За твою жизнь отдам свой труп (1/1)

Свой самый последний день перед отъездом Макс Хлоя заканчивает в хриплом от рыданий, полном отчаяния ?Нет!..?Она не знает, что положено говорить, узнавая, что на похороны отца не приезжает большинство из его родных и друзей. Не знает, что ответит растерянной, но смотрящей на это чуть ли не как на дело своих рук Макс ― никакие ?Его больше нет!? и ?Это был наш последний день вместе!? не выражают столь ярко, как она становится точно сдувшимся шариком. Тем самым, который исподтишка проткнули иглой.Хлоя просто как-то ходит, как-то стоит над своей тарелкой, которую никак не может поставить на стол, где некогда лежали их с Макс ?сокровища?, как-то напяливает на себя слишком длинный и широкий пиджак Джойс, через те же ?как-то? и ?отчего-то? теряет свои неудобные, слишком широкие ?официальные? балетки, пока идёт по дорожке к свежевырытой могиле. Нагретые солнцем камни она предпочитает не замечать, пока мистер Колфилд не приостанавливает её, вручая балетку. Он ничего не говорит ей, лишь убедившись, что Хлоя снова обута, догоняет жену ― они спешат, боясь лишних мунут простоя для припаркованного у кладбища такси. Макс разрешено присутсвовать рядом с Хлоей только при условии, что она быстро соберётся и пробудет рядом с Хлоей строго до прихода священника ― дальше она тут же должна вернуться к машине и не опаздыватьХлоя не в силах даже спросить, почему они с Макс толком не прощаются, почему все так спешат ― неужели пара часов что-нибудь изменит? Смотрящая из окна машины Макс кажется ей слишком маленькой, непонимающей ― такой, какой сочли её мистер и миссис Колфилд, раз решили толком не пускать на похороны, дабы поддержать лучшую подругуА потом слушает оставленное посланиеИ прощается почти со всем. С Макс, которая, невзирая на запреты родителей, всё же записала свой голос и тайком ото всех принесла кассету сюда. Хотя, вполне возможно, именно за это её не отпускали от себя родные ― а вдруг сбежит, снова тратя их время и вынуждая изображать сочувствие к Хлое и Джойс? Дальше идёт черёд прощания со всем хорошим, что она надеялась удержать после отъезда Макс. И с образом всегда хороших Колфилдов и приятелей отца которым на деле нужно побывать на его похоронах лишь из вежливости. Со смертью Уильяма уходит не только родной ей человек. Вместе с ним обнажается всё лицемерное, карикатурно-вежливое, что некогда скрывало истинные лица тех, кто якобы хорошо относился к её папеИ лишь несколько лет спустя она признается себе, что вместе с папой ушли из жизни не только её беззаботное детство, но и её беззаветная детская вера в людейКажется, именно после этих мыслей ей снова снится отец― Милая, я же вижу, что тебе страшно, ― Уильям, словно извиняясь, отворачивается от неё целой частью черепной коробки, пока ворон снова норовит выклевать из его кое-где целого мозга парочку обломков, врезавшихся в местами уцелевшие извилины, ― Но близится время, когда тебе нужно быть осторожнейКости в клюве у ворона хрустят со звуком разгрызаемых чипсовХлоя смотрит в костёр: быть может, в этот раз там не будет угадываться папина обожжённая стопа или насаженный на прутик палец? Быть может, в этот раз ей не будет больно после таких снов? В прошлые разы она как раз просыпалась возле Рейчел, и рядом с ней Хлое не было так страшно, особенно когда она её обнимала или тянулась поцеловать― Надеюсь, ты не из-за РейчелУильям улыбается и мягко качает головой:― Нет, милая, дело в другомВорон на его плече недовольно каркает, чуть топорща крылья от возмущения: слишком резко оторвали от трапезы, возмутительно, недогоревший человек!― Мама?Хлоя откуда-то знает, что папа никогда не скажет, почему эту птицу нельзя отогнать простым ?