Глава первая (1/1)

В октябре Руконгай цвел урожаем. Наливались соком фрукты на редких здесь деревьях, созревал рис. И сразу же ложилась на плечи людей работа – собрать, сберечь. Торопились, почему-то, хотя сезонов дождей тут не было. Может, привычка?Вдоль берега реки в тот день бродила безымянная жизнь, слегка косолапя и то и дело спотыкаясь. Между пальцами босых ног застревали округлые камешки, другие – с острыми краями – заставляли жизнь поджимать то одну, то другую ногу, хмуриться и кусать потрескавшиеся губы. Но молча – все тут надо было делать тихо и уходить быстро, особенно потому, что в левой руке зажат ремень ножен, а из них торчит рукоять. И, хотя жизнь не знала ни того, откуда эта вещь взялась, ни почему ее надо брать с собой, она берегла ее, чтобы не отобрали.

С жизнеощущением у этого ребенка явные проблемы – не знает ни имени, ни извечных "зачем мы здесь?" и "в чем смысл жизни". Но с обыденными вещами проблем нет – когда надо ест, пьет, ходит в ближайшие кусты.

Еду обычно ворует, если получается. Если нет – прыгает в реку и ищет рыбу.Заросла черными лохмами так, что глаз не видно, вот и приходится иногда отбрасывать челку ладошкой.

Жизнь с явной тоской посмотрела на виднеющиеся из-за прибрежных кустов крыши и остановилась. Пахло едой, но не это ее так взволновало. На самом деле малышка тянулась к людям, но те то ли принимали ее за диковинного зверя, то ли просто боялись – прогоняли. Ребенок вздохнул с непонятной ему самому тоской и сел на камни, достав из-под драной юкаты булку. Подумал немного и впился в нее зубами.Ветер принес обрывки разговора, чьи-то слова, и девочка оживилась. Сунула недожеванный кусок обратно под тряпки и, подхватив странный груз, она поспешила к поселению.

...Завидев ее, дети кинулись прятаться за юбки матерей. Девочка остановилась у черты деревни и взглянула исподлобья. Не довелось ей еще нормально общаться с такими же, как она.

Матери в руконгайских деревнях – особая каста. Они вечно в тревогах и непосильной работе. Боятся за детей, боятся за урожай, боятся за свое шаткое спокойствие. Такие, как беспризорные дети, пришедшие откуда-то "от речки" им кажутся угрозой. Вот и сейчас одна такая, с особо усталым лицом только открыла рот, чтобы что-то крикнуть, как ее оттеснили крепким плечом в сторону. Большая, грузная женщина, находящаяся на том пределе, когда старухой называть еще язык не повернется, но все равно "в возрасте" преодолела расстояние между зашуганной девчонкой и толпой, засмеялась и взяла пришелицу за плечо.– Вон кто к нам пришел!

Девочка перепуганно озирается, но ее уже ведут в толпу, а общая враждебность гаснет. Эту женщину здесь уважают, а потому перестают бояться одного ребенка, у которого из-под черной челки сверкают, оказываются, совсем по-доброму синие глаза.

В октябре ребенок пришел к людям.