Глава 3 (1/1)

Асаоке показалось, что его хлопнули ладонями по ушам. То есть вот буквально только что он слышал, как Мами сказала что-то, а потом наступила звенящая тишина, в которой отчётливо слышно было, как гулко бьётся его, Асаоки, сердце. Он облизнул пересохшие от нахлынувших эмоций губы и едва не содрогнулся от мерзкого ощущения прилипшей к спине рубашки. Кто бы мог подумать, что в тихом омуте по имени Такахаши Мами водятся черти такого размера.

Почти не отдавая себе отчёта в происходящем, Асаока протянул руки, взял ноутбук и степенно отставил его в сторону, а затем быстро подхватил охнувшую Мами.– Приветствуем на борту нашего воздушного корабля. Просим вас пристегнуть ремни, мы входим в зону турбулентности. Будет ой как трясти, – нервно пошутил он и тут же прикусил язык, мысленно обозвав себя клиническим идиотом.Однако Мами, вместо того чтобы обидеться, лишь застенчиво улыбнулась, прижав руки к груди. И судя по тому, как она стиснула край полотенца, волновалась она ничуть не меньше, чем сам Асаока. Это немного успокаивало. Наверное.– Знаешь, из тебя никакущий конспиратор, – задумчиво произнёс он, шагая в сторону спальни. – Когда так откровенно совращаешь кого-нибудь и не смотришь при этом в глаза своей жертве, возникает ощущение обмана. Я почти слетел с крючка.– Правда? – Мами лукаво улыбнулась и, потянувшись, коснулась губами его шеи, из-за чего моментально ослабшие руки чуть не разжались.

Асаока споткнулся, прошипев что-то нецензурное в адрес порожков, и опасливо покосился на Мами, которая скромным воробушком смотрела на него огромными наивными глазами. Как и всегда, когда ей удавалось в чём-то напакостить.– Беру свои слова обратно. Я плотно сижу на этом крючке уже… сколько мы там встречаемся?– Слишком долго, чтобы ты сейчас мог повернуть обратно, – с лёгким оттенком опаски отозвалась Мами.– Тем более. – Асаока вздохнул, зашёл в спальню и бережно, насколько это позволяла сотрясающая тело крупная дрожь, уложил Мами на покрывало. И сам тут же устроился рядом, боясь струсить и снова пустить на тормозах такой удачный по всем статьям шанс.Мами пахла невероятно притягательно, а её кожа так и манила прикоснуться, что Асаока и сделал, скользя пальцами по плечу, перемещаясь на ключицу и останавливаясь на ярёмной ямке. Пытаясь проглотить скапливающие во рту слюни, он наклонился и прижался губами к подбородку Мами, затем опустился ниже – к шее и медленно, наслаждаясь каждой секундой, переместился к левой стороне груди. Запечатлев на этом месте долгий поцелуй, Асаока ощутил безудержное трепыхание взволнованного сердца под губами и едва не подавился воздухом из-за нахлынувших чувств. Это было слишком… слишком во всех отношениях.

Постаравшись как можно более сдержанно выдохнуть, Асаока вернулся к лицу Мами и со всей нежностью, от которой его распирало уже не первый день и даже не первый месяц, приник к её губам, возвращая всё то, что не мог додать словами или простыми касаниями, какими бы чувственными, какими бы трепетными они ни были. Иногда тело говорило куда красноречивее любых признаний.Мами обхватила шею Асаоки руками, зарываясь пальцами в волосы, и выгнулась, прижимаясь к нему всем телом. Сам Асаока одной рукой упёрся в кровать, чтобы удержать равновесие, а второй – осторожно обвил её талию, чтобы не прерывать это единение ни на секунду. Его возбуждало практически всё: её запах, её реакция на поцелуи, её дрожь и нервное дыхание, прорывающееся через плотную корку самообладания. Он и сам, впрочем, был похож на паровоз, пыхтя от едва сдерживаемого возбуждения, поэтому не особенно обращал внимания на посторонние звуки. Всё его существо было сейчас сконцентрировано на одной мысли: сделать всё, что в его силах, чтобы если не избавить её от боли, то хотя бы попытаться максимально приглушить это неприятное ощущение.– Чувствую себя выпавшим из гнезда птенцом, – задыхаясь, прохрипел Асаока, прерывая поцелуй для того, чтобы избавиться от одежды.– Растерян? – спросила Мами, не пряча улыбки.