Кыш!?. Хотя в предыдущих снах ворон выклевал ему половину черепа― Нет. Хлоя, пожалуйста, присядь рядом. Можешь с другой стороны, левая половина тебя и так пугает. Я должен тебе кое-что отдать. Уж извини, но этого приятеля, ― Уильям подмигивает принявшейся за его ухо птице, ― временами нужно кормить. В этот раз придётся расщедриться, но... Ты не бойся. Я кое-что припасХлоя садится со стороны целой половины Уильяма. Тот забирает у неё бессменную палочку с маршмеллоу:― Сейчас будет фокус! Кстати, ты здорово подросла. Сейчас это заметноХлоя смотрит на руки отца: те снова целые, без малейшей царапины. И эти руки швыряют внезапно обгоревшие палочки прямо в костёрОгонь постепенно светлеет, становясь белым, точно светлая краска на тёмном фоне― Вот так. Я сейчас достану оттуда кое-чтоХлоя вхдыхает с облегчением когда из пламени выныривают по-прежнему целые, не пострадвшие руки отцаВ них он сжимает термос и походную кружку― Суп с амарантовыми лепёшками. Индейцы говорили про бессмертие. Или как у греков ― про вечную любовь. Ты всё ещё страдаешь после того как я вас покинул, Хлоя. Твоя боль — следы твоей тоски по тем, кого ты любила. Говорят, что именно этот цветок был знаком бесссмертия. Не знаю, что насчёт него, но выпей. Я постараюсь тебя уберечь, но прошу лищь об одном: не отталкивай от себя тех, кто продлит твою жизнь насколько это возможноХлоя отхлёбывает и думает: суп как суп. Пресноватый, амарант этот в нём ― точно слишком пресные сухарики. Но посидеть вот так рядом с отцом ― чем не в кои-то веки уютное завершение сна?― Пап, а ты?.― Нет, милая, я стараюсь ради тебя. Это ведь ещё не всёВ термосе оказывается фигурное печенье: спиральки, киты, пиратские шапочки, бочонок, бабочка, лань, несколько пистолетов. Спиральку ей бережно вручает отец:― Видишь что-нибудь ещё?Хлоя читает едва различимую надпись на металле:― ?От Макс?. Ты про..Руки холодит — печенье, рассыпаясь, оказывается металлическим кулоном на цепочке― Да, Хлоя. Там даже написано ?Мой Амарант?. Что бы там ни было, теперь я сделал всё что мог. Забирай, тебя проводят обратноВ плечо мокро тыкается большй кожистый нос. Когда Хлоя оборачивается, вдалеке видно не то оленёнка, не то оленихуА у её ног догорает костёрХлоя пытается догнать свою цокочущую копытами провожатую, а в итоге просыпается от хлопка: у ?жопчима? уже который год есть привычка хлопать дверью в душ, будя всех домашних. Даже если мама хочет выспаться. Хлоя не знает, зачем сжимает свою подвеску на груди, но уверена: сейчас этот мудак наверняка прервал её сны о том, где ещё можно искать Рейчел. А теперь она не знает, что и вспомнить!.В следующий раз Уильям переспрашивает её:― Вы поцеловались?Хлоя мнётся с ответом:― Ну... Я не просила Макс всерьёз, просто на слабо, а потом..Уильям улыбается так широко, что лопается кожа на щеке:― Значит, всё вот так. Если ты не вспомнишь ни бабочек, ни меня, это не страшно. А вот спираль... Ты же теперь понимаешь, причём тут Макс?Хлоя всплёскивает руками:― Да, но всё слишком быстро, я не знаю, где искать Рейчел, что ещё за дерьмо может устроить этот Прескотт, и в каком времени мы общаемся с тобой, пап!.Уильям крутит термос в руках:— Видишь? В этих лепёшках тоже амарант. Он же ― символ несгорающей любви. Не только любви родных, но и тех, кто будет любить нас в будущем. Быть может, дело не только в присутствии Макс?.Хлоя пожимает плечами:― Я вижу, что она не устаёт меня спасатьУильям протягивает ей разукрашенное малиновыми растениями запечёное сердечко:— Тут пока нет имён. Но возможно, они появятся раньше, чем ты думаешьСпросонья Хлоя снова ничего не помнит. А потом рыдает из-за Рейчел, едва не сдыхает ещё десяток раз, едва успевает понять, почему целый город сдохнет к чертям, а ещё ― выживает. Ценой тысяч остальных жизней. И совсем не удивляется, когда отдаёт во сне отцу два тряпочных брелка. Один — девушки с синими волосами и синей бабочкой на плече, второй ― веснушчатой девчонки с синей спиралькой из руки и старомодным фотоаппаратом на слишком тонкой шее— Пап, это было слишком?.. Целый город, Макс, что старается меня успокоить, мама..― Я не знаю, милая. Мне теперь известно только то, что в твоей голове. А мама... Надеюсь им лучше вдвоём. Твоя боль ещё не оттаяла, но скоро всё пройдёт. Если будет плохо — приходи. Моя могила как раз зацветёт амаратовым цветом, чтобы ты не потерялась. Я всегда буду там, где вечность дала тебе этот цветок. Быть может, амарант будет цвести там круглый год, как и я в твоих снахНа годовщину своего последнего возрождения Хлоя дарит Макс парные браслеты. Цветы от ?без пяти минут мисс Прайс? ей не очень нравятся, даже на том, где расцветают прямо из черепа, но она честно надевает его раз в годуЭто больнее, интимнее обручальных колец. И на обручальных кольцах точно не значится ?вечность?Ведь Макс в итоге оказалась той, кто готова вечно кем-то и чем-то жертвовать, чтобы любить её всю жизнь.И лишь после этого она верит, что они и правда будут долгими.