозвался он, кладя газету рядом с собой и обращая внимание на Эйдена.- Перед отъездом мы так не смогли договориться о том, где поселимся в Эмпайр-Бэй. Точнее, вы все-таки заранее позвонили в одну из лучших гостиниц города и обеспечили себя жильем. Я мог не узнать даже об этом, если бы своевременно не полюбопытствовал.- Что ж, но ты узнал. Ждешь похвалы, сынок? – рот Франческо скривился в усмешке. – Поздравляю, ты справился с работой секретарши на стажировке.

- Вам не интересно, где поселюсь я?- Можешь обосноваться хоть в гетто, мне-то какое до этого дело. Или ты хотел организовать взаимные приглашения друг друга на чашечку кофе?Эйден продолжал бесстрастно смотреть на агента.- Я еще не выбрал точное место, но имею кое-какое представление о карте города и думаю, что Кингстон, самый крупный ирландский район, был бы наиболее походящим вариантом.- Ладно, верю тебе на слово.- Мистер Потенца, я работаю под вашим началом и не могу предпринимать серьезные шаги, не поговорив с вами. Но до сих пор вы не отзывались на мои попытки завязать диалог. Мне не нужно многого. Всего лишь устное разрешение на небольшое самостоятельное расследование в Кингстоне и прилегающих к нему территориях. Я изучал тамошнюю ситуацию и подготовил кое-какие наработки, которые можно было бы проверить при наличии…- Устно разрешаю тебе круглые сутки шляться по домам своих ирландских собратьев и пить с ними на брудершафт. Также разрешаю завтракать ирландскими сэндвичами и кувыркаться с ирландскими девочками. Что-то можешь заносить в собственные отчеты, если это будет иметь какое-нибудь значение для бюро. А в целом… скажу прямо – в ближайшие месяцы восходящей звездой побуду я, уж извини. У меня тоже имеются кое-какие наработки, и, опираясь только на них, я уже имею кое-какой доступ к начальным ступеням славы. Ты знаком конкретно с кем-нибудь из ирландской банды?

- Пожалуй, нет, - признал Эйден и тут же прибавил: - Но у меня есть сведения о бывших членах банд, к примеру, отбывающих сейчас срок или недавно убитых. Немного покопав на их ближайших друзей и родственников, можно…- Можно в итоге получить фигу с маслом, а не пропуск к вожделенной изнанке города. Парень, сиди пока тише воды ниже травы. Делай зарядку по утрам и читай умные книжки. У моей мамаши усы пока гуще, чем у тебя. Так что позволь пока профессионалам начать дело в нужном направлении, а там, глядишь, я подброшу работенку и своему ассистенту. Обещаю, что найду, чем тебе заняться в ближайшие полгода.

Решив, что диалог на данный момент исчерпан, Франческо подобрал газету и вновь сделал вид, что углубился в чтение.- Вероятно, это проверка молодого сотрудника на вшивость, - невольно сжав кулаки, сказал в ответ Эйден. – И она была бы уместна, находись мы по-прежнему в штабе, но теперь мы едем в город, чужой для нас обоих. Разумнее было бы опереться друг на друга, чтобы всегда рассчитывать на своевременную помощь напарника. Понимаю, я не так опытен, как вам, вероятно, хотелось бы, но я могу за себя постоять. И за вас при случае тоже.