Её сияющие глаза почти слепили, поэтому он торопливее, чем хотелось бы, дёрнул ворот рубашки, из-за чего несколько пуговиц попросту отлетели, звоном рассыпавшись по полу.– Нет, учусь летать, – усмехнулся он и, рассердившись на непокорные петельки, которые не желали выпускать пуговицы, попросту стянул рубашку через голову.Взявшись за ремень, он бросил взгляд на Мами и остановился, как завороженный следя за тем, как она неторопливо стала высвобождаться из полотенца. Он хотел было сказать, что предпочитает сам раздеть любимую девушку, но не смог выдавить ни звука, потому что открывшийся глазам вид закупорил горло огромным комом, который нельзя было ни проглотить, ни выплюнуть. Лишь спустя несколько секунд этот ком провалился в грудь, заставив Асаоку тихо охнуть, а затем – прямиком в пах, из-за чего стало не просто некомфортно. Стало по-настоящему физически больно от сильнейшей эрекции. Наверное, именно это позволило ему немного протрезветь от хмельного тумана возбуждения.– Знаешь, я иногда радуюсь, что у меня не такое большое хозяйство, иначе прямо сейчас на тебе валялся бы бескровный труп с вотакенным стояком, – почти истерично захихикал он и мысленно врезал себе по роже.Мами покраснела, как маков цвет, и смущённо прикрылась руками, стараясь выдавить из себя хотя бы тень улыбки, а Асаока мысленно врезал себе ещё раз, поняв, что это явно не то, что хочет услышать девушка от своего парня, впервые обнажившись перед ним.– Хотя если брать в прямых пропорциях размер мозга и причиндалов, наблюдается забавная тенденция. Особенно в моём случае. – Он пожал плечами и раздражённо застонал, осознавая, что не только не спас ситуацию, но ещё и ухудшил её.Мами напряжённо сглотнула, шумно вобрала носом воздух, словно перед затяжным погружением, и, протянув руку, коснулась кончиками пальцев щеки Асаоки.– Я тоже волнуюсь, – тихим голосом произнесла она. – Очень сильно.Асаока бледно улыбнулся и, перехватив её ладонь, прижался губами к внутренней стороне запястья, выражая этим благодарность за то, что Мами, несмотря ни на что, всё ещё понимала его лучше, чем он сам себя. Он не просто волновался – он готов был сорвать с себя последнюю одежду и умчаться в закат, хохоча, как припадочный. А всё потому, что невинность Мами и её любовь просто не давали ему ни единого шанса остаться циничной язвительной сволочью даже по отношению к себе. И Асаока пока не знал, как к этому относиться. Единственное, что действительно имело значение в данную минуту, – это Мами и её чувства. И Асаока готов был из кожи вон вылезти, чтобы показать ей, как сильно он счастлив, что эти самые чувства она решила подарить именно ему.***У Мами было ощущение, что её тело воспарило к потолку и замерло там, покачиваясь на тёплых волнах наслаждения. Руки Асаоки, его губы, ладони находили те точки, от которых кровь быстрее бежала по венам. Он касался, целовал, поглаживал самые чувствительные места, доводя Мами почти до исступления от неожиданных и непривычных приятных ощущений. Она, конечно, прекрасно знала, что мужчины и женщины занимаются такими вещами не от безысходности, но лишь испытав на себе всю прелесть ласк, она поняла, как сильно, оказывается, сдерживался Асаока, сознательно откладывая на потом подобные занятия.

