Глава 7 (1/1)

До большого торгового центра, переливающегося всеми цветами радуги и призывно мигающего разносортными вывесками, Асаока домчался в мгновение ока. Он и сам не понял, когда практически воткнулся носом в крутящиеся двери и замер, стараясь выровнять дыхание. Мами должна была быть где-то тут. В тёмном и мрачном месте, чтобы никто не увидел, как на неё нападают несколько здоровенных парней. Крутанувшись на месте, Асаока в панике огляделся, ища глазами подходящую подворотню, и чуть не упал, поскользнувшись на тонком льду. Чертыхнувшись, он снова вцепился в уже не подающий признаков жизни телефон и неожиданно остановился, когда увидел небольшой переулок, теряющийся между торговым центром и мусорными баками. Едва не промахнувшись мимо кармана, Асаока сунул пострадавшую трубку обратно и кинулся туда, ощущая, как горло сдавило от беспокойства. Если с ней что-то случилось… если Мами пострадала…

?Убью их!? – мрачно решил он и завернул за угол.В переулке было мрачно и темно. Снег, слегка подтаяв, постепенно превращался в покрытые тонким слоем льда лужи, поэтому каждый шаг приходилось фиксировать, держать рукой за стену торгового центра. Асаока медленно, тщательно вглядываясь в темноту, прошёл несколько метров и чуть не споткнулся, заметив сидящего неподалёку человека.

– Такахаши-сан, – пробормотал он, глупо моргая, и в следующее мгновение кинулся к ней, морщась от эхом отдающегося в ушах надрывного стука сердца.Мами, вздрогнув от его голоса, подняла голову, и Асаока невольно поёжился, поймав её пустой, измученный взгляд. Он судорожно вдохнул, чтобы немного успокоиться, и присел рядом, пытаясь поймать разбегающиеся вспугнутыми тараканами мысли. Он так много хотел ей сказать, пообещать, извиниться, в конце концов, но слова отчего-то не шли. Асаока просто шумно дышал, смотрел на молчащую Мами и ощущал, что тело начинает трястись, как в лихорадке. Нет, особого вреда подонки ей не причинили, разве что разорвали куртку и оставили на скуле наливающийся всеми цветами радуги синяк. Хотя последнее наверняка произошло только потому, что Мами попыталась отбиться. Вот уж в чём, а в смелости она временами нисколько не уступала импульсивной Харуне, и Асаока был уверен, что нападавшие, скорее всего, тоже не ушли невредимыми. Вот только эта мысль его отчего-то совсем не веселила, как, например, в случае с Харуной, когда она подралась с девчонками из старших классов за внимание Йо. Потому что тогда были чисто девчачьи разборки, после которых максимум, что могло случиться – это синяки на видных местах и размазавшаяся косметика, а в этот раз… всё могло закончиться куда хуже. И Асаока прекрасно отдавал себе отчёт в том, что шуткам тут совсем не место.– Асаока-сан? – неожиданно произнесла Мами и несколько удивлённо моргнула, словно только что заметила его. – Ты без шарфа. Замёрзнешь же.Вздрогнув от этих слов, Асаока сжал руки в кулаки и, порывисто подавшись вперёд, прижал её к себе. Внутри уже не просто всё горело, а полыхало самым настоящим адским пламенем. Стыд, смущение, всепоглощающее чувство вины и ещё куча самых разных эмоций – это разрывало лёгкие и не давало вдохнуть полной грудью. Это накрывало с головой, из-за чего даже жалкие остатки мыслей попросту испарились, оставив на поверхности только сильнейшее желание защитить Мами, уберечь её от всего. Причём даже от себя самого, если она того пожелает. Асаока готов был на что угодно, чтобы заслужить её прощение.Отодвинувшись, он взял руки Мами в свои, чтобы, наконец, произнести всё то, что давно следовало сказать, но снова не смог выдавить ни звука, потому что её пальцы на ощупь оказались практически ледяными. Асаока, чертыхаясь, обхватил её руки ладонями и поднёс их к губам, надеясь на своё дыхание. Глядя на равнодушно наблюдающую за этими действиями Мами, он почувствовал себя если не последним засранцем, то явно предпоследним, потому что Мами – тёплая, мягкая, добрая Мами – не могла выглядеть такой потерянной и пустой одновременно. Словно кто-то взял и отключил её от питания, и батарейка, находящаяся в груди, медленно садилась. Это было настолько жутко, что в горле зверски пересохло.