4 (1/1)

Незаметно Лёша начал расстёгивать свою сине-белую рубашку, пуговица за пуговицей, снизу вверх. Он пробовал на вкус "дядю Сергея", хотя в его голове он уже давно был просто "Серёжа". Пробовал губами, языком, чувствуя лёгкую горечь подсохшего йода и солёность пота и крови. Он целовал, как котёнок, нежно лизал, виновато просовывал юркий и влажный язычок поглубже, где было горячо. Звереву не было ни противно, ни сладко, постепенно он вовлёкся в процесс, но, скорее, предоставлял всю свободу Лёше, ждал от него чего-то, как бы нехотя открывая рот, сталкиваясь своим языком с языком "котёнка". Когда он начал кусаться, не больно, будто дразня, дала о себе знать разбитая губа, но ныла она уже как-то по-другому, не назойливо и даже вроде бы странно приятно.Откинув ненужную одежду куда-то за спину, Лёша нажал на плечи Сергея и он, поддавшись, мягко упал на застеленную покрывалом кровать. Зверев был предательски, обезоружено, страдальчески возбуждён. Лёша решительно полез на грудь Сергея, вдавливая своим лёгким весом его в кровать. Ночник бросал густую тень от худой Лёшиной спины, которая падала своей чернотой на лицо Зверева, и так было менее стыдно. Лёша, почувствовал Сергей, тоже был возбуждён - прямо перед глазами, в каких-то двадцати сантиметрах, тому было прямое доказательство.- Дядь Серёжа, не смотрите так, - почти скуля, попросил Лёша и тут же спустился, плотно прижимаясь бёдрами к телу Зверева, немного пониже, так, что их пупки оказались друг напротив друга.- Да я же... - не успел выговорить Зверев, как почувствовал - узкая Лёшина ладошка прохладно скользнула вдоль его члена, отчего в каждый позвонок, казалось, вонзили по иголке и сумасшедший огонь резко прокатился волной от шеи к ступням. В паху очень тянуло, ныло, в голове - плыло, а в сердце... Кто знает, что было в сердце?Лёша изогнулся немного вверх, освобождая пространство между ними, и ускорил движения ладонью - это было так знакомо, так похоже на самоудовлетворение, только вот пальцы его сжимали что-то несравненно твёрже, толще и длиннее - дядя Сергей был в несколько раз больше его, но от этого осознания становилось ещё мучительнее.Звереву мерещились облачка пара между ними - настолько накалился воздух. Он горел под этими тонкими пальцами, хватал губами быстро вытекающий из комнаты кислород. Чтобы как-то замедлить время, он пытался рассмотреть что-то на потолке - самодельные звёзды то ли из картона, то ли из фольги, - но взгляд никак не хотел фокусироваться. Вместо этого он отвлекался на щекотку в подбородке - будоражащее касание льняных волос Лёши о его шею и губы.Как молния, Зверева поразила мысль, что Лёша старается тут только ради него. Невинный, ещё подросток, школьник, такой хрупкий, хоть и дерзкий, он, должно быть, сгорал со стыда, превозмогая мальчишескую гордость. Лёша сидел на нём бледным видением - кажется, его можно было обнять всего одной рукой, схватить в ладонь и засунуть в карман, чтобы украсть из дома и забрать с собой хоть на край земли.- А-ах! - неожиданно громко застонал Лёша, когда Сергей, протянув крепкую мужскую руку, дотронулся до его паха. Зверев как-то за несколько секунд немного приподнялся, ища в стене опору спиной. И, как только почувствовал твердь и основание, потянул за собой за худые лопатки это белобрысое нечто. Зверев немного расставил ноги, согнув их в коленях, Лёша тут же сориентировался и заполнил пустоту между ними собой. Теперь их лица были близко-близко.

Полусидя, Лёша тянулся губами к губам Зверева, становясь всё настырнее и жаднее, будто хотел нацеловаться на всю жизнь вперёд, будто это был его первый и последний раз. Сергей на ощупь расстегнул молнию на брюках Лёши, неумело приспустил ситцевые трусы и нежно, немного опасливо попробовал дотронуться до лёшиного члена. Тот снова застонал, уже немного сдавленно, и Сергей осмелел: схватив Лёшу за тощую задницу, он подвинул его ближе к себе, еле сдерживаясь, чтобы не кончить. Всё это время Лёшина ладонь сжимала его крепко и надёжно.Зверев робко соединил их члены вместе левой рукой, правой схватив Лёшу за шею, направляя его поцелуем, чувствуя густоту мягких и свежих волос, пахнувших липой и мелиссой.- Дя-дя Серге-е-ей, - с предыханием повторял Лёша, - Сергей...- Лёшень-ка-а...Через минуту они кончили вместе, жарко и много, так, что их сперма слилась вместе, а руки не чувствовали ничего. Лёша дёрнулся сладкой судорогой, в мучительно милом лице отразилось облегчение, а Сергей даже не почувствовал развязки - он весь был поглощён Лёшей и свечением его кожи в тусклом свете лампочки, движением ключиц и блеском на открытых губах. Что они натворили?Лёша уткнулся головой в плечо Сергея, всё ещё не отнимая руки от его постепенно мягчеющего члена:- Дядь Сергей...

- М? - как бы из-под глубины его услышал Зверев.- Я ведь добился своей мечты.- Ха-а... это разве была мечта?- Да, самая-самая.- А как же самолёты? - интуитивно, приходя в сознание, спрашивал Сергей.- Самолёты - это второе... А вы... вы - первый.Зверев чувствовал шумное дыхание Лёши на своём плече, прямо над сердцем, и молился, чтобы он не услышал, как громко оно стучит под рёбрами. Сергею показалось, что именно эти несколько минут или часов могли искупить всю его бессмысленную и скупую на радости жизнь. Это мгновение счастья не зависело от погоды и сводок новостей, от соседей в подъезде и родственников, от работы и всего того, чему его когда-то учили в школе, техникуме, мастерской. Это были ощущения другого рода, будто он перенёсся на совсем иную, отличную от нашей, вселенную, где существовало всё, что только можно было представить или захотеть. Где не было судей и подсудимых, где небо менялось местами с землёй, где все существа любили друг друга и проживали каждый день в уверенности и блаженстве до самой смерти. Это не было в раю, это было на Земле, но на другой Земле, счастливой и свободной. Зверев знал, что для них двоих, душ, нашедших друг друга в этой всепоглощающей пустоте, нет абсолютно ничего невозможного. И Лёша, Лёша прав - он добьётся всего, всего, чего захочет, потому что в нём горит огонь и сердце его чистое. Он поделился с ним этим огнём сейчас... А 39 лет - наверное, такую цену стоит заплатить за этот момент просветления. 39 лет уже не имеют никакого значения.- Лёшенька!- Да... Серёжа?- Знаешь, я хочу сказать тебе, что я...- Да?..Тут в дверь раздался оглушающий, словно вой сирены над самым ухом, звонок в дверь. А потом ещё раз и ещё, и ещё.- Дядя Сергей... Это мама.