Почувствовав, как он накрыл губами один сосок, одновременно с этим сжав в пальцах другой, Мами вздрогнула и тихо всхлипнула, закусив губу до боли. От покрывшегося мурашками затылка до кончиков пальцев на ногах её пронзило такое острое ощущение, что на какое-то мгновение стало почти больно. Когда горячий язык коснулся нежной плоти, Мами поняла, что это совсем противоположное чувство. Истома, нетерпение, возбуждение, желание – как только ни называли подобное в бульварных романах. Однако Мами в этот момент поняла, что у этого ощущения нет названия. Когда настолько хорошо, мозг просто отказывался функционировать и грамотно подбирать эпитеты.Мами запустила пальцы в волосы Асаоки и сжала их, подаваясь навстречу нежным ласкам. Ей хотелось большего, между ног постепенно становилось горячо и влажно, но Асаока отчего-то не торопился, продолжая свои колдовские манипуляции над её телом. Сперва он дотронулся пальцами до самой возбуждённой точки внизу и медленно нажал на неё, заставив Мами сдавленно застонать и зажмуриться до цветных искр под веками. А потом он плавно стал растирать это место, заставляя её в погоне за ощущениями повторять эти движения, чтобы крепче прижаться и сильнее прочувствовать всё. Одновременно с этим Асаока снова накрыл губами сосок и несильно прикусил его, из-за чего Мами, не сдержавшись, вскрикнула. Стиснув в кулаках покрывало, она замычала, мельком подумав, что её тело теперь больше похоже на сплошной оголённый нерв, и стоило Асаоке невзначай провести пальцами по тому или иному участку, внутри вспыхивал целый сонм самых разных фейерверков. Мами чувствовала, как они проносятся по венам вместе с кровью, как разгоняются и ударяют прямо в голову, глуша сознание почти до черноты.Но всё это было ерундой по сравнению с тем, что сделал Асаока дальше. Поняв, что Мами находится где-то на границе между забвением и реальностью, он неожиданно опустился так, что его голова оказалась как раз между её ног, и не успела Мами отодвинуться, смущённая такой внезапной перспективой, как ощущение горячего дыхания именно там, в самом возбуждённом месте, заставило её судорожно взвиться.

– Н-не надо… – сипло взмолилась она, пытаясь отползти, но влажные ладони всё время соскальзывали по покрывалу.– Доверься мне, – глухо прошептал Асаока, и в следующее мгновение мягко коснулся языком той самой точки, которую недавно так старательно ласкал руками.Никогда ещё Мами не испытывала ничего подобного. Её тело моментально покрылось липкой испариной, внизу живота образовался распирающий внутренности огненный шар, а по ногам то и дело пробегала судорога от наслаждения. Мами мяла пальцами покрывало, что-то хрипло бормотала и едва удерживалась от того, чтобы не сорваться на крик от небывало острых ощущений. Её накрывало с головой душной волной, из-за чего приходилось ртом хватать воздух, и Асаока, словно не удовлетворившись её и без того красноречивой реакцией, стал помогать себе пальцами, добавляя к сладкой истоме ещё и толику паники, потому что Мами стало казаться, что её сейчас попросту разорвёт на части.

– Остановись, – сдавленно зашептала она, вцепившись в волосы Асаоки.– Ни за что, – усмехнувшись, отмахнулся тот и вдруг резко переместился снова к её лицу, заглядывая в глаза.