Мысленно обругав себя самыми неприличными словами, Асаока неловко задёргался, скидывая пальто, и сбивчивым движением накинул его поверх изодранной куртки Мами. Искренне надеясь, что таким образом удастся отогреть её хотя бы снаружи, он снова взял её руки в свои ладони и запнулся, не зная, с чего следует начать этот всесторонне сложный разговор. Извиниться? Признать, что он конченый придурок? Пожалеть её? Пожалеть себя? Что?– Асаока-сан, – позвала Мами, глядя на его бледное от волнения лицо, – со мной всё в порядке, не переживай. – И улыбнулась. Вернее, попыталась улыбнуться.Это стало финальной точкой.– Дерьмо, – усмехнулся Асаока, почувствовав, как у него задрожали руки. – Я ни на что не годный, бессердечный, эгоистичный, слепой идиот, который дальше своего носа не видит. – Он опустил голову и выдохнул, ощущая карабкающееся вверх по позвоночнику оцепенение. – Прости меня, Такахаши-сан, за всё прости. Или лучше не прощай, чтобы было мне наукой. – С трудом сглотнув, он снова прижал её пальцы к губам и прошептал: – Я дурак, я такой дурак…Замолчав, Асаока приготовился услышать всё, что угодно – от абсолютно заслуженных оскорблений до пожеланий гореть в Аду. Однако Мами, вместо того чтобы что-то сказать, неожиданно подалась вперёд и прижала его к себе, обвив шею руками. Неловко оступившись, Асаока плюхнулся коленями прямо в подтаявшую лужу, но неприятно прилипшая к коже ткань джинсов не вызвала отвращения, как, впрочем, был незаметен и холод, проникающий под лёгкий вязаный свитер. Потому что все его чувства, весь небольшой, заросший пылью Рай, сейчас сконцентрировались на одном – на теплых объятиях Мами, на её спокойном дыхании и мягком запахе, который источали её волосы.– Сто процентов, – тихо произнесла она, крепче обхватывая Асаоку за плечи.– Что? – переспросил тот, поднимая голову.– Ты честен на все сто процентов, – с улыбкой пояснила Мами. – И со мной, и с собой.

– По поводу того, что я дурак? – уточнил Асаока и неуверенно улыбнулся в ответ, ощущая, как в груди потеплело из-за этого. Нет, он пока что боялся строить иллюзии, особенно после всего произошедшего, но то, что Мами очнулась от ледяного молчания и стала ближе к реальности, уже приносило облегчение. Которое, впрочем, пока ещё не могло перебороть великий комплекс вины, овладевший Асаокой.– И это тоже, – кивнула Мами и неожиданно засмеялась, сразу становясь невообразимо близкой и родной. Такой, что хотелось прижать её к себе и никогда не отпускать.– Такахаши-сан, – пробормотал Асаока, ощущая неловкость за свои неуклюжие попытки как-то объясниться, – я пойму, если ты не захочешь меня больше видеть. Но если всё-таки я тебе не противен… Вернее, не совсем противен… Ну, хотя бы чуточку непротивен… Ох уж это косноязычие в самые важные моменты. – Он невесело засмеялся и нервно почесал щёку, пытаясь оформить прыгающие бешеными кузнечиками мысли в слова.– Давай попробуем ещё раз, – закончила за него Мами и понимающе улыбнулась, покачав головой. – Ты мне не противен, Асаока-сан. Просто будь честен. Хотя бы с самим собой.– Ты должна была добавить ещё ?хотя бы иногда?, но условимся на том, что это всё-таки прозвучало. – Асаока запнулся и едва удержался от хлопка ладони по лицу, обругав себя за неуместный кривой юмор в неподходящее время, но Мами вдруг наклонилась и вместо ответа прижалась к его щеке губами, запечатлевая долгий нежный поцелуй.Покрывшись мурашками сразу во всех местах от этого жеста, Асаока неловко дёрнулся, пытаясь немного отодвинуться, чтобы унять прокатившуюся волной по телу дрожь, и неожиданно оказался так близко от её лица, что дыхание спёрло. Он круглыми глазами уставился на слегка покрасневшую Мами, которая, в общем-то, не спешила отстраняться для увеличения допустимой нормами приличия дистанции, и ощутил выжигающее внутренности желание повторить то, что случилось когда-то давно в аллее по пути домой. Причём сопротивляться этому порыву сейчас не было никакой возможности: он устал, переволновался и ощущал себя камикадзе с полным поясом взрывчатки. Поэтому Асаока, мысленно поздравив себя с вполне заслуженным ударом по морде за всякие вольности, придвинулся ближе и очень осторожно, едва ощутимо коснулся дрогнувших губ Мами. Этот поцелуй не был похож на тот, что случился между ними в первый раз, потому что теперь и он, и она точно знали, что за этим стоит. Они больше не проверяли свои чувства, а проявляли их. И Асаока старался вложить всего себя через это прикосновение, чтобы Мами без труда поняла, что именно он так и не смог ей сказать. Хотя тут волноваться в принципе не стоило – Мами без труда могла ?