Мами на мгновение подумала, что никогда не видела у него такого взгляда: потемневшего, с таящимся на дне целым ураганом тщательно сдерживаемых эмоций. Рук, впрочем, Асаока не убрал, продолжая двигать пальцами так, что секундное просветление Мами моментально испарилось. Лишь спустя некоторое время она поняла, что он теперь делает это не снаружи, как сначала, а внутри, поэтому её ощущения усилились почти тысячекратно. Вцепившись в его запястье обеими руками, Мами судорожно задышала, пытаясь произнести что-то ещё, но её практически оглушила волна сметающего с ног наслаждения. Зажмурившись и выгнувшись так, что все позвонки затрещали от напряжения, Мами вымученно застонала и с ужасом поняла, что проваливается в пропасть. Которая, впрочем, оказалась неглубокой, но чрезвычайно живописной.В себя Мами пришла только через несколько секунд. В ушах всё ещё стоял гул зашумевших эмоций, а по телу струилась мелкая дрожь вперемешку с мурашками. Едва сумев сфокусировать взгляд, она посмотрела на Асаоку и снова погрузилась в концентрированную нежность, к которой теперь прибавилось ещё и восхищение.– Можно я чуточку испорчу момент и скажу, что мне сказочно и явно незаслуженно повезло? – напряжённо произнёс он. Наклонившись, он прижался к влажному виску Мами, давая ей почувствовать через это прикосновение собственное всё ещё горячее возбуждение.

Мами внезапно ощутила себя махровой эгоисткой. Потянувшись, она обняла Асаоку за шею и нежно коснулась поцелуем щеки. Ей хотелось втрое, а то и вчетверо вернуть все эти по-настоящему волшебные ощущения, но проблема была в том, что она не знала, как это сделать. То есть в теории, конечно, были варианты, но применить их на практике у Мами просто не хватало духу.Однако Асаоке этого, кажется, и не требовалось. Жадно приникнув к её губам, он переместился так, чтобы лечь между её ног, и замер, содрогаясь всем телом. Мами буквально видела тяжёлый пар, исходящий от его кожи, видела его почти чёрные глаза и думала, что нечестно поступала по отношению к Асаоке, принимая его нерешительность за сознательное бегство. Ему просто не хватало уверенности. Как и ей.Подавшись вперёд, Мами снова прижалась к Асаоке, осторожно прикусывая его губу, и почувствовала, как он слегка отстранился, запуская руку между их телами. К его лбу прилипли влажные волосы, дыхание было сбивчивым, неровным, а вместо улыбки губы искривляла почти болезненная усмешка.– Прости… – едва слышно прошептал Асаока и двинулся вперёд.***То, что всё получилось хуже некуда, Асаока понял почти сразу же. Сперва его, конечно, обдало тёплым бризом наслаждения, но стоило открыть глаза… В общем, весь процесс внезапно показался пошлым и грязным, а самому Асаоке захотелось вылезти из собственного тела и брезгливо отряхнуть руки, потому что он сам себе сейчас казался воплощением зла.

Мами плакала. Вернее, нет, не так. Она не плакала, а смотрела пустым взглядом куда-то в пустоту за плечом Асаоки, а на её лице застыло такое отстранённое выражение, что ужас пробрал его до самых костей. Ужас, перемешанный с тошнотворным привкусом дежа-вю. Настолько бледное лицо и потухшие глаза у Мами уже были однажды. Как раз тогда, когда Асаока, не чуя под собой ног от страха, нашёл её в подворотне между торговым комплексом и жилым домом. Только в тот раз причиной этого лишь отчасти был он, а теперь винить в случившемся было попросту некого. Асаока сам лично заставил Мами испытать боль, это по его прихоти она не смогла сдержать слёз.Возбуждение схлынуло так быстро, что Асаока едва не задохнулся от ледяного воздуха, коснувшегося вспотевшей спины. Застучав зубами, он напрягся и медленно, боясь доставить Мами ещё больше неудобств, отстранился. Хотя, в принципе, резко спавшая эрекция вряд ли могла хоть как-то повредить ей, но после случившегося Асаока опасался всего, включая собственные физиологические особенности.Мами моргнула, когда он отодвинулся, не отрывая обеспокоенного взгляда от её лица. Прерывисто задышав, она коснулась пальцами своих щёк и постаралась улыбнуться слегка дрожащими губами.

– Извини, это оказалось немного больнее, чем я думала, – с напускной весёлостью произнесла она.Асаоку едва не стошнило от отвращения к себе. Сжав зубы так, что Мами наверняка могла слышать натужный скрип, он сел и неверящим взглядом уставился на расплывшееся по покрывалу небольшое пятно. Это было лучшим доказательством того, что он сущее чудовище. Похотливое, несдержанное, умеющее причинять только страдания любимому человеку. Это стало понятно давно, ещё в момент, когда на Мами напала банда ублюдков по его вине, но теперь Асаока только утвердился в этой мысли. Он не заслуживал Мами, а она почему-то считала иначе.– Ой, – прервал мысленные самобичевания Асаоки тихий голос. Моргнув, он перевёл взгляд на Мами, которая тоже привстала, чтобы посмотреть вниз, и едва не взвыл, видя, как сильно она опешила. – Ну надо же, – с ломающимся смехом сказала она, – такое ощущение, что ты кита потопил. Столько крови… Подай, пожалуйста, салфетки. Они на тумбочке, кажется, лежат. Или в ящике для белья.Асаока молча опустил голову и зажмурился, чувствуя, как сильнейшая боль пронзает виски, а затем медленно стекает в низ живота, закручивая там живую спираль из внутренностей. Он хотел вобрать в себя боль Мами целиком, чтобы не оставить ей ни грамма неприятностей, но, к сожалению, это было нереально.– Прости меня, – дрожащим шёпотом выдавил он.Мами озадаченно замолчала на некоторое время, а затем нежно дотронулась до его руки. Открыв глаза, Асаока посмотрел в её лучащееся и отчего-то совершенно счастливое лицо и всё-таки застонал. Порывисто подавшись вперёд, он бережно обнял Мами и прижался губами к её волосам.

– Юи, – Асаока дёрнулся, – всё в порядке, правда. Мне уже не больно.?Уже не больно? резануло по ушам ржавым напильником. Приступ тошноты сменился очередным приступом отвращения, и Асаока медленно отодвинулся, лихорадочно соображая, что он может сделать такого, чтобы помочь ей побыстрее избавиться от неприятных ощущений. Решение нашлось спонтанно: Асаока просто аккуратно завернул Мами в выдернутое из шкафа одеяло и поднял её на руки, не слушая тихих протестов.

Перешагнув порог ванной комнаты, он носом нажал на выключатель и, двигаясь как можно более сосредоточенно, чтобы не поскользнуться на кафеле, забрался в ванну. Задёрнув шторку, он опустился на колени, не выпуская Мами из своих рук, и крутанул вентиль. В спину, которую Асаока предусмотрительно подставил, чтобы уберечь Мами от всяких неожиданностей, ударил плотный напор ледяной воды, заставив его тихо охнуть. Мышцы резануло неприятными ощущениями, но через несколько секунд шквал стал постепенно теплеть, и уже через минуту Асаока мог повернуться так, чтобы можно было позволить и Мами насладиться душем.– Это уже слишком, – нервно засмеялась она, пытаясь выпутаться из намокшего одеяла, в чём Асаока ей охотно помог. Однако из рук он её всё равно не выпустил, чем вызвал вспыхнувшее, но тут же резко угасшее возмущение.Мами круглыми глазами смотрела на его мрачное лицо и явно недоумевала, что же такого произошло, а он сам костерил себя на чём свет стоит, пока намыливал губку гелем, пока оттирал подсыхающие кровавые следы с её ног. Это было его вина, и отказываться от ответственности он не собирался.– Прости меня, – очередной раз попросил Асаока, нежно водя губкой по плечам и спине Мами и продолжая одной рукой прижимать её к своей груди. – Прости.

Она озадаченно молчала вплоть до окончания банных процедур, а потом лишь нежно поцеловала Асаоку в щёку и выпорхнула за шторку. Попутно она говорила что-то про то, что сердится сейчас только на намокшее одеяло, которое грузным комком застыло в углу ванны, но Асаока её почти не слышал. Закрыв лицо руками, он шумно дышал и мысленно обещал себе, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не обидит Мами, не причинит ей боли и не заставит плакать. Ещё раз увидеть отсутствующее выражение на её лице он боялся сильнее, чем Дьявол церкви. И поэтому собирался сделать всё, что в его силах, чтобы это предотвратить.