прочесть? его практически с первого взгляда. И этот случай не был исключением.– А-а-а-а-а! – раздался откуда-то из-за мусорных баков переливчатый вопль, который эхом прокатился по всему переулку и гулом повис в ушах.Вздрогнув от неожиданности и распахнув глаза, Асаока на всякий случай покрепче прижал к себе заморгавшую в удивлении Мами и, прищурившись, глянул в начало улицы, пытаясь распознать, кто это там так истошно разорался. В следующее мгновение из-за поворота, смешно загребая ногами на скользком льду, показалась всколоченная худощавая девушка, в которой с трудом, но всё-таки можно было распознать их давнюю и очень хорошую подругу – Харуну. Вот только что она делала в такой глуши и как вообще сюда добралась, было немного непонятно…Замерев в начале переулка, Харуна сперва некоторое время практически в упор смотрела на своих друзей, которые, можно сказать, вросли в землю от изумления, а затем весомо повторила, немного изменив тональность:– А-а-а-а-а!– О, Харуна-чан! – отмер Асаока, справившись с первым шоком. – Какими судьбами?Однако она вместо ответа понеслась на них с такой мрачной решимостью, что на мгновение стало страшновато – вдруг снесёт и не заметит. Но Харуна по пути следования сперва немного сбавила скорость, а затем, забуксовав на последнем метре, всё-таки сумела остановиться. Асаока незаметно выдохнул с облегчением, боясь, впрочем, больше за пострадавшую Мами, нежели за себя.– Мами-чан! – взвыла Харуна, плюхаясь рядом с притихшей парочкой. – Что произошло? Ты в порядке? На тебя напали? Сколько их было? Ты подралась? Кто это сделал?! – Последнее она буквально прорычала, вызвав у Асаоки нервную дрожь.– Не стоит беспокоиться, Харуна-чан, – замахал рукой он, косясь на кусающую губы Мами. – Мы упали, когда шли…– Врёшь! – сверкнув глазами, гаркнула та, и Асаока порадовался, что и так сидит. – Что произошло?!– Да ничего особенного, – бледно улыбнулась Мами и беспомощно посмотрела на него. – Я просто… немного сглупила, поэтому…– Так на тебя и вправду напали? – ахнула прозревшая Харуна и моментально вскочила на ноги, воинственно оглядываясь по сторонам. – Где они?! Я их сейчас на куски порву и в мусорном баке замариную! Я их на локоть намотаю! Я их…– Харуна-чан, – Асаока, спохватившись, тоже поднялся и помог встать Мами, – давай, может, лучше домой?– Какой домой?! – взвыла та и, схватив за руки ойкнувшую Мами, слёзно запричитала: – Прости меня, Мами-чан, это я во всём виновата! Надо было прийти к тебе домой и проводить! Надо было собраться в другом месте! А-а-а, я такая глупая-а-а-а…– Нет-нет! – Та тепло улыбнулась и, обхватив щёки Харуны ладонями, чтобы поймать мечущий молнии взгляд, посмотрела ей в глаза. – Ты ни в чём не виновата, правда. Тем более Асаока-сан… – Она кинула на него взгляд и замялась, подбирая нужные слова. – Он мне уже сильно помог. Поэтому давай всё-таки пойдём домой.– Я тебя понесу! – заявила Харуна, рукавом вытирая повисшие под носом сопли, и мужественно присела, чтобы Мами могла залезть ей на спину.– Нет… – испугалась было та, но тут Асаока, до сих пор молчаливо наблюдавший за этими проявлениями дружбы, выступил вперёд.– Харуна-чан, позволь мне сегодня побыть джентльменом, – с улыбкой произнёс он и так многозначительно ей подмигнул, что вскинувшаяся было Харуна моментально осеклась.– А, да, Асаока-сан для этого лучше подойдёт! – покраснев как первоклашка, деревянным голосом протараторила она, а затем гостеприимно хлопнула Асаоку по спине, приглашая Мами усаживаться. – Давайте уже пойдём, а то народ дома тоже волнуется! И заждались, ахах…– Легко, – покладисто кивнул Асаока и, устроив Мами как можно удобнее, двинулся следом за горделиво вышагивающей Харуной.